bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 7

– Что это такое было?

– Ты про занятие с миссис Ли? Она верит в… очищение от эмоций. Тебе еще повезло. Говорят, до нее была другая преподавательница, которая ратовала за практический подход.

– То есть?

– Весь урок бросалась книжками и кричала на учениц. А когда они набирались внутреннего спокойствия и переставали на это реагировать, объявляла их готовыми к изучению заклинаний.

– Пожалуй, я предпочла бы такой подход, – со смехом ответила я, и Лена понимающе улыбнулась.

– Что ж, тогда ты будешь разочарована в местных предметах.

– Они здесь все такие?

– Примерно. Без контроля над магией легко разрушить себе жизнь, – монотонно проговорила она, словно повторяя чужие слова, в которые сама не верила.

После обеда Лена отвела меня в следующий кабинет, обшитый панелями из красного дерева, и снова ушла. Я села рядом с миниатюрной девушкой с темной кожей и черными кудряшками, собранными в пучок ниже затылка.

– Мейбл, – представилась она, протягивая мне свою маленькую ручку.

– Фрэнсис.

Ее яркая, солнечная улыбка была как бальзам на душу после невыносимо долгого занятия в мрачном кабинете миссис Ли.

Преподавательница – рыжеволосая и очень бледная – представилась в начале урока, но ее имя тут же вылетело у меня из головы. Я вспомнила, что видела ее накануне в вестибюле. Голос у нее был сладкий, но невыразительный.

Лена предупредила, что это будет лекция по истории. В обычной школе я никогда не интересовалась этим предметом, а сейчас буквально места себе не находила от волнения. Однозначно магия должна была повлиять на все важные исторические события, если она существовала всегда. Может, и в войне за независимость участвовали героические ведьмы? Елена Троянская уничтожила корабли силой мысли? Теорий у меня было множество, но сладкое предвкушение быстро сменилось разочарованием и растерянностью, когда преподавательница заговорила о волшебных аптеках семнадцатого века. Может, мне просто не повезло попасть на одну из самых скучных лекций? Я ведь ужасно невезучая.

Некоторые ученицы прилежно писали конспект. Плеск чернил, шуршание бумаги и скрип перьевых ручек наполняли комнату, словно рой насекомых. А некоторые, как и я, смотрели прямо перед собой на покрытую мелом доску.

Минут сорок пять я терпеливо сидела и слушала про значение ведьмовства для экономического развития женщин в доиндустриальной Америке, но потом мое терпение лопнуло.

Я подняла руку. Обычно в школе я ни о чем не спрашивала, но тогда мы и не проходили тем, которые особенно сильно меня волновали бы.

Все тут же повернулись ко мне.

Учительница вскинула брови.

– Слушаю?

Я задала ей тот же вопрос, что и Максин до этого:

– Кто еще обладает магией? Ведь не только мы одни?

– Магия – большая редкость, – объяснила она с терпением учительницы начальных классов.

– Но это же не значит…

– Мне жаль, мисс Хеллоуэл, но сегодня у нас другая тема урока. Предлагаю вам воспользоваться богатствами школьной библиотеки. Мне очень приятно видеть такую любознательную ученицу.

Все вопросы тут же завяли у меня на языке. Я вспомнила, как это неприятно, когда учитель выставляет тебя в глупом свете. Вообще она, конечно, была права. Грубо прерывать урок. Просто мне едва ли не впервые в жизни стала искренне интересна учеба.

После лекции по истории у меня еще оставалось время до ужина, и я поспешила в библиотеку, чтобы разузнать как можно больше о магии.

Еще вчера у меня было такое ощущение, будто внутри все онемело, но теперь по груди расплывалось тепло, которое я не могла сдержать – и не хотела. Приятно чувствовать себя такой бодрой и полной надежды.

Вскоре наступил вечер, и академия стала еще больше походить на кафедральный собор под светом канделябров. Я бродила между рядами шкафов, но мне попадались лишь готические романы и энциклопедии. Почему-то в волшебной библиотеке не хранилось ни одной книги о магии.

Кроме меня там было еще несколько девушек, но они ничего не читали. Только сидели, положив ноги на стол, болтали и играли в карты. Позже я пошла вслед за ними в столовую, скорее озадаченная, чем разочарованная ассортиментом библиотеки.

Ничего. Со временем я стану хорошей ученицей. В моих венах течет магия, а сейчас это главное.

На ужине Лена хихикнула над одной из моих шуток, а Максин поделилась со мной куском вишневого пирога. Я улыбалась, и впервые за последние четыре месяца мне не приходилось притворяться.

Глава 7

На следующее утро я сразу вскочила с кровати и помчалась на завтрак. А там, угощаясь булочками с корицей и горячим чаем, нетерпеливо трясла ногой под столом, предвкушая сегодняшние уроки. Лена подождала меня у выхода из столовой, и мы вместе пошли на практическое применение.

Миссис Робертс, как и накануне, выдала всем иголки с нитками и пуговицами. Мои одноклассницы прилежно открыли учебники на той же странице, что и вчера. Учительница обходила парты и наблюдала за нашим прогрессом. Произношение Лены все еще казалось ей невнятным, а мне не хватало «сосредоточенности».

– Можно взять учебник с собой, чтобы практиковаться в свободное время? – спросила я.

Миссис Робертс цокнула языком.

– Нет, дорогая. К чему перенапрягаться?

– Я хочу совершенствоваться.

– Как… амбициозно, – отозвалась она как будто с осуждением и отвернулась, намекая, что разговор окончен.

На уроке миссис Ли мы опять выслушали историю о пожаре. Это было ужасно. Они выжили. И чувствовали себя ужасно – потому что выжили.

Для них в этой трагедии нашлась лишь одна положительная сторона: к работникам фабрик теперь относились с меньшим безразличием и предоставляли им больше защиты. Теперь целый департамент отвечал за контроль безопасности в швейной промышленности. Мне показалось странным, что их удовлетворило такое бюрократическое решение после того, как все их знакомые с фабрики сгорели заживо. Может, в сердцах Сары и Коры было меньше горечи, чем в моем.

Я чувствовала себя зажатой в тесной комнате, и мне совсем не хотелось обсуждать свои чувства.


Изменился только урок истории – ну, или место его проведения. Мы гуськом вышли за миссис Вэнс за ворота на улицы Куинса. Район Форест-хиллс далеко не такой оживленный, как Манхэттен, но все равно очень приятно вдохнуть свежий воздух и посмотреть на небо.

Мы уселись в круг на зеленой лужайке Форест-парка, разгладив по траве черные юбки. Над нами горело солнце, и я быстро вспотела под накидкой, несмотря на осеннюю прохладу. Повсюду лежали жухлые листья, и я теребила их сухие края, слушая лекцию миссис Вэнс. Мне всегда не нравилась осень. Ненавижу смотреть, как природа умирает.

Мы продолжили ровно с того места, на котором закончили вчера. Как в молодой Америке ведьмы помогали держать гостиницы, но старались при этом быть не слишком успешными, чтобы не вызывать подозрений.

Я перебирала листья, пока вся моя юбка не оказалась усеяна их обрывками. По шее струйкой стекал пот. Миссис Вэнс не выделила время на вопросы, и сегодня я даже не стала рисковать.

За ужином мне было особо нечего сказать. Я отпустила пару шуток, пытаясь поднять себе настроение, но Лена не смеялась, а Максин сидела с другими девчонками.

К утру нового дня во мне значительно поубавилось энтузиазма.

Миссис Робертс выдала деревянные ложки вместо иголок с нитками. Около часа мы перемешивали воздух, вращая кистями рук над столом. На следующем занятии мы учились прогонять пыль с кофейного столика. А потом – выбивать левитирующий ковер.

– Нас хоть чему-нибудь учат, кроме домоводства? – шепнула я Лене в четверг днем.

– Что ты, это было бы непрактично, – ответила она с явным сарказмом.

Мы понимающе переглянулись, но больше ничего не сказали.

В пятницу мы помогали розовым бутонам распуститься, и у меня даже на секунду перехватило дыхание от такой красоты, но вскоре после этого миссис Робертс принялась рассказывать о своей подруге, которая славилась безупречными цветочными декорациями на своих вечерних приемах благодаря этому трюку, и я снова заскучала.

Лекции по истории были ничуть не лучше.

А занятия с миссис Ли – и того хуже.


Прошло две недели. Я ходила на уроки, обменивалась парой слов с Леной и Максин, которые вроде меня терпели, и с каждым днем чувство восторга во мне увядало, как розовый бутон, распустившийся слишком рано.

Глупо было думать, что мне наконец повезло. Или следовало укорять себя в эгоизме и неблагодарности, если магия наскучила мне меньше чем за месяц? Так или иначе, мое поведение точно не соответствовало тому, что миссис Кэрри ожидала бы от «достойной леди». Здесь я получила теплую постель, вкусную еду в изобилии и веру в магию.

Чего же мне до сих пор не хватало?

Ночью я не могла уснуть и лежала на спине под балдахином, сердито глядя в одну точку. Что со мной не так? Я и раньше часто злилась, но сейчас начала подозревать, что от всей души себя ненавижу.

Я выудила записку из-под матраса и провела пальцем по грубой бумаге. Представила, как в комнату проскользнула темная фигура, как замерла над моей кроватью. В своих фантазиях я просыпалась и видела ее лицо, слушала объяснения и постепенно все понимала. А на самом деле лежала в темноте совсем одна, не считая кошки в ногах, перед таинственным квадратиком бумаги, раздираемая сотнями вопросов.

Одним совершенно обыкновенным, серым утром понедельника я внезапно осознала, что просто не могу пойти на управление эмоциями после практического применения. Ноги меня не слушались. Уже казалось, что проще самой пережить пожар на фабрике, чем в сотый раз слушать пересказ Сары с Корой.

Я плотнее закуталась в накидку и всерьез подумала над тем, чтобы сбежать отсюда и больше никогда не возвращаться. Хотя понимала, что все далеко не так просто.

Возникший было свет надежды потускнел, и я снова чувствовала пустоту внутри, как после смерти Уильяма. И вот внезапно, прямо на лестнице в вестибюле, меня озарило: я сердилась на себя за лишние надежды. «Какая же ты глупая, Фрэнсис, – отчитывала я себя. – Позволила „Колдостану“ себя ослепить, забыла о том, что тебе никогда не доставалось ничего хорошего». Сдерживая накатившие на глаза слезы, я поднялась обратно, затворила за собой дверь комнаты и только там позволила себе расплакаться.

Академия отвлекла меня от моего истинного предназначения, единственного долга, в значении которого не было сомнений. Нельзя повторять эту ошибку.

Я достала из-под подушки грубый листок бумаги, пообещав себе, что больше не позволю сверкающему убранству «Колдостана» и расцветающим розам сбивать меня с пути.

Меня грызла совесть. Вдруг полиция бросит поиски убийцы Уильяма, если не напоминать им об этом каждую неделю? Хотя теперь я все равно не смогла бы к ним обратиться, поскольку сама стала подозреваемой в убийстве. Набитая перьями постель выдохнула облако пыли, стоило мне на нее плюхнуться. Я долго лежала в ней, жалея себя, но все же решила спуститься на ужин. Не знаю, заметили мое отсутствие на уроках или нет. Наверное, нет. Меня вообще особо никто не замечал.

В первое время изобилие яств казалось роскошью, теперь же я думала о том, что излишки пропадают зря. Я лениво ковыряла вилкой красный картофель. На блюдо с фруктовой нарезкой села оса. Она немножко повозилась на липких дольках, а потом снова взлетела. Аппетита у меня не было.

Я первая убежала наверх, пока остальные ученицы еще доедали ужин и болтали друг с другом. Большинство девчонок проводили вечера в столовой, атриуме или на веранде. Играли в карты, сплетничали. Меня еще ни разу не приглашали, а мне не очень-то и хотелось.

Нет, я сама себя обманываю. Конечно, хотелось.

Глава 8

Дни текли один за другим, вязко и медленно, будто смола. Я ходила на уроки, сидела тихо, завернувшись в накидку, но думала о своем – о тайне записки. Меня не оставляло чувство, что стоит потянуть за нужный конец, и она распутается, как клубок ниток.

После смерти Уильяма я прочла все книги о работе полиции, какие только нашла в библиотеке. Надеялась отыскать в них подсказки для раскрытия преступления. Мне нужен был конкретный план, список действий, чтобы навести порядок в сознании и залатать болезненную дыру в сердце. Как выяснилось, отыскать убийцу, который не оставил после себя ничего, кроме цепей, практически невозможно. Как и ночного гостя по одной лишь записке. И сейчас меня тоже снедала боль, и в голове тоже царил беспорядок.

В книгах об искусстве детектива советовали анализировать почерк. Я решила начать именно с этого, потому что больше было не с чего, а бездействовать я уже не могла.

Первой я проверила Лену. Это было проще всего, тем более что с ней у меня завязалось что-то хоть относительно похожее на дружбу. Она с готовностью и доброй улыбкой передала мне свою тетрадь с конспектом лекции миссис Робертс. Почерк отражал ее характер, опрятный и тщательный, но по закорючкам на полях было ясно, что Лену не сильно интересовало занятие. Карикатура миссис Робертс с дьявольскими рогами и вилами рассказывала о моей соседке больше, чем любой из наших разговоров. С текстом записки ее почерк не совпал, и я не сильно этому удивилась.

У Максин было сложнее попросить конспект, поскольку ни одно занятие у нас не совпадало, но в итоге я заполучила ее старое эссе, оправдываясь тем, что мне нужно вдохновение для письменной работы по предмету миссис Вэнс. Максин передала его после ужина, все мятое и в пятнах, словно она макала бумагу в кофе и хранила ее под кроватью. Писала она небрежно, с множеством пометок, перечеркнутых строк. «Удачи», – усмехнулась Максин, протягивая мне листок. Прочитать эссе было практически невозможно, зато сразу стало ясно, что записку оставила не она.

По туалетному столику в нашей комнате были разбросаны бумаги Аврелии и Руби, но их почерк тоже не совпадал с почерком ночной гостьи.

Я продолжала расследование всю неделю. Так часто просила у одноклассниц конспекты, что они уже, наверное, считали меня совершенно неграмотной. Мейбл широко улыбнулась, передавая мне свою тетрадь, и предложила помочь с учебой. Сара с Корой неуверенно переглянулись, но все же поделились конспектами. Мария вела записи в красивом кожаном блокноте, а Рейчел – на отдельных листах. Ни один стиль письма не соответствовал ночной записке, но почерк на ней казался мне смутно знакомым, и потому я не прекращала поиски.

А еще потому, что других идей у меня пока не находилось. Конечно, приятно было делать хоть что-то, но все равно создавалось впечатление, словно этого недостаточно.

В классе миссис Ли я рассказывала о себе ровно столько, сколько необходимо, чтобы ко мне не придирались, и не стремилась делиться лишними деталями. На истории и практическом применении иногда становилось довольно интересно. Все-таки я еще радовалась своим волшебным силам и впитывала каждое слово подобно губке, хотя при этом чувствовала скрытую злобу от того, какие жалкие крупицы информации нам выдавали.

Я быстро привыкла к рутине. К тому, что Руби со своими подпевалами сидит на веранде после обеда и ужина и лучше обходить ее стороной. Как и комнату отдыха на третьем этаже – там из стен раздавался странный царапающий звук, который никто не мог объяснить.

Миссис Выкоцки больше не звала меня к себе в кабинет. Большую часть свободного времени я проводила в библиотеке в раздумьях. Все мои расследования ни к чему не приводили, и я начинала гадать, что хуже – отчаяние или безнадежность.

Спалось мне плохо. Я подолгу лежала в постели, водя подушечкой пальца по грубой бумаге, желая убедиться в том, что записка мне не приснилась. А если все же удавалось задремать, меня терзали красочные, но беспокойные сны. Обычно об ателье, но иногда о нашей старой квартире, о парке Томпкинс-сквер или даже о «Колдостане». В этих снах меня одолевало недоброе предчувствие, но я не понимала отчего. Финн, кудрявый парень с пристальным взглядом, участвовал в них почти всегда. Наблюдал за мной, щуря глаза. Просыпалась я в холодном поту, совершенно не выспавшись.


Вторая записка появилась у меня на кровати в один удивительно холодный вторник.

Я ушла с ужина пораньше, чтобы почитать книгу в тишине и покое, но задремала где-то на закате, прямо в форме, поверх покрывала. Книга покоилась у меня на груди, и, когда я очнулась, ощущение было такое, будто пролетело всего несколько минут. Фиолетовое мерцание сумерек заливало комнату, а на моей подушке лежал квадратик бумаги.

Мне сразу стало не до сна. Я развернула листок трясущимися руками, едва не порвав его от волнения, и пробежалась по небрежным строчкам. «Не доверяй сестринской общине. Встретимся сегодня в Форест-парке у дверей клуба. В полночь».

Я всмотрелась в записку, запоминая ее наизусть, а затем сунула к первой под матрас.

Будь я умной и рассудительной, небезразличной к собственной безопасности, еще подумала бы, стоит ли туда идти, но когда дело касалось моего брата, выбора у меня не оставалось. Я точно знала, что пойду. Потому что так теперь выражала свою любовь. В темноте, с яростью и дрожащими руками.

Из окна за путаницей ветвей в парке был виден скат крыши. Я предположила, что это и есть клуб, поскольку других зданий не заметила. Стена, ограждавшая «Колдостан», выглядела грубой, но не слишком высокой. Ее не составило бы труда перелезть. Я справлюсь. Я обязана.

Часы показывали семь с небольшим. Мои соседки, наверное, еще играли в карты или болтали внизу. Интересно, что бы произошло, заметь они эту записку первыми? А если бы таинственная гостья столкнулась с ними на выходе? Очевидно, это была кто-то из учениц. По крайней мере, такой вариант выглядел самым логичным и не слишком пугающим. Хотя почему она просит о встрече за пределами школы, вне стен, которые нас защищают? Я очень надеялась, что скоро получу ответы на все вопросы.

Я переоделась в белую хлопковую сорочку и залезла под теплое одеяло. После вечерней дремы и от волнений из-за грядущей встречи спать уже не хотелось, но мне надо было ускользнуть незаметно, не вызвав подозрений у соседок. Несколько часов я лежала в кровати, глядя в потолок, и считала удары собственного сердца в расползавшейся по академии тьме.

Наконец девчонки вернулись в комнату. Было слышно, как Руби тщательно расчесывает волосы, как Аврелия желает Лене спокойной ночи. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем спальня наполнилась тихим посапыванием и тиканьем старых часов, стоявших у дальней стены.

Золотой циферблат слабо мерцал под бледным светом луны. В одиннадцать сорок три я выскользнула из постели, набросила черную накидку поверх белой сорочки, натянула серые шерстяные носки и завязала шнурки на ботинках.

Тут меня озарила страшная мысль. Вдруг записки подкладывал убийца моего брата? Вдруг он хотел «завершить начатое»? Впрочем, меня это не остановило. Ноги сами неслись к двери, неслышно ступая по мягкому ковру, и я не могла заставить их повернуть назад. Наверное, все-таки лучше умереть, чем жить в неведении.

Дверь тихонько скрипнула, и кто-то из девчонок пошевелился, но затем снова наступила тишина.

В коридоре сидела черная кошка – та самая, которая спряталась под моей кроватью в первую ночь в академии. Она смотрела на меня как на тупицу, и я прошептала:

– Что тебе надо?

Кошка махнула хвостом и потрусила прочь.

Я спустилась по лестнице в вестибюль, игнорируя голос разума в голове, призывавший меня вернуться в постель.

Ночью «Колдостан» походил на погруженное в глубокий сон живое существо с теплым дыханием и своими тайнами.

Я на секунду задержалась у выхода. В ушах отдавался голос брата: «Глупо ты поступаешь, сестренка». Двойные двери открылись с тяжелым стоном, и ночь приняла меня с распростертыми объятиями, как принимала всех, кому не хватало сообразительности оставаться дома после заката.

Поздний сентябрьский воздух кусал кожу, предвещая скорое наступление зимы. По всему телу пробежали мурашки. Роса на лужайке впиталась в кожаные ботинки, и я задрожала, несмотря на толстые шерстяные носки.

Вскоре передо мной возникла стена, окружавшая академию. Она походила на ряд острых зубов в пасти чудовища.

Я подняла взгляд, прекрасно понимая, какое опасное предприятие затеяла. Ночью ограда казалась еще выше, а я даже через обычные заборы давно не лазила. Пожалуй, с тех пор, когда мы играли в прятки с Оливером и Уильямом. Мне было одиннадцать, и все давалось как будто легче.

К счастью, я быстро нашла, на что опереться. Просунула носок ботинка в небольшую щель и подтянулась, зацепившись пальцами о неровный край потертого камня. Я подняла руку и обнаружила, что до верха стены еще дюймов двенадцать. Поэтому подтянулась повыше, но ступня у меня соскользнула, и на одну страшную секунду я даже подумала, что сейчас сорвусь. Пальцы заныли от боли, но удержаться мне удалось. Вовремя нашлась другая щель между камнями, от которой можно было оттолкнуться, и я наконец залезла на самый верх стены. А там замерла, гадая, нет ли на ограде особых заклинаний, которые удерживают нас внутри.

Мой брат помчался бы куда угодно, лишь бы меня спасти. Мысли о нем придали мне храбрости, и я спрыгнула. Прыгать оказалось довольно высоко, и только в полете у меня мелькнула мысль, не рискую ли я что-нибудь себе повредить. В самом деле, я приземлилась с глухим стуком, и по голеням с коленями прошла волна боли. Осторожно, не делая резких движений, я покрутила ноющие лодыжки. Что ж, хотя бы ничего не сломала. Я выпрямилась и поспешила к парку.

Боро Куинс находилось всего в нескольких милях от Манхэттена, но мне здесь все было незнакомо, и тишина создавала угрожающую, а не умиротворяющую атмосферу. Как знать, что поджидает меня в тенях?

Я заходила глубже в парк, и ветки хрустели под ногами. Черное покрывало тьмы давило на меня, размывая границы реальности, пожирая все вокруг, и глаза никак не могли привыкнуть к непроглядному мраку. Тропа вела в чащу, и мне было не разобрать дороги. Я оступилась и рухнула на колени. А когда наклонилась смахнуть грязь, измазала ладони чем-то липким. Кровью. Я вытерла ее о сорочку. Сердце у меня колотилось, как у испуганного зайчишки, вокруг которого расставлены ловушки.

Лиственный навес над головой не пропускал свет луны, а холод расползался по костям. Зубы бешено стучали. Я дрожала всем телом и уже не сомневалась, что совершила ошибку.

Я выругалась себе под нос и развернулась было назад, но тропинка разветвилась, и стало уже не понять, что в какой стороне. Я отошла слишком далеко от безопасных границ школы и теперь ощущала себя совсем крошечной среди высоких деревьев. Сердце сжалось от тоски по теплым материнским объятиям, которой я не испытывала уже давно.

Еще три шага дальше по тропинке. Слева, справа, передо мной – ничего. Лишь густая тьма молчаливого леса. Не видно было даже мерцающего пламени свечей из окон «Колдостана».

В груди нарастала паника. «Так тебе и надо, – шепнул жестокий голос у меня в голове. – Сама же поступила как дура». Я попыталась отыскать в себе магические силы, призвать хоть что-то, хоть как-то, но… Ничего не произошло. Тогда я зажмурилась и стала считать от пятнадцати до одного. Этим советом с нами поделилась миссис Кэрри. Если мы случайно ошибались в заказе или он был чересчур сложным, руководительница предлагала закрыть глаза и дать себе время: пятнадцать секунд на то, чтобы собраться. Обычно этого вполне хватало.

Пятнадцать, четырнадцать… Плотная тишина треснула.

Тринадцать, двенадцать… Тьму разрезал голос… одиннадцать… нет, голоса.

Десять… Кто-то прошипел «тсс»… девять… резкий смех… восемь, семь… еле слышный шепот… шесть, пять, четыре… шелест сухих листьев.

Три, два… Женский голос произносит, кажется, мое имя… один.

Я распахнула глаза.

В парке был кто-то еще.

– Эй? – позвала я.

В ответ зашуршали кусты. Первым из непроницаемой тьмы выглянул фонарь, покачиваясь на ручке. Он мерцал бело-оранжевым в угольном мраке. Я собралась с силами и уверенно, но осторожно шагнула на свет. И прохрипела:

– Кто здесь?

Шепот нарастал, но слов было не разобрать.

Фонарь замер. Либо тот, кто держал его, уже дошел до назначенного места, либо затаился в ожидании.

– Если это шутка, то не смешная, – пожаловалась я, подходя ближе.

Голоса стихли. Мелькнула тень – совсем близко. Силуэт человеческий, но сгорбленный. Движения прерывистые, но однообразные. В воздух взлетел ком земли и ударил меня прямо по рту.

– Что за чертовщина?! – закричала я.

– Кто там? – спросил женский голос за границами оранжевого света.

– А вы кто? – прошипела я в ответ.

– Фрэнсис? – ахнул другой голос.

Его я сразу узнала, и у меня перехватило дыхание.

– Лена?! И с тобой… Максин? Это вы оставляли записки?

На страницу:
6 из 7