Янтарь. Вирус бессмертия

– Знаю, – ответил Трофим.

– Ну вот это примерно оно. Заходим.

Первое, что увидел в рассеянном свете фонаря Трофим, это широкое раскрытое пространство, искрящееся и подрагивающее гравитационными преломлениями воздуха, и множество подвижных пятен, разного цвета, отблеска и размеров.

– Это артефакты? – недоуменно спросил Трофим.

– Да, Док, это они самые. За столько лет накопилось, эх… – с трудом совладав с эмоциями, заставил замолчать себя сталкер. – Тут же… тут же… тут все наши ребята в миллионеры переквалифицируются на раз-два, – все-таки не сдержался он.

Действительно, широкое ангарного типа пространство, предназначенное для приемки техники, сплошь было заполнено аномалиями, даже для неопытного глаза Трофима он уже насчитал их несколько десятков, а если учесть, что часть артефактов находится только с помощью приборов, то счет их только в этом месте мог подойти к сотне.

– Густо же здесь Зонушка аномалий насыпала… – зачарованно освещая фонарем раскинувшееся перед сталкерами пространство, сказал Моль, – никогда бы не подумал, что тут такое может быть.

– Мне кажется, что это не Эльдорадо, а пещера Али-Бабы и сорока разбойников, – поежился Трофим, глядя на разорванные аномалией останки одного из мертвецов.

Сталкер бы и не догадался, что это остатки человека, но взгляд ученого без сомнений определил принадлежность мельчайших кусочков вещества, тонким слоем рассыпанного по полу недалеко от них.

– Разбойников я возьму на себя, Док, с тебя Али-Баба, я так понимаю, четвертой категории, – сталкер вздохнул. – Жаль ребятам нельзя ничего сказать, сейчас вдвоем полезут без Якоря, еще передерутся, а утром, если мы не выйдем, то всем табором сюда нагрянут, так понадежнее будет. Да и насчет Али-Бабы, может, он уже вышел на свободу? Ну-ка, ну-ка… подвинься, наука.

Сталкер подвинул Трофима и посветил на ворота изнутри. Ворота запирались на массивные засовы с рулевым механизмом. На колонке запорного колеса отчетливо виднелись колесики механического кодового замка, сбитая пыль на которых говорила о недавнем использовании.

– Что думаешь, Док? Замочек покрутить может твой объект?

– Да… получается, что может, – растерялся Трофим. – Я в целом и предполагал, что переход объекта на новую категорию влечет за собой возврат функций клеток его головного мозга, как следствие, возвращение памяти, моторики, мыслительных способностей…

– Понял я, понял, Док, – прервал его сталкер, – я так понимаю, что Али-Баба вышел, что ему тут сидеть? Небось, насиделся уже, вон тридцать лет с лишним прошло с той аварии. Пошел на поверхность подышать… они ведь дышат?

– Физиологически в этом мало необходимости, но если его энергопотребление на уровне Бизона, то…

– На уровне кого? – перебил Моль, отвернувшись от ворот и освещая аномалии и артефакты, – а, того Бизона, который из квада Прораба?

– Да.

– Так он что… заходил?

– Куда? – не понял Трофим, – а… в смысле… да, стал ходячим… объектом. Четвертой категории.

– Ладно, Док, ты потихоньку мне бухти про Бизона, раз Али-Бабы нет. Просвещай меня, просвещенье ведь свет, а тут темно, сам видишь, и пойдем не спеша по следам наших отмычек. Время дорого, я так понимаю, нам надо догонять группу туристов, возможно идущих на Янтарь.

– Желательно догнать, – согласился Трофим.

– Кстати, а если твой объект и вышел, то вышел совсем недавно, иначе кто бы тебя за ноги подмораживал у разлома?

– Я не знаю, наверное, так.

Сталкер и ученый, негромко переговариваясь, шли в темноте коридоров. Лабораторный комплекс был огромен и непредсказуем, сплошь поросший аномалиями, местами практически непроходимый, если бы не натоптанные тропы мертвецов на пыльном полу. Артефакты уже перестали радовать глаз, поначалу сталкер поднял пять штук, но после забрал всего один, оставив остальные кучкой на полу. Единственный оставленный им артефакт был темно-синим, со сложным неглубоким рисунком, словно моток толстых синих нитей, мерцающих синевой зимнего неба. Трофим закончил рассказ про Бизона и его понимание развития вируса до четвертой категории, и вот уже продолжительное время они шли молча. Между тем Моль все чаще останавливался и прислушивался, иногда присаживался на корточки и присматривался к следам. Помещения бурлили жизнью, но жизнью аномалий, шипели, постанывали, гудели силой, люминесцентно светились кислотами, но нигде не было ни паутины, ни плесени, ни грибка. Идя по следам, сталкер неоднократно спускался на нижние этажи, затем поднимался, затем снова спускался, менял направления, натыкался на тупики, кружил вокруг древних, неясного назначения аппаратов. Трофим неотступно шел за ним, он понимал, что объекты ходят так, как им вздумается, и особой логики в их движении можно не искать, кроме того, он сам видел натоптанный след босых ног, который даже немного отличался отсветом на общем фоне в свете фонарей. Наконец, через полтора часа таких блужданий Моль остановился.

– Док, – странно и глухо сказал сталкер, не оборачиваясь.

– Что?

– У нас проблема. Мы идем не туда.

Трофим молчал. Они находились в нескончаемом коридоре шириной три метра со стандартной высотой потолком. Справа и слева начинались комнаты лабораторий со стеклянной средней частью либо двухстворчатые остекленные двери и пересечения других коридоров. Часть комнат была открыта, часть закрыта, но выбитые внутрь стекла говорили о том, что и туда был открыт доступ. Натоптанные мертвецами тропинки вели в каждую из дверей, было удивительно, как за такое небольшое время они смогли, пусть даже и в большом количестве, проделать этот путь за сутки или пусть даже трое.

– Мы можем повернуть назад по своим следам? – спросил Трофим и обернулся, их следов не было видно вообще.

Грязь с подошвы комбинезона давно отлетела, а в свете фонаря тропинка и спереди, и сзади выглядела одинаково. Совершенно одинаково. Если сейчас бы кто-нибудь крутанул Трофима вокруг оси несколько раз, он бы уже и не понял, с какой стороны в действительности они пришли.

– Я тут понял кое-что… полчаса назад, – негромко сказал сталкер. – Это все следы одного человека или существа, называй, как хочешь.

У Трофима по спине пробежал холодок от голоса сталкера и вдруг возникшего скрежета в правом кабинете, напротив них. Сталкер моментально перевел автомат на дверь. Трофим дрожащей рукой выхватил «Глок». Ожидание… минута, две… скрежет повторился, точно кто-то тащил железку или консервную банку по бетонному полу, плотно прижимая ее сверху, одновременно это напоминало хрип.

– Прикрой, – скомандовал Моль не своим голосом.

Ученый понятия не имел, что значит «прикрой», одно он понимал точно, сейчас сталкер будет что-то делать, а он должен стрелять точно и быстро и перезарядиться сразу же, как будет возможность. Трофим в этот момент с трудом представлял, где у него находится запасная обойма и как вытащить пустую, что совершенно не придавало ему храбрости. Сердце билось мелкой дробью, липкая испарина выступила на спине, предательски показывая страх. Моль шагнул к приоткрытой на десять сантиметров застекленной двухстворчатой двери лаборатории, держа автомат наготове. Выдохнув, он ногой распахнул дверь, тут же отступив от нее. Неимоверный скрежет резанул по ушам, что-то тяжелое и железное тащилось по бетону, сталкер отступил еще. Вторая половина двери распахнулась, и в ней показался мертвец. Истощенный, изможденный и подсохший, на нем светоотражающими квадратами отбрасывался свет фонарей.

– Стой, – подняв руку, вскрикнул Трофим. – Это наш… с поверхности. Двенадцатый.

– Вижу, не слепой, – буркнул сталкер.

Мертвец застыл и жутко таращился на них черными, скорее всего, зрячими глазами. Куском одежды он зацепился за непонятную железную конструкцию, напоминающую стол, и теперь тащил ее за собой. Только голос сталкеров и свет фонарей пробудили его к активности.

– Вот мерзость, – не сдержался Моль, – самое место для таких вот… что будем делать, Док?

– Ничего, надо покормить его и уйти. У них коллективный разум, если начнем воевать, то каждый станет воевать с нами, если он тут не один. Я сейчас.

Трофим скинул рюкзак и достал несколько кусков хлеба. Чуть приговаривая, он положил хлеб на пол. Мертвец подломился и, чуть ли не упав лицом в пол, начал есть его, не помогая себе руками. Пола просторной рубашки, в которую он был одет, надорвалась еще больше. Подумав, Трофим решил не освобождать его, поскольку приближаться к кормящемуся объекту сейчас не казалось ему безопасным.

– Пойдем назад, Док, – скомандовал сталкер, – надо найти то место, откуда мы начали.

Сталкеры развернулись, стараясь скорее уйти с этого этажа. Теперь Трофим видел, что все коридоры, освещаемые его налобным фонарем, каждая комната, несмотря на то, что охранялась изнутри или снаружи аномалией, была неоднократно хожена. Это было невозможно сделать за несколько суток даже большой толпой мертвецов.

– Здесь постоянно кто-то был… – сказал Трофим, – неужели персонал работал или еще работает? – поежился он, с трудом веря в то, что говорит.

– Нет, Док, персонала тут нет, – Моль поменял маршрут и теперь шел к слепому концу коридора, практически перекрытому аномалиями.

Но даже тут были видны следы явного хождения человека, узкой цепью шагов проходящие вдоль стены, затем обрывающиеся и возникающие дальше через полтора метра. Очевидно, здесь обитатель перепрыгивал и проходил дальше. Сталкер сел на пол, устало расстегнул комбинезон до пояса, снял шлем и высунул наружу руки.

– Видишь, тут следы четко просматриваются, след в след? Так ходят только волки и псевдособаки. След в след люди не ходят, но один и тот же человек вполне. Другой человек всегда будет чуть-чуть отличаться, или сантиметр вправо или влево, или стопа уже или шире, а тут только один. Постоянно, годами… десятками. Точно повторяя одно и то же движение, – сталкер достал сигарету, посмотрел на нее, сомневаясь, курить или нет. – А знаешь, почему здесь аномалий больше всего? – сталкер зажег спичку, но не стал прикуривать, сразу погасив ее, разглядывая облачко дыма, которое зависло синим привидением, не двигаясь с места. – В этом тупике туалет, то есть вода, сырость, возможно, остаточная вентиляция. Наш Али-Баба должен был что-то есть или как?

– Разумеется, – согласился Трофим, не понимая, к чему ведет сталкер.

– Ты посмотри, Док… – луч его фонаря скользнул по стенам, по углам, по аномалиям. – Здесь же нет ничего, ни грибка, ни плесени, – он глубоко вдохнул, – и воздух здесь мертвый, ни запахов, ни движения, попробуй подыши без фильтра. Ты говорил, что четвертая категория может питаться всем, любой жизнью? Ты понимаешь, то, что здесь жило, это и делало? В полной темноте оно просто уничтожало здесь все, даже микроорганизмы. Оно годами топтало тропинки вот здесь, ходило из кабинета в кабинет, из кабинета в кабинет, шарило по углам, сканировало, выскабливало и высасывало жизнь из всего, до чего могло дотянуться, – голос сталкера выдавал напряжение. – Исследования были на финальной стадии, возможно, даже закончены, мы же не знаем, что вывели твои коллеги. Может, оно и убило их всех.

Трофим вдруг представил высокого изможденного голого человека, блуждающего во тьме на ощупь, возможно, ослепшего, развившего в себе совершенно другой способ ориентации в пространстве, видящего и чувствующего невидимое, непрестанно изо дня в день, из года в год обходящего свои мрачные владения, для того чтобы выскрести крохи жизни в тех местах, где она смогла появиться, невероятно ловкого, бесшумно истощающего в полной темноте на расстоянии. Что если такое существо вырвалось на свободу?

– Надо найти тела, – сказал Трофим. – Тела сотрудников, я их осмотрю, и мы сможем сделать вывод. Нам надо в медицинский отсек или в столовую, там должны быть запасы еды, хотя бы по ним я что-то соображу.

– Так что, поиск прохода до Янтаря откладываем?

– Нет, но если по пути будет что-то подобное, нужно будет обязательно зайти.

Сталкер, наконец, прикурил. Спичка тускло светилась на фоне мощных налобных фонарей.

Спустя долгих два часа блужданий по только сталкеру понятным поворотам, они наконец вернулись к тому месту, откуда начали свой поход, большому ангару, дальний конец которого заканчивался приоткрытыми воротами, открывающими тоннель на Пепелище. Время было четыре утра. Подземное строение было действительно если и не грандиозным, то очень большим, кроме того, дважды они находили останки зомбированных, попавших в аномалии. Судя по всему, объекты потеряли общее направление и разошлись по этажам и кабинетам. Аккуратное прохождение мимо скоплений ловушек также занимало некоторое время. На этот раз сталкер выбрал другой, менее натоптанный путь, судя по ширине, предназначенный больше для транспорта, чем для перемещения персонала, шириной около трех метров, с высоким арочным потолком и установленными на большом расстоянии друг от друга осветительными фонарями. Стоит ли говорить, что транспорта за все время блужданий найдено не было. Где-то вдалеке этого прохода треснул выстрел пистолета, эхом перекатываясь под темным сводом тоннеля. Моль и Трофим переглянулись.

– Нам туда, Док, – сказал Моль и несколько раз щелкнул длинными устаревшими рычагами на электрической коробке подачи питания, ничего не произошло.

На практике, насколько знал Трофим, многие заброшенные сооружения вопреки логике могли похвастать рабочими электрическими приборами, но, видимо, не в этом бункере, здесь все было заглушено намертво.

– Интересно, зачем объектам стрелять? – вслух спросил сам себя Трофим.

Транспортный тоннель шел горизонтально, ни углубляясь, ни поднимаясь. Моль несколько раз сверялся по компасу. Компас показывал направление на юго-восток, что по прикидкам сталкера вело прямо на Янтарь. Через каждые долгие пятьсот метров они встречали двери грузового лифта строго справа по ходу, с последовательно увеличивающимися номерными обозначениями. Двери лифтов были закрыты, на некоторых определенно были видны попытки их открыть монтировкой или еще чем-то подобным. Царапины были неглубокие, на уровне человеческой груди, очевидно, что вскрывающий их не имел достаточно сил на это. Аномалии, усеивающие коридор, здесь были скупы на артефакты, за все время Трофим увидел всего два. Сталкер остановился.

– Давай по баночке, уже пять утра, надо взбодриться, – сказал он, протягивая энергетик.

– Спасибо, Моль, а то уже хоть спички вставляй, – поблагодарил Трофим.

Впереди в душной темноте тоннеля вырисовывались еще одни широкие ворота, похожие на те ворота, за которыми должен был быть более узкий тоннель, ведущий на выход. Они не ошиблись. Проход, по которому они шли, выводил на широкий, но низкий ангар, такой же высотой, как и входящий в него транспортный тоннель. Очевидно, он предназначался для хранения техники, которой действительно здесь было предостаточно. Старые грузовики, компактные бульдозеры, шарнирно-сочлененные шахтные самосвалы, буровые установки – все это было покрыто слоем пыли, кое-что сгорело и покорежилось от потребовавших себе места аномалий. Да и аномалий, надо сказать, здесь было больше, а вот следов хождения кого-либо как раз не было. Моль остановился на входе, осматривая плотно забитое аномалиями пространство, которых было больше, чем в первом ангаре. Наверняка они бы свернули назад, но ведь они оба слышали выстрел, пусть и одиночный, но явный. Лучи фонарей скользили по полу, по заброшенной технике, по переваливающимся в силовых полях или застывших светящимся и манящим артефактам. Густо посаженные аномалии, несмотря на прозрачность, сильно поглощали и рассеивали свет фонарей, не давая людям четко рассмотреть более десятков метров. Наконец Трофим заметил кое-что. Недалеко от низкого уродливого самосвала виднелись ноги лежащего человека. Ноги были в солдатской обуви, поэтому точно сказать, принадлежали они мертвецу или нет, было невозможно, но кроме объектов и них здесь никого не должно быть, с другой стороны, объекты не ложатся горизонтально. Даже если ушли в фазу нулевой деятельности, они продолжали стоять, под дождем, ветром, Выбросом, не важно. Но здесь картина была странная, особенно если учесть единственный выстрел. Ученый жестом указал сталкеру на ноги, тот, переведя фонарь в узкий, сконцентрированный луч, внимательно рассмотрел доступный участок, затем нашел длинные, шоркающие отпечатки подволакивающих ног на слое пыли. Дав понять спутнику сохранять дистанцию, он с автоматом наготове бесшумно двинулся вперед, прислушиваясь к равномерному шелесту и гулу аномалий. Трофим в трех метрах сзади следовал за ним, держа пистолет. На этот раз он был хладнокровен, глаз искал и отмечал любое движение, голова была ясная, а разум спокоен.

Через несколько минут они, крадучись, дошли до тела. Это оказался один из зомбированных с поверхности, в его руке был зажат пистолет, несильно ржавый, но, очевидно, давший осечку. Труп выглядел ужасно, даже по меркам ходячих. Обезвожен, словно выжат и мумифицирован. Секундная пауза, и Трофим постучал сталкера по плечу.

– Это наш объект, который обработал Бизона, та же категория. Мы, должно быть, под разломом, – тихо, почти одними губами сказал он.

Моль кивнул, сжав губы и крепче сжав автомат. Осталось выяснить, где этот самый объект четвертой категории и как он выглядит. Кто знает, может, это полупрозрачный дух, сидящий в кабине этого самосвала, а может, эта вон та тень, стоящая возле химической люминесцентной отсвечивающей зеленым аномалии? Сталкер, очевидно, думал также, поскольку превратился в крадущееся нечто, поворачивающееся вместе с автоматом, плотно прижатым к плечу комбинезона. Вдруг, за полем обманчивой пустоты и темноты возле зеленых, слабо светящихся луж киселя они увидели неподвижную фигуру. Фигуру человека в некогда белом халате, очках, странно неподвижно уставившегося на них. Эта неподвижность и отчетливое понятие, что он, оно или это их видит и наблюдает за ними уже некоторое время, не издавая звука, пугало. Оно выглядело человеком из плоти и крови, пусть не молодым, но без признаков разложения, ран или дефектов. Медленно, словно боясь спугнуть, спутники подошли ближе, держа его в прицеле.

– Товарищи?! – негромко сказало оно. – Люди?! Товарищи вы? Живые люди!!! Это не сон? Это вправду вы?!

Трофим и Моль уронили челюсть. Все что угодно, только не это. Все что угодно в этой тьме кружащихся аномалий и протоптанных неизвестно кем тропинок. Все что угодно, безобразный мутант, химера, слизень, полтергейст, хоть сама многорукая Шива с тысячами клинков к каждой руке, но не это!

– Ты кто? – просипел Трофим, потеряв от шока дар речи.

– Товарищи! Товарищи!! Товарищи!!! – фигура в некогда белом халате заплакала. – Я дождался, я дождался!!! Я знал, что меня найдут, который… который сейчас год?

– Две тысячи семнадцатый, – ответил Трофим, у которого от понимания разрыва во времени закружилась голова.

– Две тысячи… невероятно… я так долго вас ждал… – фигура вытирала непритворные скупые слезы, сняв очки и тыльной стороной ладони пытаясь закрыть мимику лица, – товарищи… я думал, все погибло.

Сталкеры подошли ближе. Было видно, что оно огорожено воронками, трамплинами, каруселями, другими аномалиями в несколько рядов, кроме того, на оставшемся для существа месте размером с несколько больших комнат то тут, то там поселились небольшие химические аномалии, сокращающие полезную площадь для пленника.

– Ты кто? – уже четко спросил Трофим.

– Я? – существо выпрямилось, поправило несуществующий галстук. – Я Одинцов Григорий Николаевич, я микробиолог, действительный член академии наук СССР, доктор биологических наук, профессор при институте ЧАН, партийный… но документов у меня с собой нет, они все внизу в архиве службы внутренней безопасности.

– Твой коллега, Док, – сталкер значительно посмотрел на Трофима.

– Товарищи, я так рад вас видеть. Вы спасательная экспедиция? Я так ждал… здесь темно, повсюду эти ловушки, а главное, одиноко…

Трофим во все глаза глядел на существо. Это было невероятно, понимает ли товарищ Одинцов, кто и что оно? Наверняка должен иметь понимание, в конце концов, он не простой лаборант, а доктор, академик, ученый микробиолог. Трофим вздохнул.

– Почему вы все еще живы? – холодно спросил Трофим.

– Я? – растерялся профессор. – Я… я… это долго объяснять. Вы сможете мне помочь, вытащить меня отсюда?

– Мы подождем, профессор, – Трофим оглянулся на оставшийся позади труп. – Скажите, вы заражены вирусом?

Профессор вдруг потерял всякий интерес к спасению. Расслабился, даже стал немного выше.

– Вы знаете про вирус? – неожиданно холодным и спокойным голосом спросил он.

– Да. Мы исследуем его, – ответил Трофим.

– Скажите, пожалуйста, товарищ, а как вас зовут? Какой у вас уровень допуска? —засовывая руки в карманы, спросил Одинцов.

– Я Гудин Трофим Аристархович, некробиолог, исследовательский комплекс Янтарь. Лаборатория номер шесть. Уровень допуска абсолютный. Мне разрешено брать любые пробы и анализы, любые материалы, все, что я посчитаю необходимым.

– И кто же вам дал такой уровень допуска? Верховная ставка СВГК СССР? – с некоторой долей ехидства спросил Одинцов.

– СССР не существует с девяносто первого года. Тысяча девятьсот девяносто первого года.

– Как?! – не поверил услышанному профессор. – Как не существует? Почему?

– Не важно. Теперь здесь никого нет, даже военных. Это закрытая территория на десятки километров вокруг. Ее называют Зона. Единственные представители с Большой Земли – это ученые, то есть я и… – Трофим помедлил, – и сталкер Моль. Никто не придет за вами, здесь все давно погибло, профессор. Скажите, почему вы все еще живы? Почему вы не умерли от голода? Есть ли здесь еще выжившие?

Профессор немного сник, но, как бы то ни было, сейчас он не выглядел жертвой, почему-то он казался большим и надменным, хотя Трофим отчетливо понимал, что он ничуть не выше него.

– Выживших, наверное, больше нет. Да, я, как вы изволили выразиться, заражен вирусом и теперь нахожусь в стадии гамма. Вы знаете, что это такое стадия гамма?

– Нет, профессор, давайте все по порядку, и от того, как и в какой мере вы все расскажите, будет зависеть, выйдите вы отсюда или нет.

– Что ж… справедливо, коллега, мне многое надо прояснить, а после, я надеюсь, вы примите верное решение. В конце концов, я уже достаточно долго хранил государственную тайну, документы с таким сроком уже подлежат переподписанию о нераскрытии, либо они теряют гриф секретности. Я не могу предложить вам чая или стула… но давайте хотя бы присядем, – предложил Одинцов, усаживаясь на пол. Его примеру последовали сталкеры, присев в нескольких метрах от него, разделяемые рядами аномалий. – Как видите, я нахожусь тут в плену, жив и здоров, несмотря на то, что это невозможно. Мы разрабатывали специальную вакцину. Вакцину, которая бы позволяла сохранять здоровье и жизнь носителю. Конечно, она предназначалась для высшего руководства, чье здоровье всегда нуждалось в корректировке. Мы перепробовали множество вариантов, но самым сильным оказались вирусы с высоким онкопотенциалом.

– Папиллома? – спросил Трофим.

– Да, коллега. Этот вирус был одним из самых обнадеживающих. Мы провели огромную работу, развернули генетическую структуру вирусов и переориентировали его не на разрушение теломер ДНК, а на защиту и восстановление. В результате процесс старения прекращался, и испытуемый восстанавливал все утраченные природные функции, данные о которых не были повреждены в его геноме.

– Ну, у вас очки, профессор, – заметил Трофим.

– Это? Да, но они мне не нужны, зрение восстановлено полностью, – Одинцов снял очки и убрал их в карман, – вы знаете, чтобы не сойти с ума, что уже на моей стадии невозможно, я одеваю их, чтобы… чтобы почувствовать себя… частью цивилизации, что ли. Вы не забывайте, мне, оказывается, уже сто семнадцать лет, – он усмехнулся. – Я не знал, что я заражен или вакцинирован, называйте как хотите, способы определения в наше время были несовершенны, как и, наверное, в ваше, – он усмехнулся, глядя в пол. – У нас случилась авария, я не знаю, что именно, но нам всем приказали срочно покинуть помещение, здесь, – он указал себе за спину, – находился один из выходов, часть наших сотрудников успела покинуть помещение до закрытия шлюзов, другая часть нет.

– Восемьдесят шестой? – спросил Трофим.

– Да, коллега, восемьдесят шестой, а что именно произошло, вы в курсе?

– Не важно, – отмахнулся Трофим, – рассказывайте.

– Мы поднялись на этот этаж, а потом ворота закрылись, и нас обесточило. Ни резервные генераторы, ни аккумуляторы не работали. Мы находились в полной темноте. В комплексе осталось, наверное, с сотню людей, многие спустились вниз за едой и водой, но я никуда не уходил, я верил, что ворота откроют рано или поздно, а будут ли силы у меня подняться к ним с нижних жилых этажей, я не знал. Потом я, конечно, пытался спуститься, когда уже начал умирать от жажды, но в темноте не нашел дороги. Может, оно и к лучшему… – Одинцов задумался, вспоминая прошедшее. – Там внизу страшно кричали люди, мне казалось, что они убивают друг друга, наверное, так оно и было. В любом случае я остался здесь, а когда очнулся, увидел, что темнота стала неполной, но тут появились эти физические ловушки, – он указал на стену аномалий перед собой.