Корректор. Книга первая. Ничьи котята

Карина вздрогнула, отгоняя видение, стиснула зубы и слегка ускорила шаг. Папа с ней, и она ничего не боится. Ничего! Вот только в животе противная слабость…

Словно почувствовав ее тревогу, Дзинтон положил руку ей на плечо. Десять шагов. Двадцать. Тридцать… Вот ворота уже маячат в десятке шагов впереди, а из-за темного стекла сторожевой будки смотрят настороженные глаза охранника. Охранника не видно с улицы, но она умеет видеть не только сквозь зеркала.

Пять шагов до ворот. Охранник – не тот, что смотрел сквозь стекло, другой – вышел из будки навстречу. На лице скучающая мина.

– Что нужно? – лениво спросил он. – Сюда нельзя посторонним…

Что-то в его лице неуловимо изменилось. На нем все еще скука, но уже фальшивая. Он изо всех сил старался, чтобы пришельцы не заметили его страх, но его рука против воли поползла к кобуре.

– Мы пришли к господину директору Джою Митере, – спокойно произнес Дзинтон. – Нас ждут.

– Пропустите их, – тетя Эхира подошла к ограде с другой стороны, появившись из-за толстого дерева. – Я проведу их по территории.

Охранник заколебался.

– Но, госпожа заместитель директора, – начал он, – без заранее заказанного гостевого пропуска…

– Ты что, идиот? – устало спросила его тетя Эхира. – Или ориентировка из головы вылетела? Девочка – сбежавший девиант. Ее возвращают в Институт. Какой тебе еще пропуск?

Возвращают в Институт? Карина с тревогой глянула на женщину. О чем та говорит?

«…не обращай внимания на то, что станет говорить тетя Эхира…»

Я верю папе. Он не может предать. И он может защитить от чего угодно.

– Но она…

– Блокиратор сейчас надену, – оборвала охранника тетя Эхира, поднося к калитке небольшую белую карточку. Что-то пискнуло, и калитка открылась. Женщина подошла к Карине вплотную и слегка подмигнула ей так, чтобы не видел охранник. Затем она достала из-за пазухи тонкий блестящий ошейник и ловко замкнула его на шее девочки. – Видишь? Все, она не опасна.

– Но…

– Остальное – под мою ответственность, – отрезала заместитель директора. – Вы двое, идите за мной.

Дзинтон кивнул девочке. Она неуверенно шагнула вперед. А ведь тетя Эхира соврала! Шума в ушах и голове не появилось, невидимые руки по-прежнему оставались сильными и готовыми действовать, хотя раньше из-за ошейника они полностью пропадали.

Тетя Эхира повернулась и молча пошла по петляющей между деревьями дорожке. Карина осторожно прошла в калитку, оглянувшись назад. В дверном проеме будки она увидела второго охранника, что-то тихо говорящего в микрофон.

Дорожка петляла между деревьями. Впрочем, до большого здания с широкими блестящими окнами они добрались на удивление быстро, минуты за три-четыре. Девочка поежилась. Тогда, в ночь побега, парк казался бесконечно длинным, а сейчас, наоборот, слишком коротким.

В большом тихом холле их ждали. Десять охранников с автоматами выстроились шеренгой саженях в пяти перед ними, выставив вперед стволы.

– Стоять! – угрожающе рявкнул один из них. – Всем троим лечь на пол, живо! Руки заложить за затылок! Считаю до пяти, затем открываем огонь! Попытка приблизиться – открываем огонь без предупреждения!

– Ты что, офонарел, родной? – саркастически поинтересовалась Эхира. – Ты не знаешь, кто я?

– Приказ лично директора по безопасности – нейтрализовать всех троих, девку в первую очередь! – все так же угрожающе рявкнул охранник. – Один! Два! Три…

Внезапно вся шеренга молча и беззвучно осела на пол. Из людей словно вынули какие-то внутренние стержни, поддерживающие в них жизнь. Резко и неприятно запахло.

– Полчаса комы, – прокомментировал сзади Дзинтон, – плюс еще столько же головной боли в качестве урока хороших манер. Плюс расслабление сфинктеров в качестве довеска. Да уж, эти замечательные ребята вам не Саматта, они и в самом деле могли пристрелить нас без малейших колебаний. Эхира, как ты работаешь в такой банке с крысами?

– А кто сказал, что я здесь работаю? – удивилась Эхира. – Можно подумать, мне хоть что-то делать позволяли. Пойдемте, а то сейчас тревогу объявят. Холл под видеонаблюдением.

Словно подтверждая ее слова, глухо завыла сирена. Карина вздрогнула и сжалась.

…вой сирены. Мерцающее освещение. Тарахтение выстрелов и звонкий град пуль, лупящий по поверхности плывущей в воздухе металлической пластине, зажатой в невидимых руках Яны…

Эхира поморщилась, выудила из кармана халата пелефон и быстро выбрала из списка нужный контакт.

– Говорит Эхира Марга, заместитель директора, – ровно произнесла она. – Отменить тревогу. Идут учения.

Несколько секунд спустя сирена смолкла. Эхира уже быстро шагала к лестнице.

– Пойдем, Кара, – мягко сказал Дзинтон. – Сейчас они сообразят, что происходит, и снова поднимут тревогу. Не хочется прорываться с боем до самого кабинета.

– Но они… – девочка не могла оторвать взгляд от лежащих на полу фигур.

– Убивают только слабые и трусы, – успокаивающе улыбнулся ей Дзинтон. – Они живы и очнутся через полчаса. Идем, а то пропустим самое интересное.

Кабинет директора нашелся на втором этаже, совсем рядом с лестницей. Эхира остановилась возле нее на секунду, бросила назад нетерпеливый взгляд и вошла, широко распахнув обе высокие створки. Карина деревянно шагнула за ней.

За дверью оказалась мягко освещенная комната без окон – огромная, больше, наверное, чем половина всего их отеля. Вдоль стен стояли мягкие диваны, пол устилал мягкий ворсистый ковер. У дальней стены располагался массивный письменный стол, над которым мерцали облака сразу трех дисплеев. Над столом висели большие красивые часы. Карина невольно бросила взгляд на табло – 10:33. Из-за стола им навстречу стремительно поднялась высокая красивая женщина в строгом платье.

Она – директор? Женщина? Девочка захлопала глазами и открыла было рот, чтобы спросить у Дзинтона, но тот не задерживаясь шел вперед, и его рука на плече не позволяла остановиться.

– Я к директору, они со мной, – холодно бросила Эхира, движением руки отстраняя женщину с дороги.

– Господин директор занят… – женщина протестующе вскинула руки, но ни Дзинтон, ни Эхира не обратили на нее внимания. Дверь в дальней стене комнаты скользнула в стену, и тут сирена завыла снова.

Сказать, что Джой Митера, директор Института человека, находился в ярости, означало бы серьезно преуменьшить накал его эмоций. С утра он метался по кабинету, словно загнанный в угол тигр, мимоходом роняя и разбивая вещи. Жертвами его буйства уже пали две старинные тонкого стекла вазы, древняя тролличья статуэтка, изображающая распахнувшего пасть крокодила, настольные часы, установленные на основание в виде замка с двумя водопадами (разбиться не разбились, но вода из водопадов вытекла на ковер и основательно его промочила), и другие весьма приятные (не сейчас) для глаз и души вещи. Чоки-секретарь пару раз заглянула в дверь, но войти не вошла. Оснащенную искусственным интеллектом, шедевром среди себе подобных (и во многом разработанным благодаря исследованиям департаментов Института), ее под завязку напичкали эвристическими алгоритмами оценки реакций окружающих. Ее локальная база данных содержала шаблоны самых разных психических отклонений и душевных состояний. Однако за два периода, прошедших с момента пробуждения, она еще ни разу не видела шефа в таком настроении, так что готовых сценариев действий у нее не имелось. Но общий вывод управляющий искин сделал совершенно верный: не лезь под горячую руку без острой нужды, каковой модели действий и придерживался.

Причиной бешенства директора являлись две вещи. Первая, вполне материальная, представляла собой анонимно присланную по почте карту с записью вчерашнего выступления Крайтона Керла перед Ассамблеей. Этот клоун, озвучивая свой депутатский запрос, говорил невероятное – о преступлениях против человечности, вершащихся в Институте человека, о пытаемых детях, о некомпетентности сотрудников спецслужб – и никто, решительно никто не пытался его остановить! И что самое поразительное – он приводил настоящие факты, о которых знали только обладатели спецдопуска! Сегодня с утра фрагменты выступления в Сети крутили по всем каналам, и их тоже никто не осаживал.

Но выступление – полбеды. И раньше находились кретины, которые пытались сделать себе имя и дешевую популярность, обвиняя Институт человека в чем попало. Эти идиоты не понимают, что речь идет о самом выживании человеческой расы, что церемониться с девиантами означает лишь подталкивать мир к пропасти. Зато понимают другие, которые всегда брали на себя заботу о спокойной работе Института, а демагоги под их давлением прекращали болтать быстрее, чем на них успевало обратить внимание общественное мнение. Но сегодня происходило что-то мистическое. Ни один из нужных номеров не откликался. Даже коммуникатор Тоя Карация перебросил вызов на секретаря, который объяснил, что лидер партии гуманистов чрезвычайно занят и не может уделить времени для разговора.

Подобное не могло оказаться случайностью. Кто-то где-то наверху решил, что Институт больше не служит его целям, и шакалы немедленно бросились со всех сторон, пытаясь отхватить кусок пожирнее. Но как они могли? Ведь он, Джой, так много сделал и для партии гуманистов, и для партии экономического прогресса! Он поддерживал их начинания, выступал по телевидению сам и отправлял своих людей защищать нужные точки зрения, участвовал в подготовке законопроектов, тайно финансировал избирательные кампании, урывая деньги из и без того скудных фондов Института… Как они могли? О, если бы он мог сейчас собственными руками удавить фальшивых друзей!..

Ему показалось, что снаружи доносится вой тревожной сирены. Сначала он отмахнулся от ощущения как от совершенно невероятного. В корпусе, где содержатся девианты, такое еще может случиться, но в административном здании? А когда, наконец, сигнал смог пробиться к мозгу сквозь море бушующей ярости, звук внезапно пропал.

Директор нахмурился. Что происходит? Сирена – здесь? Немыслимо. Он подошел к столу и ткнул на пульте клавишу вызова центрального поста охраны.

Ничего не произошло.

Директор нажал клавишу снова. Дисплей не включался, пространство над проекционной пластиной оставалось мертвым и безжизненным, словно кто-то полностью обесточил коммуникатор. Несколько беспорядочно нажатых клавиш показали, что связь перестала работать окончательно и бесповоротно. Отключился даже древний электрический звонок секретарю – два провода, зуммер и кнопка. В чем дело? Тотальный сбой системы коммуникаций? Невероятно! Но если так, то кто-то определенно ответит.

Запись выступления. Телевидение. Невозможность дозвониться. И вот теперь – отказавшее оборудование.

Директор подобрался, словно тигр перед прыжком. Он выдвинул верхний ящик стола, вытащил оттуда тяжелый пистолет и опустил его в карман пиджака. Если у кретинов опять побег, он лично пристрелит сначала беглецов, а потом и тех, кто их охранял. А потом… а потом он поедет в аэропорт, возьмет самолет Института, прилетит в столицу и возьмет за яйца эту сволочь Тоя Карация. Он сделал несколько шагов к двери.

И дверь распахнулась.

По ушам снова ударил звук сирены – на сей раз не приглушенный звукоизоляцией кабинета. В кабинет вошли трое: стерва Эхира и с ней какие-то юнец с девчонкой. Нет, она переходит все границы! Как наглая тварь осмелилась входить к нему без разрешения, да еще и с какими-то…

Его словно ударили под дых. Девчонка. Ненависть в ее глазах могла прожечь каменную стену. Та самая беглянка, маленькое смертоносное чудовище – Карина. А юнец рядом с ней… наверняка молодой ублюдок, что приютил ее. Приемный папаша, значит? Да как такому молокососу вообще разрешили удочерение?

Его опущенная в карман рука судорожно сжалась на рукояти пистолета. Что они здесь делают? Как попали сюда, в административное здание? Почему девка не в боксе лабораторного корпуса?

Дверь захлопнулась, отрезая кабинет от внешних звуков, и в тишине директор отчетливо разобрал щелчки сработавших автоматических запоров.

– Блистательный господин директор Джой Митера? – осведомился юнец. – Если я правильно понимаю, тебе хотелось снова увидеть девианта Карину Серенову, сбежавшую из Института. Твое желание исполнилось. Она здесь.

Карина не отрываясь смотрела на стоящего в десяти шагах перед ней мужчину. Высокий, представительный, с пробивающейся в волосах благородной сединой, в хорошем сером костюме, поблескивающем золотыми головками булавок-некутайпинов. Она никогда не видела его вблизи – но глаза у него те самые, что она не раз замечала своими не-глазами сквозь серебристое наблюдательное стекло в лабораториях. Только сейчас вместо скуки и равнодушия в них плескались злость и паника.

– Джой Митера, ты обвиняешься в незаконном удержании людей, в применении летальной силы к несовершеннолетним, в незаконном проведении медицинских экспериментов, сопровождающихся бессмысленной жестокостью, в финансовом мошенничестве, а также в других, менее тяжких преступлениях, – голос папы, казалось, чеканил слова из металла. – Ордер на твой арест подписан прокурором округа. Но я думаю, что для начала…

– Для начала вы все сдохнете! – прорычал директор. Он выхватил из кармана пистолет и направил его на Дзинтона. – Я не знаю, кто ты такой, но тебе не поможет даже твоя сучка-убийца. В моем кабинете работают блокираторы, и будь уверен, случайно они не отключатся!

– Случайно не отключатся, – согласился Дзинтон. – А вот намеренно – без проблем. Да они уже давно не работают, как и блокиратор у нее на шее. Ты же вроде специалист, должен видеть, что девочка не проявляет типичных реакций. Карина, этот человек твой. Можешь сделать с ним все, что захочешь. Даже убить.

Палец директора судорожно дернулся на спусковом крючке, но невидимые руки Карины уже замерцали перед ней, плетя незримую завесу. Тяжелая раскаленная пуля завязла в невидимой сети и, глухо стукнув, отлетела и покатилась по ковру. Девочка шла вперед, а пистолет судорожно выплевывал одну пулю за другой – и одна за другой они падали на пол или отлетали в сторону. Когда боек наконец щелкнул в разряженном оружии, она стояла перед директором в двух шагах.

– Ты гад! – сказала она срывающимся голосом. – Тебя убить мало! Ты виноват во всем, во всем!

Слезы текли по ее щекам, и врывающееся в панорамное окно солнце блестело на мокрых дорожках. Ее невидимые руки обхватили и стиснули шею директора, оплелись вокруг его головы. Так просто сделать усилие, простое и легкое мысленное усилие – и безголовый труп рухнет на пол, заливая кровью все вокруг. Так просто – и она уже убивала раньше! Сейчас…

Лицо директора исказилось, когда незримые путы стиснули и дернули вверх его тело. Выронив пистолет, он тихо заскулил, бессмысленно суча в воздухе руками в попытке отмахнуться от невидимых и неосязаемых щупалец. Его красивая прическа растрепалась, очки в тонкой золотой оправе сорвались с носа и нелепо повисли на одной дужке. Сейчас он получит за все!..

«Убивают только слабые и трусы», – прозвучал в голове папин голос. Карина невольно дернула головой, но нет – папа молчал. И молчала тетя Эхира. Я могу сделать с гадом все, что захочу, а я хочу его убить!

Убивают только слабые и трусы. Но разве она слабая? Она гораздо сильнее директора, пусть даже он старше и выше. Разве она боится? Боится? Рядом папа, а с ним она не боится ничего!

Задыхаясь от слез, она медленно разжала невидимые руки и сделала шаг назад, потом второй. Директор рухнул на колени, опираясь руками о пол и тяжело отдуваясь.

– Я не убью тебя! – яростно сказала девочка. – Убивают только слабые и трусы! А я тебя не боюсь!

Она отступила назад еще на шаг, зацепилась пяткой о ковер и почти упала. Сильные руки Дзинтона подхватили ее и помогли устоять.

– Молодец, Каричка! – шепнул он на ухо. – Ты правильно поступила. Я знал, что ты все сделаешь как надо. А теперь время для циркового представления.

Он выпрямился и коротко кивнул тете Эхире:

– Сигнал ушел. Действуй.

– Сколько времени я мечтала об этом… – пробормотала женщина. – Знал бы ты, директор Джой, как я ждала нынешнего момента!

Она вынула пелефон и набрала код.

– Внимание персоналу Института! – резким холодным тоном произнесла она, и скрытые динамики в потолке повторили ее голос. – Говорит заместитель директора Эхира Марга. Общее экстренное сообщение. Довожу до всеобщего сведения, что масарийское отделение Института человека приостанавливает свою работу. Директор Джой Митера арестован, ему предъявлены обвинения в тяжких преступлениях. Его приказы более не имеют силы. Сейчас в здания Института войдут спецвойска Министерства общественной безопасности. Не сопротивляться, повторяю, не сопротивляться им. Приказываю оказывать им полное содействие. Противодействие в любой форме является уголовным преступлением и карается по закону тюремным заключением. Приказываю немедленно прекратить все эксперименты с подопытными в лабораторном корпусе, в чем бы они ни выражались. Девиантов, находящихся на стендах, немедленно вернуть в камеры. Любая попытка причинить им дополнительный вред будет жестоко наказана. Сотрудникам остальных подразделений прервать любые выполняемые действия и не пытаться покинуть свои рабочие места. Повторяю. Внимание всему персоналу Института! Общее экстренное сообщение. Говорит заместитель директора Эхира Марга…

Панорамное окно кабинета выгнулось внутрь и лопнуло, рассыпавшись дождем брызг. Сверху упали веревки, и по ним соскальзывали люди в шлемах и бронежилетах, рассредоточиваясь по комнате, выставляя перед собой стволы штурмовых карабинов и дробовиков. Эхира не повела даже бровью, продолжая произносить свою речь, а Дзинтон шагнул к солдатам, не обращая внимания на наставленные стволы.

– Я Соловей, – громко сказал он. – Коршун-один, ко мне.

Солдаты переглянулись, затем один из них поднялся на ноги, опуская ствол, и подошел к Дзинтону, отдав честь.

– Я Коршун-один, – отрапортовал он. – Жду приказаний.

– Он, – Дзинтон ткнул пальцем во все еще стоящего на четвереньках директора, – директор Института человека. Он арестован. Обездвижить, выделить двоих для охраны, передать конвою. Потом вместе с остальными работаешь с заместителем директора госпожой Эхирой Маргой, – он ткнул большим пальцем через плечо. – Она покажет, что именно в здании нужно взять под контроль в первую очередь. У меня дела в других корпусах, как закончите – уведомишь по третьему каналу. Все понял?

– Так точно, – кивнул командир.

– Выполнять! – отрезал Дзинтон. – Каричка, – повернулся он к приемной дочери, – ты останешься с тетей Эхирой. Потом я зайду за тобой, и мы пойдем домой.

– Папа, я хочу с тобой, – упрямо набычилась та. – Там другие… девианты. Я хочу им помочь.

Пару томительно долгих секунд Дзинтон задумчиво глядел на нее, потом пожал плечами.

– Хорошо. Пойдем. Но только не отставай – в суматохе затоптать могут. А суматохи там сейчас – как в сумасшедшем доме во время пожара. Впрочем, почему «как»? Кстати, сними с шеи эту гадость, а то смотреть противно.

– Гадость? – переспросила Карина, и тут же поняла – кольцо блокиратора. Но ведь его нельзя снимать просто так – оно взорвется и оторвет голову! Она помнила, как в самом начале в Институте ей показали манекен, на шее которого висело такое кольцо. А потом кто-то дернул за привязанную к кольцу веревку, и – бум! – верхняя половина куклы разлетелась в щепки…

Но папа сказал – сними. Значит, можно. Она осторожно ухватилась невидимыми руками за кольцо и с силой дернула ими в стороны. С коротким хрустом блокиратор разорвался на две половинки, отлетевшие к стенам кабинета. Краем глаза она заметила, как дернулись ближайшие к ней солдаты, приподнимая стволы карабинов, но не обратила на них внимания. Внезапно ей показалось, что весь Институт сейчас разлетается вот так же, как это кольцо, и с сердца сваливается какая-то давящая, хотя и давно привычная тяжесть. Неописуемое чувство свободы заполнило ее всю изнутри, раздувая, как воздушный шарик.

– Так лучше, – спокойно заметил Дзинтон. – Пойдем, нас ждут.

Скрипя тормозами, автофургон телестудии вылетел на площадь перед Институтом, заложив крутой вираж. Вай кинул взгляд на часы. 10:41. Все-таки слегка опоздали!

– Ну и ну! – выдохнул один из операторов, прилипший к боковому окну. – Умереть – не встать! Вай, ты посмотри только! Собы! И сколько их!

Не дожидаясь, пока фургон полностью затормозит, репортер сдвинул дверцу и спрыгнул на брусчатку, едва удержавшись на ногах. Кованые ворота Института стояли распахнутыми настежь, и в них, покачиваясь, втягивалась вереница бронетранспортеров. Над парком тарахтели винтами четыре или пять транспортных вертолетов, еще с одного, зависшего над ближайшим корпусом, по тросам на крышу горохом сыпались солдаты в черно-желтых бронированных комбинезонах спецотряда борьбы с террористами. Площадь перекрывало кольцо оцепления.

– Шеф! – заорал в микрофон Вай. – Шеф! Это я! Желтый сигнал, повторяю, желтый сигнал! Плевать, что сейчас в эфире, тут штурм Института человека в разгаре! Прямое включение через двадцать секунд!

Не дожидаясь подтверждения, он повернулся к фургону. Операторы уже стояли на земле, лихорадочно активируя видеокамеры. Глаза обоих уже скрылись под контроль-панелями, и картинка в студию должна пойти с секунды на секунду. Вай мотнул головой, проверяя, что микрофон не отвалится при резком движении, и на мгновение прикрыл глаза, сосредотачиваясь и переходя в подходящее эмоциональное состояние. Так, глубокий вздох… сердце колотится часто, но в пределах нормы… прочистить горло… быстрым движением превратить прическу в фирменный шторм в вермишельной лавке… готово! Можно начинать. Сейчас где-то там, на студии, диктор захлебывающейся скороговоркой объявляет экстренное включение, и вот-вот он окажется в прямом эфире! Вот только как бы прорваться через оцепление внутрь?

– Кто такой? – гаркнули ему прямо в ухо. – Откуда?

– Репортер Вай Краамс, канал «Трибуна»! – рявкнул в ответ Вай, поворачиваясь. – Вот мое удостоверение! Согласно статье второй Закона о свободной прессе…

– Заткнись! – солдат закинул за спину карабин и ткнул пальцем в сторону входа. – За мной туда. Тебя приказано пропустить. Сколько с тобой?

– Двое… – ошарашенно пробормотал репортер. Такое с ним случалось впервые. «Прессу приказано не пускать» – сколько угодно, два раза из трех или даже три из четырех, но «тебя приказано пропустить»?! Что-то совсем новенькое в его длинной и извилистой репортерской карьере.

В левом ухе дважды резко пропищало. Прямой эфир! Некогда раздумывать. Броситься в воду, а там авось выплывем. Ну, вперед!

– С вами Вай Краамс, канал «Трибуна», – привычной скороговоркой забормотал он, быстро шагая за солдатом и надеясь, что операторы уже успели дать канал на студию. – Я веду прямой репортаж с места событий. Несколько минут назад Институт человека подвергся атаке со стороны спецподразделений Службы общественной безопасности. Я еще не знаю, кто в Министерстве и почему отдал такой приказ, проясним позже. Здесь полный бардак, и сейчас вы, дорогие мои зрители, получите полную и исчерпывающую его картину. Итак, прямо передо мной – главный въезд на территорию…

Дзинтон размашисто шагал через парк, игнорируя асфальтированную дорожку, вьющуюся между деревьев. Чтобы поспевать за ним, Карина почти бежала. Она окончательно утратила ориентацию, но папа, кажется, прекрасно понимал, куда и зачем направляется.

Выкрашенный в больничный белый цвет корпус возник перед ними неожиданно. Они обогнули высокое дерево с раскидистой кроной и оказались на широкой аллее, ведущей прямо к большим стеклянным дверям в центре длинного двухэтажного здания. У дверей расположились несколько солдат в бронежилетах и противогазных масках, чуть в стороне стояла большая бронированная машина. На тропинке, опоясывающей здание по периметру, стояло оцепление.

Карина напряглась, но солдаты не стали их задерживать. Наоборот, они вытянулись по струнке и отдали честь. Наверное, из-за непонятной радужной штуки, которую Дзинтон нацепил на грудь, решила девочка. Ничего себе! Оказывается, папа может даже солдатами командовать! Но зачем он тогда живет с ними в заброшенном отеле? Если он генерал, то, наверное, мог бы купить себе большие апартаменты в красивом доме, ездить на шикарной машине… и никогда не встретиться с ней? Нет, лучше не надо. Папа лучше знает, что и как делать.

Огромный залитый солнечным светом вестибюль заставил ее вздрогнуть всем телом и прижаться к Дзинтону. Она помнила его залитым электрическим светом…

…вой сирены. Металлический голос из динамиков, выкрикивающий непонятные слова. Безжизненно валяющиеся тела охранников. Мерцание скрытых в потолке ламп. Вывороченный из пола соединенными усилиями девочек прозрачно-блестящий цилиндр, с хрустом и звоном ударяющийся в стеклянную панель рядом с запертой дверью. Саднящая боль в босых изрезанных осколками ступнях. Сырой ночной воздух, врывающийся в легкие, словно нектар свободы…