Ольга и Алексей. Продолжение

Она с надеждой смотрела на брата, желая разжалобить его, но тот не решался.

– Сомневаюсь, что матушка обрадуется твоему неожиданному приезду. Да и как ты можешь вот так одна показаться в Петербурге? Пойдут слухи, что у вас в семье что-то нехорошо. Но ты же не хочешь скомпрометировать своего мужа?

Елена стала с раздражением крутить в руках зонтик от солнца.

– Вот так – стоит выйти замуж, и твоей семье уже нет до тебя дела! А если я несчастна здесь? Если я чувствую себя чужой и ненужной? Граф возится только с лошадьми, мы почти нигде не бываем… А если матушка сама пригласит меня в Петербург, то ты же не откажешься меня взять? – Елена хитро посмотрела на него. – Напиши ей и спроси её мнения по этому вопросу.

– Но я уезжаю через пару дней! – воскликнул Алексей, и, подумав, продолжил. – Если хочешь, сама ей напиши, я подожду её ответа. Но сам я против этой идеи. Граф обидится и на тебя, и на меня, выйдет очень некрасивая ситуация.

– Я обязательно напишу ей!

Елена тут же побежала в дом, чтобы найти бумагу и перо для сочинения послания своей матери. Она в красках снова описывала своё тягостное пребывание в Благом и слёзно умоляла принять её в своём доме. В ответ Елена обещала посещать только самых близких родственником, долго не задерживаться в салонах и вести себя крайне прилично, соответствующе её положению.

Это письмо осталось в тайне от графа, и он ничего не подозревал о намерениях жены. Алексей поначалу чувствовал себя виноватым за то, что скрывает от него намерения Елены, по потом, подумав, что мать, вероятно, не разрешит дочери приехать к ней, решил, что тревожить графа не нужно. Пусть думает о своей супруге лучше, чем она есть на самом деле.

Через несколько дней пришёл ответ от Марьи Ефимовны:

“Елена, дорогая, не пойму твоего желания вернуться в Петербург. Ты же так хотела замуж за графа Турина! Помнишь, ещё до того как выйти в свет, ты мне все уши прожужжала, что именно он должен стать твоим мужем! Потом ты, конечно, заупрямилась для вида, но в конце была так рада его предложению! Неужели ты не счастлива от того, что имеешь? К тому же, твой брат прислал недавно мне письмо, где отзывается о Борисе Петровиче очень лестно, они сдружились, а ты настраиваешь его против мужа! Должна тебе сказать, что не смогу принять тебя у себя без супруга, иначе это вызовет сплетни и кривотолки, а нашей семье они не нужны. И ещё… Помнишь, я просила тебя узнать о парижской кузине графа, Марии Бертэ? Она скоро приезжает в Россию, и наверняка посетит Благое. Ты должна разузнать у графа новости об этом. Мои намерения женить твоего брата остаются в силе, и я думаю, что Мария идеально подойдёт для него, я многое о ней слышала… Так что, дорогая тебе следует остаться в Благом и вести это дело, я надеюсь, что твоя протекция перед Марией сослужит Алексею хорошую службу…”

Елена со злостью смяла данное письмо, не дочитав его до конца. Не такого она ожидала от матери. “Она хочет, чтобы я послужила свахой! Я здесь засыхаю, умираю от скуки, а она печётся о сыне!”

Вечером за ужином Елена была хмурой и неразговорчивой. Алексей догадался, в чём дело, ведь утром радостная сестра пронеслась мимо него с письмом в руке, взглянув на штемпель, он понял, откуда оно. Теперь же она сидела подавленная, и он ни о чём её не спрашивал, ведь если бы её затея удалась, то она уже выразила бы свою волю и поставила мужа перед фактом своего отъезда.

Граф пытался понять, что происходит с женой, был необычайно ласков, но она бурчала что-то в ответ и гневно смотрела на брата.

– Вероятно, погода так дурно влияет на мою сестрицу, что у неё упал аппетит. Сегодня очень жарко… – произнёс Алексей.

– Ваше сиятельство, а что слышно о вашей кузине Марии Бертэ? Она соизволит нас посетить по приезду в Россию? – вдруг обратилась Елена к мужу.

Он ответил, подумав:

– Да, мне писал старый граф, что она уже в Москве у своей матери. Потом она посетит его в Петербурге…

– Ах, как было бы чудесно с ней познакомиться! Матушка говорит, что она настоящая красавица и знает толк во французских нарядах! Вы пригласите её сюда, правда же?

– Не знаю, стоит ли? Я наслышан, что она слишком высокого мнения о себе…

Елена склонила голову над тарелкой и снова нахмурилась. Граф всё же сжалился над супругой, ведь в глубине души он не выносил, когда она была чем-то огорчена. Возможно, ей действительно не хватает общения, и её желание – встретиться с Марией Бертэ?

– Ладно, если мы сейчас не бываем в свете, то действительно стоит пригласить её сюда, ведь мы не должны обрывать родственные связи…

Елена сразу же расцвела, и глаза её заблестели. Наконец-то хоть какое-то просветление в её жизни!

– Я так вам благодарна! Её общество нам сейчас необходимо! К тому же, матушка просила меня…

Граф недоумённо посмотрел на жену, и Алексей тоже повернулся к ней.

– Что тебе сказала матушка? – спросил он.

Она захотела сорвать на нём свою злость на несостоявшийся отъезд в Петербург и выпалила:

– Она просила меня сделать тебе протекцию! Ты не знал, что она уже мечтает женить тебя на красавице Марии Бертэ?

– Ты говоришь правду? Она уже это решила?

– Да, так мне и сказала! “Они будут идеальной парой!” – досада брата доставила Елене истинное удовольствие.

Граф с сочувствием посмотрел на Алексея, а тот стал задумчиво крутить в руке чайную ложку. Он не собирался жениться вновь, а намерения матери, которые она планировала за его спиной и вовсе теперь выводили его из себя. Она запросто может после знакомства с этой француженкой распустить слух, что сын имеет на неё виды, и он не сможет отвертеться от свадьбы. Алексей почувствовал, как его загоняют в ловушку. Ему уже не хотелось уезжать из Благого, здесь царил дух свободы, граф никому не подчинялся и делал, что хотел. Алексей желал того же и для себя, но понимал, что менее независим, вдобавок на нём ответственность за сына. Даже если он женится вновь, как его жена отнесётся к пасынку? Станет ли ему хорошей матерью? Он сомневался, что Мария Бертэ с огромным приданым пожелает стать матерью чужому ребёнку.

Вскоре Алексей принял решение съездить в Ручьи навести там порядки. Кроме того, ему не хотелось надолго задерживаться в доме, где царит его мать.

Глава 3

У Вересовых в Ручьях жизнь налаживалась. Под чутким руководством Ильи Ильича Бурцева поднималось хозяйство, он и сам воспрял духом, чувствуя себя здесь важным и нужным, никто не мешал ему вести дела так, как ему казалось правильным, домой его по-прежнему не звали. Он писал, что Вересовы относятся к нему сверх положительно, и сын, довольный этим, не спешил звать отца назад.

Бывшего управляющего Никитина так и не нашли, и недовольная Пелагея Ивановна иногда бурчала:

– Если бы Рубцов был с ним повежливей тогда, то мы бы не остались без управляющего. Он и так бы нам всё возместил, не нужно было его пугать судами!

При этих словах Ольга всегда чувствовала себя неловко, ибо неблагодарность матери по отношению к Алексею, ранила и огорчала её.

Бурцев вознамерился исполнить волю своей сестрицы и постараться выдать замуж Юлию. А если не Юлию, то Ольгу; он считал, что прекрасных качеств сестёр хватит, чтобы привлечь какого-нибудь жениха. Он искренне полагал, что девушки будут рады любому мужу, хоть и без денег и репутации.

В доме починили крышу, обновили кое-какую мебель, и Пелагея Ивановна даже расщедрилась на новый гардероб дочерям. Их в кои-то веки, благодаря стараниям Бурцева, пригласили в гости к родственникам его покойной жены в уездный городок П., и девушкам пошили новые наряды к этому знаменательному событию.

Юлия недовольно ворчала перед зеркалом, рассматривая огромные рукава-буфы:

– И что это такое! Я выгляжу чрезвычайно глупо и несуразно в этом наряде. Не лучше ли нам остаться дома?

Она вопросительно посмотрела на сестру, которой вдруг по вкусу пришлись перемены в их жизни, и она не спешила менять свой новый наряд.

– Сестра, мы уже дали слово, что явимся в означенный день. Так что нам нельзя подвести дядюшку, он так старается нас развлечь. К тому же, разве это не чудесная возможность завести новые знакомства? Мы так давно не были в гостях!

Она взяла сестру за руки, желая приободрить, но Юлия чувствовала себя некомфортно, и многочисленные страхи одолевали её. Она боялась казаться смешной, ей чудилось, что она уже разучилась вести светские беседы, и в гостях все будут осуждать её молчаливость и скромность.

Девушек приняли довольно любезно, и они уселись в уголке, чтобы понаблюдать за окружающими. Гостей в доме собралось довольно много, и сёстрам было несколько непривычно и боязно. Илья Ильич, напротив, был весел, разговорчив, любезничал с хозяйкой дома, с которой не виделся довольно давно. Она отвечала ему взаимностью. Он не забывал и о своих подопечных и постоянно их кому-нибудь представлял, девушки от волнения только кивали, Ольга старалась непринуждённо улыбаться, а Юлия вся сжалась и тихо сидела рядом с нею. К ней перестали обращаться и заговаривать, и только с её сестрою ещё могли что-то кратко обсудить, да и то, через несколько минут девушек оставляли и переходили к более видным гостям. Мужчины смотрели на них косо, высчитывая сумму приданого, мамаши и того хуже, оттесняли своих сыновей, понимая, что в округе найдутся девушке и красивее, и богаче, и с хорошей репутацией.

По возвращении домой Юлия сразу же поднялась к себе и быстро переоделась в своё привычное старенькое платье, а Ольга, хоть и немного разочарованная приёмом, решила, что новая мода ей по вкусу, и что теперь она всегда будет ходить в новых платьях.

Матушка стала выспрашивать у Бурцева о том, как принимали её дочерей, и сколько мужчин набивалось к ним в женихи. Тот был осторожен в своих прогнозах и высказываниях.

– Кажись, двое или трое, беседовали с ними…Но я не слушал. Возможно, что-то и выгорит…

– Ах, это всё так туманно и непонятно! Я уверена, что нужна ещё одна встреча. Кто у вас ещё есть на примете?

Вересова требовала у братца новых знакомств и визитов для дочек, тот лишь вздыхал, потому что перспектива опять к кому-то набиваться в гости его не обрадовала.

На следующее утро сёстры отправились в церковь, и Ольга заметила, как Юлия была взволнована и чем-то озабочена. Но на все вопросы она отнекивалась и смотрела только себе под ноги. После службы Юлия куда-то отлучилась, пока Ольга замешкалась, и та долго искала её глазами в толпе. Весной в церкви было намного больше людей, чем зимой, и с непривычки некоторым становилось дурно или жарко. Ольга подумала, что её сестре также стало дурно, и она вышла, но пробраться к выходу быстро у неё не вышло. Она осторожно оттесняла прихожан, давая себе неширокий проход, когда справа заметила сестру, беседующую с отцом Сергием.

Ольгу эта картина не удивила, она давно заметила, что её сестра полюбила беседы с молодым священником, да и она сама часто приходила к нему за советом, отмечая в нём умение слушать, как одно из самых достойных качеств. Она была рада, что и Юлия прониклась его порядочностью и спокойствием, и стала также доверять ему. Одно только беспокоило Ольгу – сестра не упоминала, о чём они вели разговоры, неужели он стал потакать её идее уйти в монастырь?

Юлия поймала взгляд сестры и немного стушевалась. Затем она кивнула ей, намекая на то, что Ольга может её не ждать и ехать домой с кем-нибудь из соседей.

Ольга помедлила, но так и сделала, ибо подходить и мешать их разговору не хотела, но всю дорогу была задумчивая и не почти не обращала внимания на причитание соседки-старушки, которую пожилой сын вёз домой.

На вопросы матери Ольга не смогла дать вразумительный ответ, обычно Юлия предупреждала, что задержится в церкви и вернётся домой позже самостоятельно. И хотя матушка была против вездесущей добродетели своей старшей дочери, спорить с нею и запрещать ей что-то в полной мере не могла.

– Ох, я же просила отца Сергия не привлекать мою Жюли к работе в церкви! А он опять за своё! Видно, придётся снова с ним говорить. И на этот раз я буду очень строга…

Пелагея Ивановна нахмурилась, и, стуча пальцами по своему маленькому столику, уставилась куда-то в окно. Ольга с нетерпением ждала возвращения сестры домой, у неё к ней тоже были вопросы, и почему-то чутьё подсказывало ей, что у них троих будет большой серьёзный разговор.

Ольга читала книгу в гостиной, когда до её слуха донеслось какое-то невнятное фырканье, и подняла глаза. Непонятные звуки издавала её мать, сидящая по обыкновению у окна. Бурцев, находившийся там же, и Ольга подошли к окну, а затем удивлённо переглянулись. К их воротам подъехала старенькая коляска священника, и он, по-видимому, собирался посетить их дом впервые после своего приезда в Ручьи. Но ещё более присутствующих удивила фигура Юлии, стоящей рядом с экипажем.

– Вот кто, должно быть, решил подвезти вашу дочь до дому… – задумчиво протянул Илья Ильич.

Его сестрица смерила его грозным взглядом и сказала:

– Что бы это ни было, но здесь сейчас состоится серьёзный разговор. Я укажу этому Водиницкому на его место…

Она уселась поудобнее в кресло и снова стала стучать пальцами по столику, выдавая мелодичную дробь. Ольга, недоумённая и озадаченная, вернулась на свой диван. “Неужели сейчас всё и решится? Юлия скажет матери о своём желании уйти в монастырь?” Её сердце учащённо забилось, а руки нервно теребили незаконченную вышивку.

Наконец, Юлия, необычно суровая и безэмоциональная, вошла в гостиную. Она была явно готова к тяжелому разговору, и мысленно набравшись смелости, села на диван рядом с сестрою. За Юлей вошёл отец Сергий в своей чёрной рясе, на его губах играла приветливая улыбка, и он поздоровался поочерёдно со всеми, начиная с хозяйки дома. Та же была не рада его видеть и не скрывала этого, Бурцев и Ольга просто кивнули ему, и девушка пригласила его сесть в кресло, но он отказался, предпочев стоять прямо перед Пелагеей Ивановной.

– Зачем же вы к нам пожаловали, отец Сергий? – с неудовольствием спросила хозяйка дома. – Неужели читать проповеди? Мы этого и в церкви наслушаемся, благодарю вас.

– Нет, сударыня, я здесь не по духовным, а по личным делам.

Вересова подняла брови, а он продолжил со свойственным ему спокойствием и умиротворением.

– Сегодня я предложил вашей дочери, Юлии Николаевне, свою руку и сердце. И она оказала мне честь, согласившись стать моею женой.

Вересова дёрнулась и снова произнесла что-то нечленораздельное, Бурцев, предчувствуя бурю, вжался в кресло, но с любопытством смотрел за происходящем, Ольга повернулась к сестре, но та молчала и глядела в пол.

– Мы всё решили сделать по христианским канонам, поэтому нам требуется ваше благословение для совершения таинства брака, – продолжил Водиницкий и был прерван Вересовой.

– Какой брак? Вы о чём? Жюли, ты белены объелась, что решилась выйти за него? Погоди немного, и у тебя будет лучший муж на свете! Илья Ильич обещал познакомить тебя с…

– Нет, матушка! – Юлия вдруг поднялась и решила взять дело в свои руки. – Я скажу вам, что могу выйти замуж только за отца Сергия, и больше ни за кого. А ежели вы не благословите наш союз, то я, как и задумывала прежде, уйду в монастырь.

Её матушка схватилась за сердце.

– В своём ли ты уме? Погубить свою молодость и красоту в монастыре всё равно, что выйти замуж за нищего священника! Представь, какое жалкое существование в его доме тебя ждёт!

– Я готова к лишениям и знаю, с чем могу столкнуться, и готова к этому, поверьте. Моё сердце ещё недавно твердило, что лучший выход для меня – монашество, но, встретив отца Сергия, я поняла, что могу ещё быть полезной и в мирской жизни. Я очень благодарна ему за участие, за то отношение к моей судьбе, которое он так любезно выражал мне всё это время.

– Ты…благодарна ему? А мне? Я воспитала и вырастила тебя, и вот таков твой ответ? Моё сердце не выдержит этого союза, так и знай!

– Я полагаю, что выйти замуж – всё-таки лучший выбор, чем уйти в монастырь, – робко произнёс Бурцев из своего угла. – К тому же, вы сами просили отца Сергия поговорить с ней о браке, и вот результат…

Вересова бросила уничтожающий взгляд на него и повернулась к Водиницкому:

– Да, вас я просила склонить её к браку, но не с собой! Вы оказались таким хитрым и ловким, что вывернули это дело в свою пользу! – она перевела дух и продолжила. – Ну, я так это не оставлю. Знаю, чем вас, таких ушлых женихов, отпугнуть. Так вот, за Жюли я не дам ничего! Никого приданого вы не получите, отец Сергий, так и знайте!

Она надеялась вызвать ужас на его лице, но, кроме естественного замешательства, ничего более оно не выражало.

– Матушка, и о приданом я с вами хотела поговорить, – сказала Юлия. – Я хочу отказаться вовсе от приданого, нам с отцом Сергием оно не нужно, мы сможем достойно прожить и своими силами.

Она ободряюще посмотрела на своего жениха, и они слегка улыбнулись друг другу.

– Ну, хватит глупых разговоров! Благословения я не дам, и этому дурному браку не быть! – Вересова вышла из себя. – А вас, отец Сергий, я более видеть в своём доме не желаю и попрошу вас удалиться!

Она даже вытянутой рукой указала ему на дверь, и он, не желая и далее усугублять их с Юлией тяжелое положение, решил идти восвояси, тем более, что красноречивый взгляд его невесты говорил, что сейчас нужно взять паузу и дать матери успокоиться. Он всё же поклонился Пелагее Ивановне и её домочадцам и размеренной походкой вышел из комнаты. Через минуту они уже слышали, как колёса его коляски заскрипели, и она медленно двинулась в путь.

– Да где это видано, чтобы священник просил руки дворянской дочери! Я ни за что не приму этот брак!

– Матушка, но у меня нет иного желания, как выйти замуж за того, кто был бы мне близок по духу и христианскому мировоззрению, – ответила Юлия матери. – Успокойтесь и подумайте о том, что в ваших силах теперь устроить моё счастье.

– Счастье? – усмехнулась матушка. – Уверена, что услышав о том, что я не дам за тебя приданое, он и твоё имя забудет! Вот увидишь, через неделю вся его решимость угаснет, а любовь к тебе испарится, как лужа в летний день!

– А я верю ему, и дело тут не в любви, а в том, что мы – родственные души, мы как никто понимаем друг друга. Но если уже вы откажете нам в благословении, но у меня не останется другого выхода, как уйти в монастырь. Я и на это согласна.

– Посмотрим!

Вересова глядела строго в глаза дочери и обмахивалась салфеткой, ей стало невыносимо жарко, и она даже приказала братцу открыть окно.

Юлия удалилась к себе, а Ольга так и осталась сидеть, обдумывая всё, что только что произошло. Новость о желании сестры вступить в брак стала полной неожиданностью, а в то, что её избранником стал отец Сергий, и вовсе было сложно поверить. “Почему же Юлия мне ничего не говорила? Зачем скрывала? Я-то думала, что она собирается в монастырь! Наверное, всё же хорошо, что она изменила свои планы…”

Думы Ольги прервал голос её матери:

– В монастырь она собралась! Не допущу! И что она сказала? Давно уже это задумала! Илья Ильич, а когда же с Водиницким у них всё сладилось? Как же это вы не доглядели? Ведь это вы меня предупреждали, а сами-то проворонили!

Бурцев только развёл руками, перспектива взять на себя ответственность за неосмотрительность Юлии ему не казалась привлекательной, он предпочёл бы остаться в стороне от этого вопроса, но сестрица, кажется, не собиралась оставлять его в покое.

– Погодите-ка! Ольга, а ты ведь, наверняка знала и о её стремлении уйти в монастырь, и о связи с Водиницким! Признавайся!

Ольга не ожидала, что также, как и дядюшка, будет втянута в эту историю, но всё же сказала:

– Мама, Юлия со мной брак не обсуждала. Клянусь! Для меня, так же, как и для всех, это прозвучало, как гром среди ясного неба. Я не знаю, что и сказать…

– О монастыре тоже не знала? – взгляд Вересовой стал очень суров.

Ольга сглотнула, подозревая, что станет главным виновником всех несчастий.

– Знала, но поклялась Юлии молчать об этом. Да и я считала это блажью, что она это несерьёзно говорит и скоро одумается!

– Одумалась! И выдумала такое, отчего у меня волосы встали дыбом! А ты опять скрыла от меня что-то. И как прикажешь мне теперь тебе доверять?

– Но ведь я обещала сестре…

– А мать тебе не дороже всего на свете? И в кого же ты такая, ума не приложу! Понятия не имею, что с тобой делать!

Она откинулась в кресле и прикрыла глаза.

– Ольга, скажи сразу, чего я ещё не знаю, и что мне следует узнать. Учти, если я что-то узнаю потом, то пощады тебе не будет.

Она приоткрыла глаза, наблюдая за дочерью, но та уже взяла в себя в руки и казалась спокойной. О Дуне и Николаше она не могла сказать матери, тем более без участия Юлии, да и знать о бедной крестьянке, соблазнённой Крутовым, матери не надобно.

– Мне больше нечего вам сказать…

Вересова тяжко вздохнула и велела Ольге скрыться с её глаз, что та и поспешила сделать.

Она быстро поднялась в комнату сестры, где та стояла задумчиво у окна. Приход Ольги её ободрил, и они, взявшись за руки, сели на кровать.

– Ах, Оля, тебе, вероятно, досталось от матери?

Ольга улыбнулась:

– Не больше, чем случалось ранее. Мы уже привыкли к манере друг друга, и нас обеих сложно чем-то пронять. Но ты-то какова! Спорила с матушкой и стояла на своём!

Юлия слегка покраснела и опустила глаза.

– Мне тяжко осознавать, что я иду против воли своей родительницы, но разве я не твоя сестра? Твоя бунтарская кровь также и во мне течёт.

Ольга тихонько рассмеялась и сказала:

– Прости, но неужели, у вас с отцом Сергием такая любовь, что вы наперекор всему решили пожениться?

– Да что такое любовь? – сказала задумчиво Юлия. – Она проходит со временем, а уважение и родство духа остаются навсегда. Мы похожи с ним, часами можем говорить о чём-то и с трудом прерываем разговор. Он пообещал сделать меня счастливой, и был так убедителен, что я поверила. Я могу остаться здесь, с вами, и не удаляться от мира, чтобы чувствовать Божий промысел. Отец Сергий также объяснил мне, что я уже многими своими делами искупила вину отца, а остальное от меня не зависит.

Ольга ласково погладила сестру по руке.

– Почему же ты мне ничего не сказала? Я бы сохранила твой секрет…

– Ох, я же знала, что матушка стала бы тебя ругать, на чём свет стоит. Я слышала, как она отчитывала тебя сейчас за то, что хранила мою тайну. А если бы ты держала ответ ещё и за мой брак? Я решила, что хватит с тебя и этих волнений…

– Я не сказала ей о Дуне, хотя она что-то и подозревает…

– О Дуне пока помолчим, сейчас и других забот хватает. Да я и не думаю, что она интересна будет матушке…

– Юлечка, а если мама не даст вам благословение, ты правда уйдёшь в монастырь? – с тревогой спросила Ольга, и сестра улыбнулась ей.

– Оля, я уверена, что она рано или поздно согласится. Отец Сергий не откажется от меня, и она поймёт, что он достойный, добропорядочный человек, с которым я буду счастлива в браке.

– Как я хочу, чтобы это всё поскорее разрешилось… – сказала Ольга и положила голову на плечо сестре, как делала всегда, когда им нужна была поддержка друг друга.

Глава 4

В конце июня Алексей приехал в Ручьи. И хотя ему тяжело было оставлять маленького сына в Петербурге, он всё же принял решение съездить на малую родину, проверить порядки и кое-что усовершенствовать. Стояла необычайная жара, и ему было тяжело в дороге, но наперекор всему его сердце радовалось, когда он видел знакомые поля, равнины и реку вдали. Ему кивали встречные крестьяне, отрадно было видеть жизнь в деревне и то, как славно всё там устроено, и он уже чувствовал себя вполне свободным и глубоко вдыхал свежий воздух грудью.

Марья Ефимовна не хотела отпускать сына из города, твердила, что в Ручьях ему нечего делать, а в столице обществу будет без него скучно, и он к тому же должен сопровождать её на приёмы. Он необычайно твёрдо стоял на своём, и никакие уговоры матери не смогли его удержать в городе.

Вот уже показался из-за деревьев его дом, и сердце Алексея радостно забилось. Ермолаев был заранее уведомлён о прибытии хозяина, всё подготовил в доме и уже с женою встречал его, стоя на крыльце дома. Деревенский мальчишка ещё с дороги увидел приближающуюся коляску и бросился к усадьбе, где сообщил управляющему о прибытии Рубцова.

Произошла радостная встреча, Ермолаев пожимал руку Алексею и всё спрашивал, удачно ли тот совершил путь, Маша, его супруга пыталась остановить поток из уст мужа и провести скорей хозяина в дом и накормить. Но голос её был слабый и тихий, она не могла совладать с супругом, и они стояли на крыльце, пока из дому не выбежал Макарка. Он был постарше Павлуши, шустрый и неугомонный, матери хватало с ним хлопот, она пыталась приучить его к порядку, но отец всё ему дозволял и баловал без меры. Мальчик налетел на Алексея и произнёс: