Есть ли жизнь после Дани

Данил Лис

Есть ли жизнь после Дани

1

Ну и о чем будет этот рассказ?

Почему тебе захотелось его начать читать?

Кто задался этим вопросом?

Почему после?

Зачем после него жить?

Кто этот Даня вообще?

Вы только открыли книгу, а на вас уже обрушилась масса вопросов. Знаете, так получается, что наша жизнь вся целиком состоит из вопросов, которые мы надеемся со временем разрешить. С некоторыми вопросами, вызванными названием книги, нам и предстоит разобраться сейчас. Начнем с самого начала. С начала времен (как бы глупо это ни звучало).

Сначала было ничто. Не было никаких вопросов. Не было земли, воздуха, света, энергии, тепла, холода тоже не было. Не было даже самых мельчайших частиц, тех, из которых все состоит и на которые все можно разделить. Тех частиц, которые так самозабвенно ищут и находят ученые и пытливые умы с целью объяснить логически все мироздание. Не было даже пустоты.

Может ли простой обыватель осознать, что такое это самое «ничто» и как именно оно могло быть, когда ничего не было? А никак. Ничто тоже не существовало. Ведь сам факт существования – это уже что-то.

Кто-то спросит: и насколько долго ничего не было? Нескончаемо нисколько. Вас устроит такой ответ? Времени не существовало, как и всего прочего.

Очень тяжело все это понимать. Ведь мы в понимании руководствуемся лишь своим чувственным опытом. Мы пытаемся хоть отдаленно понять и представить, что это и каково это, сравнивая и примеряя полученные ответы к имеющимся в голове знаниям о мире, вселенной и вообще. А для этого нам обязательно понадобится еще кое-что спросить.

И уже сейчас, после пары абзацев, становится понятно, что в попытке ответить на один вопрос наш разум порождает массу других. Это лавина вопросов, в которой сложно даже уцепиться за что-то, не говоря уж про осмыслить.

И если вы все еще не вернули книгу на полку, где она стояла, а держите ее в руках и читаете эти строки. Если вы не боитесь задавать вопросы сами себе. Если вы не боитесь, что некоторые вопросы не смогут разрешиться, а так и останутся без ответов… мне вас искренне жаль, но нам придется познакомиться поближе.

И я, кстати, рад знакомству, потому что вы такие же ненормальные, как и я. Добро пожаловать в этот безумный мир.

«Чем больше я знаю, тем больше я понимаю, что ничего не знаю» – высказывание, которое, тоже сложно осмыслить, приписывается Демокриту, древнегреческому философу. Но, прежде чем Демокрит это сказал, прежде чем появились люди, пытающиеся осмыслить его слова и пронести их сквозь века, чтобы мы смогли их прочесть. Даже цитировать их иногда, дабы казаться умнее, чем на самом деле являемся. Прежде чем появилась сама мысль, благодаря которой мы все имеем возможность быть, что-то осознавать и цитировать. Прежде всего этого было ничто.

И мысль…

Да, именно она. Самая простая и самая невесомая, первобытная мысль.

* Простите, но я дописываю эти строки в срочном порядке, когда книга уже готова к публикации. Мне очень важно сказать вам кое-что.

Если вас сильно раздражает физика, космос и всякие там законы и понятия, то пропустите эту главу. Прочитайте лишь пару абзацев в конце нее. Надеюсь, что дальше вам будет вполне читаемо.

А если вы гениальный физик или математик, прошу у вас прощения за всяческие недостоверные сведения в рассказе и всевозможные вольные выдумки. Искренне восхищен вашими знаниями и тем, как вы умудряетесь все это помнить.

А как еще мог запуститься тот процесс, благодаря которому холодный дождь барабанит по стеклам и в рамочку можно вложить фотографию с изображением близкого человека? А ведь дождь не просто с гулким шумом стучит, и его крупные капли стекают по стеклам. Мы это видим и слышим. Мы уже давно ответили себе на тот вопрос, что именно стучит по стеклам. Который возник, когда мы впервые с этим столкнулись. И теперь мы, укрытые от холодного ветра ультрасовременным многокамерным стеклом (спасибо тому, кто его придумал, реализовав свои мысли), наслаждаемся теплом и уютом, попивая горячий кофе с молоком. Мы смотрим на стекло, мир за которым смазался в каплях осеннего ливня, и мечтаем.

Мечтаем о грядущем, о прошедшем. Мечтаем что-то создать или разрушить. Разрушить, чтобы создать новое. Мечтаем заполучить ту крутую штуку, что видели вчера в магазине. А для этого мечтаем о деньгах, чтобы можно было ее купить. Или о работе, где можно будет получить деньги, на которые можно будет купить ту очень нужную штуку. Так… а какую штуку? Что-то вылетело из головы. Вот бы здорово было действительно заполучить именно такую работу, о которой недавно подумалось. И чтобы на ней было немного работы. Самодура-начальника нам тоже не надо бы. А надо, чтобы рядом с ней была столовая. Да, столовая, однозначно. Было бы здорово хотя бы просто вкусно поесть.

Мы так мыслим. Постоянно мыслим. Разнообразно и без остановки. Даже если очень заняты или спим, наши мысли с нами всегда. Все время.

А что такое время? То, что идет. Секундная стрелка неумолимо бежит. Раз за разом обгоняет все остальные, более медлительные стрелки. Отматывает круг за кругом. Круг за кругом. Часовая стрелка, хоть и медленно, но не уступает остальным в упорстве и не останавливается, когда поравняется с другими стрелками или если сделает оборот вокруг своей оси. Она и не думает огорчаться и расстраиваться, что самая медленная. Она так и будет вновь и вновь, неторопливо и почти незаметно глазу, отсчитывать свои круги.

И Земля делает оборот вокруг Солнца. Гораздо медленней часовой стрелки и еще более незаметно глазу. Это как если бы была такая стрелка часов, отмечающая не часы, а годы. Чтобы заметить ее движение, пришлось бы наблюдать за ней без устали несколько дней. Настолько неторопливо она бы двигалась, что на ней паук смог бы выстроить свою паутину и даже насладиться пойманными свежими, сочными букашками. А вот для Земли как для объекта все это движение происходит уже с умопомрачительной скоростью.

С такой скоростью, что, если вы возвращаетесь из дальнего космического путешествия, вам придется долго просчитывать курс и потратить тонны горючего, чтобы догнать планету. Приблизиться, поравняться с ней и выйти на ее орбиту. Начать вокруг нее вращаться. Вы теперь почти как часовая стрелка. Но не советую вам высовываться, вы все же не стрелка, а объект, поэтому скорость ваша в пространстве безумно велика.

Только пока вы маневрируете и представляете себя стрелкой, не забудьте оставить немного горючего. Чтобы иметь возможность приземлиться, вам понадобится снизить скорость.

Вот вы сейчас читаете и смеетесь над автором. Что за глупый фантаст. На горючем топливе уже сотни три лет никто не летает. Были когда-то ракеты, движимые реактивной тягой, возникающей от окисления легковоспламеняющегося вещества в камерах сгорания. Но они еле-еле долетали до Луны. И вообще, не совсем понятно, как умудрялись возвращаться, ведь их курс просчитывали на деревянных линейках и счетах, а внутри все управлялось кнопками на проводах и людьми.

Вы проходили их по истории сразу после отмены рабовладельческого строя. Но их даже в музеях не осталось. Лишь мелкие упоминания на древнем и очень медленном ресурсе под названием интернет, жизнь которого поддерживает пара энтузиастов у себя на сервере в отцовском гараже.

Ой, вы не из того времени? Вы все еще в той эпохе, что летает на повозках, воспламеняющих под собой тонны горючего ежесекундно, чтобы вырваться за пределы земной атмосферы? Ну так вот такое оно, это время, что поделаешь. Одновременно эти строки могут читать очень много людей из разных эпох. Так что вам сейчас придется мириться с присутствием, живущих в совершенно других веках и гораздо более продвинутых в техническом плане людей. Время не линейно. Оно есть одновременно и тут, и там. Просто мы живем, пропуская его через себя.

Так вот, время! Оно появилось не сразу, а тогда, когда появилось все. И пропало ничто.

Да-да, мы отвлеклись на время, стрелки, ракеты и более продвинутых людей, а еще даже не приблизились к тому, чтобы поразмыслить о ничто. Что же такое ничто. И почему это ничто обязательно должно пропасть. Ведь если оно ничто, ему не будет тесно вместе с чем-то. Ему должно быть совершенно необязательно исчезать. Однако меня так сильно захватили размышления о времени, что я, пожалуй, продолжу.

Я писал выше, что времени, когда было ничто, точно не существовало. А что вы подумаете, если я скажу, что его и сейчас не существует? *Сами вы такие… Я считаю, что мы с вами лишь определяем наличие времени и отмеряем его для себя. Причем каждый по-своему. Да к тому же не очень-то и успешно.

Иногда время тянется медленно, как стекающая янтарная капля смолы со ствола высокой сосны, неторопливо раскачивающейся, словно танцующей, ведомой в красивом медленном танце с ветром. Капля смолы настолько медленно стекает по стволу этой прекрасной танцовщицы, что паук, который плел паутину на воображаемой годовой стрелке часов, сам не заметит, как окажется поглощенным ей. В самом центре этой великолепной, с желтоватым оттенком, яркой и светопроницаемой смеси фенолов, кислот, альдегидов, спиртов и углеводородов жизнь нашего паука прервется. Но прервется ли его время?

Через две-три тысячи лет эту окаменелую каплю найдут, очистят от угля, отполируют и выставят в музее. Все будут с любопытством смотреть, какими были пауки в древности. И фотографировать. Без вспышки. За этим будут следить строгие древние бабушки, сидящие на не менее древних стульях возле экспонатов. А люди эти темные фотографии, сделанные на смартфон, потом смогут разместить в социальных сетях. Уже совсем другие, возможно, люди. Из совсем другого мира, другой цивилизации, но такие же, как и мы, хвастливые. Кстати, тоже пока еще летающие на химическом топливе.

Вот только почитать эти строки у них будет возможность, только если кто-то снова их напишет. Потому что время к тому времени (извиняюсь за тавтологию) сотрет все остатки нашей весьма развитой цивилизации.

А иногда время мчится, как скорый поезд, без остановок. Красивый поезд с заостренным носом, яркий и очень быстрый. Последнее достижение техники на специально для него построенных рельсах. В нем очень комфортно, и пассажиры быстро и без лишних перегрузок, толканий и унизительных досмотров в аэропорту, при которых приходится снимать ремень и обувь, оголяя носок с огромным нетехнологическим отверстием у пальцев, могут попасть в другой город. Он словно сметает все на своем пути. Вы даже не успеваете этот поезд толком рассмотреть, когда встречаете его уже разогнавшимся до крейсерской скорости. Вы лишь чувствуете сильнейшее возмущение воздуха, толкающее вас и заставляющее отвернуться в сторону от мелькающего и уже исчезающего вдалеке поезда. И только завидуете тем, кто там. Кто может так просто взять и укатить вдаль.

Или что-то легко прожить, когда вы в этом так сильно вязнете, как паук в смоле.

Такое уж оно странное, это время. Сидит человек, ждет окончания рабочего дня, например. Все сделал и просто ждет, когда сможет пойти домой. Сидит и думает. Вы же так делали? Если нет, то попробуйте. Мысли сменяют одна другую. Они словно толкутся в коридоре поликлиники, хотят попасть на прием к врачу. «Мне только спросить», – говорит одна. Вторая противится: «А я тут давно жду и не могу больше терпеть, сейчас моя очередь». И их так много, они беспрестанно толкают друг друга, выкрикивают что-то в открытые двери, а врач (в данном случае вы) их пытается принимать и выслушивать по отдельности. И кажется, что это тянется уже целую вечность и уже пора бы просто заняться чем-то другим. Ведь они появились только потому, что у вас есть время ничего не делать. И кажется, что прошел уже целый час и уже пора уходить с работы. Вы смотрите на часы. Пятнадцать минут. Всего пятнадцать минут? Все это терпеть еще сорок пять?

Этот томительный прием, в течение которого вам в голову пришло не меньше десятка разных мыслишек с мелкими проблемами, не стоящими особого внимания, и пара действительно нудных и выматывающих. А еще одна, тоже мелкая и очень старая, но такая болезненно назойливая, что сил никаких уже нет. Скорее бы все это закончилось. И вот как только вы понимаете, что еще три раза по столько ждать, начинается самое страшное – мыслей становится больше.

А вот когда вы заняты любимым делом и только о нем думаете. Рисуете, перебираете коллекцию (что вы там коллекционируете?), сексом занимаетесь. Ну а что? Книга точно для взрослых, все мы им занимаемся, если повезет. Вы только начинаете, только входите во вкус, а уже пора идти по другим делам, уже стемнело. Или уже рассвело, в случае с сексом такое очень подходит. Вы даже не успели толком ничего подумать за это время. Ни одна назойливая мысль не пришла. Лишь опьяняющая истома, поглощающее все приятное наслаждение, растекающееся приятными волнами по всему телу. Ох, простите, я отвлекся… об этом немного позже или уже в другой истории.

Такое вот это время. То мчится, то стекает. А мысли, они всегда одинаковые. И они всегда есть. Даже тогда, когда времени не было совсем, мысль уже была. Та самая мысль, что и у вас постоянно присутствует, – создать!

И отнюдь не удобную кофеварку, чтобы сама молола и готовила кофе ко времени вашего пробуждения по утрам. До этой мысли еще ох как далеко по меркам времени, которого, как мы помним, вовсе не существует. По нашим меркам, так будет правильней. Раз, чтобы что-то понять, нам надо это измерить, то и будем продолжать так делать.

Но измерить можно совсем не все. Можно измерить Землю. Ее размер, плотность, вес. Можно измерить периодичность ее вращения вокруг своей оси. Скорость ее вращения вокруг Солнца. Даже время ее существования пытливые умы умудрились понять, осознать и измерить. Очень сложно, но можно измерить пространство. Можно даже попробовать его осознать, но далеко не всем это под силу.

Да и мало кому реально удается осознать размеры Солнца, дарующего нам жизнь. Согревающего своим теплом океан, в котором симпатичная и совсем юная девушка с мокрыми вьющимися волосами в оранжевом купальнике плещется в волнах и однозначно осознает себя счастливой, ибо мечтала об этом всю жизнь. Она обязательно вернется сюда в следующем году, ведь тут такие добрые и приветливые люди, чистый пляж и великолепные пальмы. А может быть, она съездит на другой курорт в другой стране. Тот, который советовала подружка, потому что там такие добрые и приветливые люди, чистый пляж и великолепные пальмы. Если, конечно, они с Витей не захотят завести ребенка. Пора бы уже захотеть, а то вроде они счастливы, но чего-то не хватает.

По странному стечению обстоятельств точно такого же цвета и фасона купальник, только из более экологичных и полностью перерабатываемых материалов, распечатанный на гардеробной машине последней модели, еле-еле прикрывает сейчас прелести другой девушки, купающейся в том же самом месте. Только уже в совершенно другом океане и в совершенно другом столетии. Она не читала этот рассказ и даже не планирует.

А вот ее другу, читающему эти строки, пришла в голову мысль, что мода циклична, а технологии, позволяющие загрузить вечером в отсек для переработки у гардеробной машины использованную одежду, а утром получить новую, чистую, непомятую и даже еще немного теплую, появились совсем недавно. Кстати, за отдельную плату в машину встраивается ароматизатор, и можно выбирать новый аромат каждый день.

А ведь циклична не только мода.

Циклично все. Все на свете как стрелки у часов. Ночь сменяет день и наоборот. Каждый месяц большой и круглый лунный диск идет на убыль, но не исчезает, а снова растет, пока не округлится. Каждую весну на деревьях появляются новые листья, и после каждой зимы снова наступает весна. Каждые сто лет рождается гений, переворачивающий мировоззрение целых поколений. Жаль только, что слишком долго избавлялись от плохой привычки таких людей сжигать как неверных и инакомыслящих. Однако лучше от этого гениям не стало. Сейчас люди придумывают все новые, все более изощренные способы заткнуть таковых выскочек за пояс. Подрезать этим зазнайкам крылышки, чтобы не выделялись из общей массы и не заставляли других людей чувствовать себя ущербными.

Каждые несколько тысяч лет наша планета (и еще одна на орбите небольшой звезды главной последовательности, пылающей своим жаром на окраине другого рукава нашей галактики), покрывается толстой коркой льда. Каждые несколько миллиардов лет появляются новые солнца, взамен утративших свою силу и разбросавших частички себя по всей Вселенной, словно цветы пыльцу, старых звезд. И каждые сто восемьдесят пять с половиной миллиардов лет рождается новая Вселенная. После того как старую со всем ее содержимым и всеми о ней упоминаниями поглощает пустота.

Хотя, знаете, эта цифра совсем не точная. Ее поисками давным-давно озадачился один очень умный ученый. Он долго перебирал ухищренные способы, при помощи которых можно было вычислить, сколько всему осталось времени. И даже довольно-таки далеко продвинулся в решении этого вопроса. Но потом что-то случилось. Что-то связанное с его женой, в которой он души не чаял, справедливо считая ее своей музой, и барменом в одном заведении неподалеку. В котором, между прочим, подают весьма недурной греческий салат. В общем, там все не заладилось с дальнейшими вычислениями, но кого это волнует? Эту цифру невозможно ни объять, ни осознать, точно так же, как и само пространство, в котором наша Вселенная расширяется. И которое, по мнению ученого, должно исчезнуть и превратиться в ничто.

А ничто превратится в другое пространство (читай, Вселенную), абсолютно идентичное прежнему. К величайшему разочарованию ученого, слегка потерявшего рассудок после падения с барной стойки, в попытках достать бармена и объяснить ему, где и в чем он не прав. Информация о том, что именно он говорил бармену, безвозвратно утеряна. Она сгинула в одной из Вселенных после ее исчезновения.

Кстати, абсолютная идентичность еще не обязывает всех ученых во всех пространствах проводить остаток жизни в домах для умалишенных, думая над спасением и продлением жизни пузырьков в кулерах для воды. Ведь сколько бы ни бились ученые в разгадках тайн мироздания. Сколько бы ни пытались военные это мироздание, как что-то крайне непонятное, а следовательно, представляющее угрозу, разрушить. Сколько бы ни хотели мечтатели мироздание изменить. Все это оказывается настолько ничтожным, настолько быстротечным, что мироздание просто не успевает обратить на них свое внимание.

Даже мощнейшие взрывы самых больших космических светил остаются совсем не замеченными, мимолетными точками на масштабах существования Вселенной. А ведь при взрывах они испускают огромное количество вещества, радиации, порождают гравитационные волны. Им словно кажется, что они настолько важные и мощные, что умереть эти звезды стараются, оставив как можно больший шрам на полотне галактики, в которой проживали столь долгую и яркую жизнь.

Своей взрывной волной они уничтожают все на непостижимо большом расстоянии во много-много миллиардов километров вокруг. Эти сильнейшие всплески отголосками проходят по всей галактике. И не только на далекие расстояния. А оказываются растянутыми еще и во времени. Так, например, ДНК жителей одной далекой-далекой галактики, только успевших осознать силу темной стороны, была настолько изменена проходящей сквозь их планету взрывной волной через без малого полторы тысячи лет, прошедших после взрыва одного из светил, что они в одночасье превратились в желе.

А ведь этот взрыв видел в телескоп один астроном. На той планете астрономы иначе назывались, но теперь это не важно. А важно то, что он только и успел, что втянуть глаз в углубление на затылке и повернуться, чтобы взять телефон и сообщить жене, что он давно предупреждал ее о необходимости убраться с этой планеты и зря она его не слушала. Но не успел.

Столько новых слов: пространство, Вселенная, мироздание. Внимание, телескоп. Кажется, что теперь придется хоть примерно разобраться в них, прежде чем вернуться к попыткам понять, что такое ничто. И с каждым новым абзацем становится все непонятней и непонятней. Вам сейчас кажется, что автор и сам запутался в нити повествования. И знаете что? Вам это действительно не кажется.

А мы сейчас просто возьмем и допустим к этому рассказу нескольких персонажей. Приправим это все абсурдом и недопониманием и позволим им немного повеселиться, помучаться и поспорить. Потомим их на медленном огне в развивающейся сюжетной линии. Ведь в спорах рождается истина и, может, им удастся в чем-то разобраться, а мы наберемся терпения и понаблюдаем.

Это же еще не все. Забыл написать самое главное, то, ради чего затевалась эта глава, этот рассказ и весь этот мир. В начале, если оно вообще когда-либо существовало, не было ничего. Вообще ничего. Только мысль. И мысль эта была – Есть.

2

А почему вообще и при чем тут Даня? Все просто. Это чтобы окончательно не запутаться, и чтобы у повествования появились понятные всем ходы. Такие как завязка, кульминация и развязка. Конечно же, с титрами и секретной концовкой, все как положено. Для реализации всего этого и нужно ввести персонажа и провести его через всю книгу. А также его придется как-то обозвать и придумать ему небольшую и скучную предысторию, жизнь.

Почти всем знакомым автора очень нравится имя Даня (поверьте, он спрашивал). Вот пусть оно и останется. Со скучной жизненной историей тоже проблем не предвидится, их у автора с избытком.

Так вот, у Дани тоже была эта мысль: «Есть».

На самом деле, это очень сложное словосочетание.

У него была машина, и не одна. Дом, работа. У него была кофта, купленная на распродаже со скидкой. Очень хорошая кофта, пушистая. Он носил ее под Новый год. Конечно, была не одна кофта, а много. Сотни кофт. Только вот не все сразу. Бывали и такие времена, когда кофт у него вообще не было. Или за Даню кофты выбирала его бабушка. Ужасные такие шерстяные времена, как правило, больше на два размера и с ужасными рисунками. «На вырост», говорила она и любовалась Даней, словно Микеланджело, оказавшийся рядом со своим творением через две тысячи лет и умиляющийся тем, что люди его сохранили в первозданном виде.

Кстати, про первозданный вид. Там в одном столетии картина была настолько испорчена, а реставратор так сильно надышался растворителем, что решился на… назовем это подтасовкой. Он поначалу очень стыдился своей… эм… подлости по отношению к первому человеку, сотворенному Господом нашим. Стыдился своего, как посчитали принимавшие работу епископы, вопиюще безнравственного и безответственного проступка. Они даже обсуждали возможность отлучить реставратора от церкви и сгноить в темнице, но быстро сменили гнев на милость. Все дело в том, что женщины (в их числе – жены реставратора и его обвинителей), увидев отреставрированную роспись, подумали, что размеры у их мужчин вполне еще ничего. Почти сразу все наладилось, обвинения сняли и палачи, и жены, и сейчас подтасовка приняла очень глобальные масштабы. До такой степени, что одна реальность часто выдает себя за другую. И поэтому мы никогда не сможем узнать, что было сначала. Но мы отвлеклись от темы, давайте к ней вернемся.

А еще было время, когда кофт у Дани совсем не бывало. Да и времени как такового у него было совсем немного. Он был еще молод и только начинал понимать, что он совсем ничего не понимает. Такое случается с людьми: как только человек осознает, что все в жизни уже понял, так происходит то, что он понять не способен вовсе. А по меркам Вселенной у Дани времени совсем не существовало. Или не существовало Дани у Вселенной, тут уж как повернуть. Если не брать в расчет, что самого времени не существует вовсе. На таких больших вселенских масштабах сложно уловить рождение и угасание целых миров, не говоря уж об их отдельных участниках, которые ко всему прочему не особо-то и стремятся участвовать в мирообразовании.

Вот так, наконец с кофтами у Дани худо-бедно разобрались. С домом и работой, которая тоже не всегда у него была, пусть разбирается сам. Парень он хороший, сильный, красивый и со всем справится. Или уже справился. Но это уже к делу не относится.

Точно так же сказал судья адвокату, выстроившему стройную и логичную теорию, объясняя, почему именно подсудимый не виновен в нанесении самому себе тяжких телесных повреждений вследствие падения с барной стойки одного заведения в тихом спальном районе одного небольшого городка. Такого спокойного и уютного маленького городка, находящегося рядом с Большим адронным коллайдером.

Вы запомните этого персонажа, он действительно интересный ученый, и я надеюсь, что в процессе повествования нам удастся познакомиться с ним поближе, еще до того, как он стал классифицировать заусеницы на ногтях в одной богадельне. А классификации их он начал осмысливать уже после того, как разочаровался в пузырьках. Которым, как косаткам и другим редким видам животных, совершенно не было никакого дела до их спасения. Неблагодарные.