Нисхождение

Помешательство Леры на нашем сыне не давало мне покоя. Все мои неоднократные попытки обратить жизнь в прежнее русло ни к чему не приводили. Она отказывалась со мной это обсуждать и лишь сообщала, что поступает правильно, уделяя сыну так много внимания.

После одной из смен я впервые поймал себя на мысли, что мне совершенно не хочется возвращаться домой. Так повторялось день ото дня, и каждый раз я, под предлогом завала на работе, оставался в участке чуть дольше. Всеми силами я хотел избежать очередной уже опостылевшей ругани, ставший в этой семье ежедневным ритуалом. Сил не было смотреть на Леру, а в особенности Родю, вызывающего у меня ничего, кроме неприязни. Для меня он был причиной всех бед. Именно после его рождения моя Лера изменилась до неузнаваемости. Уж лучше бы никогда она не рожала! Никогда бы не узнавала про этот проклятый диагноз и осталась той самой Лерой – девчушкой, играющей в парке на гитаре и мечтающей о карьере певицы. Той, которую я полюбил больше жизни.

Скоро мы с Лерой и вовсе перестали разговаривать как нормальные люди. Отныне наши беседы состояли из одних лишь криков и упреков друг друга по поводу и без. Предметом нашей очередной ссоры мог стать, например, громкий звук телевизора или сразу не выброшенный мусор. Со временем воздух в квартире пропитался запахом раздражения, от которого я при первой же возможности убегал, заводя авто и разъезжая по городу куда глаза глядят. Плевать на бензин, к чёрту деньги – лишь бы подальше от этого гадюшника.

Одна из таких вылазок и привела меня в небольшой бар на окраине Москвы, куда я, впоследствии, зачастил наведываться для опрокидывания рюмашки другой водки.

Вскоре поход в бар вошел у меня в привычку и почти каждый вечер я непременно наведывался в его тусклую обитель. Находясь там, среди таких же одиноких мужиков, пьющих стакан за стаканом в потемках приглушенного света лампы, я чувствовал себя хоть на этот вечер свободным от семейных дрязг.

Иногда я выпивал не один, а в компании людей, чьи лица и имена забывал уже на следующий день.

Разумеется, Лера заметила мою новую привычку и первым ее упреком была не причина, а следствие: она была возмущена, что я просаживаю деньги на выпивку, а не на очередной хлам для ребёнка. Казалось, ей совершенно было плевать, почему именно я начал пить и заботило лишь чёртово содержимое моего кошелька.

Потом наступила трехлетняя годовщина нашей свадьбы. Я заставил себя не пойти в бар, надеясь, что, хотя бы сегодня, в столь знаменательный для нас обоих день мне удастся направить наши почти достигшие дна отношения в нужное русло. К тому же я был уверен, что именно в этот день Лера не откажется от приглашения посетить небольшой ресторан, которым владел мой друг, решивший сделать нам хорошую скидку (именно этим я хотел парировать очередную жалобу Леры касаемо финансов).

Явившись домой со скромным букетом цветов, я обнял её исхудавшую фигуру и рассказал о своем подарке.

– Это будет стоить нам вообще ничего, так, чисто символически, – поспешил я заранее ответить на возмущение касаемо цены. – Мишку Самойлова помнишь, одноклассника моего? Он к нам в гости приходил, когда ты еще беременна была, с кудрявыми волосами. Так вот, он тут годом ранее ресторан грузинский открыл, все нахваливают. Нас позвал, пообещал хорошую скидку.

Ее лицо было совсем безучастным. Я уже угадал ее следующий вопрос:

– А Родя?

– Возьмём его с собой. Там в этом ресторане у детишек есть отдельная комната, где за ними…

– Нет, – твёрдо ответила она. – Я не хочу, чтобы мой сын лазил где ни попадя, а уж тем более среди других детей.

– Лера, – тяжело выдохнув, сказал я. – Ты будешь сидеть в пяти метрах от той комнаты и сможешь приходить к нему, когда пожелаешь…

– Я сказала нет, неужели непонятно?! – с уже привычным для меня раздражением произнесла она, хотя я отчетливо услышал, что в голосе её что-то дрогнуло. – Там не пойми какие дети будут. Вдруг они его ударят? А если он упадёт как-то не так и себе шею свернет? Ты знаешь, сколько детишек на подобных вот штуках себе руки ломали?

– Не знаю…

– А я вот знаю. И если бы тебе Родя был не безразличен – знал бы.

В этот момент из комнаты показался и сам Родя с любимым игрушечным зайцем. Заметив цветы в руках матери, он, с ехидной улыбкой бросил игрушку на пол, подбежал к ней, обнял за ногу и ручками потянулся к букету.

– Дай! – крикнул малыш.

– Если ты так хочешь в этот ресторан, – безразлично продолжала Лера. – То Родя будет сидеть с нами. – Она взяла его на руки и принялась укачивать, пока тот тянулся к столешнице, на которой лежал букет.

«Если ты так хочешь в этот ресторан…», – повторил я про себя ее слов и почувствовал подступающую к горлу горечь.

– Я думал, что мы хотя бы немного можем побыть наедине… Без него.

– Я уже устала слышать, как ты хочешь отдохнуть от нашего единственного сына.

– Да ты от него не отлипаешь! – немного повысил я голос, не сдержавшись. – Кем он вырастет, если будет сидеть взаперти семь дней в неделю? Ему нужно выходить на улицу, пытаться общаться со сверстниками! Он должен получать все эти синяки, как их получали мы, когда были его возраста! Неужели это непонятно?

– Всё, разговор окончен, – отвернувшись, сказала она.

– Дай его сюда, – я едва не сорвался на крик.

– Я сказала уйди. Катись в этот бар или куда ты там ходишь каждый вечер.

– Отдай мне моего сына! – я схватил её за плечи и повернул к себе лицо. – Я не позволю тебе так с ним обращаться!

У меня перед глазами помутнело от злости. Обида к Лере придушила меня до потери разума. Я потерял контроль над собой и попытался выхватить из рук Родиона.

– Не трогай его! – кричала она, отбиваясь свободной рукой.

Но меня было не остановить. В моей голове поселилась навязчивая мысль, что, если я не заберу сына от нее прямо сейчас, его ждёт ужасное будущее. Какое? Я понятия не имел, но эта навязчивая идея накрепко засела у меня в мозгу, и я был готов бороться с родной женой до последнего, напрочь позабыв про самоконтроль.

Я схватил тянущуюся за букетом ручку малыша и потянул её на себя так сильно, что послышался хруст. В прихожей раздался детский крик, сравнимый с воем сирены. Плач сына заставило спасть тёмную пелену с глаз. Я понял, что сотворил нечто ужасное.

– Больной! – закричала на меня Лера, прижимая к себе малыша. Её глаза налились слезами. Лицо побледнело пуще прежнего. – Пошёл вон отсюда!

– Я… я не нарочно, я…

Беспомощно я пытался найти в своем непростительном поступке оправдания. Но всё было без толку.

– Вон! Не хочу тебя видеть! – Лера схватила телефон, поспешно набирая номер скорой. – Убирайся!

Я сделал шаг к ней, надеясь исправить содеянное, но стоило мне увидеть её взгляд… Никогда в жизни я не забуду этого взгляда. Сколько же ненависти и отвращения было в нем. Крепко сжимая ребенка, она, казалось, готова была вцепиться мне в глотку.

Молча я сделал шаг назад и вышел в подъезд, где из соседних квартир уже показались головы любопытных зевак.

– Идите обратно! Нехер тут смотреть! – крикнул я с раздражением.

Наши ссоры давно стали местным достоянием.

Глава 4. Искушение

Нет ничего более умиротворяющего, чем ночная загородная трасса. Блеклый свет фонарей один за другим проносятся за окном; разметка на дороги вводит в необъяснимое спокойствие, на грани с трансом; а в радио успокаивающим голосом продолжается беседа ведущего со слушателем, который делиться своим мнением относительно последних новостей. К нему не прислушиваешься, не пытаешься уловить каждое его слово, а скорее так, наслаждаешься чьим-то голосом, пускай и не отвечающий тебе в ответ.

Я сильно полюбил это время. Сбегать из дома, как бы ужасно это ни звучало, теперь было не так тяжело, как прежде. Ведь я знал, что сейчас сяду за руль, поеду в сторону полупустого шоссе и смогу на время забыться. А по приезде в бар так и вовсе пережитое дома в этот вечер забудется как страшный сон. Сегодняшний день я хотел забыть особенно сильно.

– Водки, – сделал я заказ у бармена, едва войдя в бар.

Пару минут спустя рюмка была пуста.

– Повтори.

Бармен молча налил еще. Рюмку я осушил, едва она оказалась у меня в руках, но образ Роди стоял перед глазами. Его красное, заплаканное лицо. Вопль сынишки по-прежнему звучит в ушах, и я должен, нет, я обязан его заглушить. А ещё этот взгляд Леры… Я до сих пор не мог забыть искру злобы в ее глазах. Этот хищнический взгляд…

– Ещё. – Я поставил пустую рюмку на стойку.

– Может, не стоит так налегать, начальник? – дал мне совет бармен. Он знал о моей работе и должности старлея, как и поименно всех завсегдатаев его заведения.

– Слушай, просто молча налей и всё, – грубо ответил ему я.

Бармен сопротивляться не стал, налил ещё. Но едва опрокинув очередной стакан, я ощутил прикосновение к плечу, от которого меня почему-то бросило в приятную оторопь.

– Тёмка, ты, что ли? – услышал я женский голос сзади.

Обернувшись, я не поверил своим глазам.

– Настюха? Тушёнова?

Она кивнула, подтвердив догадку. Это действительно была она, моя одноклассница, с которой я не виделся с самого выпуска. Наверное, я бы вовек не узнал, если б не её мечтательная улыбка, ничуточки не изменившаяся с тех пор. У каждого человека помимо характера во внешности есть некая особенная черта, выделяющая его среди прочих. У Насти Тушёновой это была вот эта самая улыбка.

– Ну, уже не Тушёнова, конечно… – она показала мне безымянный палец с золотым кольцом. Я, конечно, не ювелир, но выглядело оно крайне дорогим. – Но по-прежнему Настя.

– Слушай, да тебя не узнать! – я вежливо оглядел её с головы до пят. – Как же ты изменилась!

В школьные года Настя была полноватой девчушкой, а вкупе с её фамилией она была обречена на прозвище «тушёнка». Сколько же боли доставляла ей эта кличка! Почти весь класс считал своим долгом раз в день обзывать её до такой степени, что она, вся в слезах, убегала в женский туалет. Правда и там, порой, ей не давали проходу. Девчонки в эти года были ничуть не лучше мальчишек и издевались над «тушёнкой» не хуже парней. Не помню точно, но как-то раз я слышал, что они сняли с неё лифчик и отдали младшеклассникам, которые потом бегали с ним, изображая парусный корабль.

Я же, теперь уже к моему великому сожалению, оставался совершенно непричастными к её издевательствам. Я не защищал её, но и не глумился. Уже взрослым я иногда вспоминал толстушку из нашего класса, и мне становилось страшно стыдно за моё бездействие. Но даже этот стыд со временем осел и Настя Тушёнова по кличке «тушёнка» стала едва уловим и далёким воспоминанием. До сегодняшнего дня.

Сейчас передо мной сидела не тучная девчонка, передвигающаяся по школьному коридору вразвалочку как медвежонок. Настя, без преувеличения, выглядела роскошно. Кончик длинной чёлки светлых волос почти касался её левого века. Короткая стрижка отлично сочеталась с вытянутым лицом и заостренным подбородком. Карие глаза, обведённые тоненькой, едва заметной тушью, ярко блестели в потемках бара. На худых плечах была накинута легкая кожаная куртка с расстёгнутым замком, под которой майка подчеркивала её упругую грудь. Ноги обтягивали обыкновенные синие джинсы, выделяя мускулистые бёдра.

– Спасибо, – ни капли не смущаясь, ответила она. – А ты вообще не изменился. Я тебя едва заметила и сразу узнала. Все такой же тихоня, одиноко сидящий в углу класса. – Она кивнула мне, намекая на моё отдалённое место в баре у самой стены.

– Мир тесен, а? – добавила она.

– Да уж, теснее некуда, особенно когда весь твой мир – Москва, – согласился я.

Она игриво мне подмигнула.

– Значит, за это и выпьем! – она взяла в руки стакан заказанного ей виски. – За сближающую старых знакомых Москву!

– Пожалуй, почему бы и нет?

Мы чокнулись. Она сделала пару лёгких глотков, я же осушил половину рюмки и почувствовал приятное покалыванием по всему телу.

– Был уже здесь? – спросила она, облокотившись на руку.

– Бывал. В последнее время так и вовсе чаще обычного, – с досадой подметил я.

– Проблемы дома? – взглядом она указала на моё обручальное кольцо.

– Типа того, – признался я, хотя на трезвую голову этого ни за что не сделал бы.

Приятная забывчивость стала отступать при одном лишь упоминании Леры. Я решил сменить тему:

– Ну что, рассказывай! Что же такое произошло, что перед собой я сейчас вижу совершенно иного человека?

И она начала рассказывать. Говорила она живо, интересно, слушать ее было одно удовольствие. Коротко она поведала о том, как закончив обучение в школе надеялась начать все заново в вузе, без издёвок и насмешек, поступив на факультет менеджмента. Но и там её ждала прежняя участь быть изгоем, но на этот раз с кличкой «ГОСТ». Стоило мне это услышать, как я не выдержал и, будучи уже подвыпившим, прыснул от смеха. Всё же в изобретательности придумывания прозвищ студентам было не занимать.

Я раскраснелся от стыда, но к счастью, Настя тоже засмеялась так, что у неё из глаз выступили слёзы. Заметив моё смущение, она сказала, что все эти издевки в далеком прошлом, и она не держит обиду ни на кого из одноклассников и однокурсников. Особенно она не держит зла и на меня, человека, который и вовсе всегда стоял в сторонке.

– Знаешь, – сказала она после уже второго стакана с виски. – Я для себя пришла к выводу, что каждый человек рано или поздно просыпается утром и его вдруг озаряет, что прожитая им жизнь – и гроша ломаного не стоит. Такое может произойти в тридцать, сорок, да хоть в пятьдесят… У меня вот это случилось в двадцать один год, когда я вскочила с постели, посмотрела в зеркало и увидела жирное уёбище…

– Потише, потише… – едва сдерживаясь от смеха, произнёс я.

–…и решила, что это нужно менять. Да и не только это, все! Я взяла документы из этой чертовой шараги, сильно поругалась с родителями, переехала от них в съёмную комнату и устроилась в одну небезызвестную рыгальню помощником повара. Зарплаты едва хватало гасить аренду. А для экономии я вообще ела сплошные дешевые каши, крупы и супы. Но, как видишь, оно того стоило.

Проработав год в адских кухонных условиях, где не было ни минуты покоя, она, в конце концов, уволилась. К тому времени Настя успела изрядно похудеть, но и этого достижения ей оказалось мало. Она желала стать идеальной. У неё было стремление быть в центре внимания не только за счёт хорошенькой фигуры, но и собственных мозгов.

Она стала искать работу в области рекламы, где раз за разом получала отказы. Знаменательное событие для нее было просто попасть на интервью, которое в большинстве случаев заканчивались фирменным «мы вам перезвоним». Так длилось почти полгода, и без того крохотная заначка начинала исчезать, пока в один прекрасный день ей не удалось попасть в одно из самых влиятельных рекламных агентств.

– Со слов креативного директора он во мне что-то заметил, но давай будем честны, Оба мы знаем, что именно. Вы мужики только и способны думать тем, что у вас между ног. Но в этом случае это пошло мне на пользу. Уверена, придя я к нему в роли Тушёнки или ГОСТа, решение о моём найме было бы принято через наносекунду.

Настя получила должность младшего копирайтера. Работа давалась ей тяжело, но она упорно шла к цели, опережая всех соперников.

Уже через год она получила свое первое повышение и существенную прибавку к зарплате. Вскоре она познакомилась и с будущим мужем, работавшим этажом выше в отделе руководства, а еще спустя несколько лет она заполучила должность человека, некогда проводящего с ней первое собеседование. Настя хоть и скромно, но описала свою трёхкомнатную квартиру на Пресненской.

– Настюш, я вот чего-то не пойму… Ты живёшь, блин, на Пресне… а тут-то какого хрена делаешь в этой дыре?

Язык от выпитого количества водки у меня уже заплетался. Я хоть и попытался сказать это тихо, но бармен все равно услышал нелестный отзыв о своём заведении и угрюмо посмотрел на меня. Я выпятил ладони вперед, как бы извиняясь перед ним.

Настя развела плечами.

– Не знаю. Хотя нет… знаю… – алкоголь тоже ударил ей в голову, но выглядела она куда трезвее меня. – Мне это напоминает, с чего я начинала. Раньше подобное заведение мне было бы не по карману. Миска вот с этими фисташками ударила бы по кошельку так, что я бы расплачивалась за нее неделю, а теперь… Блядь, я теперь хоть сотню таких мисок могу заказать, и мне вообще по барабану! Я себя чувствую здесь хозяйкой. Если захочу – могу всю эту дыру купить, а завтра снести её к ёбаной матери.

– А я бы на твоем месте не вылезал бы из каких-нибудь крутых заведений. Вот должен был тут пойти в один такой ресторанчик, да вот не получилось…

– Так поехали сейчас, а? – она взяла меня за руку. – Я один ресторанчик знаю, там и еда, и выпивка… Ты обязан просто попробовать. Угощаю!

– Слушай, да нет, наверное, я…

Я было сказал, что мне следовало бы прямо сейчас отправиться домой к Лере и узнать, как там Родя. Но одна лишь мысль о возвращении туда сводила меня с ума. Я ощущал, как меня подташнивает от одной только мысли, что я переступаю порог нашей однушки.

– А к чёрту! – возразил я сам себе и вытащил из кармана ключи от машины. – Поехали.

– Потише, потише, товарищ лейтенант. Мне ли вам говорить о вождении в нетрезвом состоянии? Погоди, я вызову такси. Потом заедешь за своей хондой. – Марку машины она произнесла с неким пренебрежением.

Глубоко внутри себя я осознавал, что делаю неприемлемое. Ночью, неведомо где шляюсь с чертовски привлекательной барышней. Но видит Бог, как же мне хотелось забыться. Смять и выбросить все те плохие воспоминания за последние несколько лет, и хотя бы один вечер провести как нормальный человек.

На заднем сиденье такси Настя начала кокетничать со мной. Даже находясь в уже поддатом состоянии, мне не составило труда уловить её намеки, когда она, как бы невзначай, касалась моей ноги или плеча. Пальчики её заигрывали со мной, тихонечко щекоча, а затем лукаво отстраняясь, как ни в чем не бывало. Я чувствовал, как она смотрела на меня, улавливал её лисий взгляд. В груди у меня всё пылало. Вот уже давно я не чувствовал такого возбуждения, но, тем не менее, старался оставлять намеки без ответа. Перед глазами до сих пор стояла Лера и Родя. Моя семья. По сути, я уже совершил преступление против них, сев в это такси, но ничего с собой не мог поделать. Прямо сейчас мною двигали древние животные инстинкты, побороть которые никак не получалось.

В ресторан мы прибыли ровно в полночь. Заведение это ни капли не было похоже на то, в которое я хотел сводить Леру. Здесь все было пропитано богатством и роскошью. Войдя в него, я чувствовал себя мухой, случайно залетевшей в пчелиный улей. Но вскоре, энергичная джазовая музыка и дополнительная пара стаканов с диковинным шотландским виски сделали свое дело, и я, как ни в чем не бывало, стал частью этого прежде недоступного мне общества.

Флирт со стороны Насти не прекращался. Сначала она сидела за столиком напротив меня, затем, я даже не помню, как это произошло, уже оказалась рядом. Она слушала мои рассказы о рутинных полицейских буднях с видом дурочки, хотя такой явно не была. Когда же речь зашла о моей семье, в частности про Леру, её это, будто бы наоборот раззадорило, и она села совсем близко, прислонившись ко мне своими бёдрами. Но к тому времени я уже не замечал её намеков, поскольку был настолько пьян, что с трудом соображал какое сейчас время суток.

Расслабляющая обстановка ресторана, приятная музыка и дорогая выпивка сделали дело, и я, подчиняясь своим животным инстинктам, стал отвечать ей: клал руку на подлокотник дивана рядом с ней, а затем незаметно для себя опускал на шею; или поправлял её локон, сползающий к левому глазу.

Вся та грусть и тоска, сжимающая мое сердце, постепенно давали слабину. Родя, которому я наверняка повредил руку, был затоплен в уже чёрт знает каком по счёту рюмке водки и виски, как и его мать. Центром всего моего внимания была Настя и дно стакана.

– Поехали ко мне? – шепнула она мне на ухо. Я почувствовал тёплое дыхание, от которого меня бросило в дрожь, а член, уже и без того твёрдый, готов был вот-вот взорваться от возбуждения.

С ответом я соображал долго. Что-то внутри меня усиленно боролось, не давая мне скатиться до уровня примата.

– Настя, я же… – я показал ей свое обручальное кольцо.

Она улыбнулась.

– Тёмка, у меня такое же колечко есть. – Она показала своё, которое вовсе не было «таким же». Её колечко стоило, наверное, как вся моя квартира. – Ты расслабься, просто заночуешь, а утром поедешь. Мне тебя в таком состоянии страшно отпускать даже в такси.

Ее слова в тот момент показались мне пьяному убедительными, но все же борьба внутри меня ещё усиленно продолжалась вестись. Поэтому я возразил:

– Да всё хорошо, Настён. Доеду!

Она взяла меня за руку.

– Так, лейтенант, успокойся. Чего ты как маленький. Ты же вообще никакой. Я здесь живу в пяти минутах.

– А муж как же?

– Лёня у меня в Париже сейчас. Какой-то очередной форум, чёрт его знает… Прилетит только дня через три.

– Ну… ладно, – сказал я, с усилием. – В таком случае я заплачу! Официант!

Настя рассмеялась.

– Я тебя пригласила, вот и оплачу. Оставь свои правила патриархата. В наше время женщина может зарабатывать и побольше мужчин.

Я ещё какое-то время спорил с ней насчёт оплаты, но когда увидел счёт с пятью цифрами, все же уступил даме.

Настя не соврала, она и вправду жила в нескольких минутах в высоченном здании в богатых апартаментах. Видеть мне такое приходилось разве что в кино. Огромные окна открывали вид на всю Москву. Кухня, кажется, была больше моей однушки. От этого места разило роскошью, до которой мне было как до луны с моим окладом.

– Чувствуй себя как дома. – Настя протянула мне бокал красного вина. – А я пока пойду сполоснусь.

Я хотел спросить, где я буду спать, но не успел – плеск воды уже вовсю гремел в ванной комнате. Соображал я туго.

Сделав глоток вина, я стал расхаживать по квартире, и на удивление совершал это без всякого риска рухнуть на пол, поскольку небольшая прогулка по ночной Москве меня немного отрезвила.

В квартире стоял приятный цветочный запах. Каждая вещь, от комода до шкафа выглядела как новенькая, только что из магазина. Я прошёл ещё дальше и обнаружил небольшую комнату с тренажерами внутри: брусья, беговая дорожка, штанга и много другого причудливого спортинвентаря о предназначении которых мне оставалось только гадать. Судя по впечатлительным формам Насти, в этой комнатке она проводила больше всего времени. Мне даже взбрело в голову опробовать один из тренажеров, но успел отговорить себя от этой глупой затеи.

Скоро я добрался и до спальни с огромной кроватью. Мы с Лерой до сих пор не могли себе позволить купить самую обычную кровать, довольствуясь раздвижным диваном. А здесь! Кажется, тут могло поместиться человек пять.

Боковым зрением я заметил на комоде рамки с фотографиями. На каждой из них была запечатлена Настя либо одна, либо со своим мужем (я понял, что это он, увидев их совместную свадебную фотографию). Эта парочка, судя по снимкам, побывала на каждом клочке земного шара: вон они катаются на лыжах в Альпах, здесь едут верхом на верблюдах среди пустыни, а на другой, держа мачете в руках, пробираются через густые заросли джунглей. Меня всегда удивляло, как богачи успевают выделять время на подобные поездки и при этом колотить состояние.

Разглядывая фотографии, я вдруг почувствовал, как на меня смотрят из тени в конце спальни. Вход в неё был по правую руку от меня, так что, если б это была Настя, я бы обязательно её заметил. Да и вода в ванной до сих пор шумела.

«Настя ошиблась, – подумал я, – это наверняка её муж. Он приехал раньше, или вовсе никуда не уезжал».

Я решил не гадать и развернулся, но к счастью не обнаружил в тёмном углу комнаты никого, кроме кота. Да, это был обыкновенный пушистый кот с чёрной шерстью и белым воротничком. Он сидел на середине кровати и неотрывно смотрел на меня своими большими, жёлтыми глазами фонарями. Хвост был в состоянии покоя, ухо не дёрнулось, и он скорее напоминал египетскую статуэтку, чем живого кота. От этого, казалось бы, с виду безобидного создания у меня почему-то пробежались мурашки по телу.

– Ну, привет, пушистик.

Кот не шевельнулся и тогда я подумал, что, кажется, так перебрал с выпивкой, что зверь мне мерещиться. Я решил проверить это на деле, приблизился к кровати и протянул руку, чтобы погладить пушистого. Суженые зрачки, при виде моих пальцев, не надулись, как это происходило с обычными котами. Хвост не вилял влево вправо как метла. Животное не двигалось. И в ту секунду, как только я почти коснулся его мягкой на вид шерстки, невидимая каменная скорлупа, до этого обволакивающая его, вдруг треснула, и он поцарапал мне руку до крови, после чего прыгнул в сторону и удрал в соседнюю комнату.