Корректор. Книга первая. Ничьи котята

…и ощущения у нее остались самые неприятные. Сердце колотилось все сильнее и сильнее. Зачем она увязалась с папой? Дура. Сидела бы сейчас себе с тетей Эхирой…

– Я Соловей. Статус операции? – резко спросил Дзинтон у группы людей в бронежилетах, но с офицерскими нашивками, настороженно его рассматривающих.

– Все по плану, – отрапортовал один из офицеров. – Здания блокированы полностью, охрана нейтрализована, персонал изолирован, сопротивления не оказано, потерь нет.

– Хорошо. Где Зимородок-один?

– На минус втором уровне, в блоке девиантов. Лифты отключены, лестница…

– Спасибо, я знаком с планом здания, – остановил его Дзинтон. – Мне нужен один сопровождающий в качестве охранника девочки.

– Ясно, – сказал офицер. Он махнул рукой, и к ним подбежал высокий рыжий парень с автоматом. – Господин Соловей, это лейтенант Франци Тор. Франци, сопровождаешь господина оой-генерала и… – Он замялся. – …его спутницу до получения от него новых указаний.

– Так точно! – кивнул лейтенант, щелкая каблуками.

– За мной, – скомандовал Дзинтон, устремляясь вперед по холлу. Автоматические двери рядом с вернувшимся на свое место стаканом турникета стояли распахнутыми настежь. – Лейтенант, девочку зовут Карина. Головой отвечаешь за ее безопасность. Меня охранять не надо. Я и сам присмотрю за ней, но мне придется часто отвлекаться. Если потребуется, умрешь сам, но ее защитишь. Понятно?

– Так точно, господин оой-генерал, – вновь кивнул лейтенант, шагая рядом с Кариной. Он повернул голову и внимательно осмотрел девочку. У него оказались веселые голубые глаза северянина на совсем молодом конопатом лице…

…голубые глаза молодого охранника поверх ствола пистолета, сначала растерянные и непонимающие, потом – мертвые и безжизненные, уставившиеся в потолок…

Девочка тряхнула головой. Там, за поворотом, лестница. Ее она помнит.

На лестничной клетке стояли четверо в бронежилетах. Они откозыряли Дзинтону и посторонились, пропуская группу. Четыре узких пролета, каменные ступени, настежь распахнутая дверь второго подземного уровня – и белый восклицательный знак в красном круге. «Внимание!» – гласило объявление. – «Зона повышенной опасности. Предъяви идентификационную карту на контроле. Вход посетителей без сопровождающего сотрудника Института запрещен».

В длинный широкий коридор с обеих сторон выходили двери, над которыми мигали разноцветные лампочки. Их оказалось немного, куда меньше, чем Карине помнилось по своему побегу. Впрочем, наверняка за поворотами есть и еще.

В большой караульной комнате возле лестничной клетки стояла еще одна группа военных с офицерскими знаками различия – шесть или семь человек и три тролля. Тролли бронежилетов не носили, на них была обычная матерчатая форма защитного цвета.

– Господа, я Соловей, – обратился Дзинтон к группе. – Поскольку я здесь, принимаю командование на себя. Оой-полковник Тарагор, все по плану?

– По плану, – недовольно буркнул один из людей с четырьмя большими кружками на левой стороне груди и, несмотря на тусклое освещение, в непрозрачных зеркальных очках. – Мы тебя ждали, господин оой-генерал. Я решил оставить троих местных умников, чтобы помогали управляться с аппаратурой, – он кивнул в сторону двух человек и орка в белых халатах, испуганно сгрудившихся в углу. – Мои ребята за ними присматривают.

– Не возражаю, – кивнул Дзинтон. – Транспорт для эвакуации девиантов прибудет с минуты на минуту, фургоны уже прошли КПП. Так, что у нас здесь…

Он подошел к пульту управления и несколько минут всматривался в экраны.

– Могло получиться и хуже… – пробормотал он. – Восемнадцать детей, все спят. У шестнадцати состояние более-менее приличное, а вот его… и ту девочку придется сразу помещать в интенсивную терапию. Только вот чего я не понимаю… Ты, – он ткнул пальцем в орка в халате, – подойди.

Неуверенно оглянувшись на охраняющих солдат, орк приблизился.

– Камера номер восемь. У ребенка нормальные показатели. Почему здесь пометка «лекарственная летаргия»?

– Господин, – орк развел руками, – она все время в таком состоянии. Она… не в себе. Сумасшедшая.

– Сумасшедшая? – голос Дзинтона неожиданно стал вкрадчивым. – Ну-ну. И как же такое случилось?

Орк испуганно отступил на шаг назад, его физиономия мучительно задергалась, уши прижались.

– Она… я не знаю точно, господин. Я работаю здесь меньше трех периодов. При мне она всегда была такой.

– Она сошла с ума примерно четыре периода назад, – резко произнес один из двух людей в халатах. – Директор Джой устроил эксперимент с огнем, которого она панически боялась. Девочка успешно сдержала три струи жидкого пламени, но несколько капель все-таки попали на кожу, и ее психика не выдержала.

Тремя широкими шагами Дзинтон пересек комнату и, несмотря на свой невысокий рост, словно навис над говорящим.

– Ты готов повторить свои слова в суде? – сквозь зубы спросил он.

– Да, – человек твердо выдержал его взгляд. – Я, Дэнко Масава, оператор третьей категории, подтверждаю свое согласие дать честные и правдивые показания в суде. Я бы давно так сделал, – добавил он, – если бы хоть одна сволочь захотела меня выслушать. И защитить – ходят нехорошие слухи о судьбе тех, кто пытался открыто выступать против дирекции.

– Ты получишь защиту, – кивнул Дзинтон. – Сейчас ты готов помогать с эвакуацией детей?

– Готов. Знаешь, господин, – поколебавшись, произнес Дэнко, – ты первый, кто на моей памяти назвал девиантов детьми. Спасибо.

Он подошел к пульту, отодвинул все еще стоящего рядом орка и сел в операторское кресло.

– Как их намерены эвакуировать?

– Стандартные медицинские фургоны. Лучше оставить детей спящими. Поднимать к фургонам станем на каталках, так что разблокируй главный лифт.

– Сейчас… – Дэнко прикоснулся к нескольким сенсорам на пульте. Что-то мелодично прозвенело. «Лифт активен», – произнес приятный женский голос.

– Фургоны у дверей корпуса, – сказал Дзинтон. – Оой-полковник, твои люди наверху предупреждены?

– Разумеется, – проворчал Тарагор. – Пропустят они медиков. И медиков пропустят, и репортеров, и любого хрена ходячего с улицы, которому взбредет в голову сюда сунуться…

– Хрена ходячего не надо, – усмехнулся Дзинтон. – А вот медики с репортерами нам пригодятся. Я доволен, оой-полковник. Ты разыграл операцию как по нотам, и твои дополнения мне понравились. Так, господа, план следующий. Начинаем вскрывать камеры начиная с ближайшей. Господин Дэнко с пульта открывает дверь и блокирует систему безопасности. Я вхожу, выношу ребенка, укладываю на каталку и передаю ее медикам, после чего все повторяем.

– Ты входишь? – оой-полковник хмыкнул. – Рискуешь, оой-генерал.

– Как раз я-то и не рискую, – качнул головой тот. – Если ребенок неожиданно очнется, я не растеряюсь. А вот за гражданского медика не поручусь.

– Можно приказать моим бойцам…

– Спасибо за беспокойство, но мои действия не обсуждаются, господин оой-полковник. Так, каталки появились. Я к первой камере. Господин Дэнко, открываешь двери по моему сигналу. Кара, остаешься здесь. Лейтенант, помни – ты ее защищаешь.

И Дзинтон выскользнул в открытую дверь караулки.

«Камилл, контакт. Джао в канале».

«Здесь Камилл. Слушаю».

«Готов к приему эвакуантов?»

«Спохватился наконец-то? А если бы не приготовился, что бы ты сделал? Ладно-ладно, не надувайся. Готов, разумеется. Все пять лагерей на ушах стоят, народ от нетерпения только что на месте не подпрыгивает. Всем не терпится до новых игрушек дорваться».

«Понял. Надеюсь, они не забудут, что эти игрушки прежде всего дети. Что ты решил насчет переброски? Из фургонов или прямо от входа?»

«Из фургонов. Точнее, вместе с фургонами, я их сразу ваял на основе транспортных капсул. Я решил не делать кукол. Если они твоим журналистам в камеру попадутся, с ними может выйти конфуз».

«Ты – и конфуз?»

«Мне было лениво делать достоверные имитации», – широкий зевок, нетерпеливый взгляд на часы, постукивание ногой по полу. – «Я, знаешь ли, Стратег, а не Конструктор, чтобы с бирюльками возиться».

«Бездельник ты безответственный, а не Стратег. Сейчас не Игра, не забывай. Ладно, как хочешь. Мне все равно».

«Вот и ладушки. Фантомы-медики у меня отлаженные, осечек не случится».

«Надеюсь на то. Отбой».

«Конец связи».

Вай Краамс едва не бросался на солдат с кулаками. Его упорно отказывались пускать в здания Института, и свидетелем позора являлся как минимум весь город. А возможно, и вся страна – наверняка шеф уже продал трансляцию какому-нибудь национальному каналу. Так что когда вереница оранжевых медицинских фургонов на всех парах влетела в распахнутые ворота и по аллее подкатила к невысокому невзрачному корпусу, он воспринял ее как подарок богов.

В тот момент он захлебывающейся скороговоркой по пятому кругу пересказывал происходящее, надеясь, что зрители еще не уснули перед телевизорами от скуки. Продолжая тараторить, он махнул операторам и со всех ног понесся вслед за машинами – только для того, чтобы в десяти шагах от входа наткнуться на очередное оцепление из солдат в масках. Ему оставалось мысленно скрипеть зубами, в фоновом режиме выдавая в эфир какую-то пургу и наблюдая, как санитары с каталками быстро и деловито исчезают в недрах здания. Впрочем, через несколько минут первая каталка появилась из дверей.

– Снимай! – шепотом заорал Вай оператору, на мгновение блокируя свой микрофон. – Снимай крупным планом!

Тот только дернул плечом. Что снимать основным объективом, он прекрасно знал и сам. Вай глубоко вздохнул и бросился на оцепление в тщетной надежде приблизиться к каталке вплотную.

От сильного толчка в грудь он покачнулся и с трудом удержался на ногах. Пихнувший его солдат смотрел куда-то в сторону. Казалось, надоедливый репортеришка интересовал его меньше случайной мухи. Ну ладно, мысленно пообещал ему Вай, я вам потом устрою…

– Вай Краамс, телеканал «Трибуна»? – осведомились у него за спиной.

Вай резко развернулся и оказался лицом к лицу с высоким орком, достающим макушкой ему почти до носа.

– Да, я, – настороженно откликнулся он, опять блокируя микрофон. – Мне позволили здесь находиться…

– Я знаю, что тебя пропустили, – нетерпеливо отмахнулся орк. – Я – окружной пресс-секретарь Службы общественных дел. Я уполномочен сделать официальное заявление. После эвакуации вашу группу допустят внутрь здания, чтобы дать возможность отснять материал. Могу заверить – вполне сенсационный материал. Готов слушать?

– Да! – быстро кивнул Вай. С одной стороны, он чувствовал возбуждение – он единственный тележурналист, допущенный к освещению заварушки, единственный, кому позволяют выслушать официальное заявление. С другой – как-то уж очень подозрительно, что собы внезапно воспылали такой горячей любовью именно к нему и его каналу. За все приходится платить, ох, приходится! Но заплатит он потом, а сейчас…

Он быстро сделал пару жестов в воздухе. Первый оператор кивнул и отвернулся, продолжая фиксировать вход и фургоны главным объективом, а шеренгу солдат и панораму здания – дополнительными. Второй оператор сделал пару шагов в сторону, так что и Вай, и пресс-секретарь оказались в поле зрения всех трех объективов, и поднял сжатый кулак с оттопыренным мизинцем – в эфир пошла картинка с его камеры. Журналист разблокировал свой микрофон и быстро проговорил:

– Великолепные мои телезрители, теперь мы с вами наконец-то узнаем из первых рук, что именно здесь происходит. Пресс-секретарь Службы общественных дел… э-э-э… – Он разглядел на груди орка табличку с именем. – …Бурай Тгрраха намерен сделать официальное заявление. Итак, мы слушаем, господин пресс-секретарь.

– Спасибо, – сказал орк. – Служба общественных дел официально сообщает, что три дня назад, двенадцатого восьмого, мы наконец-то получили твердые доказательства, что масарийское отделение Института человека под видом изучения нестандартных свойств человеческого организма занимается проведением жестоких экспериментов над детьми с особыми способностями, известными как «девианты». Как, наверное, все хорошо знают, за последние пять лет в мире выявлено около семисот существ, владеющих ограниченными телекинетическими возможностями, в подавляющем большинстве случаев – человеческих детей в возрасте от восьми до десяти лет. Поскольку зачастую такие выявления обычно оказывались сопряжены с жертвами в результате неконтролируемого применения детьми своих способностей, большинство таких «девиантов» с особо развитыми талантами пришлось ради их же блага изолировать от общества в специальных учреждениях. Там о них, предполагалось, позаботятся в контролируемом окружении, не позволяющем спонтанно применять телекинез, а параллельно – выяснить причины совершенно необъяснимого на сегодняшний день явления…

– Удалось ли достичь каких-то результатов в исследованиях? – быстро спросил Вай.

– На сегодняшний день о них говорить еще рано, – невозмутимо ушел от ответа орк. – Кроме того, твой вопрос, скорее, к научным учреждениям, а не ко мне. Однако сейчас мы располагаем исчерпывающими доказательствами, что одна из организаций, Институт человека, которому поручили попечительство над группой из примерно двадцати человеческих детей с особо развитыми способностями, занималась изучением возможностей своих подопечных с помощью изуверских методов. Среди них числились давление тяжелыми грузами, расстрел металлическими шариками, пытки электротоком, огнем и химическими реагентами, введение психотропных составов и тому подобные вещи. В результате психическое и физическое здоровье детей серьезно нарушено, и есть основания предполагать, что у некоторых – необратимо. Руководство масарийской Службы общественных дел немедленно передало по инстанциям эту чудовищную информацию и, получив санкцию, начало подготовку к спасению детей и их переправке в безопасное место. Поскольку у нас имелись серьезные основания предполагать, что охрана Института может оказать вооруженное сопротивление, дав псевдоученым-изуверам время уничтожить следы преступлений, для захвата комплекса пришлось планировать полномасштабную войсковую операцию с эффектом неожиданности…

– Каким образом вы получили информацию? – снова вклинился Вай.

– Примерно период назад двум детям в результате счастливой случайности удалось совершить побег из местного отделения Института, к сожалению, не обошедшийся без жертв среди сотрудников военизированной охраны. Событие привлекло наше внимание к Институту. После того, как детей нашли и опросили, мы воспользовались нашими особыми полномочиями для негласного доступа к компьютерной сети Института и к хранящимся в ней личным делам опекаемых. Я сам видел досье… – Голос пресс-секретаря дрогнул и сорвался высоким шипением.

Вай невольно восхитился его актерским мастерством. Разумеется, репортер ни на секунду не поверил в спонтанность проявления чувств, но на зрителей такое должно подействовать не хуже пресловутого электрошока.

– …они ужасают. Содержащиеся там видеозаписи экспериментов… Я не смог досмотреть до конца ни одной. Я не представляю себе, какие чудовища способны изо дня в день проводить подобные эксперименты над малолетними детьми.

– Записи продемонстрируют широкой общественности?

– В какой-то мере. Разумеется, прежде всего мы должны защитить права детей на частную жизнь и личное достоинство, а большая часть материалов весьма неприглядна. Уверяю, господин репортер, ты бы точно не захотел, чтобы подобного рода записи с твоим участием оказались доступными широкой публике. Но, я полагаю, общественность увидит достаточно, чтобы однозначно сформировать свое мнение.

Мы покажем, что выгодно нам, чтобы вы думали, как нужно нам, мысленно перевел пассаж репортер. Ну и ладно. Спасибо и за то, господа собы. Но сейчас ты у меня закрутишься, как угорь на сковородке…

– Скажите, господин пресс-секретарь, а каким образом могло получиться, что ни одна государственная комиссия, несомненно, проверявшая Институт, не обнаружила страшные факты раньше? Почему Служба общественных дел, наверняка имеющая своих осведомителей среди сотрудников Института, ничего не знала?

– В Институте отсутствовали наши осведомители, – на обычно подвижной орочьей физиономии не дрогнул ни один мускул. Вот скотина ушастая, снова восхитился Вай, врет и не поперхнется! Морда каменная, как у тролля! – Мы весьма доверяли службе охраны Института и тесно с ней взаимодействовали. Разумеется, мы ни в малейшей мере не отрицаем свой недосмотр. В ближайшее время мы проведем строжайшее внутреннее расследование и сурово накажем виновных. Что же до комиссий… – Орк сокрушенно развел руками. – Можно лишь предполагать, что определенные люди, в том числе состоящие на государственной службе, по непонятным пока причинам и с непонятными целями состояли в преступном сговоре с администрацией Института. Соответствующее расследование прокуратурой уже начато, и, полагаю, в самое ближайшее время мы узнаем правду.

– Она, без сомнения, окажется весьма кстати. А теперь, господин пресс-секретарь, нельзя ли узнать, кто именно из администрации Института в данный момент обвиняется в совершении преступлений и их покрытии?

– Безусловно, первым и главным обвиняемым является директор масарийского отделения Института человека доктор Джой Митера. Он уже арестован и дает первые показания. Кроме того, вне всякого сомнения, обвинения предъявят следующим лицам…

– Четырнадцатая каталка с ребенком возле лифта, ожидание кабины, – проговорил в микрофон Дэнко. – Камера двадцать четыре с объектом номер пятнадцать готова к разблокировке.

– Понял, – откликнулся голос Дзинтона. – Каталка ждет у двери бокса. Распечатывай.

– Распечатываю. Катетеры и иглы извлечены. Напоминаю – сон ребенка неглубокий, нужно соблюдать осторожность, чтобы не разбудить.

Пронзительно запищал зуммер. На большом, во всю стену, мониторе замигала картинка с изображением разбитого замка и номером «24».

– Дверь открыта. Вхожу, – сообщил Дзинтон.

Карина вздохнула. Объект номер пятнадцать – и все то же самое, что и в предыдущих четырнадцати. Поначалу смотреть было интересно – наверное, ее так же тоже готовили к «распечатыванию», прежде чем засунуть в железный ящик для доставки в лабораторию. Но сейчас ей стало откровенно скучно. Она огляделась по сторонам.

Лейтенант Франци Тор, приставленный для охраны, возвышался в двух шагах, неподвижный, словно каменная статуя. Заметив ее взгляд, он подмигнул и состроил забавную гримасу, сведя глаза к переносице, надув щеки и высунув кончик языка. Девочка несмело улыбнулась. Наверное, он хороший, хоть и военный. Саматта тоже военный и тоже хороший. Наверное, не все солдаты плохие…

Она подошла к дверному проему и выглянула в коридор. Каталка стояла у лифта шагах в пяти от караулки. Из-под простыни, с головой прикрывающей детское тело, безвольно свешивалась бледная тонкая рука. Интересно, как зовут девочку? Давно она здесь? Сколько ей лет? Впрочем, это может оказаться и мальчишка. А им позволят потом встретиться и познакомиться? И куда их увозят?

Мелодично прогудел сигнал лифта, створки лифта медленно раскрылись. Медики с двух сторон взялись за рукоятки каталки, чтобы вкатить ее внутрь… и вдруг что-то страшно ударило их в живот и голову. Тела в белых халатах отлетели к противоположным стенам и, врезавшись в них, сползли на пол.

Словно во сне, Карина смотрела, как падает на пол простыня, и ребенок – мальчик! – садится на каталке, глядя перед собой невидящими глазами. Вот он спустил на пол ноги, неуверенно оперся на них, начал выпрямляться…

Глухо завыла сирена.

– Внимание всем! – быстрой скороговоркой произнес из динамиков голос Дэнко. – Инцидент у лифта! Эвакуируемый бесконтролен, эффектор активен, сопровождающие потеряны. Лифт блокирован, двери с этажа блокированы. Опускаю взрывозащитные перегородки…

– Стойте! – крикнула Карина. Ноги словно сами бросились вперед, и автоматически закрывшаяся дверь караулки скользнула по спине, едва не прищемив ткань одежды. Мальчик неуверенно стоял на ногах, его взгляд слепо шарил по коридору. На его теле виднелись синяки и кровоподтеки. Карине показалось, что воздух вокруг него мерцает, как вокруг Яны, когда та что-то делала своими невидимыми руками. Она присмотрелась не-глазами. Да, верно. Три длинных вертких прозрачных щупальца, растущих из груди, беспорядочно хлещут вокруг мальчика, а внутри шеи и груди пульсируют радужные, в пятнистых разводах, комья.

Одно из щупалец скользнуло по щеке, оставив ощущение легкого ожога, и Карина опомнилась. Мальчик наверняка не в себе, как… как она тогда, во время побега. Он раздавит ее или расквасит о стену, не понимая, что делает! Зачем она выскочила в коридор? Она напружинила свои невидимые руки, протягивая их вперед, и манипуляторы мальчика хлестнули по ним словно раскаленными плетьми. Как его остановить? Она напряглась, вытягивая манипулятор вперед, пытаясь обвить и удержать щупальца эффектора мальчика – нет, не получается. Словно намазанные маслом, они скользят и вырываются… протянуть свой манипулятор еще дальше, к телу… А что, если прижать невидимые руки там, где они начинаются? Словно сжать настоящие руки у плеч, чтобы не позволить им двигаться!

Мальчик сделал шаг вперед, и горячее щупальце хлестнуло Карину по щеке. Она невольно отшатнулась, но тут же остановилась. Ему нельзя позволить ходить! Она подхватила горячее невесомое тело и осторожно прижала его к стене. Ее невидимые руки, расслабившись и истончившись, проникли в грудную клетку, скользя между мечущимися манипуляторами. Вот! Комок чуть ниже шеи, мягкий, пульсирующий… сжать его, но не сильно, чтобы не раздавить, не повредить…

Тело мальчика внезапно выгнулось дугой и обмякло. Карина резко отдернула невидимые руки, и мальчик осел на пол, соскользнув по стене. Что случилось? Она… убила его? За спиной с шелестом раскрылась дверь, и сильная рука рванула ее назад.

– Дэнко, отключить сирену, – громко произнес голос Дзинтона, и папа проскользнул мимо нее, склоняясь над телом мальчика. – Объект без сознания. Отбой тревоги.

Дзинтон осторожно поднял тело и положил его на каталку, укрыв сверху простыней. В коридор уже высыпали люди. Лейтенант Франци подхватил ее под мышки и отнес к дальней стене.

– Зачем ты выбежала? – укоризненно сказал он. – Мне теперь влетит за то, что я не уследил.

Карина не ответила. Она вдруг заметила, что отброшенные мальчиком медики медленно поднимаются с пола. Так они живы? Наверное, их ударило не слишком сильно, вскользь. Сирена смолкла, и в коридоре стало очень тихо. Девочка вдруг поняла, что все смотрят прямо на нее.

– Ворон ворону глаз не выклюет, – проворчал человек, которого папа называл оой-полковником.

– Следи за языком, полковник! – резко сказал Дзинтон. – Все по местам. Продолжаем операцию.

Он обвел присутствующих жестким прищуренным взглядом, и они потупились, зашевелились и потянулись обратно в караулку. Мелодично тренькнул лифт, и медики как ни в чем не бывало ввели в него каталку. Двери лифта закрылись. Дзинтон подошел к Карине.

– Молодец, Каричка, – он погладил ее по голове. – Ты все правильно сделала. Только в следующий раз действуй поаккуратнее – воздействие на эффектор таким методом очень неприятно и болезненно. Просто скользни по поверхности, и оператор… и человек временно потеряет способность управлять манипуляторами. А ты, лейтенант! – обернулся он к Франци. – М-да… хреновый из тебя телохранитель. Не оплошай еще раз – настучу по башке так, что мозги из ушей полезут.

Он повернулся и двинулся прочь по коридору. Рыжий лейтенант тяжело вздохнул.

– Вот так всегда! – пожаловался он в пространство. – Я же говорил, что влетит… Слушай, Карина, – он озадаченно повернулся к девочке. – А что ты сделала? Я изнутри в дверь колотился, думал, маленькое чудище тебя сейчас в кашу перемалывает…

Карина вспыхнула.

– Я тоже маленькое чудище, Франци! – зло сказала она. – Я тоже могу перемалывать в кашу! Я тоже девиант, понял?

Она вытянула невидимую руку и пихнула лейтенанта в грудь, так что тот потерял равновесие и отлетел на несколько шагов. Карина отвернулась, на прямых негнущихся ногах прошла в караулку и забилась в угол, присев на корточки и опершись спиной о стену. Надо же! А она-то думала, что он хороший! Все они одинаковые – как только узнают, что ты другая, так сразу – ой-ёй, девиант!..

Все? А папа? А Цукка, Палек, Саматта?

Ну, пусть не все. Но половина – точно. Она шмыгнула носом. И что ей теперь, всю жизнь оставаться маленьким чудищем?

Нет, ехидно подсказало что-то внутри, вот подрастешь – и превратишься в большое чудище. И станут тебя показывать в цирке.

– Камера двадцать четыре распечатана, продолжаю извлечение объекта пятнадцать, – сказал из динамиков голос Дзинтона.

Краем глаза Карина заметила, как в караулку вошел лейтенант Франци. Она снова шмыгнула носом и отвернулась, старательно собирая невидимые руки в тугие комки, чтобы со злости не ударить его, забывшись. Не нужен ей никакой охранник. Она сама может себя защитить!