Корректор. Книга вторая. Птенцы соловьиного гнезда

– А именно? – поднял бровь Демиург.

– Встреча. Я запись включала, так что посмотри сам. Начало примерно в полседьмого.

– Угу… – кивнул Дзинтон и прикрыл глаза. Пару минут спустя он взглянул на Яну. – Понятно. Ну что же, такого следовало ожидать. Если есть «нормальные люди», то почему бы не появиться и «бригадам освобождения» или чему-то подобному? Нормальная реакция. Ты как будущий психолог и социолог должна понимать, что в любом обществе всегда существуют группы людей, исповедующих крайние точки зрения. Причем молодежь в такие группы втягивается в первую очередь. Возрастная тяга к признанию – могучая сила.

– Пап, но почему Тори такой дурак? Я понимаю, что всем хочется казаться большими и сильными, но всерьез болтать о сопротивлении, о следующей ступени эволюции…

– Почему нет? Ты обратила внимание на реакцию Дзири?

– Н-нет… А что за реакция?

– Плохо у тебя с наблюдательностью, – констатировал Демиург. – Она же напала на тебя, когда ты атаковала Тори. Да и он на нее посматривал чаще, чем на всех других, вместе взятых. Очевидно, между ними какие-то близкие отношения, сложившиеся или складывающиеся. Так что половину сказанного им можно отнести на счет распушения хвоста перед подругой. Что же до второй половины… Возможно, за историей стоит что-то более серьезное, чем кажется на первый взгляд. Ты обратила внимание на фразу Минары, что весной Тори выглядел совсем другим человеком?

– Да нет как-то… – смутилась Яна.

– За полгода человек может измениться очень сильно и самостоятельно, особенно в вашем возрасте. Но также возможно, что на него кто-то влияет. Вот и выясни, кто. Или хотя бы заставь его понять, что встал он на дорожку кривую и скользкую.

– Я?! – девушка приоткрыла рот от удивления. – Но как?

– Не знаю, – пожал плечами Демиург. – Твое дело. Прояви сообразительность. Ты вполне взрослая, чтобы иметь свою голову на плечах.

– И что, мне опять с этим кретином общаться? – надулась Яна. – Он же на всю голову больной! Опять драться полезет, и я его пришибу ненароком. Может, ты сам, а? У тебя хорошо получается.

– На всю голову больной… – пробормотал Дзинтон. – Зря ты так быстро клеишь на людей ярлыки. Ты же совсем его не знаешь.

– А что знать-то? Я точно такие глупости никогда бы не стала говорить. Тоже мне, Бригады освобождения!..

– Не стала бы? – прищурившись, посмотрел на нее Демиург. – Ты так уверена, Яни?

Девушка напряглась. Она знала этот взгляд. Похоже, она ляпнула что-то совсем-совсем неправильное. Настолько неправильное, что вместо обычной нотации ее ожидает что-то другое.

– Хочешь кино посмотреть? – спросил ее Дзинтон небрежным тоном. Яна только вздохнула. На риторические вопросы отвечать не полагается… – Ну-ка, сядь толком и расслабься.

Яна с неохотой спустила ноги на пол, опустила руки на подлокотники и устроилась поудобнее. Она терпеть не могла прямые трансляции, но, надо отдать отцу должное, его кинушки обычно стоили последующей головной боли.

– На счет три, – произнес Демиург. – Раз… Два… Три!

Он щелкнул пальцами, и Яна провалилась в кромешную темноту без звуков, в которой растворилось все, даже ее тело.

– …Принес? – спросил холодный женский голос. Темнота потихоньку рассеивалась, и в ней забрезжили два человеческих силуэта. – Сколько здесь?

– Тридцать тысяч, госпожа. Все, что нашел в кассе, – ответил мужской голос. Его обладатель пытался казаться храбрым и решительным, но в тоне явно проскальзывали нотки страха.

– Врешь! – все так же холодно ответила женщина. Темнота почти рассеялась, и в ней уже смутно различались лица. Почти. Еще чуть-чуть… Почему женский силуэт кажется таким знакомым? – Цми, в кассе лежало минимум пятьдесят. И еще ты прихватил с витрины горсть золотых цацек.

– Нет, госпожа! – панически всхлипнул мужчина. – Честное слово, нет!

– Вот как? – в женском голове прозвучал сарказм, и словно в ответ свет вспыхнул ярко, безжалостно освещая лица присутствующих. Яна неслышно задохнулась. Карина? Да. Невысокая и хрупкая, но… совсем-совсем другая. На лице – хищное выражение затравленного зверя. Настороженный взгляд сверлит лицо стоящего перед ней коренастого мужчины средних лет. Комната с деревянными, прогнившими от времени стенами, окно с выбитыми стеклами – и с полдюжины молодых девчонок и парней, с бесстрастными лицами стоящих у стен и наблюдающих за происходящим.

– Вот как? – повторила лже-Карина. Она шагнула вперед. – Значит, честное слово? Цми, ты получаешь двадцать процентов от вынесенного по нашей наводке. По-моему, вполне справедливая доля, особенно с учетом того, что мы все планируем за тебя. И я, кажется, уже предупреждала, что случится, если попробуешь скрысятничать еще раз. Предупреждала?

– Предупреждала, госпожа! – простонал мужчина. – Честное слово, не было там больше!

– Честное слово… – задумчиво проговорила девушка. – Ну что, поверим ему еще раз? А, Яни?

– Я бы не стала, – с ленцой произнес еще один женский голос, странно знакомый и незнакомый одновременно. Еще одна женская фигурка отделилась от стены и сделала несколько шагов вперед. – Он опять скрысятничал. Да тут никакой эмпатии не надо – врет он как сивый мерин. Ты только на его морду посмотри паскудную!

– Видишь, Цми? – фыркнула лже-Карина. – Не получается тебе верить, хоть убей.

– Ага, не получается, – с усмешкой откликнулась вторая. – Кара, давай с ним кончать, а?

Яна?! Это – она сама? Но она совсем не такая! Да, голос ее – теперь она его узнала. Но она никогда не выглядела такой… такой… убийцей?

Да, убийцей. Во взгляде – холодное безразличие, щупальца манипуляторов, которые почему-то прекрасно видно, свернуты тугими конусовидными спиралями, готовые для мгновенного змеиного броска, пробивающего насквозь бетонную стену.

– Видишь, Цми, как все получилось, – с фальшивым сожалением произнесла лже-Карина. – Я ведь тебя предупреждала. Ты не внял. Сам понимаешь, у меня выбора не осталось…

– Не надо! – завопил мужчина, бросаясь на колени. – Госпожа Карина! Я все верну! Я никогда больше…

Его голос оборвался и перешел в хрип. Два манипулятора лже-Карины ухватили его за руки и с силой вздернули на ноги, распяв в воздухе. Третий обхватил горло и сжал – не так, чтобы убить сразу, но полностью перекрыв воздух. Мужчина задергался, его лицо побагровело. Голова моталась из стороны в сторону, тело извивалось, рот разевался в отчаянной попытке вздохнуть. Он дергался и хрипел, а стоящие у стен спокойно наблюдали за его агонией.

– Кара! – обиженно сказала лже-Яна. – Я тоже хочу позабавиться!

– И как же? – осведомилась лже-Карина, не отводя внимательного взгляда от уже синеющего лица жертвы.

– А вот так!

Один из манипуляторов лже-Яны, распрямившись, метнулся вперед, пронзив мужчину, словно стальной штырь. Брызги крови полетели во все стороны из дыр в груди и спине, и тело, несколько раз дернувшись, обмякло.

– Эй! – резко сказала лже-Карина, толчком отбрасывая от себя труп. – Ты что, сдурела? Кто одежду от крови отстирывать станет, ты, что ли?

– Ну надо же – одежда! – фыркнула лже-Яна. – Можно подумать, ты и в самом деле ее когда-то стираешь! Все равно пора новую добывать.

– Может, не стоило его убивать вот так сразу? – негромко произнес стоящий у стены юноша. – Он был полезен.

– Нормалом больше, нормалом меньше… – зло ощерилась лже-Карина. – Кто их считает? Можно подумать, других ворюг в городе мало. Тем более, что его все равно пора убрать. Знал слишком много.

– Ну, как скажешь. По ворюгам ты у нас специалист. – Парень вышел в центр комнаты и подобрал с пола небольшой мешок, выроненный убитым. – Тридцатка, значит? Хорошо. Завтра я отдам тому парню задаток, и через неделю у нас появится «замазка». И много. Что ты решила – новый мост? Или все же что попроще?

– Новый мост! – в глазах лже-Карины зажегся фанатичный огонек. – Нормалы должны как следует осознать, что с Бригадами освобождения не шутят! Их идиотские статейки в газетах меня достали. Посмотрим, что они запоют, когда их драгоценный новый мост рухнет в залив.

– Рухнет – вряд ли, – хмыкнул парень. – Слишком хорошо подвешен, его и атомной бомбой не факт что снесешь. Мы в лучшем случае можем дорожное полотно раскурочить.

– Путь полотно. Главное, чтобы подольше не отремонтировали. А если еще десяток машин вниз слетит, совсем здорово выйдет. Палек говорил, что если правильно поставить заминированные машины, фейерверк выйдет тот еще. Где он, кстати?

– Опять где-то шляется, – презрительно проговорила лже-Яна. – Кара, я тебе говорила – нельзя ему доверять. Он нормал, а нормалу предать Бригады – что чихнуть. Может, он уже в полиции колется.

– Я помню, что ты говорила! – рявкнула на нее лже-Карина. – Он нам нужен… пока, – добавила она уже нормальным голосом. – Закончим с мостом – можешь оторвать ему башку в своей любимой манере. Но не раньше.

Нет! – беззвучно закричала Яна. Неправда! Я не такая, я не могу стать такой! Она рванулась, чтобы освободиться от сковывающих ее пут, и тут же на нее снова рухнула оглушающая тьма.

Она открыла глаза и несколько секунд непонимающе смотрела в потолок. Сердце колотилось, тело покрывала испарина. В затылке слабо пульсировал зародыш грядущей головной боли.

– Ну как, понравилось? – спросил ее Демиург. Он внимательно разглядывал, как девушка зашевелилась в кресле, с которого наполовину сползла.

– Что ты показал? – слабо спросила Яна. – Пап, там ведь не я была, правда?

– Не ты, – согласился Дзинтон. – И не Карина. Но вы с ней вполне могли бы стать именно такими. Я показал реконструкцию, основанную на ваших психологических профилях на момент нашей встречи. Если бы вы остались сами по себе, если бы Карина выжила без медицинской помощи, то вероятность подобного развития ваших личностей составляла процентов семьдесят, не меньше. Яни, Цукка и Саматта потратили кучу сил, времени и любви на то, чтобы вырастить вас умными, ответственными и добрыми девочками. Но в других руках – или сами по себе – вы вполне могли бы превратиться в хладнокровных убийц и террористов. В первую очередь, конечно, Кара, но и ты под ее влиянием тоже не устояла бы. Теперь понимаешь, почему не стоит судить людей по первому впечатлению?

– Да, пап, – вздохнула девушка. – Прости. Я постараюсь так больше не делать.

– Передо мной извиняться бессмысленно, ты меня ничем не обидела. Но Тори ты так просто не бросай. Познакомься с ним поближе, в спокойной обстановке. И учти, что ты публично унизила его. Дала оглушительную пощечину, когда он считал себя неоспоримым лидером и безусловным хозяином положения. Теперь окажется нелегко сойтись с ним, но постарайся справиться.

– Да, пап. Я не стану стараться, я справлюсь.

– Хорошо. И, Яни, учти вот что. Молодежи свойственно искать признания любыми методами, хотя бы среди сверстников. А количество девиантов вашего возраста стремительно возрастает, потому что взрослеют все новые и новые дети с особыми способностями. Сегодня случилась не последняя такая встреча в твоей жизни. Девиантов с первой категорией мало, и ты просто обречена на попадание в истории наподобие нынешней. Ты должна продумать, как станешь себя вести и что говорить другим. Ты – будущий психолог, ты понимаешь людей гораздо лучше, чем многие понимают себя самих. И ты способна читать чужие эмоции. Не стесняйся использовать свои знания и способности. И не стесняйся спрашивать меня, если что-то непонятно.

– Хорошо, папа, – вздохнула Яна. – Только мне как-то не нравится лезть на первый план. Ой, знаешь, что я вспомнила? Минара – у нее ведь тоже объемный сканер, как у Карины! Почему она не разглядела, что у меня первая категория? Ведь Кара всегда видит.

– Минара не разглядела толком твой эффектор, потому что ты прикрыта особого рода маскировкой, – пояснил Демиург. – Именно на такой случай. Ни объемный сканер эффектора, ни стационарные устройства не в состоянии считать вас с Кариной правильно. Мне показалось, что вам так жить удобнее. Удобнее?

– Не знаю, – вздохнула девушка. – Хотя да, наверное, удобнее. Пап, а я придумала! Можно, я приглашу Тори к нам в гости?

– Разумеется, можно. Здесь твой дом, ты решаешь, кого приглашать и когда. Но почему в гости?

– Ну… – Яна смутилась. – Он ведь говорит, что мы выше нормалов. Но он, наверное, никогда не видел, как девианты и нормалы могут жить одной семьей. Если он увидит, как Цу и я, и Лика, и Мати… и ты тоже живем вместе, может, он передумает?

– Разумно, – кивнул Дзинтон. – Приводи. Посмотрим поближе, что за юноша.

– Ага. Только сначала нужно с ним помириться. А я даже не знаю, где его искать. Ой, я даже Минару не знаю, где найти! Придется через знакомых выяснять…

Яна, широко зевнув, выбралась из кресла.

– Ладно, пап, я дрыхнуть пошла. Если завтра полшестого не встану, толкни, ладно? А то я что-то будильник слышать перестала.

– Как скажешь. Тебя водичкой полить или просто на пол уронить?

– Кусаться начну, если польешь! – показала ему язык девушка. – Спок ночи, па!

Она выскользнула из комнаты. Уже у себя в комнате, раздеваясь, она вдруг остановилась и задумалась. Неужели они с Кариной действительно могли стать такими хладнокровными убийцами? Ужас! Да, куда там Тори… Наверное, она действительно несправедлива к парню. Завтра… или нет, не завтра, но в ближайшее время обязательно надо с ним помириться. Вдруг он и в самом деле окажется не таким напыщенным идиотом, каким показался сегодня?

20.14.849, деньдень. Крестоцин

Дом, где жил Мири, располагался в Циннарасе. Окраинный район отделялся от остальной части города нешироким скальным проходом, идущую через который дорогу в утренний час пик запрудили автомобили. Томара уже несколько раз успела выругать себя за непредусмотрительность: утро деньдня – время, когда горожане массово стремятся вырваться на природу, и единственный удобный выезд из Крестоцина, расположенный за Циннарасом, в это время всегда забит. Такси еле ползло в многоверстовой пробке, и его неторопливость только добавляло мандража к и без того нервному состоянию Томары.

Она еще раз спросила себя – правильно ли она поступает? Лишить человека надежды и обречь его на смертную тоску и без того хуже некуда. А дать ему фальшивую надежду, которая обернется страшным разочарованием, вообще бесчеловечно. Возможно, ему следовало бы оставаться в неведении как можно дольше… Нет. Все равно через один-два периода его состояние ухудшится настолько, что скрывать правду и далее окажется невозможно. А сейчас все еще имеется шанс. Призрачный, но шанс. Или все-таки уже нет?

Томара взглянула вправо. Карина сидела, вжавшись в угол салона и обхватив себя руками. Девочке явно было не по себе. Наверное, она мандражит ничуть не меньше. Женщина вздохнула. Столько всего и сразу свалилось на девчонку, которой едва исполнилось двадцать! Вот кому, наверное, плохо… Она, Томара, рискует лишь своей репутацией и профессиональной карьерой. А вот Карина в случае неудачи может вообще в жизни разочароваться. И куда она тогда денется, перегоревшая внутри, с грузом страшного поражения на сердце? Может, все-таки не стоило втягивать ее в историю?

Когда таксист, наконец, высадил Томару с Кариной у серого четырехэтажного дома с торчащими балконами, хирург дошла до последней степени взвинченности. Она несколько раз глубоко вдохнула сырой осенний воздух, который здесь, на окраине, казался явно чище, чем в центре, и решительно двинулась к подъезду. Если исходить из обычной планировки по две квартиры на этаж, восемнадцатая должна располагаться в последнем, третьем подъезде. Она и в самом деле нашлась там, на первом этаже, выходя окнами на заросший хвойным лесом обрыв. Вероятно, солнце в ее окна не заглядывало никогда. Некоторым так нравится – люди, днями просиживающие за дисплеем, недолюбливают прямой солнечный свет, а мальчик, кажется, программист или дизайнер. Но сейчас ему, вероятно, не до компьютера, и угрюмость квартиры только усугубляет его состояние.

На звонок в дверь долго никто не откликался, и Томара уже решила, что парня нет дома. Но Карина, поймав ее неуверенный взгляд, тихо сказала:

– Он там. Я вижу. Он лежит в кровати и не поднимается.

Мири открыл дверь только минут через пять настойчивого трезвона. Он стоял, согнувшись, опираясь на косяк, его тело то и дело сотрясал глухой мучительный кашель. Нагой, он не удосужился даже одеться, и было видно, что за прошедшие два периода он заметно похудел и спал с лица. От его когда-то цветущего вида не осталось и следа. Сейчас он, двадцатипятилетний, выглядел не меньше чем на сорок.

– Что? – хрипло спросил он. – Вы кто?

– Здравствуй, господин Мири. Я – доктор Томара, – сказала хирург. – Это – Карина. Мы смотрели тебя в Первой городской в конце одиннадцатого периода, помнишь?

Несколько секунд парень молча смотрел на них. Потом в его глазах мелькнула искра узнавания.

– Проходите, – вяло сказал он. – Извините, мать сегодня еще не заходила, а мне хреново. Так что угощать нечем.

Он повернулся и по короткому коридорчику ушел в комнату. Разувшись и прикрыв дверь, Томара и Карина последовали за ним. Парень забрался в кровать под одеяло, лег на спину и неподвижно уставился в потолок.

В комнате стояли отчетливые запахи немытого тела и лекарств. Белье на постели пропотело, и смятые скомканные простыни свисали до пола. На столе негромко бормотал терминал с выключенным экраном – транслировали новости. Томара подошла к кровати и пощупала лоб парня.

– Как ты себя чувствуешь, господин Мири? – спросила она, доставая из сумки диагност и разматывая провода.

– Плохо, – буркнул он. – Кашель все сильнее, кровь отхаркивается. Вон… – Он выпростал из-под одеяла руку и поднял с пола скомканную бумажную салфетку, на которой явственно проступали красные пятна. – В груди больно, когда глотаешь. К трем врачам ходил – только головой качают и прописывают всякую хрень, от которой лучше не становится. Бронхит вылечить не могут, коновалы!..

Последнее слово он словно выплюнул, бросив на Томару презрительный взгляд.

– Я посмотрю тебя, господин, – не отреагировав на шпильку, произнесла хирург. Она откинула одеяло и быстро наклеила электроды на грудную клетку. – Повернись на бок, мне нужно прицепить датчики на спину.

Юноша безразлично повиновался.

– Зачем вы пришли? – глухо спросил он в стену. – Я не звал. У меня больше денег нет на врачей, я на пособии. Меня уволили неделю назад, и страховка исчерпана.

– Мы не возьмем с тебя денег, – качнула головой Томара. – Перевернись обратно на спину, пожалуйста. Так… теперь полежи спокойно.

Она быстро прогнала тесты. Характерные изменения тонуса легких и тканей средостения, признаки сильных болей, пока заглушаемых прописанными анестетиками… Да, все развивается словно по учебнику. Шансов на спонтанную ремиссию никаких. Да и вообще, сказки все это.

– Ну что? – спросил ее Мири. Он отчаянно старался казаться равнодушным, но в его голосе крылись нотки тщательно запрятанной надежды. – Бронхит? Воспаление легких? Или современная медицина не в состоянии поставить даже такой диагноз?

Томара начала снимать электроды, избегая смотреть парню в глаза. Отложив диагност, она укрыла Мири одеялом, придвинула к кровати стул и села, краем глаза заметив, как Карина приблизилась и встала за спиной.

– Мири, – тяжело сказала хирург, – у тебя не бронхит. Тебя обманывали с самого начала. Намеренно обманывали. У тебя рак, Мири, неоперабельный рак четвертой стадии.

Одну или две минуты невыносимо напряженной тишины парень лежал неподвижно, глядя в потолок. Потом он обратил взгляд на Томару.

– И ничего нельзя сделать? – ровным тоном осведомился он. – Вырезать там что-нибудь, облучить?

– Обычными средствами – ничего, господин, – покачала головой хирург. – Диагноз поставили слишком поздно. У тебя очень много лимфоузлов поражено метастазами. Задеты бронхи, легкие, средостение, пищевод. Тебя не возьмется оперировать ни один хирург. Я покажу тебе…

Она извлекла из сумки планшет и включила его.

– Видишь? – она вызвала на экран томограмму и подсветила раковые узлы. – Вот твоя грудная клетка. Вот бронхи, легкие, пищевод, сердечная сумка. А желтые пятна – рак. Узлов слишком много. Резать тебя сейчас, облучать, травить химией уже поздно. Традиционные методы лечения имели смысл полгода назад, но тогда тебе еще не поставили диагноз.

Мири безучастно взглянул на экран.

– Я догадывался, что у меня не бронхит, – сказал он. – Курить я бросил периодов пять назад, лекарства горстями жрал, а кашель только усиливался. И глотать больно, и аппетита нет. Я смотрел симптомы в Сети, при бронхите так не бывает. Сколько мне осталось? – внезапно спросил он.

– Три-четыре периода максимум. И с каждым днем состояние продолжит ухудшаться.

– Понятненько… – криво ухмыльнулся юноша. – Ну, ждать я не намерен. Толку-то подыхать таким вот собачьим образом! Во всяком случае, госпожа, спасибо, что сказала правду. Ты только для того и тащилась в нашу глушь?

– Нет, Мири. Я бы не сказала тебе правду, если бы не могла предложить надежду.

– Ты хочешь меня оперировать? – сдавленным голосом спросил парень. – Ты же сама сказала – никто не возьмется. Да и зачем? Только мучиться лишний раз…

– Я не возьмусь тебя лечить, господин, – сердце Томары глухо отдавалось у нее в ушах. – Она возьмется.

Карина вышла из-за ее спины и подошла вплотную к кровати.

– Я девиант, Мири, – через силу выговаривая слова, произнесла она. – Я очень сильный девиант. У меня есть способности, которые помогут мне уничтожить рак.

Во взгляде парня мелькнул живой интерес.

– Ты девиант, госпожа? – переспросил он, поворачивая голову. – Сильный девиант – в смысле? Какая категория?

– Первая, господин.

– Ух ты! – лицо умирающего преобразилось от проявившегося на нем любопытства, и он стал похож на того юношу, каким Томара запомнила его три периода назад. – Ну нифига ж себе! Впервые вижу кого-то с первой категорией! А ты не врешь?

Карина слабо улыбнулась, и тело парня приподнялось в воздух. Он судорожно схватился за сползающее одеяло, но тут же рассмеялся.

– Здорово! – сказал он. – Реально круто! А тебе не тяжело меня держать, госпожа?

– Ты худой, господин, и легкий, – покачала головой Карина, и тело парня плавно опустилось на кровать. – А я сильная. Я очень хочу тебе помочь. Ты позволишь мне?

Радостное оживление сошло с лица юноши, но и прежняя отрешенная унылость на него не вернулась. Он закашлялся, но подавил приступ, сел на кровати и внимательно посмотрел на девушку.

– Прости, я как-то не запомнил ваших имен…

– Я Карина, – быстро сказала девушка. – И госпожа Томара.

– Карина… – задумчиво произнес Мири. – И что ты хочешь со мной сделать? Ты вообще врач? Ты такая молодая…

– Ну… почти врач, – Карина явно смутилась. – Я интерн, практикантка. Но я могу выжечь твои раковые клетки. Я умею так делать, не повреждая окружающие ткани. И я могу их видеть без аппаратуры, просто глазами.

– Ого! – присвистнул парень. – Ну-ка… – он пошарил под одеялом. – Что меня в руке?

– Ртутный градусник, – серьезно сказала Карина. – Ты зря его держишь в кровати, можешь сломать, если случайно навалишься.

– Нифига себе… – снова сказал парень. – И ты можешь вычистить из меня раковую гадость? А часто этим занимаешься?

– Нет, господин Мири, – покачала головой девушка. – Я еще никогда не работала с живым человеком.

– А на ком же тогда… – удивился парень. – А! Вы же на жмуриках в морге тренируетесь. Значит, я мышка подопытная? Ну и ладно, я не против.

– Господин Мири, – вмешалась Томара. – Ты осознаешь, что последствия могут оказаться самыми скверными?

Мири широко ухмыльнулся.

– Я все понимаю, госпожа, – решительно сказал он. – Не маленький. Да мне какая разница? Не получится – пойду и слопаю пузырек снотворного, чтобы с гарантией. А тут хоть какая-то надежда есть. Что от меня надо? Подписать что-то?

– Да, – кивнула хирург. – Ты должен подтвердить, что осведомлен о своем состоянии и возможных долгосрочных последствиях. И ты должен согласиться на экспериментальное лечение.

– Да без проблем! – отмахнулся парень. Он снова натужно, лающе закашлялся и с досадой сплюнул в салфетку сгусток красноватой слизи. – Видишь? Мне все равно, подпишу что угодно. Где бумажка?

– Потребуется твой паспорт, – пояснила хирург. – И персональный код. Паспорт нужно приложить к планшету, вот сюда, а потом ввести код для удостоверения подписи.

– Сейчас… – Мири выбрался из постели и зашлепал по полу босыми ногами. – Где-то здесь, в ящике валялся. Ага…

– Господин Мири, – предупредила его Томара, – потребуется заключение еще одного врача на тот случай, если я тебя обманываю или ошибаюсь. Ты должен выбрать врача сам, или же заключение даст кто-то из хирургов нашего отделения.

– Выбери сама, госпожа, – пожал плечами парень. – Пусть пишет что хочет. Куда код вводить? Угу…