Призрак прекрасной дамы

Не тратя времени на сомнения, Матюха набрал номер. После нескольких длинных гудков он услышал в трубке интригующий пришёптывающий голос:

– Халло, ясновидящая Виталина. Чем я могу вам помочь?

Назимов смутился. Он впервые должен был публично признаться в собственной неадекватности. Матюха закашлялся, чтобы скрыть замешательство и выиграть несколько секунд.

– Кхм-кхм. Поможете, если избавите от привидения. Является третью ночь подряд. Достало уже!

Договорились, что Виталина подъедет на Мойку к шести вечера.

***

Весь день Назимов думал о назначенном свидании, и к шести уже дымился от нетерпения – то и дело посматривал на часы, прислушивался к шагам на лестнице. Ведьма появилась с опозданием минут на двадцать – походу, в потустороннем мире, с обитателями которым она общалась, пунктуальность не имела никакого значения.

Выглядела Виталина даже лучше, чем на фотке: длинный цветастый балахон и кожаная куртка-косуха, почти что байкерская, с тонной металлических бляшек и заклепок. На ногах – сапоги с цокающими подковками. Родственная душа! Назимов помог ведьме снять куртку, но предложить тапочки не решился: кто же выходит на бой с привидениями в домашних шлёпанцах? Абсурд.

Виталина сразу же закатила глаза и рукой, отяжелённой кольцами и браслетами, схватилась за горло:

– Ох, какая тяжёлая атмосфера. Мне нехорошо. Душит что-то вот здесь, – она положила ладонь на тяжело вздымавшуюся грудь. – Я чувствую присутствие сущностей.

Матюха с любопытством прищурился: неужели и вправду чует? И сможет увидеть? Если только сиятельная старушенция соблаговолит показаться ведьме на глаза. И тут же одёрнул себя: «Соблаговолит… Я уже начал выражаться как эта… графская развалина!»

Виталина выбросила вперёд правую руку с растопыренными пальцами и принялась водить ею, будто миноискателем, вдоль стен.

– Да, я вижу. Он ходит здесь.

– Кто «он»? – напрягся Матвей.

– Призрак… Наверняка здесь что-то происходит? – ведьма из-под чёлки выжидательно посмотрела на Назимова лазерным взглядом. И подсказала, – ну, падают вещи?.. слышатся шаги, стуки?.. лампочки мигают?..

– Да, кофемашина в столовой сломалась, – согласился Матюха.

– Вот, – обрадовалась Виталина (как будто в доме без призрака техника отказать не могла!).

Цокая подкованными копытцами, она рванула вглубь квартиры. Матвей едва поспевал следом. Походу, чуйка у ведьмы стопроцентов работала – из всех шести комнат она выбрала именно зал. Распахнула высокие двустворчатые двери, вошла и застыла посередине, изучая обстановку.

Из-под пианино беззвучно выплыл Омон Ра. Он гордо прошествовал к стулу у стены, одним пружинистым прыжком вознёсся на него и уселся, тварь, фараоном на троне. Виталина восхищенно ахнула, подошла ближе и, к Матюхиному изумлению, рухнула перед кошаком на колени – как какая-нибудь египетская рабыня.

– Киса, какой же ты красавец! – ведьма протянула к Омке руку, но «киса» отпрянул и угрожающе зашипел. – Тс-с-с! Я – твой друг. Ты что-то знаешь? Ну, расскажи мне. Говори.

Она принялась гипнотизировать лысого уродца взглядом, и тот в ответ уставился на неё – словно эти двое затеяли игру в гляделки: кто кого переглядит. Первой сдалась Виталина – она прервала затянувшееся молчание:

– Котик тоже видит сущности. Ему страшно. Правда, киса? Он признаётся, что в доме обитает призрак. Это – женщина.

Оп-пачки! Пока всё сходилось. Матюха замер в предвкушении продолжения. Через несколько длинных секунд ведьма озвучила новую подробность, полученную от кошака:

– Она – хозяйка этого дома.

Стопроцентов! Неужели Омка реально выбалтывал ведьме тайны визитов графини Тормазовой? И Виталина его понимала… Крутая тётка, реально ясновидящая!

Следующая порция сведений неприятно удивила:

– Но призрак в этом доме не один.

– Как не один?! – нервно дёрнулся Матвей. Аццкий абзац! Походу, эта «нехорошая квартира» была потусторонним притоном. Или старуха и юная фея – это разные сущности, которые только притворялись одной? Чтобы свести его с ума.

– Да, здесь обитают два призрака, – ведьма будто бы услышала Матюхины мысли и подтвердила догадку. – Две неприкаянные души.

У Назимова по телу мурашки поползли. Он зябко обхватил себя руками за плечи.

– А кто вторая? – осторожно поинтересовался Матюха, предвкушая заранее известный ответ.

– Второй, – поправила ведьма. – Это хозяин. Муж хозяйки.

Оп-пачки! Ещё и муж нарисовался! А разве Аглая была замужем? Она что-то говорила про несостоявшегося жениха. Но, может, потом вышла замуж за другого? Надо у неё самой спросить.

И тут же Матвей одёрнул себя: не у кого будет спрашивать, когда ведьма почистит квартиру. На секунду стало жаль графиню, которую он собирался выпереть из собственного дома. Но тут же нашлась зачётная отмазка: всё справедливо – мёртвым не место в мире живых.

– Сейчас я вызову призраков и расспрошу, что их тревожит и не даёт душам обрести покой, – Виталина оставила переглядевшего её Омку и поднялась с колен. – Только вы не вмешивайтесь, это очень опасно, – ведьма даже пальцем Матюхе погрозила.

Она процокала подковками в прихожую, принесла оттуда объёмистую сумку-торбу и вывалила содержимое на пол. На наборный паркет со стуком высыпались свечи, спички, цветные камушки, пирамидки благовоний, нож с козлиным копытцем вместо ручки, расписной бубен, крест из двух связанных лозой веток и прочий ритуальный инвентарь. Из всей этой магической кучи ведьма выдернула бубен, ударила в него раз, другой (Бум-м-м! Бум-м-м!) и прислушалась, как прокатилось по залу гулкое эхо. Понизив голос почти до баса, Виталина загудела:

– Придите, души, расскажите, что с вами случилось.

Матвея передёрнуло: что за танцы с бубнами? Аццкое мракобесие! Но, с другой стороны, в каждом бизнесе – свои технологии. Если они работают, какая, на хрен, разница, как это выглядит со стороны.

– Если придут, – вклинился в транс ясновидящей Матюха, – спросите, почему они привязались именно ко мне? Окэ?

Ведьма зыркнула осуждающим взглядом «я же просила», но всё-таки кивнула лошадиной чёлкой. Она опустилась на пол возле фортепьяно, скрестила ноги в лодыжках, закрыла глаза и медитативно закачалась из стороны в сторону. Изредка Виталина вздрагивала, словно очнувшись ото сна, ударяла в бубен и снова погружалась и транс. При этом бормотала с долгими драматическими паузами:

– Женщина… Я вижу её (Бум-м-м!). Вот она стоит рядом, – рука обозначила место с правой стороны.

Матюха уже приготовился лицезреть знакомый образ старухи Тормазовой или юной Аглаи, но там, куда указала ведьма, никого не было. Он удивился и спросил:

– А какая женщина?

– Молодая, – с раздражением выдохнула ведьма и разочарованно добавила. – Но она отказывается общаться (Бум-м-м!). Поворачивается ко мне спиной… Ну, развернись же! Ответь. Расскажи, что тобой случилось… (Бум-м-м!). Нет, уходит. Не хочет.

Походу, графиня пребывала в дурном настроении – обиделась. Или у её сиятельства был неприёмный день?

Виталина снова ударила в бубен (Бум-м-м!) и закачалась. Матюха нетерпеливо переминался с ноги на ногу в ожидании новых откровений. Прошла длинная минута, за ней другая. Наконец ведьма забормотала:

– Мужчина (Бум-м-м!). Он пришел. Он страдает от чувства вины. Говорит: это я убил её.

– Кого? – не выдержал Матвей. – Аглаю?!

– Жену, – раздражённо каркнула в ответ Виталина. И с просительным придыханием обратилась к призраку. – Ну, расскажи мне, что произошло (Бум-м-м!). Как ты её убил?

Матюхе тоже не терпелось узнать подробности кровавой драмы. Он даже наклонился, чтобы лучше слышать то, что бубнила ведьма.

– Он говорит, что не хотел убивать её. Стрелял в любовника.

Внезапно Назимов почувствовал, как по ногам потянуло сквозняком и в воздухе запахло затхлой сыростью склепа. А над полом непонятно, как и откуда, сгустилась и повисла тонкая белёсая пелена. Она растянулась по залу длинными неровными языками: опутала ножки стульев, затянула зеркала.

Матвей задрожал от сырого холода и безотчётного страха. На его глазах происходило что-то иррациональное, необъяснимое. Он с надеждой взглянул на ведьму. Сидевшая на полу Виталина уже по грудь потонула в тумане, но ничего не замечала: закрыв глаза, она продолжала мерно раскачиваться и бормотать:

– А она… Она бросилась прямо под выстрел (Бум-м-м!). Заслонила любовника своим телом.

Между тем в центре зала туман начал стягиваться, уплотняться и обретать форму. Из белёсой мути образовалось облако и длинным жгутом вытянулось вдоль пола – как раз перед сидевшей экстрасенсшей. Но та была слишком погружена в собственные видения.

– Кровь, много крови… – озвучивала Виталина приходившие к ней образы. – Она умерла на его руках (Бум-м-м!). Он страдает. Говорит, что не может простить себя.

Туманный жгут лёг на паркет. В его аморфных клубах стали проступать человеческие черты. Обрисовался контур стройного женского тела: запрокинутая голова, подломленные руки, неловко вывернутые ноги. Фигура всё ещё сохраняла сырую рыхлость и нечёткость линий, но по лёгкому покалыванию в кончиках пальцев Матюха уже догадался, что перед ним была убиенная Аглая. От ужаса волосы зашевелились на затылке, а сердце зачастило, как мотор на высоких оборотах.

В туманной сердцевине недородившегося существа проступила яркая красная точка. Она быстро увеличивалась, ширилась, расползалась. Цвет распространялся из глубины призрачного тела наружу и наконец выплеснулся на поверхность. Это была кровь, густая, жирная кровь. Она залила всю грудь, пропитала белую ткань платья, и лужей стала растекаться по полу. Прямо по восстановленному отличником-Денисовым наборному паркету!

Матюха растопыренными глазами следил за жуткими метаморфозами. Через несколько секунд преображение закончилось: на полу лежал окровавленный труп Аглаи Тормазовой. Теперь Назимов узнавал черты мёртвой красавицы – веки в бахроме ресниц, восковые губы, запавшие щёки. И повсюду была кровь: на белом платье, на бледной коже, красная жижа склеивала светлые пряди. Вокруг опрокинутой навзничь ладони скопилась целая лужа. Матвей подавил рвотный позыв. Его отъезжавшее сознание с трудом фиксировало трагическое бормотание Виталины:

– Говорит, он так любил её (Бум-м-м!)… Не знал, зачем ему дальше жить.

Внезапно труп Аглаи вздрогнул и пошевелился. Аццкий абзац! От ужаса у Назимова все волосы на теле вздыбились торчком. Он бросил затравленный взгляд на ведьму. Ноль реакции! Эта мутная специалистка пропустила все паранормальные спецэффекты – сидела, зажмуренная, и бубнила, как отстойная лекторша в учебном подкасте:

– Он убил себя (Бум-м-м!). Выстрелил прямо в сердце…

Кто он? Откуда взялся «он»? Матюха уже ничего не понимал. Сам он весь превратился в зрение: труп Аглаи снова шевельнулся. Тонкие пальчики опрокинутой ладони резко сжались в кулак. Назимов сцепил зубы, чтобы удержать рвавшийся из груди наружу крик. А Аглая, мёртвая, окровавленная Аглая, вдруг сладко потянулась, развернула голову так, чтобы видеть Матвея, и игриво подмигнула правым глазом. А потом ещё нахально послала с ладошки ветренный поцелуй.

– Виталина! – взвыл Назимов.

Ведьма вздрогнула и распахнула глаза. Рука, занесённая для очередного удара в бубен, застыла в воздухе.

– Зачем вы кричите? – сердито выговорила она. – Вы испугали мне призрака. Теперь он ушёл.

– Вы что, ничего не видите? И не слышите? – потрясённо выдохнул Матюха. Прямо перед носом ведьмы лежала окровавленная графиня и закатывалась издевательским смехом. Её просто корчило от хохота!

– Что вы имеете в виду? – обиженно поджала губы Виталина. – Я рассказала всё, что видела. Вы сами спугнули привидение. Теперь больше ничего увидеть невозможно. Я даже не успела задать ему ваш вопрос.

– Да вот же, вот! – Матвей вытянутым пальцем ткнул в Аглаю. – Видите?

– Что я должна видеть?

Недовольная ведьма с неловким усилием поднялась на ноги и направилась к куче ритуального барахла. По пути она наступила в лужу крови, и за ней потянулась красная дорожка следов: узкий мысок и отдельно отпечатанный каблук с подковкой.

– Здесь призрак, – кинул ей в спину Матвей. – Или, как вы выражаетесь, сущность. Она тут, на полу! Вы прошли сквозь неё.

При слове «сущность» Аглая брезгливо поморщилась – ей стопроцентов не понравилось название. Она села в самом центре кровавой лужи, подобрав под себя ноги, и скептически уставилась на ведьму, типа: ну, что скажешь, шарлатанка?

Виталина никак не отреагировала на Матюхины слова. Но пока она сгребала с пола и запихивала в торбу реквизит, руки её дрожали. Наконец ведьма распрямилась. Лицо под козырьком чёлки оставалось бесстрастным, как у манекена.

– Что за призрак? – выдавила она нарочито-безразличным тоном.

– Женщина, молодая, вся в крови.

– Ну вот, я же так и говорила! – оживилась Виталина. – Это хозяйка дома, которую убил муж. Со мной она не захотела общаться, а вам явилась. Призраки капризны, они показываются только тем, кому сами пожелают. – И уже совсем по-деловому добавила. – Очистку жилья производить будем?

Матвей оглянулся на графиню, как бы спрашивая её совета. К ней как раз пристроился кошак: уселся внутри призрачного тела и начал умываться лапой через ухо. Аглая же в ответ на немой Матюхин вопрос недовольно сморщила аккуратный носик и отрицательно покачала головой: нет! Он повернулся к Виталине:

– Я передумал. Квартира не моя. Вдруг хозяева гордятся своими привидениями? А я им такую подлянку устрою – всех повыведу. Пусть сами решают.

Виталина недовольно скривила губы:

– Решать надо до заказа, а не после. Получается, вы меня дёрнули только ради развлечения? Мы же договаривались на полный пакет услуг. Я ради вас отложила визит к другому клиенту.

Назимова наезд не смутил: вместо услуг он видел только танцы с бубнами. Виталина всё проспала: и эффектное сгущение призрака из тумана, и ужастик с оживающим трупом! Но экстрасенсша сама сказала, что призраки капризны. А графиня стопроцентов сразу же невзлюбила её, особенно после оскорбления словом «сущность» – вот и решила паранормально отомстить. Походу, тётки даже в потустороннем мире не прощали обидки.

При любом раскладе портить отношения с ведьмой было опасно. Мало ли что: мистика – дело тонкое! Назимов сверкнул на Виталину самой обаятельной из улыбок:

– Я компенсирую. Конечно, не полную сумму, но… Половина вас устроит?

Глава 6

Матвей захлопнул дверь за разочарованной ведьмой и вернулся в музыкальный салон. В зале царил идеальный порядок, и ничто не напоминало о паранормальных показательных выступлениях – ни кровавых луж на паркете, ни следов Виталины. Графиня Тормазова, снова постаревшая, в чепце и чистом, белом пеньюаре, заняла любимое место у фортепьяно. На том же стуле, внутри её призрачного тела, примостился подхалим Омка. Старуха почёсывала лысого уродца за ухом, а со стороны это выглядело так, будто она гладила свой живот. Походу, кошак не только видел, но даже чувствовал прикосновения её призрачного сиятельства.

– Это правда? – с порога бухнул Назимов.

– Что именно, cher monsieur?

– То, что рассказала Виталина. Что муж стрелял в вашего любовника. И вы погибли, заслонив его собой?

– C'est ridicule!26 – скривилась старуха. – Я не желаю слышать этой непристойной галиматьи.

– А как вы умерли?

– Милостивый государь, – графиня оскорблённо вскинула подбородок, – благородные люди не задают дамам такие неприличные вопросы!

– А что тут неприличного? Вы были замужем? Это прилично спросить?

– Положим, нет, не была.

– Значит, всё, что тут наплела Виталина – это чистое враньё?

– Как же вы легковерны, Матвей-не надо по отчеству! Образованный человек, а верить изволите Бог знает кому!

– А кому я, по-вашему, должен верить? Вам? – страх и напряжение последнего часа вырвались наружу протуберанцем ярости. – Я всю свою сознательную жизнь считал, что привидений не существует. Но тут нарисовались вы. И теперь я уже не знаю, чему верить, а чему нет!

Старуха с сочувствием посмотрела на Матвея много повидавшими глазами:

– Pauvre garçon27! Вам сколько лет? Тридцать?

– Тридцать три.

– О, возраст Спасителя. Самая пора становиться взрослым, сударь. В моё время тридцатилетние мужчины командовали полками. Корсиканец, хоть и был чудовищем, в тридцать стал Первым Консулом республики. А вы, monsieur, не можете справиться с одним собой.

Назимов вспылил. Аццкий абзац! Что они все заладили: мальчишка, пора взрослеть. Он давно уже считал себя полноценным мужиком: сам себя содержал, сам обслуживал, сам собой командовал и подчинялся тоже только себе. Какой ещё взрослости им не хватало?

– Я отлично справляюсь! – выкрикнул Матюха, и мячиком отскочившее от стен эхо дважды подтвердило его слова. – А если вы считаете меня недозрелым, то какого хрена прицепились ко мне?

– Не понимаю, сударь, причём здесь хрен, но я уже имела случай объяснить: мне нужна ваша помощь.

– Вы снова про ваш проклятый фамильный перстень? Хотите, чтобы я украл его для вас?

– Я хочу, чтобы вы вернули перстень законным владельцам – потомкам рода Тормазовых, – назидательным тоном повторила графиня уже предъявленное ранее требование. И словно точку поставила – ткнула пальцем в крышку пианино, и от этого с клавиатуры сорвалась звенящая решительностью нота.

– А если я не соглашусь, вы так и будете меня доставать?

– Доставать? Откуда?

– Доставать – значит приставать. Вы так и будете мне являться?

– Pardonnez-moi28, но у меня нет выбора. На кону стоит судьба рода.

Матвей устал препираться. Походу, её приставучее сиятельство так и будет прессовать его, пока не добьётся результата. Аццкий абзац! До приезда Татки и Денисова оставалось ещё пять дней. За это время графиня успеет затрахать вусмерть. Лучше было заключить тактическое перемирие: выслушать её детективную историю, и сделать вид, что на всё согласен. А через пять дней просто слинять в Москву. И прощайте, ваше сверкательство!

– Окэ, рассказывайте, – Назимов плюхнулся на соседний стул и приготовился к длинному рассказу. – Что там случилось с вашей ювелиркой?

– Ну так-то лучше, милостивый государь! – графиня растянула в улыбке собранные на резинку губы. – Надеюсь, вы осведомлены про Французскую революцию? Liberté, Égalité, Fraternité29 .

Матюха смутился: что за экзамен по истории? Ну, слышал он ещё в школе про взятие Бастилии и про Парижскую коммуну. Хотя больше был знаком с продукцией одноимённой фабрики – как-то раз ему заказывали исследование российского обувного рынка. И ещё он помнил дату главного национального праздника Франции – четырнадцатое июля. В студенческие годы это был зачётный повод выпить.

– Какая связь: украденный перстень и Французская революция?

– Именно во Франции началась история перстня, – старуха выдержала драматическую паузу. – Это было в самый разгар якобинского террора – в девяностые годы прошлого века.

Назимов смутно помнил «лихие девяностые» прошлого века – на них пришлось его детство. Тогда, говорят, «новых русских» отстреливали, как тарелочки на стенде. Но массового террора стопроцентов не было. И точно не было никаких якобинцев.

– Девяностые какого века? – переспросил он.

– Восемнадцатого. Тысяча семьсот девяносто третий год – самый кровавый во всей революционной смуте.

– Тогда это поза-поза-прошлый век, – подсчитал Матвей.

– Ах, как бежит время! – сентиментально вздохнула старая графиня. И, помолчав несколько секунд, продолжила. – Так вот, девяносто третий – это год казни его величество короля Людовика шестнадцатого де Бурбона и его несчастной супруги Марии-Антуанетты. После этого полились целые реки крови. По ужасному закону «О подозрительных» эти les monstres30 – якобинцы могли арестовать кого угодно. «Подозрительных» хватали целыми семьями – только за то, что их имущество приглянулось каким-нибудь корыстолюбивым голодранцам. А потом так называемый революционный трибунал тысячами оправлял этих ни в чем неповинных людей на гильотину. Вы знаете, сударь, что такое гильотина?

– Примерно представляю.

– С помоста гильотины сыпались головы аристократов, а толпа насаживала их на пики и носила по улицам. Представляете, даже дети, enfant innocent31, играли, поднимая на палки отрезанные кошачьи головы.

– Какой кошмар, – искренне ужаснулся Назимов.

– Вот именно, сударь. Le cauchemar.

– И как со всем этим связан ваш перстень? – вернул погрузившуюся в воспоминания старуху к сути дела Матвей.

– О, это страшная и в то же время очень романтическая история. Владельцем перстня был виконт де Жуайёз. Но в девяносто третьем его, жену и четверых детей арестовали как подозрительных. Надежды спастись не было – всех их ожидала гильотина. Старшая дочь – Луиза де Жуайёз, ей тогда было всего семнадцать, – приглянулась коменданту тюрьмы. И он сделал ей непристойное предложение: купить жизнь ценой… virginité32. Ну, вы понимаете?

Матюха понимающе кивнул головой: даже не зная слова, нетрудно было догадаться, чего желал дорвавшийся до власти плебей от юной красавицы-аристократки.

– Так вот: Луиза решилась предпочесть смерть бесчестию. Но родители, спаси, Господи, их души, – старуха благочестиво осенила себя крестным знамением, – умоляли её согласиться, чтобы хотя бы один член семьи остался в живых.

То ли её сиятельство была хорошей рассказчицей, то ли действовала потусторонняя магия, но перед глазами Матвея кинофильмом замелькали живые картины. Он видел большой подвал, набитый людьми, как консервная банка – кильками. И даже ощущал ноздрями тяжёлый дух темницы – запах пота, страха и отчаяния. Серолицые заключенные кучками сидели и лежали на полу. Здесь, в темнице, аристократы походили на груды некогда ценного, но износившегося до негодности тряпья: дырявый бархат, изорванные кружева, грязные, съехавшие набок парики. Родные испуганно жались друг к другу: утешали и утешались, согревали и согревались в последней близости. Родители обнимали детей, мужья – жён. В углу исступлённо плакала женщина, в другом – кто-то монотонно рассказывал о своей подошедшей к финишу жизни.

Назимов, как живую, видел Луизу де Жуайёз – худенькую бледную девушку с огромными глазами, в которых навсегда отпечатался ужас увиденного. Испачканное золотистое платье болталось на исхудавшей фигурке одёжкой с чужого плеча. Луиза зябко куталась в грязный лоскут ткани, что ещё недавно был дорогой турецкой шалью.

– В ночь, когда Луиза пошла к своему мучителю, – продолжала графиня, – papa33 передал ей единственное уцелевшее сокровище – перстень с рубином. Он хотел, чтобы дочь продала драгоценность и на вырученные деньги добралась до Петербурга. Здесь, при дворе государыни-императрицы, служил её кузен.

И снова Назимов, будто в кино, смотрел, как девушка в золотом платье, высоко вздёрнув голову, шла к двери, где ждал её гнилозубый коротышка с трехцветной кокардой на груди. Как на пороге она остановилась и бросила мученический взгляд на обречённых родителей, сестёр и брата.

– Комендант тюрьмы, – продолжала графиня, – хоть и был canaille34, всё-таки имел некоторые представления о чести. Он снабдил Луизу документами, одеждой простолюдинки и дал немного денег. А фамильный перстень она спрятала под чепцом в волосах – у неё были роскошные густые волосы. Через три месяца скитаний, голода, страха, горя, полуживая и полубезумная, mademoiselle де Жуайёз прибыла в Петербург. К тому времени её кузен уже получил известие о казни родственников. Поэтому, когда Луиза появилась у дверей его дома, он был fou de joie35.

– Кем он был? – перебил Матюха в раздражении от очередного трескучего пассажа.

– Кем? – выцветшие брови её сиятельства озадаченно столкнулись на лбу. – Сейчас уже и не припомню… Кажется, служил по дипломатической части.

– Я не об этом, – досадливо поморщился Назимов. – Я про ваше «фу дё…»?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Это было восхитительно!

2

Милостивый государь.

3

Немецкий композитор XVIII века.

4

Пастор, в доме которого прислуживала Марта Скавронская, будущая императрица Екатерина Первая.

5

Как я вас понимаю.

6

Очаровательно.

7

Милостивый государь.

8

Благородный человек.

9