«Роб Рой» на Балтике

Вопрос языка в путешествии на байдарке облегчается, потому что, когда вы появляетесь где-то таким необычным способом, любопытство жителей настолько велико, что люди делают все возможное, чтобы войти с вами в контакт. Если там есть кто-то, кто может говорить по-английски, по-французски, по-немецки или по-латыни, пусть даже очень плохо, он обязательно будет выдвинут вперед в качестве переводчика.

Хорошими собеседниками бывают моряки. Слов, которые они знают, может быть немного, но зато это самые полезные слова, относящиеся к тому, что вас интересует.

Что касается образованного класса в более южных странах, люди там с удовольствием практикуют свой английский или французский язык, разговаривая с путешественником. Часто я замечал, что изучающие английский язык школьники так хотят поговорить, что нужно терпение, чтобы удовлетворить их охоту.

Позже я расскажу о забавных примерах, как за границей стараются говорить по-английски. В общем, пусть никого не останавливает незнание иностранных языков, а тот, кто их знает – не очень рассчитывает на это для удачного завершения путешествия. Поверьте, в путешествии сообразительность полезнее немецкого, а дружелюбие – французского языка.

Что касается поисков пути, это совсем другое дело. Местные жители при всем желании не могут сказать вам того, чего они сами не знают, то есть речного пути даже в своей местности. Но в реке обычно легко найти дорогу, хотя иногда достаточно трудно на ней держаться. Вам нужно попасть в правильный поток и плыть вниз по течению, стараясь не пойти на дно.

В северном плавании среди запутанных озер, речек и морских заливов справиться с навигацией было не так-то просто. Часто нет течения, которое могло бы направить вас в нужную сторону, либо течение может обмануть. Бесчисленное множество островов может ввести в заблуждение. Вы сидите в байдарке так низко, что поросшая деревьями скала может долго скрывать бухту, которую вы ищете. Солнце не поможет, оно закрыто облаками; ветер меняется с каждым изгибом берегов. Компас может озадачить вас. Он дает общее направление, но где, справа или слева от конкретного островка всего в сто ярдов длиной, находится нужное место?

Еще одна прелесть водного путешествия заключается в развитии своеобразного инстинкта, похожего на способность животных отыскивать то, что им нужно. После месяцев плавания вы сможете уверенно сказать себе: «Точно, за этой скалой будет протока к деревне».

На большинстве здешних озер не у кого спросить дорогу. К тому же вы идете туда, куда никто не ходит, и поэтому никто не может помочь.

А как же карта, ведь она должна помочь? Да, конечно, карта очень помогает, но в основном в простых местах. В сложных случаях она, напротив, сбивает с толку.

Скажем, вы попали на один из 1400 островов озера Меларен, но на какой? Даже на самой большой карте не отмечено и тридцати из них. Какие из лесистых скал и холмов вокруг – нанесенные на карту острова? Вы не видите хотя бы наполовину ни один из них; мыс большого острова может показаться маленьким островом, а маленький островок рядом с вами заслонит два больших вдалеке.

Маршрут «Роб Роя» показан пунктирной линией. Часть, отмеченная как карта 2, показана в более крупном масштабе ниже.

Остров Онсон на озере Венерн, который выглядел на карте достаточно ясно, при взгляде с воды был настолько похож на многие другие, не отмеченные, что мне пришлось несколько раз причаливать и выходить на берег, прежде чем я смог убедиться, где нахожусь.

Если на пути между двумя деревнями есть, скажем, двадцать островов, будет ошибкой измерять расстояние, которое вам нужно проплыть, пользуясь масштабом карты. Фактический путь окажется примерно вдвое больше прямого. Зато при хорошей погоде, если у вас хватает времени и сил, вы будете рады зигзагам пути, благодаря которым сможете увидеть многие скрытые красоты.

Введение затянулось, но я хотел сказать, что не стоит сильно беспокоиться о такого рода затруднениях. Вы всегда будете на каком-то из участков общей водной цепи.

Правда, иногда в этой цепи можно застрять: вокруг плавает все больше бревен, что говорит о том, что мы приближаемся к лесопилке. В конце концов вода пропадает – впереди одни бревна. Однажды, уже после пары обносов, вечером мы подошли к затору из бревен, протянувшемуся на целую милю. Никого не было видно, и я был в замешательстве. Пришлось набраться терпения. Я устроил кухню под аркой моста, и, когда я ужинал, на дороге появился мальчик. Я угостил его кофе и предложил шесть пенсов, если он найдет двоих мужчин мне в помощь для переноски лодки, что он добросовестно и сделал.

На следующий день сияло яркое солнце; я плыл под тенистыми деревьями, оставляя позади милю за милей. В эти же дни в Шотландии было дождливо и холодно, ненастье добралось и до Швейцарии. В обоих моих походах погода была благоприятной. Только два дождливых дня в прошлом году, но в это лето не было ни дня, когда было бы слишком холодно и пришлось бы сидеть в одном пальто, и ни дня, когда дождь был бы настолько сильным, чтобы «Роб Рой» не покинул берег.

А вот заторы из бревен молевого сплава были новинкой, которая не встречалась ни на одной из двенадцати рек предыдущего путешествия. Когда в лесу рубят деревья, бревна сталкивают в воду, чтобы они плыли вниз по течению. По берегам ходят рабочие с длинными шестами и толкают бревна в поток, если они запутываются в каких-нибудь кривых углах. Но в августе все заняты уборкой урожая, и за сплавом не следят. Одно-два бревна обязательно где-нибудь застрянут, а потом постепенно к ним прибьет сотни, а то и тысячи других, и вся вода покроется бревнами.

Если река несудоходна, деревянный затор может неделями стоять нетронутым; но подходить к нему на байдарке – дело напрасное и опасное. Бревна слишком плотно сжаты течением, чтобы можно было пройти, и они слишком малы и круглы, можно было выбраться на них и перетащить лодку. Ничего не оставалось делать, кроме как тащить байдарку вокруг по траве. Чтобы посмотреть, насколько длинным будет обнос, обычно приходилось взбираться на какой-нибудь холм.

Однажды у завала в пустынном месте в лесу я спрятал лодку под деревом и поднялись на холм. Вид был одновременно чарующим и тревожным. Лес, лес, лес до самого горизонта, на берегах и вокруг, а река безмолвна и сплошь покрыта тысячами бревен. Никого не видно, нет и признаков жилья. Я сидел и ждал, но ничто не происходило и даже не собиралось произойти – только чирикали птицы.

Обед и сигара подготовили меня к тому, чтобы принять как должное неизбежную задачу: тащить лодку через лес. Не помирать же здесь. Предстояла тяжелая работа, особенно потому, что непонятно было, сколько миль придется тащить лодку, прежде чем можно будет найти открытую воду. Я подумал о Мак-Клинтоке6, который тащил свои лодки по снегу, когда лед закрыл морской проход. Вынул из лодки весь багаж, мачту, паруса, весло, доски настила и связал все это для первой ходки, чтобы затем найти лучший путь для волочения лодки через лес и болота.

Из-за жары сначала лень было напрягать силы, но вскоре ко мне пришло воодушевление. Размах этого нового предприятия, его новизна и планы на случай обнаружения новых препятствий на пути через заросли, в которых вряд ли бродил хоть один человек (не говоря уж о лодке), стали сами по себе интересны. Работа шла час за часом, и за две ходки лодка и вещи были перетащены на открытую местность, где река освободилась от бревен.

«Роб Рой» снова оказался в своей стихии, а чудесный вечер еще был впереди. Наверное, немногие байдарки выдержали бы полмили такого обноса.

Последний завал бревен недалеко от деревни Растад вынудил меня найти двух человек, чтобы отнести каноэ через поля к дому, иначе меня застала бы ночь. Увидев лодку, все были поражены, ведь они знали, что река забита лесом. Они спросили, как же я мог там пройти, на что я с мрачным мистическим видом покачал головой.

На следующий день лодку поставили на длинную тележку, состоящую из одного шеста и четырех колес; два человека сели по концам и держали «Роб Роя» на коленях, смягчая толчки и удары от ухабов. Такая перевозка была очень хороша, во всяком случае для лодки.

Мне сказали, что бревен на Вронгсельве больше не будет, отныне река была открыта, так что началось приятное путешествие. Глубокие, быстрые, извилистые ручьи, красивые скалы, густые леса, прыгающая в водопадах форель, а потом много миль вдоль солнечных лугов. Откинувшись на спинку и вытянув ноги на палубу, я забрасывал мушку прямо на рыбьи носы, а рыбы выпрыгивали в воздух. Прекрасный летний вечер.

Ветер усилился; мы весело плыли мимо больших плоских барж с грузом железа. Они поднимаются вверх по Вронгсельве7 на милю или две, так что мы, должно быть, приближались к озеру Хугн. Скалы разошлись вправо и влево, и показалось озеро – глубокое и темное, длиной всего в четыре или пять миль, но с волнами, которые немного потрясут мои бутылки в корзине.

Здесь уже была Швеция, ее граница с Норвегией проходит возле Мораста. Там, на холмах и равнине, проходит расчищенная полоса, на которой стоят обозначающие границу пирамидки из камней.

Пограничная линия (как и в Канаде) проходит на север и юг на тысячу миль. Возможно, именно эти давние линии на земле натолкнули мечтателя-философа на мысль, что мы, жители Земли, могли бы попытаться сообщить о себе лунным жителям, посадив где-нибудь в снегах Сибири pons asinorum8 Евклида из пихтового леса, чтобы любой школьник на нашем бледном спутнике ясно видел, что на Земле, по меньшей мере, разбираются в геометрии.

В маленькой гостинице обнаружились явный англичанин, готовый обед и большая пустая бутылка.

«Вы англичанин! – сказал он, – попробуйте-ка этого эля, он действительно хорош. А я гражданин мира, земля – мой дом, саквояж – мое счастье. Я предложил телеграфную линию, в том числе для биржевых сделок, да. Французы хотели посадить меня в тюрьму. Они не знают, что я здесь. Ха-ха, поймайте-ка меня сначала! Устраивайтесь здесь ночевать. Тут комната с двумя кроватями. Я такого не люблю, но раз вы англичанин, занимайте вторую. Только не пугайтесь, потому что я во сне разговариваю и хожу в темноте по комнате».

«Нисколько не боюсь, – ответил я; – но смотрите, не лезьте ко мне в темноте на ощупь, потому что у меня есть дурная привычка бить правой и левой рукой, а от гребли руки крепкие!»

Он усмехнулся и сказал, что покажет мне удивительную вещь, которую он обнаружил в комнате: умывальные принадлежности здесь сделаны из прозрачного стекла. Так и было! Из его саквояжа вываливались соверены, рубашки, туфли и путеводители, все в беспорядке. А я с аппетитом съел омлет, и мой сон после тяжелого рабочего дня был крепок.

Глава IV

Озера. Бивуак. Дама-циклоп. Мисс Кьерстин. Щука, сливки и магний. Дама с веслами. Счет.

Последние несколько дней на реке встречались все препятствия, которые были в прошлом плавании: мелководья, по которым надо было идти вброд, водопады и плотины, где надо было переносить лодку, низкие деревья и пороги. Прибавились и заторы из бревен.

Но теперь характер реки изменился. Никаких бродов, плотин или бревен больше не было, встретилось только несколько порогов и сливов. Мы вошли в цепь озер, более или менее красивых, разнообразных по размеру, форме и глубине, по цвету и виду. Смотреть на них с вершины холма было поначалу восхитительно, но смущало, что пробираться через этот лабиринт воды и леса предстоит неблизко. Здесь каждый дюйм будет даваться только работой весла, да еще против ветра. Как-то будут чувствовать себя мышцы моих рук, когда мы доберемся до вон того озера, которое серебряным пятнышком блестит издалека на солнце?

По части бивуаков на озерах тоже приходилось приобретать новый опыт. Сплавляясь по реке, легче найти хорошее место для привала, чем на озере. По извилистой речной дороге я каждый день шел до тех пор, пока не устану, а затем прямо к ночлегу. Но на озерах не стоило ходить вдоль берега в поисках гостиницы.

Проголодавшись на реке, достаточно было начать присматривать хорошее местечко, скажем, в 11 часов, и до полудня такое место всегда находилось – или дерево, или сенокос, или водопад, или укромный берег. Лучше всего, конечно, какая-нибудь хижина, где легче вскипятить воду для супа или шоколада, так как «кухня» защищена от ветра. Если же вы гребете на пустой желудок вдоль берега широкого озера или моря, для выбора места, где можно приготовить перекус, нужно иметь в виду несколько условий.

Идеальное место выглядит так: оно затенено от солнца, защищено от ветра, без мух; много сухих дров для славного костра, вблизи есть причал, вода спокойна – все безопасно. Обычно лучше всего остров. Ваш пробковый спасательный жилет послужит хорошим сухим сиденьем, а стол и кухню можно развернуть на подходящих камнях. На мягком берегу можно лежать, а еще должен быть прекрасный вид, на который можно смотреть все время.

Здесь вы проведете часа два, занимаясь приготовлением и поеданием яств, а потом устроив сладкую сиесту; так что стоит поискать действительно хорошее место. Когда вы его покидаете, возникает даже сожаление о разлуке, ведь этот уголок был вашей кухней, столовой и кабинетом. Вы оглядываетесь, пока виден дым догорающего костра.

Пришлось набраться опыта и в отношении погоды, так как прекрасное прошлогоднее плавание не научило меня, что делать в дождь. Теперь во время бури мы иногда подходили к берегу и укрывались под деревом. Оказалось, лучше всего противостоит долгому и сильному ливню лиственница. Дважды я пытался укрыться, покинув лодку, но оба раза потерпел неудачу. Первый раз дело было на каком-то диком озере без названия с унылыми берегами, заросшими камышом.

Черные тучи заволокли небо. Тьма была в их холодном дыхании, за которым, было очевидно, последует очередное промокание. «Роб Рой» стремительно несся к негостеприимному берегу; и после получасового карабканья, чтобы выбраться на более твердую землю, и тщетных усилий, чтобы получить помощь в деревне, ничего не оставалось делать, как снова погрузиться на борт, совершенно сбитым с толку и насквозь промокшим. Это был единственный случай, когда я не мог найти никакой помощи. Правда, никто не видел спрятанную в камышах лодку; не следовало оставлять ее, думаю, все дело было в этой ошибке. Другой пример, преподающий тот же урок, будет описан далее.

Основной целью этого плавания на каноэ было путешествие по воде из Христиании в Стокгольм; и мы уже проделали часть пути, которую прежде не проходила ни одна лодка, ибо она была доступна только для байдарки. Отныне путь в основном будет проходить по глубоким озерам и морским фьордам. Все они интересны своей красотой, дикостью, очертаниями, но ни одно из мест не отличалось особенной величественностью. Каждый день был приятным; в большинстве случаев погода была прохладной, но солнечной и с сильным ветром.

Переход от реки к озеру похож на выход с лесной тропы на широкую равнину. Иногда это изменение было неожиданным, так как не все озера отмечены на карте. Между озерами Вингер и Хугн река протекает через восемь отдельных озер, но посмотрите на карту, и вы не увидите ни одного.

В течение всей недели ветер был юго-восточный, то есть прямо в лицо, но зато теперь мои руки были хорошо подготовлены, чтобы преодолевать 30 миль в день9, даже при таком ветре. Лишь бы не было жары, приятная прохлада лучше всего для мускульного напряжения и аппетитного физического труда.

Радуясь своим успехам, я размышлял, какое бы еще усовершенствование придумать для байдарки, и тут почувствовал заметное течение. Озеро сузилось до похожего на реку потока, затем показался мост, а за ним новое, длинное и красивое озеро.

Постепенно открывалась панорама покрытых елями, лиственницами и буками скал всевозможных форм, бухт, мысов и островов. Свежий ветер и наполнившая меня радостная бодрость духа заставляла кричать и петь, а потом просто весело насвистывать. Всякая другая жизнь казалась утомительной и никчемной по сравнению с этой, а путешествия любым другим способом – скучноватыми.

Тут и там по берегам разбросаны красные деревянные дома, большие и с хорошими окнами. Большинство мужчин здесь носят шапки, как и русские; а в женщины часто вставляют в волосы живые цветы – милая мода. Все приветствуют прохожих, некоторые женщины даже вежливо приседают. Все это очень приятно видеть, хвалить и желать ввести в свой обычай; но таким глубоко практичным людям, как мы, было бы утомительно тратить время на эту вежливую обязанность. Хотя, конечно, мы часто безразличны и тогда, когда следовало бы быть приветливее.

Если соблюдать на Пикадилли шведскую вежливость, пришлось бы все время помахивать шляпой, держа ее в руке. Во избежание невралгии могла бы понадобиться и вторая шляпа на обычном месте.

Переход от норвежского к шведскому языку был довольно заметен, и, хотя я уже дважды бывал в Швеции, теперь нужно было заново освежить свенский язык, то есть, конечно, несколько необходимых слов.

Следующим озером было Ранке-Зее, длинное и красивое; но я должен сократить рассказ об этих чудесных днях плавания, ведь повторения, которые были приятны на самом деле, утомительны для рассказа, а еще хуже для чтения. Этот северный вояж потребовал столько энергии, что думаю, я вправе отказаться от попытки составить «справочник для байдарочников», ограничившись только характерными особенностями и несколькими типичными событиями.

Погода по-прежнему стояла великолепная, только прошло несколько ливней. В один ясных вечеров на озере Ранке я подошел к берегу и направился к дому, в котором жила очень пожилая дама, у которой был лишь один глаз. Она была ужасно озадачена, когда я вторгся в ее домик на скале, но я уговорил ее посмотреть на лодку. После этого она по-матерински отнеслась и к шкиперу. «Роб Рой» был помещен на стропила в коровнике, а я со своим багажом постучался в красивый фермерский дом.

Г-н Свенсон принял меня сначала холодно, но вскоре тоже заинтересовался. Лучше не просить сразу о ночлеге, а дать возможность хозяину доставить себе удовольствие таким предложением в надлежащее время. Он любезно так и сделал. Поднявшись наверх, мы нашли его жену за чтением Библии. Я показал свой походный Завет, который сильно потрепался от использования на открытом воздухе, и они были в восторге.

У хозяина оказались три миловидные дочери, и мы все вместе спустились, чтобы осмотреть лодку.

Если до сих пор они были холодно гостеприимны, то тут последовала полная перемена. «Пришел, увидел, победил». С кое-каким багажом может появиться и бродяга, но байдарка не могла не удостоверить путешественника и не вызвать энтузиазма.

«Роб Рой» был триумфально перенесен на плечах Торстена и Освальда, пахарей, гордящихся тем, что несут лодку в дом на концерт в ее честь – вход бесплатный. Пока мисс Кьерстин играла на гитаре и пела задорные шведские песни, я набросал вид на озеро из окна и образ самой девушки, что, будучи выполнено с помощью нескольких комплиментарных штрихов, очень понравилось ей и всем домашним, и портрет был должным образом устроен на стене. Здесь действительно была натура для художника: скромный и довольный отец, степенная и бдительная мать; яркая юная девушка звенит струнами гитары с простым невинным видом, и вместе с тем гордым, не смущенным.

Играть для публики всегда кажется мне большим испытанием для нервов. Впрочем, если музыкант – мужчина, для него это должно быть проще. Он может и сам смотреть на зрителей, но девушка! Она должна петь под пристальным вниманием других, сама при этом отводя глаза. Удивляюсь, как они могут делать это в компании, не сбиваясь на каждой ноте.

Затем у нас были бекон, и блины, и картофель, и рис, и молоко. Мы с фермером сидели отдельно, его супруга прислуживала обоим. Я дал мадам полфунта лучшего лондонского риса, за что она сделала глубокий реверанс и пожала руку. С поля пришел сын, славный молодой человек, лицом скорее итальянец. Он распевал шуточные песни и воинственные марши, пока я не отправился спать.10

Хозяйка долго оставалась со мной, осматривая водное снаряжение; в конце концов я решил вернуться в гостиную внизу и угостить всех фейерверком. Я зажег кусочек магниевой проволоки, отчего раздался крик удивления, и, прежде чем он утих (или они вообще могли что-либо увидеть после слепящего света), гость-алхимик сбежал в удобную постель, предоставленную хозяином.

Рано утром на следующий день усердное гостеприимство началось со стакана шнапса, который, кажется, предшествует каждой трапезе, а также следует за ней. Кроме того, сей предмет вмешивается под всевозможными предлогами и в другое время. Например, если вы набили рот лососем, непременное правило состоит в том, что следует и выпить стаканчик брэндивайна, и если вы встречаетесь с другом, никак не обойтись без приветственного стаканчика.

«Роб Рой» был уложен на телегу, и среди поклонов и улыбок (и, возможно, вздоха мисс К.) фермер пустил лошадь до Сулвики, а сам выступил в роли возницы, отчасти в качестве почетного сопровождения, отчасти для того, чтобы посплетничать со всеми, кого мы встретили по пути, а также провести что-то вроде общей лекции для жителей деревни на берегу прекрасного озера Элга, по которому мы продолжили свой путь.11

Встречный ветер гнал волны, которые так обрушивались на палубу, что я решил причалить около замеченной неподалеку лесопилки и достать пробку, чтобы заткнуть отверстие для мачты, а также немного хлеба, чтобы остановить бурчание в собственном корпусе капитана.

Тут же вокруг собралась толпа рабочих, и я услышал: «Гуд моввнинг, капитан!» Оказалось, этот человек видел лодку несколько дней назад, когда я разговаривал с офицером ландвера и сказал ему, что я в том же чине, что и он. Таким образом, даже звание гребца-британца уже было известно на Элге. Я попросил одного парня взять на два пенни хлеба, но хозяин лесопилки прислал приглашение отобедать в его доме. Его сын, учтивый юноша, пришел, чтобы настоять на просьбе, и большой пес Гектор проворчал то же самое.

Я все-таки сомневался, но когда к просьбе присоединилась и молодая дама, дочь хозяина, улыбающаяся и белокурая, это решило дело. Нас препроводили в прекрасный большой деревянный дом, настоящий дворец, где мистер Роден усадил голодного гребца за изысканную еду (была щука, а потом клубника и сливки). Замечу, сегодня это был уже третий завтрак! Все семейство и гувернантка в совершенстве говорили по-английски, и мы обсудили и мое путешествие, и лодку, и мои представления о Швеции. Когда, наконец, пришло время отправляться в путь, многочисленные рабочие лесопилки выстроились вдоль пристани. И мы помчались вперед, тщательно подготовившись к встрече с сильным юго-восточным ветром, от которого было не скрыться.

Пробковое сиденье, квадрат 9 × 9 дюймов, я мог быстро привязать к талии в качестве спасательного круга, если понадобилась бы такая предосторожность, но в реальных условиях проверять это спасательное средство не приходилось.

Однажды одна газета написала, что «байдарку носят вокруг талии»; видимо, в силу несколько смутного представления о предмете они имели в виду пробковый пояс. Через час плавания бурные волны (а также щука и клубника со сливками) заставили причалить к берегу. В лодке было больше воды, чем когда-либо прежде или после этого: пришлось выжимать губку тринадцать раз.

Обогнув мыс, я заметил качавшуюся на волнах лодку, с удивлением обнаружил, что в ней гребет одна женщина, и быстро направился к ней. Но она никоим образом не искала помощи или сочувствия; более того, она извинялась что не может плыть быстро, ведь ее лодка была большой и тяжелой. Внезапно ветер стих, и вода сразу успокоилась. На этих озерах переходы от шквалов к штилям очень быстры. Теперь с попутным ветерком я ловил по пути рыбу, направляясь в приятный городок Арвика12, где был намечен воскресный отдых.

Если вы прибыли в маленький город таким странным путем, как это сделал я, через несколько часов о вас будут знать все жители. Во всяком случае, все мальчишки и девчонки в Арвике к одиннадцати часам знали в лицо англичанина, который приплыл на байдарке, а теперь расхаживает в соломенной шляпе, добродушно улыбаясь.

Городок был хорош на вид но, видимо, скучноват для жизни. Вечером после церковной службы по нему бродили лишь несколько подвыпивших жителей. Лучше давайте прогуляемся по лесу, сладко пахнущему сосновой смолой, послушаем музыкальное жужжание насекомых. Смотрите, как хлопотливые муравьи прокладывают широкую тропу по траве и папоротникам, суетясь, толкаясь и борясь крошечными мышцами, чтобы каждый принес домой свою ношу. Всем стоит поучиться у муравьев: все мы лентяи по сравнению с тем, какими могли бы и должны быть. Видели ли вы праздного муравья?