Сочинения. Том 5

Данное определение объясняет, почему именно в этом трактате целесообразно переводить ἐνέργεια как «энергия». Дело в том, что именно так в русской традиции принято переводить ἐνέργεια в сочинениях Аристотеля, а данное здесь Галеном определение ἐνέργεια как реализующейся потенции напрямую восходит к Аристотелю. По-видимому, и сам этот термин изобретен Аристотелем: до него он не встречается в греческой литературе, да и первые несколько столетий после его смерти встречается только в сочинениях философов, испытавших влияние его учения. В сочинениях Аристотеля энергия выступает именно как реализация возможности (δύναµις)[71].

Иногда, впрочем, используемый Галеном термин ἐνέργεια приходится переводить как «действие», особенно в тех случаях, когда он противопоставлен «претерпеванию» (πάθηµα): «Я называю движение вены и мышц активным действием [ἐνέργεια], а движение пищи и костей – невольным претерпеванием [πάθηµα], причем пища изменяется, а кости перемещаются» (О естественных функциях, I, 2, 7 К).

Отметим, что именно пониманием «энергии» исключительно как активного действия, в отличие от пассивного «претерпевания», использование этого термина Галеном отличается от аристотелевского: у Аристотеля, например, состояние ученика в процессе обучения определялось словом ἐνέργεια, так же как состояние учителя (Физика, III, 3). Д. Брэдшоу, отмечая эту терминологическую инновацию Галена, указывает, что такое изменение значения термина подготовлено развитием его употребления (как в научной литературе, так и за ее пределами) на протяжении веков, отделяющих Аристотеля от Галена, в сторону более «активного» понимания, близкого английскому energy и русскому «энергия» («энергичность»)[72].

Понятие «движение» (κίνησις), частным случаем которого, как мы видели, является ἐνέργεια, также определяется Галеном в аристотелевском духе. Для нас движение – это перемещение в пространстве, но для Галена и Аристотеля перемещение в пространстве – лишь частный случай движения, которое понимается как любое изменение: «Итак, когда некое тело ни в чем не изменяется по сравнению со своим первоначальным состоянием, мы говорим, что оно пребывает в покое, но, если оно подвергается какому-либо изменению, можно сказать, что оно приходит в движение. Так как изменения первоначального состояния многообразны, многообразными будут и виды движения. Ведь всякий раз, когда белое станет черным или черное станет белым, происходит движение в отношении цвета, а если сладкое сделается горьким или, наоборот, горькое – сладким, речь идет о движении в отношении вкуса. Этот и предыдущий случай называются движением в отношении качества, и мы называем движением не только изменение цвета или вкуса, но также и превращение холодного в горячее или горячего в холодное, как и превращение влажного в сухое или сухого во влажное. Ко всем этим процессам мы относим общее название “изменение”» (О естественных функциях, I, 2, 2–3 К). Столь же общим и всеобъемлющим является и понимание движения у Аристотеля, как видно, например, из следующей цитаты: «Но движения помимо вещей не существует, ведь все меняющееся меняется всегда или в отношении сущности, или [в отношении] количества, или качества, или места, а ничего общего, как мы сказали, нельзя усмотреть в вещах, что не было бы ни определенным предметом, ни количеством, ни качеством, ни какой-либо другой категорией. Так что если, кроме указанного, нет ничего сущего, то и движение и изменение ничему иному не присущи, кроме как указанному. Каждый же из этих [родов сущего] присущ всему двояким образом, например: определенному предмету, с одной стороны, как форма его, с другой – как лишенность; в отношении качества – одно есть белое, а другое черное; в отношении количества – одно завершенное, другое – незавершенное; равным образом и в отношении перемещения – одно вверх, другое вниз или одно легкое, другое тяжелое. Таким образом, видов движения и изменения имеется столько же, сколько и [родов] сущего»[73].

Такое обобщенное понимание движения, энергии и функции, то есть интерпретация любого изменения как движения, а того, что может изменять, – как функции, объясняет то, что «функциями» совершенно неожиданно оказываются у Галена первичные качества – холод, тепло, сухость и влага: «Так что если ты стремишься узнать, что в ответе за первичные и элементарные функции, вызывающие изменения, то это влажность, сухость, холод и тепло» (О естественных функциях, I, 6, 12 К). Такое понимание слова «функция» отличается от нашего, что обусловлено принадлежностью Галена к восходящей к Аристотелю философской традиции.

О том, как формируется употребление слова δύναµις, более близкое нашему пониманию функции, можно судить по галеновскому описанию формирования гомеомерий. О том, что такое гомеомерия в понимании Галена, нам уже приходилось писать[74]. Здесь только напомним, что это понятие предшествует современному понятию «ткани» и указывает на гомогенные структуры организма (нервы, кости, сухожилия, кожа), состоящие, по мнению Галена, из одинаковых частиц. Вот как Гален описывает их формирование: «А кости, хрящи, нервы, мембраны, связки, вены и все прочее природа создает на первой стадии зарождения животного, используя, говоря в общем, функцию рождения и изменения, а в частности – согревающую, охлаждающую, (13 К) иссушающую и увлажняющую функции, а также те, что происходят от их смешения, например функцию формирования костей, нервов и хрящей – для ясности должно оперировать и такими названиями» (О естественных функциях, I, 6, 12 К). Таким образом, как сложные ткани и сложные органы формируются из элементов, соответствующих простейшим качествам, так и сложные функции («функции» в нашем понимании слова, такие как остеопоэз и хондропоэз) формируются на основании простейших функций, соответствующих этим изменяющим качествам.

Иногда для названий отдельных функций, предлагаемых Галеном, бывает трудно подобрать адекватный русский эквивалент. Так обстоит дело, например, с термином ἀνάδοσις, который в настоящем томе переводится как «усвоение» (О естественных функциях, I, 2, 7 К; I, 16, 60 К; I, 16, 63 К), однако перевод этот не вполне соответствует значению греческого термина. Буквально ἀνάδοσις переводится как «раздавание». Гален представляет эту часть пищеварительного процесса как переход пищи из пищеварительного тракта в печень и дальнейшее распределение ее по тканям. Речь идет именно о механическом распределении, а не о химическом процессе усвоения: с точки зрения Галена, переработка пищи происходит лишь в желудке и в печени, в то время как остальные части пищеварительного тракта заняты ее механической транспортировкой и распределением[75].

Несколько слов скажем о стиле трактатов, публикуемых в настоящем томе, и об историческом контексте, в котором они создавались (каким он реконструируется по этим и другим сочинениям Галена). Эти аспекты тесно связаны: тон всех трактатов резко полемический. К данным трактатам это относится даже в большей степени, чем к сочинению «Об учениях Гиппократа и Платона»[76], ведь почти все последователи Эрасистрата, полемике с которыми посвящены три трактата, были современниками, соперниками и конкурентами Галена, а Юлиан и Лик, которым посвящены два других трактата, были современниками Галена.

Полемический дух, которым наполнены эти трактаты, виден даже в такой незначительной, казалось бы, и плохо передаваемой в русском переводе черте, как употребление частиц. Древнегреческий язык чрезвычайно богат интонационными частицами, которые имеют множество оттенков значений и очень плохо поддаются переводу на другие языки[77]. Чем эмоционально насыщенней и риторически изысканней текст, тем больше в нем таких частиц. В сочинениях, перевод которых дается в настоящем томе, подчас наблюдается поразительное скопление интонационных частиц – иногда вместе с такими риторическими фигурами, как риторический вопрос, инверсия, анафора. Приведем несколько примеров. Здесь мы попытаемся дать более яркий перевод каждой частицы, в чем и будет заключаться отличие от перевода полного текста трактата, где подобная риторическая «пышность» избыточна. Согласно современному представлению, научный дискурс не предполагает риторических изысков, они только «затемняют» смысл, но во времена Галена понимание стиля было иным.

Первый пример из трактата «О вскрытии вен, против Эрасистрата»: «Что же это такое случилось с Эрасистратом, почему он ничего не сказал о нем [т. е. о кровопускании. – З.Б.]? <…> Ведь он бы, уж конечно[78], не обошел молчанием метод, который одобряет. Не мог же он, в самом деле, считать, что даже незначительные методы лечения нуждаются в его описании, а этот, такой важный, всякий желающий может открыть сам и без его помощи» (1, 150)[79].

Второй пример из трактата «О лечении кровопусканием»: «И поистине, величайшим злом будет, если они внушат молодым людям, изучающим врачебное искусство, что следует действовать подобным образом» (2, 253 K)[80].

Третий пример – отрывок из трактата «Опровержение возражений…»: «Воистину, если уж не так-то легко очистить грязь из сосудов, которые открыты, неужели же это легко будет сделать из мясистых частей?» (7, 285 К)[81].

А вот вполне типичный для галеновского полемического стиля пассаж – три риторических вопроса подряд и обличительный пафос, не уступающий классическому зачину «Первой речи против Катилины» Цицерона, также состоящему из одних риторических вопросов: «Кто сможет вынести такое? Кто потерпит такую глупость? Кто не пожалел бы времени, потерянного на спор с человеком, который сам не помнит и не понимает того, что сам пишет, но говорит и пишет, по пословице, все, что на вздорный язык придет?»[82]

Кажется, что такие пассажи сохраняют интонации устной речи Галена – раздраженного, возбужденного спором, уверенного в своей правоте. Воссоздается атмосфера публичных дискуссий на медицинские темы, постоянным участником которых был Гален. Тон и атмосферу этих дискуссий хорошо передает сцена, описываемая Галеном в первой книге «О естественных функциях»: «Кто-то из наших софистов, закаленный в словопрениях и во всем остальном, столь великий мастер поговорить, что другого такого не сыщешь, однажды заспорил об этом со мной. Он был настолько далек от колебаний по поводу чего бы то ни было из сказанного, что начал твердить, что он даже удивляется, когда я берусь нелепыми словами опровергать очевидные вещи. <…> Выпалив это и тому подобное мгновенно, ясно и без запинки, он под конец вскочил и удалился, оставив нас, как будто мы не могли уже придумать какого-либо убедительного возражения» (I, 13, 34–35 К). Такое экспрессивное поведение не было редкостью во время публичных дискуссий врачей: в других своих сочинениях Гален описывает, как оппоненты в ходе диспутов кричат друг на друга, «словно торговки рыбой», демонстративно громко смеются или рыдают, как зрители, не выдержав, вступают в дискуссию на стороне того или другого оппонента или как один из оппонентов выбирает жертву из числа зрителей и задает ей вопросы в духе сократовских диалогов, подводя к нужному ему выводу[83].

Мы знаем благодаря самому Галену, что по крайней мере некоторые из трактатов, вошедших в настоящий том, родились напрямую из таких дискуссий. Так, в начале трактата «Опровержение возражений…» (2, 253–254 К) Гален говорит о том, что это сочинение явилось записью его публичных лекций, содержавших разбор критического комментария Юлиана на «Афоризмы» Гиппократа. Лекции эти, по словам Галена, происходили ежедневно в течение более чем шести дней и в весьма эмоциональной атмосфере: слушатели давали оппоненту Галена обидные прозвища, сравнивали его с гомеровским Тер-ситом, а самого Галена – ни более ни менее как с Одиссеем, метким ударом посоха заставившим замолчать эпического болтуна. В сочинении же «О своих книгах» Гален пишет, что и его многолетняя полемика с последователями Эрасистрата относительно пользы и вреда кровопускания началась с такого публичного диспута, где на обсуждение был предложен отрывок из одного из трудов Эрасистрата, в котором тот отрицает пользу кровопускания. Еще до того, по словам Галена, у него произошло публичное столкновение с неким Марциалием во время одного из диспутов, и, так как этот Марциалий называл себя последователем Эрасистрата, он охотно вступил в дискуссию и распространялся на предложенную тему достаточно долго, «чтобы побольнее уязвить Марциалия». Речь его имела успех, и один из учеников предложил ему продиктовать ее стенографисту, чтобы иметь возможности донести ее содержание до Марциалия, адресата инвективы, находившегося в тот момент за пределами Рима (О своих книгах I, 19, 13–14 К). Мы не можем точно сказать, какой из трактатов, посвященных полемике с Эрасистратом, – «О вскрытии вен, против Эрасистрата», вошедший в настоящий том, или «О вскрытии вен, против последователей Эрасистрата, живущих в Риме»[84] – родился таким образом, но эта история, изложенная самим Галеном, позволяет составить представление об атмосфере живой, публичной и подчас агрессивной полемики, породившей публикуемые в настоящем томе трактаты с их ярким, острым и не всегда аутентично передаваемым на русском языке слогом.

Публикация перевода на русский язык трактата Галена «О лечении кровопусканием» поставила перед нами сложные вопросы, проистекающие из истории этого текста в новейшее время. Греческий текст трактата не переиздавался со времен К.Г. Кюна (с 1821 г.), и нам ничего не оставалось, как воспроизвести этот текст: задача подготовки нового критического издания текста Галена не соответствует целям данного издания. Тем не менее не учитывать текстологические недостатки издания К.Г. Кюна в нашем переводе мы не могли. Дело в том, что издание К.Г. Кюна не учитывает и не может учитывать чтения рукописи Laurentiana Plut. 74, 22 (La), ставшей достоянием науки через много лет после выхода этого издания[85]. Иногда речь идет о достаточно серьезных расхождениях, влияющих на смысл. Так, например, в главе 22 трактата «О лечении кровопусканием» в издании К.Г. Кюна отсутствует целая строчка, имеющаяся в рукописи La, без которой смысл отрывка оказывается неполным[86]. В другом случае из-за ошибочного прочтения, принятого К.Г. Кюном, смысл высказывания Галена был заменен полностью противоположным: отсутствие отрицательной приставки α- привело к тому, что Гален, вопреки своим не раз высказанным убеждениям, пишет, что изменение пульса – «знак ложный», и только обращение к рукописи La помогло восстановить текст и подлинный смысл высказывания Галена: «знак неложный» (О лечении кровопусканием, 14, 292 К)[87]. В этом и подобных случаях мы руководствовались текстологическими решениями, ставшими основой перевода на английский язык трактатов, включенных в книгу П. Брэйна «Гален о кровопускании»[88]. Такие случаи отмечены нами в постраничных примечаниях.

В настоящем томе приводится нумерация страниц по изданию К.Г. Кюна – она вынесена на поля, что позволяет читателю без особых усилий соотнести греческий текст и перевод[89].

ΓΑΛΗΝΟΥ. ΠΕΡΙ ΦΥΣΙΚΩΝ ΔΥΝΑΜΕΩΝ[90]

ΒΙΒΛΙΟΝ ΠΡΩΤΟΝ

1. ᾿Επειδὴ τὸ µὲν αἰσθάνεσθαί τε καὶ κινεῖσθαι κατὰ προαίρεσιν ἴδια τῶν ζῴων ἐστί, τὸ δ’ αὐξάνεσθαί τε καὶ τρέφεσθαι κοινὰ καὶ τοῖς φυτοῖς, εἴη ἂν τὰ µὲν πρότερα τῆς ψυχῆς, τὰ δὲ δεύτερα τῆς φύσεως ἔργα. εἰ δέ τις καὶ τοῖς φυτοῖς ψυχῆς µεταδίδωσι καὶ διαιρούµενος αὐτὰς ὀνοµάζει φυτικὴν µὲν ταύτην, αἰσθητικὴν δὲ τὴν ἑτέραν, λέγει µὲν οὐδ’ οὗτος ἄλλα, τῇ λέξει δ’ οὐ πάνυ τῇ συνήθει κέχρηται. ἀλλ’ ἡµεῖς γε µεγίστην λέξεως ἀρετὴν σαφήνειαν εἶναι πεπεισµένοι καὶ ταύτην εἰδότες ὑπ’ οὐδενὸς οὕτως ὡς ὑπὸ τῶν ἀσυνήθων ὀνοµάτων διαφθειροµένην, ὡς τοῖς πολλοῖς ἔθος, οὕτως ὀνοµάζοντες ὑπὸ µὲν ψυχῆς θ’ ἅµα καὶ φύσεως τὰ ζῷα διοικεῖσθαί φαµεν, ὑπὸ δὲ φύσεως µόνης τὰ φυτὰ καὶ τό γ’ αὐξάνεσθαί τε καὶ τρέφεσθαι φύσεως ἔργα φαµέν, οὐ ψυχῆς.

2. Καὶ ζητήσοµεν κατὰ τόνδε τὸν λόγον, ὑπὸ τίνων γίγνεται δυνάµεων αὐτὰ δὴ ταῦτα καὶ εἰ δή τι ἄλλο φύσεως ἔργον ἐστίν. ἀλλὰ πρότερόν γε διελέσθαι τε χρὴ καὶ µηνῦσαι σαφῶς ἕκαστον τῶν ὀνοµάτων, οἷς χρησόµεθα κατὰ τόνδε τὸν λόγον, καὶ ἐφ’ ὅ τι φέροµεν πρᾶγµα. γενήσεται δὲ τοῦτ’ εὐθὺς ἔργων φυσικῶν διδασκαλία σὺν ταῖς τῶν ὀνοµάτων ἐξηγήσεσιν. ὅταν οὖν τι σῶµα κατὰ µηδὲν ἐξαλλάττηται τῶν προϋπαρχόντων, ἡσυχάζειν αὐτό φαµεν· εἰ δ’ ἐξίσταιτό πῃ, κατ’ ἐκεῖνο κινεῖσθαι. καὶ τοίνυν ἐπεὶ πολυειδῶς ἐξίσταται, πολυειδῶς καὶ κινηθήσεται. καὶ γὰρ εἰ λευκὸν ὑπάρχον µελαίνοιτο καὶ εἰ µέλαν λευκαίνοιτο, κινεῖται κατὰ χρόαν, καὶ εἰ γλυκὺ τέως ὑπάρχον αὖθις αὐστηρὸν ἢ ἔµπαλιν ἐξ αὐστηροῦ γλυκὺ γένοιτο, καὶ τοῦτ’ ἂν κινεῖσθαι λέγοιτο κατὰ τὸν χυµόν. ἄµφω δὲ ταῦτά τε καὶ τὰ προειρηµένα κατὰ τὴν ποιότητα κινεῖσθαι λεχθήσεται καὶ οὐ µόνον γε τὰ κατὰ τὴν χρόαν ἢ τὸν χυµὸν ἐξαλλαττόµενα κινεῖσθαί φαµεν, ἀλλὰ καὶ τὸ θερµότερον ἐκ ψυχροτέρου γενόµενον ἢ ψυχρότερον ἐκ θερµοτέρου κινεῖσθαι καὶ τοῦτο λέγοµεν, ὥσπερ γε καὶ εἴ τι ξηρὸν ἐξ ὑγροῦ ἢ ὑγρὸν ἐκ ξηροῦ γίγνοιτο. κοινὸν δὲ κατὰ τούτων ἁπάντων ὄνοµα φέροµεν τὴν ἀλλοίωσιν. ἕν τι τοῦτο γένος κινήσεως. ἕτερον δὲ γένος ἐπὶ τοῖς τὰς χώρας ἀµείβουσι σώµασι καὶ τόπον ἐκ τόπου µεταλλάττειν λεγοµένοις, ὄνοµα δὲ καὶ τούτῳ φορά. αὗται µὲν οὖν αἱ δύο κινήσεις ἁπλαῖ καὶ πρῶται, σύνθετοι δ’ ἐξ αὐτῶν αὔξησίς τε καὶ φθίσις, ὅταν ἐξ ἐλάττονός τι µεῖζον ἢ ἐκ µείζονος ἔλαττον γένηται φυλάττον τὸ οἰκεῖον εἶδος. ἕτεραι δὲ δύο κινήσεις γένεσις καὶ φθορά, γένεσις µὲν ἡ εἰς οὐσίαν ἀγωγή, φθορὰ δ’ ἡ ἐναντία. πάσαις δὲ ταῖς κινήσεσι κοινὸν ἐξάλλαξις τοῦ προϋπάρχοντος, ὥσπερ οὖν καὶ ταῖς ἡσυχίαις ἡ φυλακὴ τῶν προϋπαρχόντων. ἀλλ’ ὅτι µὲν ἐξαλλάττεται καὶ πρὸς τὴν ὄψιν καὶ πρὸς τὴν γεῦσιν καὶ πρὸς τὴν ἁφὴν αἷµα γιγνόµενα τὰ σιτία, συγχωροῦσιν· ὅτι δὲ καὶ κατ’ ἀλήθειαν, οὐκέτι τοῦθ’ ὁµολογοῦσιν οἱ σοφισταί. οἱ µὲν γάρ τινες αὐτῶν ἅπαντα τὰ τοιαῦτα τῶν ἡµετέρων αἰσθήσεων ἀπάτας τινὰς καὶ παραγωγὰς νοµίζουσιν ἄλλοτ’ ἄλλως πασχουσῶν, τῆς ὑποκειµένης οὐσίας µηδὲν τούτων, οἷς ἐπονοµάζεται, δεχοµένης· οἱ δέ τινες εἶναι µὲν ἐν αὐτῇ βούλονται τὰς ποιότητας, ἀµεταβλήτους δὲ καὶ ἀτρέπτους ἐξ αἰῶνος εἰς αἰῶνα καὶ τὰς φαινοµένας ταύτας [ἐν αὐτῇ] ἀλλοιώσεις τῇ διακρίσει τε καὶ συγκρίσει γίγνεσθαί φασιν [ὡς᾿Αναξαγόρας]. εἰ δὴ τούτους ἐκτραπόµενος ἐξελέγχοιµι, µεῖζον ἄν µοι τὸ πάρεργον τοῦ ἔργου γένοιτο. εἰ µὲν γὰρ οὐκ ἴσασιν, ὅσα περὶ τῆς καθ’ ὅλην τὴν οὐσίαν ἀλλοιώσεως ᾿Αριστοτέλει τε καὶ µετ’ αὐτὸν Χρυσίππῳ γέγραπται, παρακαλέσαι χρὴ τοῖς ἐκείνων αὐτοὺς ὁµιλῆσαι γράµµασιν· εἰ δὲ γιγνώσκοντες ἔπειθ’ ἑκόντες τὰ χείρω πρὸ τῶν βελτιόνων αἱροῦνται, µάταια δήπου καὶ τὰ ἡµέτερα νοµιοῦσιν. ὅτι δὲ καὶ ῾Ιπποκράτης οὕτως ἐγίγνωσκεν ᾿Αριστοτέλους ἔτι πρότερος ὤν, ἐν ἑτέροις ἡµῖν ἀποδέδεικται. πρῶτος γὰρ οὗτος ἁπάντων ὧν ἴσµεν ἰατρῶν τε καὶ φιλοσόφων ἀποδεικνύειν ἐπεχείρησε τέτταρας εἶναι τὰς πάσας δραστικὰς εἰς ἀλλήλας ποιότητας, ὑφ’ ὧν γίγνεταί τε καὶ φθείρεται πάνθ’, ὅσα γένεσίν τε καὶ φθορὰν ἐπιδέχεται. καὶ µέντοι καὶ τὸ κεράννυσθαι δι’ ἀλλήλων αὐτὰς ὅλας δι’ ὅλων ῾Ιπποκράτης ἁπάντων [ὧν ἴσµεν] πρῶτος ἔγνω· καὶ τὰς ἀρχάς γε τῶν ἀποδείξεων, ὧν ὕστερον ᾿Αριστοτέλης µετεχειρίσατο, παρ’ ἐκείνῳ πρώτῳ γεγραµµένας ἔστιν εὑρεῖν. εἰ δ’ ὥσπερ τὰς ποιότητας οὕτω καὶ τὰς οὐσίας δι’ ὅλων κεράννυσθαι χρὴ νοµίζειν, ὡς ὕστερον ἀπεφήνατο Ζήνων ὁ Κιττιεύς, οὐχ ἡγοῦµαι δεῖν ἔτι περὶ τούτου κατὰ τόνδε τὸν λόγον ἐπεξιέναι. µόνην γὰρ εἰς τὰ παρόντα δέοµαι γιγνώσκεσθαι τὴν δι’ ὅλης τῆς οὐσίας ἀλλοίωσιν, ἵνα µή τις ὀστοῦ καὶ σαρκὸς καὶ νεύρου καὶ τῶν ἄλλων ἑκάστου µορίων οἱονεὶ µισγάγκειάν τινα τῷ ἄρτῳ νοµίσῃ περιέχεσθαι κἄπειτ’ ἐν τῷ σώµατι διακρινόµενον ὡς τὸ ὁµόφυλον ἕκαστον ἰέναι. καίτοι πρό γε τῆς διακρίσεως αἷµα φαίνεται γιγνόµενος ὁ πᾶς ἄρτος. εἰ γοῦν παµπόλλῳ τις χρόνῳ µηδὲν ἄλλ’ εἴη σιτίον προσφερόµενος, οὐδὲν ἧττον ἐν ταῖς φλεψὶν αἷµα περιεχόµενον ἕξει. καὶ φανερῶς τοῦτο τὴν τῶν ἀµετάβλητα τὰ στοιχεῖα τιθεµένων ἐξελέγχει δόξαν, ὥσπερ οἶµαι καὶ τοὔλαιον εἰς τὴν τοῦ λύχνου φλόγα καταναλισκόµενον ἅπαν καὶ τὰ ξύλα πῦρ µικρὸν ὕστερον γιγνόµενα. καίτοι τό γ’ ἀντιλέγειν αὐτοῖς ἠρνησάµην, ἀλλ’ ἐπεὶ τῆς ἰατρικῆς ὕλης ἦν τὸ παράδειγµα καὶ χρῄζω πρὸς τὸν παρόντα λόγον αὐτοῦ, διὰ τοῦτ’ ἐµνηµόνευσα. καταλιπόντες οὖν, ὡς ἔφην, τὴν πρὸς τούτους ἀντιλογίαν, <ἐνὸν> τοῖς βουλοµένοις τὰ τῶν παλαιῶν ἐκµανθάνειν κἀξ ὧν ἡµεῖς ἰδίᾳ περὶ αὐτῶν ἐπεσκέµµεθα, τὸν ἐφεξῆς λόγον ἅπαντα ποιησόµεθα ζητοῦντες ὑπὲρ ὧν ἐξ ἀρχῆς προὐθέµεθα, πόσαι τε καὶ τίνες εἰσὶν αἱ τῆς φύσεως δυνάµεις καὶ τί ποιεῖν ἔργον ἑκάστη πέφυκεν. ἔργον δὲ δηλονότι καλῶ τὸ γεγονὸς ἤδη καὶ συµπεπληρωµένον ὑπὸ τῆς ἐνεργείας αὐτῶν, οἷον τὸ αἷµα, τὴν σάρκα, τὸ νεῦρον· ἐνέργειαν δὲ τὴν δραστικὴν ὀνοµάζω κίνησιν καὶ τὴν ταύτης αἰτίαν δύναµιν. ἐπεὶ γὰρ ἐν τῷ τὸ σιτίον αἷµα γίγνεσθαι παθητικὴ µὲν ἡ τοῦ σιτίου, δραστικὴ δ’ ἡ τῆς φλεβὸς γίγνεται κίνησις, ὡσαύτως δὲ κἀν τῷ µεταφέρειν τὰ κῶλα κινεῖ µὲν ὁ µῦς, κινεῖται δὲ τὰ ὀστᾶ, τὴν µὲν τῆς φλεβὸς καὶ τῶν µυῶν κίνησιν ἐνέργειαν εἶναί φηµι, τὴν δὲ τῶν σιτίων τε καὶ τῶν ὀστῶν σύµπτωµά τε καὶ πάθηµα· τὰ µὲν γὰρ ἀλλοιοῦται, τὰ δὲ φέρεται. τὴν µὲν οὖν ἐνέργειαν ἐγχωρεῖ καλεῖν καὶ ἔργον τῆς φύσεως, οἷον τὴν πέψιν, τὴν ἀνάδοσιν, τὴν αἱµάτωσιν, οὐ µὴν τό γ’ ἔργον ἐξ ἅπαντος ἐνέργειαν· ἡ γάρ τοι σὰρξ ἔργον µέν ἐστι τῆς φύσεως, οὐ µὴν ἐνέργειά γε. δῆλον οὖν, ὡς θάτερον µὲν τῶν ὀνοµάτων διχῶς λέγεται, θάτερον δ’ οὔ.

3. ᾿Εµοὶ µὲν οὖν καὶ ἡ φλὲψ καὶ τῶν ἄλλων ἁπάντων ἕκαστον διὰ τὴν ἐκ τῶν τεττάρων ποιὰν κρᾶσιν ὡδί πως ἐνεργεῖν δοκεῖ. εἰσὶ δέ γε µὴν οὐκ ὀλίγοι τινὲς ἄνδρες οὐδ’ ἄδοξοι, φιλόσοφοί τε καὶ ἰατροί, τῷ µὲν θερµῷ καὶ τῷ ψυχρῷ τὸ δρᾶν ἀναφέροντες, ὑποβάλλοντες δ’ αὐτοῖς παθητικὰ τὸ ξηρόν τε καὶ τὸ ὑγρόν. καὶ πρῶτός γ’ ᾿Αριστοτέλης τὰς τῶν κατὰ µέρος ἁπάντων αἰτίας εἰς ταύτας ἀνάγειν πειρᾶται τὰς ἀρχάς, ἠκολούθησε δ’ ὕστερον αὐτῷ καὶ ὁ ἀπὸ τῆς στοᾶς χορός. καίτοι τούτοις µέν, ὡς ἂν καὶ αὐτῶν τῶν στοιχείων τὴν εἰς ἄλληλα µεταβολὴν χύσεσί τέ τισι καὶ πιλήσεσιν ἀναφέρουσιν, εὔλογον ἦν ἀρχὰς δραστικὰς ποιήσασθαι τὸ θερµὸν καὶ τὸ ψυχρόν,᾿Α-ριστοτέλει δ’ οὐχ οὕτως, ἀλλὰ ταῖς τέτταρσι ποιότησιν εἰς τὴν τῶν στοιχείων γένεσιν χρωµένῳ βέλτιον ἦν καὶ τὰς τῶν κατὰ µέρος αἰτίας ἁπάσας εἰς ταύτας ἀνάγειν. τί δήποτ’ οὖν ἐν µὲν τοῖς περὶ γενέσεως καὶ φθορᾶς ταῖς τέτταρσι χρῆται, ἐν δὲ τοῖς µετεωρολογικοῖς καὶ τοῖς προβλήµασι καὶ ἄλλοθι πολλαχόθι ταῖς δύο µόναις; εἰ µὲν γὰρ ὡς ἐν τοῖς ζῴοις τε καὶ τοῖς φυτοῖς µᾶλλον µὲν δρᾷ τὸ θερµὸν καὶ τὸ ψυχρόν, ἧττον δὲ τὸ ξηρὸν καὶ τὸ ὑγρὸν ἀποφαίνοιτό τις, ἴσως ἂν ἔχοι καὶ τὸν ῾Ιπποκράτην σύµψηφον· εἰ δ’ ὡσαύτως ἐν ἅπασιν, οὐκέτ’ οἶµαι συγχωρήσειν τοῦτο µὴ ὅτι τὸν ῾Ιπποκράτην ἀλλὰ µηδ’ αὐτὸν τὸν ᾿Αριστοτέλην µεµνῆσθαί γε βουλόµενον ὧν ἐν τοῖς περὶ γενέσεως καὶ φθορᾶς οὐχ ἁπλῶς ἀλλὰ µετ’ ἀποδείξεως αὐτὸς ἡµᾶς ἐδίδαξεν. ἀλλὰ περὶ µὲν τούτων κἀν τοῖς περὶ κράσεων, εἰς ὅσον ἰατρῷ χρήσιµον, ἐπεσκεψάµεθα.

4. ῾Η δ’ οὖν δύναµις ἡ ἐν ταῖς φλεψὶν ἡ αἱµατοποιητικὴ προσαγορευοµένη καὶ πᾶσα δ’ ἄλλη δύναµις ἐν τῷ πρός τι νενόηται· πρώτως µὲν γὰρ τῆς ἐνεργείας [ἡ δύναµις] αἰτία, ἤδη δὲ καὶ τοῦ ἔργου κατὰ συµβεβηκός. ἀλλ’ εἴπερ ἡ αἰτία πρός τι, τοῦ γὰρ ὑπ’ αὐτῆς γενοµένου µόνου, τῶν δ’ ἄλλων οὐδενός, εὔδηλον, ὅτι καὶ ἡ δύναµις ἐν τῷ πρός τι. καὶ µέχρι γ’ ἂν ἀγνοῶµεν τὴν οὐσίαν τῆς ἐνεργούσης αἰτίας, δύναµιν αὐτὴν ὀνοµάζοµεν, εἶναί τινα λέγοντες ἐν ταῖς φλεψὶν αἱµατοποιητικήν, ὡσαύτως δὲ κἀν τῇ κοιλίᾳ πεπτικὴν κἀν τῇ καρδίᾳ σφυγµικὴν καὶ καθ’ ἕκαστον τῶν ἄλλων ἰδίαν τινὰ τῆς κατὰ τὸ µόριον ἐνεργείας. εἴπερ οὖν µεθόδῳ µέλλοιµεν ἐξευρήσειν, ὁπόσαι τε καὶ ὁποῖαί τινες αἱ δυνάµεις εἰσίν, ἀπὸ τῶν ἔργων αὐτῶν ἀρκτέον· ἕκαστον γὰρ αὐτῶν ὑπό τινος ἐνεργείας γίγνεται καὶ τούτων ἑκάστης προηγεῖταί τις αἰτία.

5. ῎Εργα τοίνυν τῆς φύσεως ἔτι µὲν κυουµένου τε καὶ διαπλαττοµένου τοῦ ζῴου τὰ σύµπαντ’ ἐστὶ τοῦ σώµατος µόρια, γεννηθέντος δὲ κοινὸν ἐφ’ ἅπασιν ἔργον ἡ εἰς τὸ τέλειον ἑκάστῳ µέγεθος ἀγωγὴ καὶ µετὰ ταῦθ’ ἡ µέχρι τοῦ δυνατοῦ διαµονή· ἐνέργειαι δ’ ἐπὶ τρισὶ τοῖς εἰρηµένοις ἔργοις τρεῖς ἐξ ἀνάγκης, ἐφ’ ἑκάστῳ µία, γένεσίς τε καὶ αὔξησις καὶ θρέψις. ἀλλ’ ἡ µὲν γένεσις οὐχ ἁπλῆ τις ἐνέργεια τῆς φύσεως, ἀλλ’ ἐξ ἀλλοιώσεώς τε καὶ διαπλάσεώς ἐστι σύνθετος. ἵνα µὲν γὰρ ὀστοῦν γένηται καὶ νεῦρον καὶ φλὲψ καὶ τῶν ἄλλων ἕκαστον, ἀλλοιοῦσθαι χρὴ τὴν ὑποβεβληµένην οὐσίαν, ἐξ ἧς γίγνεται τὸ ζῷον· ἵνα δὲ καὶ σχῆµα τὸ δέον καὶ θέσιν καὶ κοιλότητάς τινας καὶ ἀποφύσεις καὶ συµφύσεις καὶ τἆλλα τὰ τοιαῦτα κτήσηται, διαπλάττεσθαι χρὴ τὴν ἀλλοιουµένην οὐσίαν, ἣν δὴ καὶ ὕλην τοῦ ζῴου καλῶν, ὡς τῆς νεὼς τὰ ξύλα καὶ τῆς εἰκόνος τὸν κηρόν, οὐκ ἂν ἁµάρτοις. ἡ δ’ αὔξησις ἐπίδοσίς ἐστι καὶ διάστασις κατὰ µῆκος καὶ πλάτος καὶ βάθος τῶν στερεῶν τοῦ ζῴου µορίων, ὧνπερ καὶ ἡ διάπλασις ἦν, ἡ δὲ θρέψις πρόσθεσις [ἐστὶ] τοῖς αὐτοῖς ἄνευ διαστάσεως.

6. Περὶ πρώτης οὖν τῆς γενέσεως εἴπωµεν, ἣν ἐξ ἀλλοιώσεώς θ’ ἅµα καὶ διαπλάσεως ἐλέγοµεν γίγνεσθαι. καταβληθέντος δὴ τοῦ σπέρµατος εἰς τὴν µήτραν ἢ εἰς τὴν γῆν, οὐδὲν γὰρ διαφέρει, χρόνοις τισὶν ὡρισµένοις πάµπολλα συνίσταται µόρια τῆς γεννωµένης οὐσίας ὑγρότητι καὶ ξηρότητι καὶ ψυχρότητι καὶ θερµότητι καὶ τοῖς ἄλλοις ἅπασιν, ὅσα τούτοις ἕπεται, διαφέροντα. τὰ δ’ ἑπόµενα γιγνώσκεις, εἴπερ ὅλως ἐφιλοσόφησάς τι περὶ γενέσεως καὶ φθορᾶς· αἱ λοιπαὶ γὰρ τῶν ἁπτῶν ὀνοµαζοµένων διαφορῶν ταῖς εἰρηµέναις ἕπονται πρῶται καὶ µάλιστα, µετὰ δὲ ταύτας αἱ γευσταί τε καὶ ὀσφρηταὶ καὶ ὁραταί. σκληρότης µὲν οὖν καὶ µαλακότης καὶ γλισχρότης καὶ κραυρότης καὶ κουφότης καὶ βαρύτης καὶ πυκνότης καὶ ἀραιότης καὶ λειότης καὶ τραχύτης καὶ παχύτης καὶ λεπτότης ἁπταὶ διαφοραὶ καὶ εἴρηται περὶ πασῶν ᾿Αριστοτέλει καλῶς. οἶσθα δὲ δήπου καὶ τὰς γευστάς τε καὶ ὀσφρητὰς καὶ ὁρατὰς διαφοράς. ὥστ’, εἰ µὲν τὰς πρώτας τε καὶ στοιχειώδεις ἀλλοιωτικὰς δυνάµεις ζητοίης, ὑγρότης ἐστὶ καὶ ξηρότης καὶ ψυχρότης καὶ θερµότης· εἰ δὲ τὰς ἐκ τῆς τούτων κράσεως γενοµένας, τοσαῦται καθ’ ἕκαστον ἔσονται ζῷον, ὅσαπερ ἂν αὐτοῦ τὰ αἰσθητὰ στοιχεῖα ὑπάρχῃ· καλεῖται δ’ αἰσθητὰ στοιχεῖα τὰ ὁµοιοµερῆ πάντα τοῦ σώµατος µόρια· καὶ ταῦτ’ οὐκ ἐκ µεθόδου τινὸς ἀλλ’ αὐτόπτην γενόµενον ἐκµαθεῖν χρὴ διὰ τῶν ἀνατοµῶν. ὀστοῦν δὴ καὶ χόνδρον καὶ νεῦρον καὶ ὑµένα καὶ σύνδεσµον καὶ φλέβα καὶ πάνθ’ ὅσα τοιαῦτα κατὰ τὴν πρώτην τοῦ ζῴου γένεσιν ἡ φύσις ἀπεργάζεται δυνάµει χρωµένη καθόλου µὲν εἰπεῖν τῇ γεννητικῇ τε καὶ ἀλλοιω τικῇ, κατὰ µέρος δὲ θερµαντικῇ τε καὶ ψυκτικῇ καὶ ξηραντικῇ καὶ ὑγραντικῇ καὶ ταῖς ἐκ τῆς τούτων κράσεως γενοµέναις, οἷον ὀστοποιητικῇ τε καὶ νευροποιητικῇ καὶ χονδροποιητικῇ· σαφηνείας γὰρ ἕνεκα καὶ τούτοις τοῖς ὀνόµασι χρηστέον. ἔστι γοῦν καὶ ἡ ἰδία σὰρξ τοῦ ἥπατος ἐκ τούτου τοῦ γένους καὶ ἡ τοῦ σπληνὸς καὶ ἡ τῶν νεφρῶν καὶ ἡ τοῦ πνεύµονος καὶ ἡ τῆς καρδίας. οὕτω δὲ καὶ τοῦ ἐγκεφάλου τὸ ἴδιον σῶµα καὶ τῆς γαστρὸς καὶ τοῦ στοµάχου καὶ τῶν ἐντέρων καὶ τῶν ὑστερῶν αἰσθητὸν στοιχεῖόν ἐστιν ὁµοιοµερές τε καὶ ἁπλοῦν καὶ ἀσύνθετον· ἐὰν γὰρ ἐξέλῃς ἑκάστου τῶν εἰρηµένων τὰς ἀρτηρίας τε καὶ τὰς φλέβας καὶ τὰ νεῦρα, τὸ ὑπόλοιπον σῶµα τὸ καθ’ ἕκαστον ὄργανον ἁπλοῦν ἐστι καὶ στοιχειῶδες ὡς πρὸς αἴσθησιν. ὅσα δὲ τῶν τοιούτων ὀργάνων ἐκ δυοῖν σύγκειται χιτώνων οὐχ ὁµοίων µὲν ἀλλήλοις, ἁπλοῦ δ’ ἑκατέρου, τούτων οἱ χιτῶνές εἰσι τὰ στοιχεῖα καθάπερ τῆς τε γαστρὸς καὶ τοῦ στοµάχου καὶ τῶν ἐντέρων καὶ τῶν ἀρτηριῶν, καὶ καθ’ ἑκάτερόν γε τῶν χιτώνων ἴδιος ἡ ἀλλοιωτικὴ δύναµις ἡ ἐκ τοῦ παρὰ τῆς µητρὸς ἐπιµηνίου γεννήσασα τὸ µόριον, ὥστε τὰς κατὰ µέρος ἀλλοιωτικὰς δυνάµεις τοσαύτας εἶναι καθ’ ἕκαστον ζῷον, ὅσαπερ ἂν ἔχῃ τὰ στοιχειώδη µόρια. καὶ µέν γε καὶ τὰς ἐνεργείας ἰδίας ἑκάστῳ τῶν κατὰ µέρος ἀναγκαῖον ὑπάρχειν ὥσπερ καὶ τὰς χρείας, οἷον καὶ τῶν ἀπὸ τῶν νεφρῶν εἰς τὴν κύστιν διηκόντων πόρων, οἳ δὴ καὶ οὐρητῆρες καλοῦνται. οὗτοι γὰρ οὔτ’ ἀρτηρίαι εἰσίν, ὅτι µήτε σφύζουσι µήτ’ ἐκ δυοῖν χιτώνων συνεστήκασιν, οὔτε φλέβες, ὅτι µήθ’ αἷµα περιέχουσι µήτ’ ἔοικεν αὐτῶν ὁ χιτὼν κατά τι τῷ τῆς φλεβός· ἀλλὰ καὶ νεύρων ἐπὶ πλέον ἀφεστήκασιν ἢ τῶν εἰρηµένων. τί ποτ’ οὖν εἰσιν; ἐρωτᾷ τις, ὥσπερ ἀναγκαῖον ὂν ἅπαν µόριον ἢ ἀρτηρίαν ἢ φλέβα ἢ νεῦρον ὑπάρχειν ἢ ἐκ τούτων πεπλέχθαι καὶ µὴ τοῦτ’ αὐτὸ τὸ νῦν λεγόµενον, ὡς ἴδιος ἑκάστῳ τῶν κατὰ µέρος ὀργάνων ἐστὶν ἡ οὐσία. καὶ γὰρ καὶ αἱ κύστεις ἑκάτεραι ἥ τε τὸ οὖρον ὑποδεχοµένη καὶ ἡ τὴν ξανθὴν χολὴν οὐ µόνον τῶν ἄλλων ἁπάντων ἀλλὰ καὶ ἀλλήλων διαφέρουσι καὶ οἱ εἰς τὸ ἧπαρ ἀποφυόµενοι πόροι, καθάπερ στόµαχοί τινες ἀπὸ τῆς χοληδόχου κύστεως, οὐδὲν οὔτ’ ἀρτηρίαις οὔτε φλεψὶν οὔτε νεύροις ἐοίκασιν. ἀλλὰ περὶ µὲν τούτων ἐπὶ πλέον ἐν ἄλλοις τέ τισι κἀν τοῖς περὶ τῆς ῾Ιπποκράτους ἀνατοµῆς εἴρηται. αἱ δὲ κατὰ µέρος ἅπασαι δυνάµεις τῆς φύσεως αἱ ἀλλοιωτικαὶ αὐτὴν µὲν τὴν οὐσίαν τῶν χιτώνων τῆς κοιλίας καὶ τῶν ἐντέρων καὶ τῶν ὑστερῶν ἀπετέλεσαν, οἵαπέρ ἐστι· τὴν δὲ σύνθεσιν αὐτῶν καὶ τὴν τῶν ἐµφυοµένων πλοκὴν καὶ τὴν εἰς τὸ ἔντερον ἔκφυσιν καὶ τὴν τῆς ἔνδον κοιλότητος ἰδέαν καὶ τἆλλ’ ὅσα τοιαῦτα δύναµίς τις ἑτέρα διέπλασεν, ἣν διαπλαστικὴν ὀνοµάζοµεν, ἣν δὴ καὶ τεχνικὴν εἶναι λέγοµεν, µᾶλλον δ’ ἀρίστην καὶ ἄκραν τέχνην καὶ πάντα τινὸς ἕνεκα ποιοῦσαν, ὡς µηδὲν ἀργὸν εἶναι µηδὲ περιττὸν µηδ’ ὅλως οὕτως ἔχον, ὡς δύνασθαι βέλτιον ἑτέρως ἔχειν. ἀλλὰ τοῦτο µὲν ἐν τοῖς περὶ χρείας µορίων ἀποδείξοµεν.