Падение

2

Поезд прибыл точно по расписанию, в 13:10. При выходе из вагона скопилась достаточно большая очередь. Хорошо, что вокзал в Белоельске недавно отремонтировали, и платформа была на уровне вагона – пожилые пассажиры выходили из вагона беспрепятственно и искренне, даже дольше по времени, чем это негласно требовалось, благодарили проводницу. В тамбуре я заметил радостно встречающего меня дядю Ваню. Васильев Иван Михайлович был мужем старшей маминой сестры – Натальи Сергеевны.

Его можно было принять за преподавателя в университете, но не такого, который ходит на работу лишь затем, чтобы что-нибудь пробубнить и всех заставить спать, а такого, которому действительно нравится, чем он занимается, и умеет интересно рассказывать свой предмет. Он проработал около сорока лет на заводе инженером. Работа его устраивала и не особо напрягала, но три года назад началось сокращение штата, и Иван Михайлович вышел на пенсию. Впрочем, он не был сейчас безработным, а изредка ходил в одну контору, находящуюся недалеко от дома.

Он был в лёгкой черной куртке и свитере, тёплых брюках и чистых ботинках. Одежда была недорогой и немного староватой, но всё равно Иван Михайлович выглядел весьма достойно. На голове у него появилась залысина, да и живот успел заметно округлиться за последний год. В свои шестьдесят один он выглядел весьма бодро. Он всегда немного прищуривался – зрение с каждым годом становилось хуже, – но надевал очки, только когда читал. Вернее, надевал, щурился, снимал, надевал другие, голову то опускал, то поднимал, опять снимал, надевал третьи… в конце концов, несколько подобрав, а скорее, смирившись, начинал читать.

– Здравствуй, племянник, ну, как доехал? – дядя Ваня крепко пожал руку и обнял меня. Он был рад.

– Здравствуйте, знаете, так хорошо было: лежишь, спишь, не трясёт, никто не мешает. Поезда уже не те. Вид за окнами только тоскливый и погода…

– Это точно, но ничего, исправим! Давай помогу? – он хотел взять мою сумку, весьма, впрочем, лёгкую.

– Не надо, не надо! Вы сами как? Что-то, вижу, хромаете.

– Я тут приболел с месяц назад, и вот после этого колено и побаливает. А так всё хорошо, дети в школу ходят, их родители работают, мы, пенсионеры жизни радуемся! Тётя Наташа сегодня на работе, к ужину придёт. Никитины тоже вечером зайдут. Так что сейчас приедем, я тебя накормлю, напою, душ, вещи разложишь, если хочешь, спать ложись; я всегда днем сплю.

Мы подошли к его автомобилю. Слегка грязный седан стоял в глубине парковки между огромными внедорожниками. Скол на бампере, полученный шесть лет назад, когда только Иван Михайлович купил машину, был на своём месте.

– Садись, садись, сумку назад кинь. Да, ну и как мы выезжать будем?

С территории вокзала мы выехали только спустя двадцать минут. Автобусы и такси, соревнуясь друг с другом, как будто сговорившись, не пропускали обычные автомобили.

– Папке с мамкой отправил СМС-ку, что приехал? Как они сами-то поживают?

– По-старому: работа- дом, работа-дом, дача вот теперь ещё будет, – я ответил, параллельно набирая СМС.

– Так вот почему ты к нам приехал: мамке с папкой огород копать не хочешь, всё ясно.

– Нет, первого числа, как и положено, съездили уже. Всякое барахло и ещё Бог знает что привезли. Разумеется, шашлыки под дождём были – открыли сезон, как говорится.

– У вас тоже скверная погода? Май, называется. У нас в пятницу такой ливень был, машины плыли по дорогам, подвал наш опять затопило, так что не пугайся запаха гнилья.

Белоельск не особо изменился. Мы проезжали по узким односторонним улицам в центре. Облака расступались, позволяя жителям и гостям Белоельска всё сильнее насладиться солнечным светом. Одна девочка на тротуаре радостно показывала маме рукой в сторону солнца и, похоже, была готова запрыгать.

– А через центр едем, потому как Гагарина вся перекопана.

– Мы же тем летом к вам приезжали, её ремонтировали как раз. До сих пор не сделали?

– И не сделают… На Московский тоже вечером лучше не соваться…

– Да вообще лучше никуда не ездить, спать, да?

– Именно, – улыбаясь и кивая головой, ответил Иван Михайлович, – а у тебя каникулы, что ли?

– Нет, пары просто не особо важные на этой неделе, да и выходных много, почему бы не съездить? А то действительно пришлось бы полностью перекапывать огород.

– А думаешь, здесь не придётся? У тёти Наташи большие планы на тебя.

– В этом я и не сомневаюсь… Как у Синцовых дела?

– Да хорошо. У Виктора сейчас отпуск, на даче он сегодня. Надя дома сидит, как обычно, Костя и Сашка гуляют, наверное, распогодилось же. Так все живы-здоровы. Костик месяц назад тоже, как я, простыл, но выздоровел почти тут же. Он же молодой, не то что я.

В два часа дня мы приехали домой к Васильевым. Они жили в девятиэтажке почти что на краю города. Район был застройки восьмидесятых годов, и казалось, что дороги и дома с тех пор так и не ремонтировали. Васильевы переехали в двухкомнатную квартиру на седьмом этаже десять лет назад. Сначала хотели переехать в хрущёвку, но поняли, что каждый раз подниматься по лесенкам будет проблематично, и поэтому искали дом с лифтом.

– Вот, нам лифт отремонтировали полгода назад! – с гордостью сказал Иван Михайлович, приглашая в новый лифт, в котором то громко, то тихо играла классическая музыка.

Квартира не была «пенсионерской» и состояла из длинного коридора, с правой стороны которой были две комнаты и кухня. Два года назад Васильевы сделали ремонт во всех комнатах. В гостиной были светлые обои и новая мебель. Я заметил множество цветов на подоконнике. На «стенке», которая оправдывала своё название и была действительно на всю стену, стояли книги и фотографии многочисленных родственников. Лишь старый советский сервиз с голубыми рыбками говорил о том, что в квартире живут немолодые люди. Спальня тоже представляла из себя хорошо отремонтированную комнату с двухместной кроватью и шкафом, в котором была одежда и книги в стеклянной секции. В квартире было уютно и прибрано; лишь в спальне на компьютерном столе была раскидана мелочь и различные винтики с прочими безделушками.

– Так, кто звонит? – Иван Михайлович потянулся за телефоном, когда мы сели за стол. – Привет. Да, приехал, встретил, сидит, ест, передаю телефон.

– Здравствуйте, тёть Наташ.

– Привет, студент, прогульщик! Ну как доехал? Дядька кормит? – Наталья Сергеевна говорила громко, впрочем, как и всегда.

– Хорошо доехал, дядька кормит и поит, – тут Иван Михайлович поднес указательный палец к губам.

– Ну, как обычно, что с него взять? Ладушки, в пять приду, не скучайте…

Вдруг раздался звонок по второй линии. Звонила какая-то шарашка.

– Дядь Вань, тут, похоже, вас.

– Давай, ну-ка… Свободен, хорошо, приду, – все так же весело ответил Иван Михайлович шарашке.

– Вот, на работу вызывают. Не заскучаешь тут один?

– Да не должен… Пока душ, пока сумку разберу…

– Вроде я тебе всё показал, да ты здесь уже и как дома, каждый год ездишь… Так, в магазин, что ли, зайти потом? Хлеба, молока… Тебе что-нибудь взять? Газировку, чипсы? Таким не увлекаешься?

– Не, не, ничего не надо.

– Ну, я пошёл, закрывайся.

Он ещё долго ходил по квартире и искал ключи и какую-то флешку. Сходив в душ и распределив свои немногочисленные вещи, я стал более внимательно рассматривать квартиру. Я захотел узнать, что читают в этом доме. На полках стояло большое количество книг, изданных в советское время: Диккенс, Толстой, Лондон, Симонов… Книги были сгруппированы по авторам, и лишь произведения Достоевского стояли в разных углах шкафа. «Братья Карамазовы» были куда тоньше версии произведения, которая была у меня дома. Когда я открыл на главе «Великий инквизитор», из книги выпал засушенный расплющенный таракан. Прегадкое зрелище. Я закрыл книгу и поставил её на место. Нижняя полка была заставлена российскими популярными детективами. Одна книга лежала на тумбочке рядом с диваном. Закончив рассмотрение книг, я перешёл к фотографиям, которых было действительно много.

Выделялись две большие, размером, 20 на 30 сантиметров. На первой была вся моя белоельская родня: Васильевы, их дочери, Надежда и Мария, их мужья, Виктор Синцов, Александр Никитин, соответственно, и четверо детей. Костю и Катю держали на руках, потому как они были совсем ещё крохами. Фотография была сделана на прошлый юбилей Ивана Михайловича. На второй же было ещё больше народу: добавилась ещё и моя семья с бабушкой и дедушкой. Она была сделана тем летом во время юбилея Натальи Сергеевны. Собственно, на второй фотографии изменились только Иван Михайлович, который заметно потолстел и полысел, и дети, особенно Катя. Она очень сильно отличалась от того, как она выглядела в два года.

Остальные фотографии являлись портретами, в основном детей. Была фотография, на которой я четырёхлетний что-то жевал с довольным видом. Рядом стояла фотография с моего школьного выпускного. Вот Сашка Никитин довольный лежит на пеленальном столике, вот он идет в первый класс, а на другой полке уже весьма серьёзный, но всё же с огоньком в глазах сидит перед тортом с цифрой 10. Рядом сестра его, Катька, с большими бантами стоит на школьной линейке. Костя же на всех фотографиях улыбался, и казалось, что с годами улыбка становилась всё шире.

Глядя на следующую фотографию, назвать его старшую сестру Сашкой, как раньше, уже никак не получалось. Очевидно, что фотография была сделана этой зимой, скорее всего в новогодние каникулы. Александра Синцова, несмотря на свои тринадцать лет, выглядела весьма старше своего возраста. Такую безупречную осанку, как у неё, никак не сможешь представить, когда речь идёт о девочке-подростке. Это раньше в семьях высшей знати родители и гувернантки прилагали усилия, чтобы укрепить осанку детям. Сейчас же никому нет дела до того, как выглядит спина у ребёнка. За сутулость, конечно, ругают, но на этом и останавливаются, даже к врачам не обращаются, когда у ребёнка появляются первые признаки сколиоза или кифоза, или и того и другого вместе. Я не думаю, что Надя с Виктором следили за спиной дочери. Скорее всего, она сама себя поддерживала в форме.

В её выразительные чертах лица проглядывалась взрослость и женственность. Конечно, она выглядела очень привлекательно, но для девочки тринадцати лет это было что ли даже недопустимо. Я считал, что ребёнок не должен рано взрослеть, ничего хорошего в этом нет. Красивые длинные светлые волосы доходили ей до поясницы. В её взгляде на фотографии совсем отсутствовали детские черты, напротив, её глаза смотрели серьёзно, даже слегка надменно. В этом взгляде чувствовалось что-то тяжёлое, плохое, какая-то великая печаль. Но одновременно с этим своей серьёзностью Александра как бы пыталась скрыть эту грусть. У неё ещё сохранились немного выраженные щёчки – последнее напоминание, что передо мной была фотография девочки тринадцати лет, а не восемнадцати-двадцати. В прошлый раз я видел её тем летом, но тогда она была совсем ещё ребёнком. Как она успела так вырасти? Куда пропал её нежный, слегка наивный взгляд? Где улыбка, которая так нравилась всем? Теперь её уже никак не назовешь девочкой. На фотографии она была очень красивой.

Ждать возвращения «взрослых» оставалось ещё долго, солнце на улице опять пропало, и слегка моросило, поэтому я решил перечитать главу «Братьев», страницы которой были склепом для насекомого. Ещё раз взглянув на фотографии, я заметил, что достиг того возраста, когда человек отмечает то, как быстро растут дети…

– Так, Вань, эту большую тарелку Димке поставь, – Наталья Сергеевна с азартом командовала застольем, – а то его мамка потом скажет, вот, мол, голодом морили сыночку единственную.

Наталья Сергеевна, как и всегда, была в приподнятом настроении и, несмотря на усиливающуюся одышку, не переставала бегать из кухни в гостиную, накрывая стол. Она достаточно хорошо выглядела для своих лет – слегка заметная хромота и полнота не портили впечатление. Наталья Сергеевна была среднего роста женщиной с аккуратными коротко подстриженными волосами. Глядя на неё, невольно создавалось впечатление, что где бы она ни появлялась, там тут же образовывался хорошо накрытый стол и уют.

– Когда у тебя уже свои дети будут, а? Вон как оба светитесь от счастья, – сказала Мария (младшая дочь Васильевых, невысокая и всё сильнее приближавшаяся к комплекции матери), радостно смотря, как я держал на руках её дочку Катю.

Катюха лапками белого игрушечного кота – бывшей моей игрушки, которую она увезла от нас в прошлом году – пыталась обнять моё лицо. Белокурая девчонка с зелёными глазами, едва заметными из-за смеющихся щёчек, и я строили рожицы друг другу. Как же я хотел, чтобы она никогда не росла.

– У нас уже в твоём возрасте Сашка был, – Мария потрепала по голове проходящего рядом сына, нёсшего фужеры.

– Ну, какие дети, – звонкий голос Натальи Сергеевны послышался из коридора, – какие дети? Когда мы пришли, он знаешь, что делал? – Наталья Сергеевна зашла в комнату, неся большую миску «Цезаря». – Достоевского он читал. Ой, мамка сама не в восторге, наверное, что так тебя воспитала, а? Внуков ведь ей тоже хочется.

Мы с Катей подошли к окну, залюбовались дождём и совершенно не слышали, что там кричат эти «взрослые». Солнечный свет, нежно и ненавязчиво пробивавшийся сквозь капли, светлый, восторженный, любящий взгляд, каким умеют смотреть почему-то только дети… Я был счастлив.

– Да сейчас все думают, надо, не надо семью, чувства проверяют… А мы раз, и всё. Любим и любим, получилось, ну и получилось, и всё счастливы, да, Александр Первый? – бойко сказала Мария Никитина.

– Ты где так вымазался, император? Куда твоя мамка-то смотрит? Ну, шли же два квартала всего! – Наталья Сергеевна приказала внуку поменять джинсы, благо, у бабушки с дедушкой всегда была сменная одежда для детей.

– Саша! – протянула Мария Никитина.

– Ну, мама… Так получилось, – вылетел Сашка из комнаты, чуть не сбив деда с казаном плова.

– У нас всегда так: оно само, так получилось, я не виноват… Катюх, а ты сама чистая? Вы же вместе бежали по лужам к дяде Диме?

– Чистая, – сказала Катя, не оборачиваясь, и обняла мне шею, стукнувшись при этом лбом об мой подбородок и звонко рассмеявшись после.

– Да вы чего так рано пришли? Вас ждали к семи, а не к шести, – с улыбкой сказала Наталья Сергеевна.

– Детям дома не сиделось.

– И тебе тоже, – держа в руках бутылку вина, зашёл в комнату рослый Александр Никитин – муж Марии.

– Так, все за стол, – скомандовал Иван Михайлович, держа в руках большую ложку.

– Катюх, ты куда сядешь? – Мария обращалась к дочке, но глазами искала сына.

– К дяде, – смущаясь, ответила Катя, садясь справа от меня на диван и оттаскивая «мою большую» тарелку к себе.

– Саша, мы тебя ждём! – громко сказала Мария.

– Да я здесь, мам, – в замешательстве, прочищая левое ухо, сказал Саша, сидевший на стуле, за которым стояла Мария Ивановна.

– А, ты здесь, что ли? А ну-ка иди на диван, или папка твой пусть идёт.

– Шумно тут у вас, да, Катюх? – обратился я к девчонке, которая пыталась накормить огурцом из салата свою кошку.

– Наташ, тебе коньячку? – хозяйничал Иван Михайлович.

– Ой, нет, нет, нет, нет, – замахала руками его жена.

– За приезд племянника же. Ты посмотри, какой орёл! Ты смотри, он потом скажет своим, вот, мол, погоду не приготовили хорошую, за меня не пили, шумели, книжки читать не давали…

– Ладно, давай. Только… Всё, всё, всё, остановись наконец.

– Ну, за приезд! Молодец, что вырвался, а то старики, учёба, сам понимаешь…

От коньяка Иван Михайлович, сидевший слева от меня во главе стола, немного вздрогнул. Катина кошка была вся вымазана майонезом, на голове у нее лежал листик салата.

– Саш, накладывай, – обратился Иван Михайлович к Александру Никитину, сидевшему на другом конце стола.

– Хорошо, а ложка где?

– Да, где? Ты же с ней пришёл? – спросила Наталья Сергеевна, искавшая глазами хлеб и сидевшая напротив мужа.

– Ложка, ложка… Ложка под кошкой, – обнаружил пропажу Иван Михайлович.

– Катя! – строго протянул имя дочки её отец.

Взгляд его был суров; неизвестно, где всех отцов учат так смотреть на провинившихся детей.

– Так, какие планы? – осмотрел всех присутствовавших Иван Михайлович. – Завтра мы едем к Синцовым, в субботу на дачу, восьмого… Что это, понедельник? Восьмого к Сашке на день рождения. А ты, Димка, когда уезжаешь?

– Девятого… Утром… – с набитыми щеками пережёвывал я действительно вкусный плов.

– Ах, утром… Я помню, что девятого ты говорил, но думал, на парад ещё успеем сходить. Так завтра, значит, к Синцовым, начальника вроде как предупредил.

– И мы с вами! – звонко сказала Катя.

– У тебя вообще-то школа, – Мария Никитина подмигнула дочери.

– Не хочу! – резко скрестила руки Катя, задев ложку и отправив её в полет почти в тарелку к деду.

– Да пусть пропустит ребёнок, – сказал дед, – пусть с роднёй лучше побудет, чем в этой школе. В школу она каждый день ходит, а Синцовы за тридевять земель живут – к ним не наездишься.

– Да, действительно, – подмигнул я двоюродной сестре.

– Ладно, езжай, заодно ручку тридэшную вернёшь им.

– Ура-а-а! – теперь из-за Кати чуть не полетела тарелка.

– Я тоже хочу, – почти басом сказал Александр Никитин-младший.

– Ну уж нет. У кого двойка по географии? – злорадно посмотрела бабушка на внука.

– Так это же всего лишь по географии! Предмет так себе, не важный.

– У тебя и по математике имеется, насколько я помню, – сказала бабушка, которая знала оценки внука лучше, чем он сам. Пятиклассник был расстроен.

– Саша! – ещё более сурово, чем на Катю, отец посмотрел на Санька. Даже мне стало не по себе от этого взгляда.

– О, чей телефон звонит? – озарилась Мария.

– Похоже, вообще два: мой и… – Наталья Сергеевна потянулась к тумбочке.

– Мой, – сказал я. Мне звонила мама.

– Привет, Надюх. Да, приехал. Сидим, едим… – сложно было что-либо расслышать из-за звонкого голоса Натальи Сергеевны

– Привет, мам! Всё, доехал, встретили.

– Привет, сын. Кормят тебя там родственнички? – первый вопрос от мамы, разумеется, был про то, как и чем я питаюсь.

– Да кормят, кормят. Чего уж прям так сразу? Пловом кормят, вкусным. Шумят все, как обычно. Вы как?

– На огород съездили. Ух, столько дел передали. Хотя нет, только я дела делала, отец твой опять прохлаждался. То ему жарко, то холодно, то есть хочет. Дитя просто.

– Ну, что тебя так тянет на этот огород? Дай отцу отдохнуть.

– Кто ж его мучает? Кто ж его напрягает? Два ведра воды донести не может.

Послышалось недоумевание отца.

– Так ты же взял вёдра, потом тебе кто-то позвонил, а после звонка ты про всё забыл. Я чуть не запнулась об эти вёдра, – мама кричала одновременно и в телефонную трубку и папе.

Из-за громкости я даже отодвинул от уха телефон – как было громко всё это слышать отцу, представить страшно.

– Что ты прям в самом деле? Всё он делает. Ну, может, после того, как ты скажешь восемьдесят раз… Но ведь сделает.

– Так вот именно, что пока сто раз не скажешь и не подтолкнёшь, он не повернётся. А хотелось бы, чтобы от него самого исходила инициатива. Хотя нет, не надо. Помнишь, как он в том году захотел мусорную кучу передвинуть? Пол-участка же разнёс, и в итоге всё осталось, как было. А знаешь, как красиво помидорки в теплице смотрятся?

Тут мама принялась описывать, что они посадили, что они сделали на огороде, и вдалеке слышалось то же недовольное ворчание отца. Всё это было таким родным.

– Да, да, поверю я, что вполсилы возились. Опять все скрюченные и уставшие пришли, наверное. Тихо, спокойно у вас, значит, а у нас вот Катюха компот разлила… – здесь я не расслышал, что ответила мама, безобразие звуков к квартире Васильевых переглушило всё. – Чего говоришь?

– Привет всем передавай, говорю.

– Хорошо, хорошо, передам, ага. Ладно, пока, пока. Вот тётя Наташа трубку вырывает.

Наталья Сергеевна забрала мой телефон и отдала свой.

– Привет, сеструха! Всё пашете на огороде, говорят? – Наталья Сергеевна закричала. Я поднёс к уху её телефон.

– Привет, Надь. Да, да всё хорошо. Говорят, мы завтра к вам? Ну и отлично. Дети как? А что же им ещё делать, если не веселиться? Ну и пусть двоечники, зато счастливые. Ладно, завтра увидимся, тут дядя Ваня опять тост готовится сказать. Пока, пока…

Сидели за столом долго и шумно.

Спал я крепко. Перед тем как уснуть, лёжа на диване в гостиной, мне казалось, что звон до сих пор стоит в квартире. Возможно, я за этим и приехал, за этим звоном, за этими улыбками, за этими крепкими объятиями… Я был счастлив. Я не знал, что покидать Белоельск я буду с совершенно другим настроением. Я не знал, что за время этой недели познакомлюсь с новыми людьми, судьбу которых трудно даже вообразить. Я не знал, что некоторые родственники предстанут передо мной в новом свете.

4 мая

1

– Катя, какие карандаши? Одевайся, у Синцовых порисуешь, – Наталья Сергеевна торопила Катю, которая хвасталась мне теми вещами, что у нее есть. Я сидел на диване в квартире Никитиных, весь усыпанный мягкими котятами, медвежатами и какими-то разноцветными страшилами.

– А я думал, зачем мы так рано идем к Никитиным? Здесь, оказывается, принцессы по три часа собираются, – потрепал я волосы Кате, когда она принесла большой чемодан, полный игрушечными представителями всей земной фауны и, как мне показалось, кукол для оккультных ритуалов.

– В этом доме сначала полдня никуда не торопятся, а потом все бегают, суетятся, ищут что-то. Ой, какой только бесовщины для детей не придумают. Катя, одевайся. Вот как до этого можно додуматься? Ой, только психику ломают детям, – Наталья Сергеевна указывала на игрушку, изображавшую, по всей видимости, результат скрещивания чего-то жабоподобного с пауком.

– Хорошо, что в ваше время такого не было, правда? – сказал я.

– Ой, и не говори. Так, чьё это? Сашкино? – Наталья Сергеевна разбирала бельё, чтобы запустить стирку. – Ой, видишь, как Машка за хозяйством следит, какой беспорядок? Всё семейство такое, и Сашка, и Машка, и второй Сашка, все такие. Бросили, забыли, побежали, вспомнили, передумали. Катя, одевайся! Всё же на бабке. И бельё постирать, и детей в школу отвести, и уроки с ними сделать…

– Может, это потому что бабка сама не против?

Трёхкомнатная квартира Никитиных выглядела весьма уютно. В гостиной вся мебель была какой-то большой, объёмной, и диван, на котором спали старшие Никитины, и шкафы, даже окно, казалось, было больше, чем в других комнатах. В гостиной в следующее лето хотели сделать ремонт, но, как по мне, комната выглядела и так очень хорошо, кроме паркета, стыки которого расходились. Детские же комнаты выглядели совершенно как новые. Как такового беспорядка, к которому так придиралась Наталья Сергеевна, я не увидел. Казалось, что пыли было даже меньше, чем в квартире Васильевых, её как будто и не было почти, равно как и цветов. Во всей квартире я насчитал только три горшка с какими-то низкими фикусами.

– Катя, одевайся. Так, Дим, поработай-ка бесогоном, убери всё это мракобесие вон в ту коробку, – Наталье Сергеевна успела заметно устать за это утро. Послышался звонок, – о, дед пришёл.

Катюха в колготках, надетых только на одну ногу, побежала встречать Ивана Михайловича.

– Привет, молодёжь, готовы ехать?

– Сейчас, Катюху только соберём, – Наталья Сергеевна запустила стирку и пошла на кухню, – так, у Санька обед есть, не густо, конечно, но ладно. Быстрее поест, быстрее за уроки сядет. Катя, мне самой тебя одевать, что ли? Большая уже.

– Дядя Вань, что за график у вас такой? Ходите не понятно к какому времени, через два часа возвращаетесь…

– Да, действительно, ты же говорил, что отпросился сегодня, что у вас срочное-то такое может быть? – Наталья Сергеевна одевала Катю.

– Сама же слышала, как полвосьмого позвонили. Ильюха флешку с документами найти не мог, – Иван Михайлович обратился ко мне, – а так просто свободный график у работы. Очень свободный, а что ещё пенсионеру надо?

– И вы вдвоём её искали? – спросила Наталья Сергеевна.

– Да, зашли в мой кабинет, не нашли, зашли в его… Потом я вспомнил, что она у меня дома лежит. Пришлось возвращаться. А чего ты улыбаешься, Дим? Бывает.

– Ой, у тебя что только не бывает. Тоже вечно всё забудет, потеряет… Меня-то ещё как не забыл? – Наталья Сергеевна наконец одела Катю, которая постоянно вырывалась в поисках белой кошки. – Да стирается твоя кошка после вчерашнего пира.

– Тебя-то я всегда помнить буду, тебя на забудешь, а вот где очки? – Иван Михайлович хлопал себя по карманам, вдруг зазвенел его телефон. – Да, Илюх, привет ещё раз. Да, да, да, мои, мои, сейчас заеду.

– На работе оставил? – вздыхая, спросила Наталья Сергеевна