Трибунал

– Только то, что нам надо поскорее отсюда выбираться. Если за нами и правда следят прямо сейчас, то явно с какими-то мутными намерениями.

– Но фокус же всё равно ускользнул! Какой в этом всём смысл!

Ковальский спокойно пожал плечами. Надо бы ещё сходить в душ. Непонятно, когда ему это удастся в следующий раз.

– Подумайте сами. Горизонт заперт. Не то это шуточки со стороны запропавшего фокуса, не то это те самые, соглядатаи. Хотя, вот скажите, вы – доктор, разве что не профессор. Что это такое может быть, почему ваши бакены не вышли на связь, какой смысл вообще нас тут запирать, если можно попросту уничтожить? У нас тут в ордере первторангов нет, мы против барража не устоим и секунды, вон, еле смылись.

Ламарк только головой покачал.

– Позитивный настрой. Одобряю. У меня пока один ответ – я не знаю. У нас на борту петабайты данных, которые были собраны за всё время наблюдения за фокусом, что бы это ни было. Ни что это такое, ни что нас здесь держит, мы так и не знаем. Но!

«Но»? Ковальский поморщился, ох уж эти учёные-кипячёные. «С одной стороны, с другой стороны». С этими мозголомами можно было со скуки помереть.

– Договаривайте уже.

– Но те, кто за нами следят, они об этом не в курсе. Как не знают они и того, что Превиос и советник давно покинули борт «Эпиметея».

Ну вот, скучно, как и было сказано.

– Ну, это я и так догадался. Иначе с чего бы мне велеть бойцам майора открывать по астростанции огонь. Но почему им настолько важны эти двое, что ради них можно рисковать, кстати, чем именно? Утечкой данных о фокусе? Который всё равно сделал ноги.

– Ну, положим, воевать с ирнами никто не желает. В том числе и ваши разлюбезные летящие.

– Хорошо, вы правы. Но я бы всё равно предположил несколько иное. А что, если нас не преследуют, а с нами напротив, пытаются выйти на связь?

– Какой-то очень небанальный способ выйти на связь.

– Но вы знаете, что мне напоминает этот нарочно рандомизированный рисунок попыток проецирования, если это и правда они. Так наши террианские крафты пытаются уходить от барража. Это идёт поиск нескомпрометированных каналов.

Ламарк упёрся в Ковальского взглядом и нехорошо так усмехнулся.

– Что же вы молчали, астрогатор?

Но Ковальскому было всё равно.

– А у меня всё равно никаких доказательств на руках нет. Так, простая догадка. Я бы её перепроверил, конечно, и уж тогда бы предъявил,

Но доктор Ламарк уже засобирался.

– К чертям космачьим ваши проверки, астрогатор, пошли к майору, есть у меня идея, как этот номер провернуть.

Приготовления заняли ещё полтора часа. Оказалось, что эмиттеры астростанции были не рассчитаны на такие широкие телесные углы, их пришлось перекалибровать, но в целом «этот номер» оказался достаточно простым в освоении. Простое амплитудное кодирование не требовало особых изысков в исполнении. Просто шарашим по горизонту нейтринным пучком такой мощности, что нейтронная звезда позавидует. Нужно быть на оба глаза слепым, чтобы это не увидеть и не понять.

Ламарк махнул своим ребятам и те нажали что-то вроде большой красной кнопки.

Квол тут же подтвердил, что программа отработала.

Собравшиеся замерли.

Сигнал кодировал угловые координаты следующего в ряду не использованного ранее канала проецирования. Одного из пяти тысяч возможных.

Если их услышат.

Если сигнал будет верно интерпретирован.

Если за этим соглядатаем и правда стоит чья-то добрая воля.

Если.

Системы слежения без особой помпы выставили на всеобщее обозрение собранный инфопакет.

«Лебедь» показался в субсвет ровно в указанном канале и тут же исчез.

Их услышали.

Этот спор, казалось, мог продолжаться вечно.

Насупленный академический диспут двух учёных, посвятивших свою карьеру изучению чужой расы. Их аргументы отсылали к научным школам и философским парадигмам, историческим прецедентам и казусам, культурологическим моделям и сапиентоцентричным принципам уважения к силе высшего разума, сумевшего по собственной воле перешагнуть межгалактический барьер, а значит, заведомо достойного действовать согласно собственным представлениям о том, что есть благо, а что есть зло.

Молчаливый диалог двух Избранных, чьи пути пересеклись сотни сезонов назад, и даже после того, как оба надолго покинули Большое Гнездо, этот диалог продолжал своё непрерывное течение. Они делились друг с другом не столько знанием, сколько высшей общностью суждений, основанных на единых законах логики, лежащих в самом основании этой Вселенной, не управляющих её событиями, но составляющих истинную суть всех тех механизмов, что приводили их в движение.

Сухой, хладнокровный рапорт нижестоящего в иерархии подчинения своему высшему руководству, приказ которого было немыслимо оспорить, даже если тот был совершенно неисполним. При этом средством общения служила безэмоциональная цепочка фактов, вытекающих один из другого так же неизбежно и непоколебимо, как лавина следует за падением первой снежинки на вершину обледеневшего горного пика.

Яростный, бессмысленный спор двух бесконечно чуждых друг другу существ, чей субъективный опыт делал любой факт в их изложении настолько искажённым в деталях и подробностях, что с тем же успехом речь могла идти не об одном и том же факте, объекте, событии или же выводе из них, а о совершенно далёких, не имеющих никакого отношения друг к другу явлениях, быть может, даже вовсе вымышленных вещах, из которых ровным счётом ничего не следовало.

Увы, последствия этого спора тянулись так далеко в пространстве и во времени, что завершить его, сдавшись без боя, Илиа Фейи никак не мог себе позволить. Ни далёкое Большое Гнездо, ни это растреклятое Пероснежие, ни летящие, ни ирны, ни артманы не простили бы ему подобной беспечности.

Если у него ещё оставался шанс, он должен был пытаться продолжать борьбу. Продолжать спор с соорн-инфархом.

– Важнейшей целью моей миссии служенаблюдателя было предотвращение подобных коллизий, соорн-инфарх, вы же сами поручили мне остаться здесь и…

– И наблюдать, нуль-капитул-тетрарх, вы должны были придерживаться стратегии абсолютного невмешательства во избежание даже минимальных конфликтов со средой и объектом вашего наблюдения.

– Я так и поступал, соорн-инфарх, в точности! Наблюдал, фиксировал, отправлял безумные простыни отчётов, на которые не поступало ни единого ответа!

– Что и было прямым следствием невероятной важности вашей миссии. Для того, чтобы ваш глаз оставался объективным, а ваши отчёты максимально полными, вам ни в коем случае не должно было поступать никакой обратной связи, поскольку из неё вы могли вольно или невольно сделать ложные выводы о том, какая информация является приоритетной или какие конкретно события являются наиболее ожидаемыми и ключевыми в вашем поиске. Вам следовало соблюдать информационный, логический и эмоциональный нейтралитет во всём.

– И я с глубочайшим почтением внимал этой мудрости, до самого конца оставаясь преданным служителем возложенной на меня миссии. Но вы же сами уточнили, соорн-инфарх, что не само это наблюдение являлось целью, но предотвращение дальнейших конфликтов с артманами. Мы и без того по самый рострум увязли в делах Пероснежия, и за прошедшие тысячу сезонов только увязаем ещё больше.

– Несомненно, коллега, вы как всегда правы, однако ваше неразумное вмешательство во внутренний конфликт чужой расы лишь усугубило и без того шаткое положение вещей в этой галактике. Как вы уже ранее заметили, само наше участие в истории артманов как межзвёздного вида есть попрание принципов невмешательства и самоопределения народов. Факт отправки спасательного флота к Старой Терре служит нескончаемым источником ошибок, а вероятно – и несчастий нашего народа в будущем. Я не устаю утверждать – летящим необходимо немедленно покинуть пределы Пероснежия и полностью прервать всякий контакт с артманами.

– Но соорн-инфарх, вы же сами согласились возглавить 45-й флот! Более того, вы же мне, глядя в глаза, утверждали, что оставляете меня тут одного! Что Крыло покидает пределы Барьера ровно по этой самой причине – невозможности продолжать самостоятельное существование расы артманов под давлением нашего здесь присутствия! Свет летящий, я все эти сезоны искренне полагал, что меня здесь попросту бросили!

– Держите себя в руках, нуль-капитул-тетрарх, для вашего ранга подобная эмоциональность в высказываниях граничит с полной потерей лица. Ладно я, утративший в одном строю с вами последние пинны, мне ли не понять, что такое отчаяние перед лицом бездны растраченного впустую времени, но при виде ваших тирад Хранители Вечности навсегда отстранили бы вас от всякого служения, хоть бы и в полном одиночестве.

Это тоже было правдой. Но Илиа Фейи всё равно не сдавался.

– Возможно. Но ещё более возможно, что они бы не согласились и с тем, что блистательному соорн-инфарху позволительно прямо и осознанно лгать тому, кто считал себя его учеником.

– То было не моим решением, и не прошло с момента нашего с вами долгого расставания и нескольких смен, как я уже многократно раскаялся в содеянном. Но выбора у меня не было – Бойня Тысячелетия показала, насколько артманы сделались безрассудны и несдержанны в своих поползновениях покинуть Барьер. Наше вмешательство сделало их такими. Озлобленными по отношению к непрошенным спасителям и лишёнными всяких сдерживающих факторов в собственной надуманной борьбе за свободу. Не уберись мы тогда с их горизонта событий, артманы бы погубили себя в огне самоубийственной войны, и нас бы с собой утянули.

– Так вот в чём дело, выходит, Ромул был прав, когда обвинял нас в том, что мы здесь не ради того, чтобы спасти их, мы здесь – исключительно ради собственного спасения.

Но соорн-инфарх даже не моргнул, ответствуя так же твёрдо и уверенно:

– Разумеется. Мои приоритеты очевидны – я служу Большому Гнезду, я служу летящим. Если и когда судьбы артманов встанут на пути этому служению, я перешагну через них так же легко и непринуждённо, как уже делал это ранее. Я несравненно старше вас, нуль-капитул-тетрарх, я уже видел горячие молодые цивилизации, которых мы не спасли.

– Которых мы не стали спасать? Или которых мы же сами и подтолкнули на край пропасти, однажды почувствовав в них грядущую опасность?

– И то, и другое, не пытайтесь меня ловить на моральных дилеммах. Я подчинюсь воле Совета. Но, при прочих равных, я же и всегда предпочту интересы моего вида интересам чужого.

– Показательно «спасу» их, заперев в клетке, после чего сделаю вид, что улетаю, а сам остаюсь… погодите, так зачем же вы остались? С какой целью Крыло пряталось во тьме столько времени? Не просто же наблюдать? Для этого был оставлен я.

– Нет, конечно. Однажды мы перестали быть спасательным флотом, но стали флотом возмездия. Если бы артманы вознамерились покинуть Барьер, удар был бы нанесён стремительно и неотвратимо.

– Но это же… но это же геноцид! Одно дело – оставить чужую расу на произвол судьбы, давая ей пусть призрачный, но не нулевой шанс спастись от Железной армады, совсем другое – собственным дактилем активировать машину судного дня. Только не говорите мне, соорн-инфарх, что вы на подобное способны?

– О, можете поверить, я способен. И вы способны. Наши искры одинаковы. Холодные, бесчувственные порождения глубин Войда. Им плевать на наши физические эмоции и нашу бренную мораль. Но если бы вы спросили, хочу ли я подобного, то нет, я бы не поступил так даже по прямому приказу Совета. Но не потому, что я жалею артманов, ирнов или кого бы то ни было. Я попросту считаю, что это бы поставило под удар выживание цивилизации летящих. Одно дело – быть хулимыми «спасителями», совсем другое – стать цивилизацией космических карателей. Это плохо заканчивается. Уж поверьте моей памяти.

– А как же миллиарды жизней? Они вас не мучают в ночных кошмарах?

– Мои кошмары не должны вас беспокоить, нуль-капитул-тетрарх, позаботьтесь о собственных. Потому что до сих пор план успешно действовал. Артманы прекратили попытки агрессивной экспансии, ограничившись тем, что обезопасили сектор вокруг Фронтира, начали налаживать контакт с ирнами, задумались о долгоиграющих планах, перестали банально выживать, каждый раз с мясом вырывая у собственной галактики право на завтрашний день. Но тут вмешались вы.

– Это несправедливо, соорн-инфарх. То, что вы всё это время принимали за умиротворение, мне, на взгляд изнутри, на взгляд пристального служенаблюдателя, которым вы же меня и назначили, представлялось лишь затишьем перед бурей. Все эти без малого две сотни сезонов в безопасных недрах Цепи зрел мятеж.

– Против чего?

– Против той судьбы, что мы им приготовили.

– И в чём же, по вашему мнению, она состояла?

– Моё мнение тут, как и положено объективному исследователю, совершенно неважно. Важно то, какой свою дальнейшую судьбу видели сами артманы.

– Вы меня беспокоите всё больше, нуль-капитул-татрарх, мне начинает казаться, что вы в итоге сделались артманом в куда большей степени, чем летящим.

– К счастью, это невозможно чисто физиологически. Мы слишком разные по своей природе. Но сочту это предположение за комплимент, соорн-инфарх, ваше признание делает мне честь, раз я выгляжу в ваших глазах артманом, значит, моё служение было не напрасным. Однако вы задали мне вопрос, на который я не знаю точного ответа. Есть только мои наблюдения, весьма субъективные, и есть прямые свидетельства тех артманов, с которыми я имел возможность общаться неформально, вне официальных площадок межрасового общения, куда меня приглашали в качестве посланника Большого Гнезда. И каждый раз, когда мне удавалось задать артману один простой вопрос, я получал очень разные, но сводимые к чему-то единому ответы.

– Что же это был за вопрос?

– Не торопитесь, будем последовательны. В Совете всегда опасались рассеяния артманов, им виделось хаотичное, децентрализованное Пероснежие, населённое тысячами разрозненных артманских миров и цивилизаций. Именно в этом была суть исходящей от артманов опасности. Так вот, они не видят себя такими. Для них нет более важной цели, чем соблюдение единства со своей расой, даже в ущерб дальнейшей экспансии. Ни представители наиболее развитых Семи Миров, ни жители периферии, включая населённые последователями террианских корпораций суперземли Фронтира, ни тем более следующие за Воинами плоды евгенических программ Конклава не проявили ни малейшего оптимизма по поводу перспектив остаться в одиночестве, самостоятельно выбирая свой путь в отрыве от прочих артманских миров.

– Что вы этим хотите сказать, нуль-капитул-тетрарх?

– Я хочу этим сказать, что артманы оказались ничуть не в меньшей степени склонны к коллективизму, чем мы с вами, даже напротив, если оставшийся в одиночестве летящий ещё рассматривал бы возможности для личного выживания, артманов подобное вводит в столь сильный ступор, что он становится несовместим с жизнью. Если проще – артманы оказались фактически коллективным видом вроде роящихся насекомых. Они не видят смысла своей жизни вне роя. А это значит…

– А это значит?.. Не тяните же, нуль-капитул-тетрарх, что за внезапная велеречивость и многозначительность!

– А это значит, что все наши модели бесполезны. От меня требовалось искать в действиях артманов признаки надвигающегося внутривидового конфликта и я согласился, что подобное возможно. Воины против затаившихся Соратников, «естественники» против «тинков», Семь Миров против останков террианских корпораций Большой Дюжины, говорящие на языке отцов против говорящих на языке матерей. Контр-адмирал Финнеан против адмирала Таугвальдера, в конце концов, почему нет? Если они способны представлять опасность для самих себя, значит, они опасны и Большому Гнезду. Звучит логично!

– Не томите.

– Но всё оказалось ровно наоборот! Вспомните их «чёрные иды» и террианскую легенду о Матери! Если перед нами ноосферный конгломерат, единый роевой разум, то внутривидовые конфликты бесполезно изучать, особенно в свете той гипотетической опасности, которую несёт нам этот вид. Напротив, чем более внутренне противоречивы артманы, тем безопаснее они для окружающих, тем больше они будут замкнуты на внутренних проблемах! Что может быть очевиднее, мы просто не понимали всё это время, с чем мы имели дело.

– И теперь вы открыли мне глаза на истинное положение вещей, не так ли? Я вас разочарую. Летящие уже имели дело с истинными роевыми интеллектами в соседних галактиках, и продолжают изучать их, пусть и не так пристально, как разумные расы Пероснежия. Однако нет, всё куда сложнее и, одновременно, куда проще. Да, артманы нуждаются в Песне Глубин своих Воинов в куда большей степени, чем наши соплеменники – в наших, это не секрет. И у них сохранились легенды о погибшей ноосфере Матери, но никакой даже самый оголтелый пантеизм не делает единоличный разум коллективным. Что бы вам ни говорили ваши случайные респонденты, артманы – одиночный вид, в котором каждая особь от рождения до смерти остаётся полностью поглощена инстинктами личного выживания, а значит – в них заложена всё та же природная аутоагрессия, когда в условиях ограниченных ресурсов приоритеты выживания перевешивают любые разумные доводы о преимуществах мирного сосуществования рас хотя бы из чувства благодарности за собственное спасение.

«Спасение». Опять оно. Соорн-инфарх упорно не желал принимать тот факт, что выжившие артманы никогда не простят летящим своего непрошенного спасения.

– То есть мы заперли их в пределах Цепи, заведомо ограничив артманов в тех самых ресурсах, по сути – запретили им дальнейшую экспансию, а после этого торжественно, под фанфары, удалились прочь, умыв руки, и это Совет считает истинным следованием пути летящих?

– Не буду говорить за весь Совет, но я как его полноправный член полагаю, что у нас не было иного выхода. Ах, да, мы могли бросить их на растерзание Железной армаде, которая уж точно не стала бы ждать, пока они сами освоят пустотность и смогут хотя бы полноценно противостоять угрозе.

«Угроза», так навигаторы артманов называли спонтанный огненный барраж эхо-импульсов из-за границы субсвета. Но соорн-инфарх имел в виду совсем иное.

– Мы не избавили их от опасности, а лишь дали им время осмотреться и всё равно наверняка погибнуть. Как погибали другие, до них.

– Определитесь уж, служенаблюдатель вы или спаситель. Не терпят артманы, к слову, и тех, и других. Они вообще очень нетерпимая и не склонная к эмпатии раса, особенно для тех, кого вы так огульно заподозрили в наличии у них зачатков коллективного разума.

Если бы всё было так просто. Но соорн-инфарха уже было не остановить.

– Вы же и сами понимаете, что если бы не ваше вмешательство в битве у Ворот Танно, у нас бы вообще уже не было предмета для спора? Тот самый мятеж, о котором вы мне твердите, был бы реализован в самом предметном и материальном виде. В виде огневого контакта двух артманских флотов, началась бы настоящая гражданская война всех против всех, которой мы и боялись. Но вы, ложно понимая свой долг, вмешались, и контр-адмирал Финнеан о четырёх первторангах благополучно ушёл на прожиг, формально не нарушив при этом приказа Адмиралтейства.

– Напротив, соорн-инфарх, мой самый тягчайший грех состоит не в том, что я, по собственной глупости, тогда вмешался, а в том, что если бы я не принял подобное решение, вероятнее всего, погибли бы ещё десятки артманских крафтов, но мятежа как такового всё равно бы не случилось. И тогда мы не спорили бы сейчас о том, что из нас прав, но, пускай ещё сотню сезонов спустя, вместе оказались бы перед Советом, пытаясь оправдаться, когда и по какой причине мы упустили контроль над этой расой.

– В чём же тут ваш грех? Послушать вас, вы поступили правильно, нуль-капитул-тетрарх!

– В том лишь, что я поступил так не ради моего служения, не ради торжества космического разума, не ради будущего Большого Гнезда или этого несчастного Пероснежия, я сделал это исключительно из чувства самосохранения. Поступил я так затем, что боялся оказаться на том суде. И боялся быть на нём по праву осуждённым. Пусть и на пару с вами, соорн-инфарх.

Свет летящий. Симах Нуари в тот миг глядел на своего аколита, как на некую диковинку, будто впервые заметив подле себя нечто небывалое, невозможное, и потому удивительное.

– Ясно. Вы знаете, коллега, выбирая вас для этой миссии, я надеялся, что вы сроднитесь с этой расой, пропитаетесь их мечтами и тревогами, но я не мог даже и в самых смелых своих мечтах предположить, что вы заразитесь от них теми же ментальными болячками.

Звучало это не очень оптимистично, но Илиа Фейи продолжал настаивать на своём, краснея рострумом и то и дело запинаясь:

– Вы меня не слушаете, соорн-инфарх, дело не во мне и не в моих возможных, как вы их называете, ментальных болезнях. Да, я нечаянно подтолкнул Финнеана к дальнейшим действиям, но решение принимал он сам, в кои-то веки не летящие спасают артманов, а артманы находят в себе силы сделать хоть что-то в свою пользу, сделать так, как поступили бы они, а не мы.

– Так вот в чём дело.

Симах Нуари больше не спорил. Он размышлял, и сила железной логики знала, куда вести его острый, безошибочный разум.

– Только теперь мне стало ясно, почему наш спор так затянулся. Признавайтесь. Ваше вмешательство было не единственным.

– Как и ваше, соорн-инфарх. Четыре крафта под командованием контр-адмирала Молла Финнеана не просто так не смогли покинуть пустотность в Скоплении Плеяд и были вынуждены вернуться к Воротам Танно и проследовать далее до «Тсурифы-6».

– Что ж, кумулятивный эффект от взрыва сверхновых приводит к тому, что пространство пустотности вокруг взрыва становится непроницаемым для обратного проецирования. Я не готов с вами обсуждать детали тех событий, вы и так слишком много наговорили артманам и чем меньше вы знаете, тем лучше, но да, мы, летящие были прямо заинтересованы в том, чтобы те четыре крафта не сумели завершить намеченную траекторию. Но вы… неужели вы думали, что я не замечу эту несчастную шлюпку?

Ну почему же. Заметить её несложно. А вот решать, как с ней поступить, соорн-инфарху придётся здесь и сейчас.

– Она здесь оказалась случайно, учитель, и никто не хватится тех несчастных артманов, что оказались на её борту волей судьбы и моей личной волей тоже. Но вы же видите, что не в состоянии помешать ей покинуть субсвет прямо сейчас. Точнее, вы можете это сделать, лишь попытавшись её уничтожить. Но этого я вам позволить не смогу, даже если вы мне прикажете. Моё служение противоречит подобному приказу и я лучше погибну сам, но не дам вам допустить самую главную ошибку с самого начала этой миссии.

– Вы намекаете сейчас, что я могу её уничтожить лишь вместе с вашим «Лебедем», нуль-капитул-тетрарх.

Голос Симаха Нуари скрежетал будто металлом по стеклу.

– Несомненно, именно так вы и должны поступить, если наш спор ни к чему вас не привёл, и вы до сих искренне уверены в собственной правоте. Что такое жизнь моя и жизнь этих артманов в сравнении с судьбами Большого Гнезда? Пыль, тлен.

Соорн-инфарх не ответил. Лишь помедлил немного, размышляя о чём-то своём, после чего оборвал связь.

Но «Лебедь» его отнюдь не разверзал жерла своих орудийных башен, и команда открыть огонь так и не прошла по Крылу. Шлюпка с двумя артманами ушла на прыжок, а Илия Фейи остался один на один в темноте непроницаемого кокона, от которого было не избавиться. Посланник оставался сокрыт ото всей прочей Вселенной, слепой, глухой и безгласный. Пленник на собственном корабле.

Во тьме прошло шесть сезонов, Крыло неспешно мигрировало вдоль границ Фронтира, но в контакт с артманами не вступало. Создавалось такое впечатление, будто Симах Нуари нарочито отбрасывал в построении дальнейших планов сам факт того, что Воинам артманов теперь доподлинно известно, что спасители никуда не улетали, что они тут, у самых стен топологического додекаэдра Цепи, чего-то ждут, прежде чем нанести решающий удар.

Да, Илиа Фейи признавал свою вину, он и правда осознанно выдал человеку Цзинь Цзиюню, как тот настойчиво просил себя именовать, всю суть и глубину той опасности, что нависла надо всей артманской цивилизацией после начала неурочного мятежа контр-адмирала Финнеана. Выдал и отправил обратно к Воротам Танно с миссией донести своё предупреждение Конклаву, прикрыв его шлюпку примитивным, но действенным боди-блоком. К счастью, соорн-инфарху в тот раз хватило присущего всем летящим чувства сенситивизма, чтобы не лишать своего теперь уже точно бывшего аколита жизни только потому, что тот оказался упёртым, как артман, настаивая на собственной правоте.

Но Илиа Фейи не оставлял попыток всё-таки достучаться до учителя.

Он писал ему ежедневно.

В форме докладных записок, личных посланий, формальных рапортов, официальных запросов, бюрократических жалоб, сухих формуляров, дипломатических депеш, секретных каблограмм, пространных анкет, исторических справок, фактологических уточнений, научных статей и критических отзывов.