Предателями не рождаются. Потерянному поколению молодежи СССР посвящается

Все еще робкий студент рассказывал, немного привирая для драматизма, как хулиганил в детстве у деревенской бабушки. Как мечтал стать космонавтом или летчиком. Как ездил с отцом на рыбалку и за грибами. Как вступил в четвёртом классе в кружок авиамоделирования и самостоятельно склеил деревянную модель истребителя Великой Отечественной войны ЛА-5.

Лариса немела от сладких речей ухажера, в голове возникали картины будущей совместной жизни. Дети. Обязательно мальчик и девочка. Виктор – настоящий и надежный мужчина. На такого можно положиться.

Студент провожал Ларису до дверей кабинета биологии, робко приближался губами к щеке. Девушка пугливо уворачивалась, и стремительно пропадала в темноте дверного проема. Растерянный Виктор сгорал в томлении и неопределённости. Но как же было прекрасно! Молодо. Многообещающе. Еще никогда он не переживал столь сильных эмоций.

– Ты мне нравишься, – сказал он Ларисе во время следующей репетиции.

– Я знаю, – ответила Лариса, улыбнувшись.

– Откуда?

– По твоим глазам, по твоим словам, по твоей улыбке.

– А я тебе нравлюсь?

– Не скажу.

– Ну, хоть чуть-чуточку?

– Честно?

– Обязательно.

– Есть немножко.

– У меня такое чувство, что я встретил родного человека. Как будто предыдущие дни, месяцы и годы прожиты лишь для того, чтобы мы с тобой сидели в этом классе. Смотрели друг на друга и разговаривали о разной ерунде.

– Мне нравится всё, что ты говоришь, – Лариса облизала кончиком языка губы, – продолжай.

– Мне очень хорошо рядом с тобой и ужасно скучно без тебя. Я обожаю просыпаться, идти на работу, потому что ты всегда рядом. Я ненавижу ночи, потому что они без тебя.

– Ты не высыпаешься, бедняжка? – Лариса сложила аппетитные губки в кружок.

– Высыпаюсь, но хочу поскорее проскочить темный отрезок суток, чтобы скорее увидеть тебя, чтобы услышать твой голос, чтобы прикоснуться к твоей руке, – Виктор Степанович протянул руку вперед и прикоснулся к ладони Ларисы.

– Признайся, ты – дамский угодник? – Лариса кокетливо убрала руку.

– Если ты скажешь, я буду кем захочешь. Если тебе нравится дамский угодник. То я буду им. Если хочешь – буду волшебником, хочешь – напишу поэму в твою честь.

– Хочу волшебника, – Лариса засмеялась и заболтала ножками под стулом.

– Закрой глаза.

Лариса зажмурилась. Виктор Степанович приблизился и неловко чмокнул девушку в щечку. Лариса вскочила, как ошпаренная, схватилась руками за лицо, как будто ее ужалила оса.

– Что ты делаешь?

– Извини, я не хотел, – нелепо оправдывался Виктор Степанович, – само получилось.

– Никогда! Никогда так не делай, – Лариса развернулась и выбежала из кабинета.

А влюбленный студент обнял гитару, сполз по стеночке на пол и с мечтательной улыбкой уставился в потолок. На губах остался след тепла от щеки Ларисы. Первый поцелуй бывает только раз в жизни. Виктор Степанович, хоть и извинился, но ни секунды не жалел о совершенном.

Он и так запаздывал по влюбленностям от сверстников. Ребята из стройотряда на перебой рассказывали перед сном о своих любовных похождениях, о невероятных эротических позах, о толпах замужних и непритязательных женщин, которые в прямом смысле преследовали юных неопытных мальчиков, не давая прохода.

Виктор Степанович скромно помалкивал, хвалится успехами у противоположного пола не мог. Не было побед и разочарований. Была Ирка Лебедева в седьмом классе. Он поднес пару раз портфель. В девятом классе полюбил Марину Свиридову, но дальше робких взглядов дело не пошло. У Марины появился Васька Лобов, самбист из десятого класса. Любовь как-то угасла. На первом курсе института Виктор Степанович учился, на всякие глупости не отвлекался. Да и девушек в их Институте Транспорта было немного. Это не педагогический ВУЗ. Здесь учат на инженеров.

И вот, наконец, сбылось. Он влюбился. У него появилась девушка. Витька знает, что время, проведенное с Ларисой, ни с чем не сравнится. Ему хорошо рядом с ней. Девушка, конечно, не должна кидаться в объятия студента Виктора. Приличная комсомолка должна проявить выдержку.

В тот вечер как-то само-собой он сочинил первые стихи про любовь. Виктор Степанович даже попытался переложить их на музыку. Получилось не слишком стройно, но душевно и трепетно.

Следующие три дня он ходил за Ларисой по пятам и вымаливал прощение. Обещал, что никогда не позволит подобной выходки. Просил вернуть поруганное доверие и совместные занятия на гитаре. Потому что это судьба и призвание. Он чувствует.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу серьезно заниматься музыкой.

– Прямо серьезно? Ты бросишь институт и поступишь в музыкальное училище?

– Нет. Я так не думаю. Я буду совмещать. Есть же барды, которые сочиняют хорошие песни, а работают геологами или учеными. Я тоже смогу.

– Ха-Ха-Ха, – слегка надменно рассмеялась Лариса, – для того, чтобы сочинять музыку и стихи нужен талант. Упорство и настойчивость. Необходимо долго и неустанно работать, даже если окружающие против тебя.

– И у меня есть.

– Что?

– Талант. Я вот стихи написал. С музыкой пока не получается. Надеялся, ты мне поможешь.

Виктор достал из внутреннего кармана потертый тетрадный листок в клеточку. Расправил, протянул Ларисе. Та небрежно взяла, взглянула.

– О, боже! Ну и подчерк! Где вас учили чистописанию, юноша?

– Где всех там и меня. В школе, среднеобразовательной.

– Хорошо. Если будет время, я посмотрю твою писанину.

Лариса вильнула узкими бедрами и скрылась на девичьей территории. Мальчикам туда вход воспрещен.

В этот вечер Виктор Степанович, лишённый права видеть очаровательную Ларису, расстроился и пошел с парнями на танцы в деревенский клуб. Читать не хотелось. Смотреть на закаты – не с кем. Появилось страстное желание напиться водки и страдать от неразделенной и непонятой любви. Как Лариса смотрит на Виктора? Почему не прощает? А если он в клубе встретит деревенскую девушку, влюбится и проведет в деревенской глуши оставшиеся годы? Заведет хозяйство – быка, коня и поросят. И еще курей. Варвара, девушка обязательно будет с именем Варвара, нарожает Виктору Степановичу пять детей, а может и семь.

Счастливый отец семейства будет ездить на работу по весеннему бездорожью на большом синем тракторе «Беларусь». В глухом лесу в тихом ручье будет ставить норот на налимов, и вечерами шить ондатровые шапки на продажу. Закрываясь от внешнего мира в бане, он сочинит великие стихи и песни. Запишет на старом кассетном магнитофоне. Отдаст пару кассет МК-60 первой встречной проводнице в привокзальном ресторане города Владимира.

Через год, когда поедет на симпозиум работников сельского хозяйства, услышит собственные песни из распахнутых окон столицы. Лариса, конечно же, узнает его красивый и по-мужски надежный баритон. И все поймет. Скупая слеза сползет на подушку. Она будет искать юношу из студенческой молодости. Спустя десять лет они случайно столкнутся на выходе из станции метро Лермонтовская…

Колхозные ребята принесли в клуб самогон. Из слабоалкогольных напитков имелась брага – пахучая и мутноватая жидкость. На закуску предлагались малосольные огурцы и семечки. От студенческого братства на стол выставили подарочную бутылку гэдээровского шнапса «Голубой душитель» и бутылку мятного ликера. Виктор Степанович познакомился с местными ребятами. Алкоголь придал смелости, и вытолкнул отвергнутого влюбленного гитариста на танцпол.

Одетая в серые телогрейки и кирзовые сапоги, деревенская молодежь лениво переминалась с ноги на ногу под музыку ансамбля «Самоцветы». Виктор Степанович ворвался в центр круга и изобразил прогрессивный танец «Буги-вуги», чем вызвал неописуемый восторг присутствующих. Но выпито было слишком много, закусывал неопытный студент слишком мало. Силы быстро покинули танцора. Витька прилег и заснул на сидениях первого ряда.

Как его разбудили и тащили товарищи на ночевку в школу, он не помнил. Но, как только голова коснулась подушки, глаза открылись и голову посетила мысль – надо срочно поговорить с Ларисой. Именно сейчас у него появились слова, которые дойдут до сердца любимой. Виктор Степанович, пошатываясь и переступая через спящих ребят, дошел до кабинета биологии без приключений.

– Лари-иса-а, – тихонько постучал не протрезвевший студент в дверь.

Тишина.

– Ла-ри-са-а, – Витька попробовал немного громче.

За дверью зашевелились. Зашуршали:

– Лариса, это к тебе. Иди, а то Витька всех разбудит, – зашипели девчонки.

Топот босых ног по деревянному полу. Дверь, скрипнув, отворилась. Лариса, в ночной рубашке вышла в коридор.

– Тебе чего надо? – спросила, щурясь, не проснувшаяся девушка.

– Я к тебе.

– Я сплю. Завтра на работу. Иди спать. Завтра поговорим.

– Я много думал о тебе, – Виктор Степанович, раскинув руки в стороны, плюхнулся на колени.

– Да ты пьян?

– Немного, это для храбрости.

– О, боже! Ты не предупреждал, что ты алкоголик!

– Я не алкоголик. Я чуть-чуть. Для смелости. Смелость, как известно города берёт. Я должен тебе сказать что-то очень важное.

– До утра не терпит?

– Никак.

– Говори.

– Если ты меня не любишь и не хочешь со мной общаться, то я женюсь на Варваре из Калиновки. У нас будет шесть детей и хозяйство – поросята и кролики. Решай, твоя судьба в моих руках. Да или нет!

Виктор Степанович покачиваясь, протянул руку к Ларисе. Та окончательно проснулась, представление ее умиляло. Девушка стояла и улыбалась. Забавный, милый и влюбленный студент нес пургу, чудную и веселую.

– Познакомишь меня с Варварой? Согласись, я должна знать, за кого тебя выдаю.

– Есте-е-ственн-но, – выдавил Виктор Степанович, – идем.

Пьянчужка попытался встать, но споткнулся и шлёпнулся на пол. Раскинул руки, перевернулся на спину. Виктор Степанович пытался сконцентрироваться. В сумраке коридора он видел силуэт Ларисы в белой ночнушке, тонкие голые ноги до колен, белые пятки. Витька приподнялся на локте.

– Я полежу немного. Что-то я устал. Сегодня такой тяжёлый день.

– Полежи.

– Я, между прочим, ходил на танцы. Тебе тоже надо сходить в клуб.

– Весело было?

– Очень. Интересно. П-познавательно. Ты знаешь, что сейчас модно носить в деревне на танцы?

– Не знаю.

– Стеганку и сапоги до колена. Девчонки местные – отпад. Модню-ущие.

– Это тебя от впечатлений развезло?

– Нет. Это самогон. Редкая дрянь, надо сказать…

– Спать не хочешь?

– Хочу. Но я не сказал тебе главного.

– Ты сказал.

– Разве?

– Да. Что ты решил жить с Варварой в Калиновке и рожать детей до 30-го съезда КПСС.

– Это я так сказал?

– Да.

– Вот дурак, – Виктор Степанович замотал головой, – я не то хотел сказать. Я должен тебе сказать, что больше никогда не буду делать так, как я сделал. Ибо это неправильно. Это нечестно по отношению к тебе, ко мне. К нашим отношениям. И вообще надо как было по-другому…

– Как?

Виктор Степанович протер глаза.

– Почему я все время вру? Ты не знаешь?

– Откуда мне знать? Я вообще тебя плохо знаю.

– А я тебя знаю великолепно.

– Правда?

– Абсолю-ютно, – Виктор Степанович икнул, – извини. Это алкоголь, это не я. На самом деле Витька Юрьев намного лучше, чем может показаться с первого взгляда. Но я не об этом. Я о тебе. Я тебя очень хорошо знаю. Гораздо лучше, нежели можешь себе представить.

– Опять врешь?

– Чуть-чуть. Для образности. Извини. Я совсем запутался. Когда я шел к тебе, то хотел сказать что-то важное и сокровенное. А сейчас забыл нужные слова.

– Тогда иди спать. Завтра вспомнишь и расскажешь. Хорошо?

– Нет. Завтра нельзя, – не сдавался Виктор Степанович, – нельзя откладывать на завтра то, что нужно сделать сейчас.

– Вить, говори скорей и уходи. Поздно уже. Девчонки будут ругаться. Завтра рано вставать, надо выспаться.

– Я тебя услышал. Буду краток. Нам надо помириться. Мне плохо без тебя. Я скучаю.

– Ага, – многозначительно ответила Лариса.

– В голове были другие слова, более точные и правильные. Они улетучились. Извини. Но по сути что-то примерно около того, что я хотел или думал, или чувствовал к тебе в этот ночной час. Извини, за то, что не могу четко сформулировать речь…

– Я подумаю.

– Так не годится. Пока ты не простишь меня и не согласишься продолжить со мной общаться, я не уйду. Я буду лежать у твоего порога до утра. Пускай девчонки и ребята видят глубинную суть моих к тебе чув-вс-ств-в…

– Хорошо. Вить. Я согласна. Давай мириться. Иди к себе.

– Спасибо, – Виктор Степанович кивнул, от кивка его повело, и пьянчужка вновь распластался на полу.

Лариса подавила смешок, затем помогла встать влюбленному юноше, прислонила шаткое тело к стеночке.

– Тебе туда, – показала она в сторону спортивного зала.

– Ты – клёвая девушка. До завтра.

Витька двинулся в путь. Он очень устал, ноги не слушались, голова не работала. Как будто, посыльный донес до Ларисы сокровенное донесение, и силы тотчас покинули его. Или, как марафонца после пересечения финишной ленточки.

Лариса проводила взглядом ухажера, пока тот не скрылся за поворотом. Виктор Степанович с трудом добрался до матраса. Не раздеваясь уснул, тихо, глубоко и без снов.

На утро голова не болела, но чудовищная сухость во рту и трясущиеся руки напоминали о чрезмерном употреблении спиртного.

– Больше никогда. Никогда. Никогда я не буду пить самогон, – обещал себе Витька, умываясь ледяной водой из уличного умывальника.

Самогон еще не выветрился из Витькиного организма, и чтобы взбодриться, юноша разделся до пояса и облился холодной водой. Полегчало. Залив в себя пару литров холодной воды, почувствовал, что можно жить. Стыдно, с трудом, но можно. Пытаясь восстановить ход вчерашних событий, выдвинулся на завтрак.

Ларису в столовой не встретил. Все девушки уже позавтракали и ушли на стройку. Виктор Степанович опаздывал. А какая разница? Позор можно смыть только годами извинений и тяжелой работой на стройках социализма. Будь, что будет. На завтрак была манная каша и горячий чай с маслом. Повариха Клава немного поворчала, – чего опаздываешь? Студент неловко улыбнулся, сдал грязную посуду и поплелся на работу. Издалека распознал Ларису, подхватил ведро с краской и подошел к ней.

– Привет, – неуклюже пожимая плечами, начал Виктор Степанович.

– Выспался? – улыбаясь, поинтересовалась Лариса.

– Да. Хотя можно и еще повалятся.

– А я тебя предупреждала.

– Извини, я вчера был не трезв. Может, сказал что-то лишнее. Прости.

– Все нормально. Ничего оскорбительного ты не сказал. Только не пей так много. Хорошо?

– Обещаю, – обрадовался прощенный юноша.

Тяжесть свалилась с плеч, настроение улучшилось, но работать было невмоготу. Обжигающе палило солнце. Не хватало воздуха и мучила жажда. Виктор Степанович едва дотерпел до обеда и прикорнул на клочке сена под рябиной. Всего полчаса сна, и он к вернулся к полноценной жизни. Молодой организм быстро восстанавливался.

Вечером того же дня молодые люди продолжили музыкальные репетиции и творческое общение. Лариса похвалила стихи Виктора Степановича, корректно указала на недостатки, попросила не бросать занятия по стихосложению.

Благодарный юноша светился от счастья. Они вновь провожали солнце, вновь шли по росистой траве, взявшись за руки. Что еще нужно? Объятия? Поцелуи? Витька боялся испугать Ларису чрезмерной напористостью. Лучше подождать. У них много времени впереди. Целая жизнь.

В те стройотрядовские дни он почти не сомневался, что проведет оставшуюся счастливую и полную впечатлений жизнь в союзе с самой прекрасной девушкой на свете – с Ларисой Виноградовой. Даст ей свою фамилию. Она станет Ларисой Юрьевой. Красиво же? У них родятся дети. Супруги Юрьевы будут долгими зимними вечерами петь песни собственного сочинения, разложенные на два голоса. И дети будут петь, подстроят партии на третий и четвертый голоса. А это уже профессиональный квартет, не баловство какое-то.

Потом, в глубокой старости, Юрьевы поедут семьей на большом белом пароходе в кругосветное путешествие. Будет ужин в просторном банкетном зале. Будут свечи, шампанское и белый рояль. Пригубив немного дорогого французского коньяка, Виктор Степанович подойдет небрежной походкой к наполированному и сверкающему в свете хрустальных люстр инструменту. Легким движением руки поднимет клап, закрывающий клавиатуру. Элегантно поправит рукава белого смокинга. Небольшая пауза, руки опустятся на клавиши. По залу расплывется небесной красоты звуки. Лариса в черном платье с декольте подойдет к роялю и…

О прекрасных в своей наивности мечтах и фантазиях, событиях и переживаниях последних дней Виктор Степанович зачем-то рассказал соседу по спальному месту Тольке Голикову. Витьку буквально распирали чувства и хотелось с кем-то поделиться, рассказать об ощущениях.

Ему казалось, что чрезвычайно важно рассказать, нельзя столь прекрасные переживания держать внутри. Ведь они от этого обеднеют и потускнеют. Поделившись с другом-приятелем, чувства усилятся, приобретут значительный объем и силу. Пускай о настоящей любви узнает, как можно больше людей. Ему не жалко. Это хорошо. И мир станет лучше и добрее.

Толян Голиков приехал учиться в Москву из Калининской области, из небольшой глухой деревни. Парень он был простой. Звезд с неба не хватал. Но создавал ощущение стабильного и надежного русского мужика. За таким, как за каменной стеной. Толян, может быть и не шибко душевный друг, но работяга, от сохи, кровь с молоком. Что называется – наш человек.

– Ты ее зажимал? – с гоготком спросил Толян.

– Нет, ты что? Она не такая. С Ларисой так нельзя. Она тонкая и ранимая. Надо аккуратно. Я почувствую, когда можно. Сейчас пока нельзя.

– А мне кажется, что ты дурачина, парень. Подурит девка тебе голову и поднимет якоря с каким-нибудь морячком Северного флота. Вот был у меня случай в деревне. Ходил я к одной бабёнке, ухаживал, значит. Цветочки дарил, полевые. На «Вы» ей, крем-брюле, мадам. А не испить ли нам дюшесу? Потискать ее стеснялся. Думал, что она не такая, как все. Воздушное создание с другой планеты. Два года назад уехал на вступительные экзамены в Москву. Поступил. Вернулся. Прямо с поезда к ней. Думаю, паду на колени. Предложу руку и сердце, кольцо. Поедемьте, Наденька, со мной в столицу. К чему пропадать здесь в глуши? Жизнь дается один раз, и прожить ее надо… И так далее. Стучу. Открывает морячок, тельняшка, клеши с не застёгнутой ширинкой. Наколка – якорь и компас. Че надо? Надежду. Твоя надежда, парень, в том, чтобы я не сильно рассердился, – говорит он мне. Продемонстрировал кулак с большой арбуз. И знаешь, обида такая меня взяла! Дождался ночи, и побил им стекла в доме.

– Зачем?

– Нельзя обманывать и оскорблять душевные чувства.

– Тебя не поймали?

– Где ж им меня догнать? Я же уехал с тот же день в Москву. Учиться. Морячок, писала мать, шибко на меня осерчал. Ругался, грозил приехать в столицу, разобраться. Через месяц ушел в плавание. Надьку обрюхатил и больше не вернулся. Так ей и надо.

– Жалко ее.

– Дурак ты, Витька! Как они к нам, так и мы к ним.

– Мне кажется, так нельзя, – не соглашался Виктор Степанович, – если мстить око за око, вражда не остановится. Мир погрузится в беспросветную войну.

– Ошибаешься ты, Витек. Время пройдёт – поймешь. Это, считай, твой первый опыт с девушкой. Обожжёшься пару раз, перестанешь трястись перед каждой юбкой. Бабы – они потребители, им нужен сильный мужик. Желательно с деньгами. Вот и весь секрет успеха. У тебя есть деньги?

– Нет.

– Был ты бы сейчас директором авиационного завода, с зарплатой как у министра. Устояла бы твоя Лариса перед таким мужчиной? Нет! Я тебе говорю. Сама бы прыгнула в койку.

– Грустно, если так.

– Зато правдиво. Не робей. Выстраивай карьеру. Становись большим человеком. Сможешь выбрать жену-красавицу. А если баба тебя разводит и не подпускает, плюнь на нее. Только время зря тратишь. Всё впустую, не случится у вас ничего.

– Ой, не знаю, – засомневался Виктор Степанович.

– Ты думай головой. Пока ты стихи будешь писать, твоя Лариса окажется в объятых другого, более решительного казачка. Мой тебе совет, не трать времени зря, или переходи к решительным действиям. Не подпускает, разворачивай оглобли и ищи более доступный вариант. Настанет твое время, когда бабы будут вешаться на шею. Но не сейчас. Уж извини за прямоту. А теперь ложись спать.

Толян отвернулся, укрылся одеялом и заснул. Витька немного расстроился. Бесспорно, циничным людям живет легче. Верить Толяну не хотелось. В настоящей жизни так не должно быть. Должна быть любовь. Должно быть уважение, трепетность и нежность. Должны быть чувства, пронизывающие с головы до кончиков пальцев.

Простой русский парень Толян, меж тем, в стройотряде времени не терял. С первых дней ухаживал за Валькой Киреевой, затем за Наташкой Гусевой. Но дважды получив от ворот поворот, не расстроился, а переключился на деревенскую девушку по имени Антонина. Не первая красавица, но девушка в теле, имела аппетитные формы и здоровый румянец на щеках. Антонина не пресекала ухаживания, принимая цветы и шоколадки. Однако, в клубе медленные танцы не танцевала. Обнимать себя не позволяла, не то чтобы целовать или еще что-то. Не принято в деревне так быстро и до свадьбы.

Но Толян не сдавался. Не на того напали.

– Все будет, Витька. Все будет, – обещал Толян перед сном.

– Что будет?

– Падет эта крепость на колени перед моей артиллерией. И будет, я вам скажу знатный фейерверк.

– Не получится у тебя ничего. Женись, тогда и будет тебе Антонина, – советовали ребята.

– Я не дурак закапывать себя в владимирской глуши. В Москве меня ждет Анфиса и Полина. Обе с трехкомнатными квартирами. Не знаю кого выбрать. Разрываюсь, братцы.

– Чего тебе надо-то?

– Мне нужна победа. И я добьюсь ее, чего бы это не стоило.

Отношения у Ларисы и Витьки потихоньку развивались. Ребята медленно сплетались интересами, знаниями друг о друге, общими мечтами. В ночных видениях Виктора Лариса приходила к влюбленному студенту в неглиже, молодые целовались, обнимались, обвивались телами и проникали друг в друга всеми доступными способами.

В реальной жизни дело дошло до легких и случайных касаний, целоваться пока было нельзя. Но Виктор Степанович чувствовал, что скоро будет можно. Главное не спугнуть, не настроить против себя, не дать Ларисе почувствовать, что телесная близость важнее духовной.

– У тебя хорошо получается. Ты быстро учишься, – похвалила Лариса начинающего гитариста.

– Мне так не кажется, – Витька подул на ноющие от боли кончики пальцев.

– Я, чтоб играть на гитаре как ты сейчас, училась целый год. А тебе понадобилось чуть больше месяца. Ты – очень способный.

– Это потому что у меня хороший наставник, – улыбнулся Витька.

– Подхалим.

– Нет. Это правда. У тебя талант учить меня, – Витька отставил гитару и сделал шаг навстречу Ларисе.

– Дамский угодник, – улыбнулась в ответ девушка.

– Ты права, – еще шаг вперед, – и это только начало. Ты еще не знаешь, что будет дальше.

– Отчего же? Знаю.

– Нет. Не знаешь, – еще шажок, – но сейчас узнаешь главную правду Вселенной.

– От чего, сударь, вас пробило на откровенность? Что-то стряслось? Вы не заболели?

– Нет. Я себя великолепно чувствую. Я полон сил и энергии.

Юноша замолчал. Молодые люди замерли. Они уже стояли лицом к лицу. Их разделяли пару сантиметров. Лариса смотрела на Витьку слегка вверх. Легкое дыхание шевелило волоски на коже. Широко открытые глаза не мигали. Сейчас нельзя упустить ни мгновения из происходящего. Оба понимали, что настало время, когда уже можно. Не все, конечно. Но уже можно смотреть друг на друга, не отрывая взгляд. Улыбаться друг другу, брать за ладони, перебирая тонкие пальцы и ощущая суставы, изгибы и шершавую сухость кожи. Можно было молчать, и это тишина не портила общение пустотой. Наоборот, отсутствие звуков стократно усиливало ощущение близости. Или можно было без умолку говорить…

– Что же ты замолчал? – шепотом сказали губы Ларисы.

Девушка качнулась слегка вперед. Юноша поддержал ее своим поцелуем. Лариса закрыла глаза, и потому не упала. Скреплённые поцелуем, тела стали крепче вдвое. Нежнейшая влажность губ, девичья вкусность и запретность. Неописуемые ощущения прошибли Виктора Степановича. Он открыл глаза. Темно-карие глаза Ларисы еще никогда не смотрели на него так близко. В радужке глаз отражался Витька и весь мир вокруг. И эта картина была настолько прекрасна, что не хотелось отрываться. Витька качнулся всем телом вперед и губы влюбленных соприкоснулись снова…

– Вить! Ты где? – в кабинет, с грохотом от удара нараспашку раскрывающейся двери о стену, ворвался Толян Голиков.

Энергетический купол вокруг целующихся распался. Ребята разъединились. Лариса покраснела. Витька смущенно почесал затылок.