Песня любви Хрустального Паука. Часть II. Книги Юга

Тайэ пучили на музыканта глазки, приглядывались то с одного бока, то с другого, пофыркивали, похрюкивали и переглядывались с опаской, когда натыкались на горящий факел. А потом вмиг потеряли ко всему интерес и разбрелись по комнате. Сардан боялся и моргнуть, только зрачки его следили за чудищами. Те слонялись поначалу у стен, а после собрались у груды бочек и стали лениво перехрюкиваться. Сардан шевельнул рукой. Тайэ не отреагировали, и тогда музыкант немного осмелел и двинулся потихоньку между гробов, а сердце у самого лупило в грудь что было силы, засопел предательски нос, забулькало что-то в животе, и вообще – захотелось чихнуть. Тайэ уныло шатались на расстоянии вытянутой наполовину руки.

Сардан юркнул в коридор и торопливо зашлепал по прибывающей воде. Под ногами как будто журчал ручеек, и бежал он откуда-то впереди – может быть, где-то там выход из подземелий. Сардан невольно глянул на землю. В воде отразилась копна волос. Длинные, давно не стриженые в глуши волосы помойными лохмотьями закрывали лицо, и среди путанных локонов видны были лишь отблески огня в глазах и нос. Сардан вздрогнул, перепуганный своим видом – до того он был похож на тайэ.

Пф, с обидой подумал он, за своего приняли…

Хорошо еще, бороду срезал, а то бы и чудища засмеяли.

Сардан ускорил шаг и на первом же повороте столкнулся с тайэ. Тот висел под потолком вниз головой и едва не получил факелом по физиономии. Сардан пошатнулся, спешно протиснулся мимо сонного тайэ и со всех ног бросился по коридору. И снова поворот, и снова ручей превратился в вязкое болото, а за углом опять потекла вода. Бесконечный коридор, петляющий лабиринтом – есть ли вообще выход?.. Сардан остановился. Позади скребло и шуршало, и теперь не так дежурно и лениво, как прежде – скребло настойчиво, сердито! Музыкант так мчался, так грохотал по воде, что шагами своими и дыханием заглушил гомон подземелья. И мрачные коридоры наполнились воплями!

Сардан побежал широкими шагами. Тьма позади него скрежетала и резала ножами – с каждым мгновением громче и ближе! Нескончаемый коридор вечной кишкой тянулся под городом и как будто не думал заканчиваться – сворачивал легкомысленно туда-сюда, мокрый, заросший травой.

Сардан на бегу сунул руку в ящик с инструментами, выудил оттуда пузатую флейту дагбыш – редкий северный инструмент, на котором никто толком не умеет играть – и дунул в отверстие. Заревело мужественно что-то похожее на вопли боевого рожка. А шуршание позади стало только громче. Сардан уронил непонятную флейту обратно в ящик. Кто ее вообще туда засунул? Дагбыш можно найти разве что в артелях Ооюта и Великой Нимы, но и там этот инструмент считается экзотическим. Никто не кладет его в обычный набор…

В коридорах злобно рявкнуло. Музыкант невольно обернулся, и свет факела лег на орду бегущих по потолку тайэ. Разинутые пасти, с клыков капает слюна!

Сардан споткнулся, заболтался между стен и задел копавшейся в ящике рукой маленький барабанчик понг-донг. Легкий хлопок отразился от стен. Тайэ разом остановились. Так резко, что задние ряды налетели на передние, где-то в глубине коридора перемешались в свалке вонючие волосатые тела. Сардан воскликнул злорадно, остановился и опасливо посмотрел на тайэ. Те не двигались и недоверчиво глазели на музыканта. А он не мог вынуть двуручный инструмент из ящика, потому что некуда было всунуть факел, разве что в зубы – но это если очень хочется волосы подпалить. Сардан потер мембрану барабана. Тайэ напряглись, втянули головы в плечи. Тогда музыкант стукнул по понг-донгу несколькими пальцами. Чудища отступили на шаг, захрюкали и замотали головами в поисках самого смелого. Еще удар – и еще шаг назад. Сардан победно усмехнулся и со всего размаху влепил ладонью по мембране. Тайэ в ужасе бросились кто-куда, целыми гроздьями попадали с потолка в мутную тухлую воду, завизжали, заорали друг на друга и переплелись кучей мала.

Музыкант оставил тайэ заниматься своими делами и поспешил прочь, но на ходу всё же постукивал скачущий в ящике барабан. Впереди показался серый свет – снаружи светало, но небо до сих пор закрывали тучи. Сардан швырнул факел куда-то за спину, вынул наконец понг-донг и стал бить по нему без передышки. Туннель закончился непредвиденно скоро, Сардан сходу запутался в залепивших вход кустах и покатил неудержимым шарабаном по заваленному буреломом склону, заскользил с мусорными потоками, закувыркался в грязище. Он вскочил на ноги, снова упал, завертелся и вскочил опять, чуть не врезался в дерево, грохнулся на колени, опять было вскочил, но перецепился через колючки и покатился со склона как бревно. Кувыркаясь, он стукнулся обо что-то бедром и много унизительных ударов спустя вывалился на узенький берег бушующей Аривади, – и хорошо еще, что не бултыхнулся в воду. Позади завывал сотней глоток хрюкающий лес. Среди листвы мельтешили волосатые тела, оскаленные пасти с безобразными клыками.

Приподнявшись кое-как, Сардан разглядел качающуюся на сердитых волнах шхуну. Она стояла у раздолбанного причала на самом берегу, в окнах на корме светились огни. Дождь то моросил, то рушился водопадами. Сардан перепрыгнул завалившуюся пальму и побежал по ломанным доскам причала. А позади из леса вываливались орды остервенелых тайэ, визжали, орали, плевались. Сардан поборол в себе желание обернуться, едва не упал в воду от проломившихся досок и сиганул на шхуну. Чудом уцепившись за выступы в бортах, он быстро взобрался наверх и перевалился через фальшборт. Позади орало и рычало – но ему теперь было всё равно…

Ненадолго, впрочем.

Сардан открыл глаза, встал и попятился вдоль палубы, окруженный толпой ходячих скелетов! Пустые глазницы вытаращились на музыканта!

Впереди всех бежала Кюимеи. Джэйгэ еле поспевал следом, весь скрюченный от боли в ладонях, а последней хромала ушибленной ногой Ашаяти. Они спустились вместе с мутным дождевым потоком по узкой улочке, обежали горы перебитых бочек и помчались по заросшей серыми деревьями площади. Над головой метались птицы, норовили клюнуть или в макушку, или в глаз, а лучшего всего – в шею. Птицы так стремительно ныряли с высоты на беглецов, что каждый раз мазали и комично плюхались в пенистый водный поток, путались там в гниющей траве и кустах. Кюимеи на мгновение задержалась перед каменными завалами, но быстро пришла в себя, перескочила по разбитой колонне и поспешила дальше. Костлявая птица показалась у крыш и устремилась к шаманке, а скорее к тангыыру в ее руках. Кюимеи заметила тень и вовремя отшатнулась, а Ашаяти метко швырнула в птицу кинжал. Тот, конечно, не мог разрубить костей, но застрял где-то в крыльях, и сбитая с толку птица с воплями влетела в окно дома через улицу, расколошматила раму и загремела внутри.

Очухавшийся после неудачного приземления на воду тайэ тоже постепенно настигал беглецов. Он хлопал крыльями где-то над крышами и бросал на землю зверские взгляды.

Кюимеи продралась через негнущиеся кусты у повалившейся башни, оббежала по косой дорожке яму и двинулась вниз по косогору. Водный поток сбивал с ног, Кюимеи поскользнулась и чуть не упала в болото. Мимо прокатился Джэйгэ и запутался в траве, но ловко вскочил на ноги и побежал дальше. Город наконец уступил серым джунглям. Земля засыпана была толстыми листьями.

Беглецы неслись по склону, спотыкались о пни и корни, путались в ветвях и кустах, падали, катились, вставали и бежали снова – быстрее, чем прежде. В мрачных бесцветных зарослях дождем стрел мелькали черные птицы. Они барахтались в листве и, врезаясь в деревья, брызгали перьями. Лес полнился их гневными, надрывными воплями. А выше всех парил в небесах крылатый тайэ.

Никаких сил не осталось. Кюимеи еле держалась на ногах и просто съезжала с горы вместе с грязевыми потоками. Всё внимание Джэйгэ занимали руки, болевшие так, будто их били топором.

Закончился и лес. Ашаяти зашлепала по липкому болоту среди разбитых потоком деревьев и облепленных грязью кустов и вскоре вышла к реке. Превращенная наводнением в поток вонючего гноя Аривади грохотала и шипела, плевалась горячими брызгами и дыбилась пенными холмами.

Ашаяти обернулась. Мелкие черные птицы стремительной тучей падали на застывших на берегу путников. Их громадная костлявая хозяйка с застрявшим в крыле кинжалом снижалась рывками, а нетерпеливый тайэ наматывал круги.

Джэйгэ так близко подошел к берегу, что капли пены падали ему за шиворот. Безоружный, с кровоточащими ладонями, он только и мог, что отступать. Ашаяти еле дышала и как могла отбивалась от привязавшихся к ней птиц, а Кюимеи отчаянно силилась что-то сотворить, тянула посох к небу на вытянутых руках, кричала шаманские заклинания, но не могла перекричать волнение. Тангыыр молчал.

Тайэ с растопыренными когтями рухнул перед Кюимеи, забрызгал шаманку грязью. Ашаяти обернулась. Никакой надежды… И минуты не продержаться!..

– Прыгайте в воду! – не слишком уверенно крикнула Ашаяти.

– Эйээх, сама прыгай, дура, – застонала Кюимеи.

Вдруг откуда-то со стороны большого озера заревел боевой рожок.

Птицы вокруг Ашаяти смешались, одни камнями попадали в реку, другие поспешили подняться повыше. Над болотом откуда ни возьмись замельтешили горящие стрелы, едва не проткнули Кюимеи. Вслед за стрелами из кустов полезли самые настоящие скелеты! Тарахтящая, как колеса по мостовой, гора серых суетливых костей накинулась на ошалелых птиц, на изумленного тайэ. Закрутился в бешеном танце неистовый водоворот костей, перьев, мечей, визга и хохота, звона и рева! Скелеты схватили тайэ за крылья, а он вырвался с воплем и стал махать в возбуждении руками. В лужи полетели сбитые ребра и пальцы, а мимо Джэйгэ прокатился гогочущий череп. Птицы то поднимались над толпой, то обрушивались вниз все вместе, а потом обсыпали одного из скелетов и попытались утащить его в небо за руки и ноги. Слившаяся в бесформенное тело масса перьев и костей заизвивалась над головами и осела обратно к земле. Скелеты не остались в долгу, завертели беспорядочно широкими южными мечами, завертели неумело, но лихо и скорее насмешливо, как пьяницы на театральной сцене. Перья посыпались дождем. Костяная птица наконец свалилась с неба и вцепилась когтями в тангыыр, вознамерившись выдрать его из рук шаманки. Дружная ватага скелетов тотчас облепила птицу и принялась с хохочущим ожесточением оттаскивать ее от Кюимеи. Птица рассвирепела, взмахнула крыльями и вышвырнула скелетов в реку.

Сквозь шум битвы вновь прорвался гнусавый звук боевого рожка. Он рассеял птиц, завертел их ураганом. Беспрестанно пятившаяся от врагов Ашаяти напоролась спиной на Кюимеи, которая рычала зверем и боролась с огромной птицей за посох. Ашаяти взмахнула мечом, чтоб срубить чудищу голову, и не заметила, как из гурьбы скелетов позади выбрался тайэ. Обросший смердящим мусором, он заревел и сшиб Ашаяти с ног рогатой головой. Девушка вскрикнула, а ее драгоценный меч упал в вязкую грязь. Ашаяти перекатилась на спину и выставила перед грудью длинный кинжал, но и его не удержала в руках после небрежного удара когтей. Доставать второй меч было некогда, поэтому Ашаяти полезла в рукав, где хранился один из ножей, но вспомнила, что тот давно застрял в крыльях костлявой птицы. Ашаяти мысленно выругалась.

Чудище раскрыло пасть. По клыкам потекли вонючие слюни, и, когда Ашаяти невольно закрыла глаза от этого гнусного зрелища, что-то пискнуло после мощного удара, а потом затрещало поваленное много лет назад дерево.

Ашаяти открыла глаза.

На месте гнойного тайэ обнаружился непонятно откуда взявшийся женский зад! Его обладательница, в легком не по погоде цветастом платье с орнаментальными россыпями, стояла к Ашаяти спиной и беспечно поправляла прическу! Она пыталась уложить непослушные локоны так, чтобы они не прикрывали маленькие изящные рожки на ее голове и элегантные кольца с цветными камнями в ушах. По ее коже легкого сиреневатого оттенка даже капли дождя сбегали грациозно, а хвост с сердечком и колючей иглой на конце, высовывавшийся из разреза в платье, назойливо и игриво болтался перед носом обалдевшей Ашаяти.

Женщина обернулась и улыбнулась. А потом выпустила из пальцев длиннющие когти – ничуть не меньше тех, которые были у тайэ. Он как раз выбрался из расколотого дерева, куда его, по всей видимости, только что уронили, заорал от негодования, замотал руками и побежал благодарить обидчицу. Та не смутилась, запросто насадила чудище на свои роскошные когти, подняла в воздух и с легкостью уложила в лужу. А потом уселась сверху и принялась истязать несчастное страшилище, молотить, шинковать – и всё с каким-то хитрым прищуром, и всё с какой-то издевкой. Тайэ взревел от боли, извернулся, выскользнул, но вместо того, что бежать куда глаза глядят, снова ринулся на свою мучительницу и на этот раз все-таки сбил ее с ног. Женщина повалилась на кусты и как будто запуталась в них когтями. Тайэ хрюкнул и полез сверху, задергал в предвкушении крыльями. Злодейка брезгливо скривилась и вдруг плюнула чудищу в глаз! Тайэ заверещал, скрючился весь, скукожился и пока проклинал своих жестокосердных богов, женщина подцепила его ногами и выбросила в бушующую за спиной реку.

Скелеты тем временем навалились на костлявую птицу всей оравой. Птица сопротивлялась натиску отчаянно: одному сшибла клювом челюсть, другому половину ребер ударом крыла, третьего столкнула в болото, и всё это – дергая из рук Кюимеи посох. Но силы были неравны… Птица вскрикнула, взвилась в воздух, разметав нападавших по кустам, и полетела обратно к лесу.

Из валежника наконец выбрался измотанный Сардан. Одежда его была раскромсана в совершенные лохмотья, но бессердечная Ашаяти не удостоила музыканта вниманием. Она вскочила и, не в силах сдержать возмущения, ткнула пальцем в женщину с когтями, печально счищавшую грязь с раздавленного тайэ цветочка.

– Гадкая демоница! – воскликнула Ашаяти. – Ты откуда взялась?!

– О, – сказала Шантари, а именно так звали демоницу, и с притворным удивлением посмотрела на Ашаяти. – Кто это у нас тут такой чумазенький? Кажется, я узнаю этот комок грязи, – демоница подошла к нахмурившейся Ашаяти, взяла нежно за подбородок, посмотрело проникновенно в глаза и лизнула в щеку! Ашаяти вздрогнула, задергалась в тесных объятиях и застонала.

Сардан выпучил глаза от удивления, даже рот раскрыл, только и того, что язык не вывалил.

Демоница облизала Ашаяти щеки и нос, отстранилась и снисходительно улыбнулась.

– Да жри уже дальше, – обиделась Ашаяти. – Что мне теперь…

– А меня как-то по-другому встречали, – расстроился музыкант и провел ладонью по своим разодранным одеждам. – Хотя я тоже чумазенький!

Ашаяти посмотрела на него исподлобья.

– Ты вообще зачем еще живой? – разозлилась она. – Чего тебя-то еще не сожрали? Стоит тут… Трясет… Понятно, чем вы там занимались, пока нас в клочья драли!

– Пф, нашла кого обвинять, – сказал Сардан. – От меня одни лохмотья, а тебе вся награда.

– Награда?! Меня тут сейчас… Сам ты лохмотье! – Ашаяти скривилась и провела кулаком по слюнявой щеке.

Шантари самодовольно улыбнулась. Она познакомилась с музыкантом и его неугомонной подругой много месяцев назад при весьма кровожадных обстоятельствах, но эта, совсем другая и не менее возмутительная история уже описана в одном из старинных свитков, найти который не составит особого труда (впрочем, не стоит забывать, что цензура Матараджана зарисовала крамольные абзацы). Достаточно упомянуть, что Шантари не слишком искренне и скорее игриво считала Ашаяти своей любимой невольницей, хозяйничала скелетами, пускала в ход когти по любому поводу и, самое главное, нервно реагировала на любые прикосновения мужчин – нервно до крови. До смертоубийства!

И сейчас Шантари счастлива была видеть старых товарищей.

– Так, так, а это что у нас за зверушка, – демоница увидела Кюимеи и облизнулась.

Шаманка вздрогнула и в страхе прижала посох к груди, попятилась к реке. За спиной величественной Шантари сгрудились уцелевшие скелеты, клацали зубами, а остальные шлепали по болоту в поисках потерянных костей.

– Абааса! – прошептала Кюимеи и взвизгнула. – Демон!

– Какая-то невежливая у вас подруга, – пожаловалась Шантари.

– Вам еще повезло, госпожа, – сказал Сардан. – Когда мы с ней познакомились, она тыкала нас ножом.

– Глупости. Когда мы познакомились, я хотела вас съесть.

– До сих пор хочешь, – проворчала Ашаяти.

Шантари многозначительно улыбнулась.

– Съесть?! – воскликнула Кюимеи.

– С потрохами, – подтвердила Ашаяти. – С тортами и вином.

– Кого и съесть, – сказал Сардан, – а кого и так…

Шантари улыбнулась мечтательно и наконец обратила взор на Джэйгэ. Тот отвел взгляд и отшатнулся.

– Демонические падишахи! – воскликнула Шантари. – От меня отшатнулся мужчина!

– Да от тебя и смерть отшатывается, – сказала Ашаяти. – К сожалению.

– Это неслыханно! – Шантари артистично покачала головой. – Что вы делаете с моей нежной демонической душой?! Этот мир сломался! Все должны меня любить! Сейчас я как ночные небеса, потерявшие луну! Молодой человек, подойдите ко мне!

Джэйгэ опять попятился и попытался больными руками снять с плеча лук. Ашаяти расхохоталась.

– Госпожа, не терзайте бедного Джэйгэ, – вступился за товарища Сардан. – В его сердце есть место лишь для одной женщины, а вот в моем его хватит на всех!

– Как же оно в тебя, бедненького, помещается? – буркнула Ашаяти, дотронулась до облизанного демоницей носа и понюхала палец.

– Сам не знаю, – покачал головой Сардан. – Силой моей любви можно охватить весь мир, сдавить его в крепких объятиях, но, бывает, мне кажется, что женщинам не нужна никакая любовь, и их нежные поцелуи можно заполучить лишь в обмен на звонкую монету.

– У тебя нет денег.

Сардан развел руками.

12

Карета тихонько катила по вьющейся у склона холма дороге. На козлах скучал скелет, развлечения ради тарахтел зубами и уныло поглядывал на буйные воды Аривади внизу. За деревьями еще видны были мачты шхуны – судно стояло на приколе, где его застало наводнение, и не могло теперь ни вернуться, ни двинуться дальше, в столицу, потому что ущелье впереди перекрыли дамбы. По черепу кучера шуршал легкий дождик, стреляли под колесами камешки.

Шантари, Ашаяти и Кюимеи сидели на лавке с одной стороны кареты, а Джэйгэ и Сардан – с другой. Дождь вымочил шелковые занавески на окнах и царапал крышу. Мужчин и женщин в карете разделяла деревянная стойка, препятствовавшая случайным прикосновениям коленей. В случае с Шантари эта предосторожность была оправданной и говорила не о непорочности хозяйки кареты, а лишь о ее нежелании пачкать ткани на стенах человеческой кровью. Насмешливая демоница, суккуб по рождению, впадала в смертельную ярость даже от самых невинных мужских касаний и в бешенстве могла разрубить напополам целый мир. Впрочем, в последнее время она стала относиться к собственным слабостям с иронией и сейчас озорно поглядывала на музыканта, на Ашаяти и вертела пальцами хвост.

В ушах демоницы мерно раскачивались серьги с переливчатыми камнями, в волосах, у самых рогов, вдеты были шпильки с золотыми лепестками, а на шее лежал узенький витиеватый браслет, за обладание которым любая королева была готова удавить собственных детей. Похожие браслеты были и на руках Шантари.

Ашаяти сдвинула занавеску и выглянула наружу. Шхуна уже почти скрылась за холмами позади, но если приглядеться, то на марсовой площадке еще можно было увидеть двигающийся скелет.

– Хорошо жируешь, – сказала Ашаяти. – Кареты, корабли…

– Оно само падает к моим ногам, – улыбнулась Шантари.

– Еще и скелетов новых где-то выкопала.

– В наше время их и выкапывать не нужно. Куда ни глянь – повсюду валяются.

– Особенно там, где появляешься ты.

– Там, где появляюсь я – скелеты исчезают, потому что отправляются следом за мной.

– Чем ты их так привлекаешь?..

– Чарующей улыбкой и природной добротой.

– А еще когтями и пытками.

– Что вы делаете в Ланхраасе, госпожа? – спросил Сардан, а сам не мог взгляда оторвать от игриво болтающегося хвоста. – Мы договаривались встретиться в Сайранганаре, но не дождались ни вас, ни Цзинфея. Артель направила меня в Ооют, поэтому мы не могли мешкать.

– Семейные заботы, – демоница поскучнела, выставила ладонь под дождь и с легкой улыбкой засмотрелась на стекающие по запястьям капли.

– Что случилось? Неужели вас опять отыскали демоны?

Сородичи Шантари были не в восторге от того, что она бежала из дома, и не оставляли попыток ее отыскать и возвратить семье.

– Расскажу когда-нибудь потом, – улыбка Шантари стала совсем унылой. – Или лучше – никогда. Когда думаю о своих бедах, у меня на голове волосы лезут, глаза закатываются и очень хочется кого-нибудь разорвать на части. И чтоб в лицо кровью било. И чтоб… О, что-то вы какие-то бледные… Кстати говоря, что же такое случилось с господином Цзинфеем? Он потерялся где-нибудь? Или заблудился в простынях? Или его наконец-то повесили? Он ведь, помнится, имел достаточно оригинальное мнение о законе и не очень дружелюбно к нему относился.

Цзинфей был еще одним приятелем демоницы и музыканта, знаменитый матараджанский ученый, который, впрочем, был знаменит в первую очередь своими преступлениями.

– Об этом я ничего не знаю, – сказал Сардан. – В последний раз мы видели его вместе с вами и потом, уже в Ооюте, подумали, что вы вместе и сбежали.

– Как гнусная парочка хихикающих любовничков, – добавила Ашаяти.

– О, такой жизненный поворот был бы для господина ученого несколько губительным, – задумчиво произнесла Шантари.

– Неужели ты до сих пор боишься мужчин? – усмехнулась Ашаяти.

– Боишься? – удивилась Шантари. – Разве тигр не дружит с оленем потому, что боится его?

– Тигр не визжит как психопатка и не болтает лапами, когда к нему жмется маленький зайчик.

– Это вот этот по-твоему зайчик? – Шантари кивнула на Сардана, и тот наконец оторвал взгляд от хвоста и неловко улыбнулся.

– А чем не похож?! – не понял музыкант. – Госпожа, ради вас готов стать кем угодно! Хоть зайчиком, хоть кроликом, хоть…

– Скелетиком?!

– Э…

– Ты не разгоняйся, – сказала Ашаяти и кивнула на Кюимеи. – Нельзя иметь двух господ, а кое-кто здесь еще не давал свободы своему песику.

– Да вы что?! – восхитилась Шантари. – А вы, девушка, времени зря не теряете.

Кюимеи съежилась и прилипла к стенке кареты. Она так боялась ехидной демоницы, что не могла себя заставить и голову повернуть в ее сторону.

– Что вы там опять набедокурили? – спросила Шантари. – Что за драка была?

Сардан стал пересказывать Шантари всё произошедшее с тех пор как он и Ашаяти оказались в Ооюте. Демоница слушала вполуха, кивала невпопад и как-то машинально строила музыканту глазки, отчего тот сбивался, путался и заикался, а сама сиреневатая Шантари краснела спелой клюквой и, осознав, что делает, спешно отворачивалась к окну. Кюимеи поглядывала на Джэйгэ. Тот сидел, сдвинув брови, стиснув зубы, и пустым взглядом таращился в небо. А потом, насмотревшись, вынул из карманов руки, покрытые темно-фиолетовыми волдырями, и растерялся, не зная куда их сунуть еще, чтобы унять кошмарную боль. Тогда Кюимеи прервала рассказ Сардана на самом неинтересном месте и попросила у него мазей, которыми принялась растирать волдыри Джэйгэ. Тот не сопротивлялся, но поглядывал на шаманку угрюмо и неприязненно. Впрочем, Ашаяти, давно наблюдавшая за настроениями бывшего почтальона, отметила про себя, что враждебность Джэйгэ становится день ото дня какой-то отстраненной, ненаправленной ни на кого конкретного. Даже на ненавистную шаманку он смотрел теперь со злостью ровно такой же, с какой и на всех людей вообще.

Музыкант с интересом наблюдал за тем, что делает Кюимеи. Он знал, что одна из этих мазей хороша при ожогах, но остальные использовались только для преобразования звука музыкальных инструментов или привесок. Была еще одна мазь для ран, но она куда-то вывалилась за время долгих странствий. Кюимеи использовала три мази из четырех, потом вынула из кармана крошечный костяной амулет и вложила Джэйгэ в ладони.

– Сожми их, – попросила она.

Джэйгэ скривился от боли, но всё же соединил ладони. Кюимеи приблизила к ним лицо и прошептала несколько слов. Через несколько минут волдыри потекли на пол кареты гадкой кашицей, а ладони Джэйгэ стали легкого розового оттенка.

– Лучше? – спросила Кюимеи.

– Немного, – ответил Джэйгэ шепотом. – Как будто их кинжалами пробило.

– Ты умер бы, если бы не иэзи твоих глаз. Тангыыр видит в тебе половину человека.

– Каких слов ты от меня хочешь, лисица? – проворчал Джэйгэ. – У меня нет для тебя благодарностей.

– Я не виновата в твоих страданиях. Ты прикоснулся к тангыыру, ты сделал свое дыхание темным, пустил сумрак в свою сущность. И боишься выйти на свет.