История одной тени

По комнате, смешавшись со свежестью собранных после вечери плодов и запахом варёных яиц, разнёсся приятный аромат пряных трав, Колыбель закачалась, но младенец не спешил просыпаться. Турн улыбнулся – он никак не мог нарадоваться своему первенцу, который находится под защитой самой Киросы, да и всех Вахди.

– Она назвала его Моран, – с ноткой обиды произнесла Далла, кинув взгляд на прекратившую колебаться кроватку. – Похоже, она прониклась духом своеволия в Туариме. – Она хмыкнула и с вызовом посмотрела на Турна.

«Опять решила потягаться со мной. Неугомонная руат», – он покачал головой и несколько раз предупредительно поцокал языком. Люди всегда отличались от других представителей населённых миров излишним недовольством. Даже суримы с ними не сравнятся. А уж они-то горды и высокомерны настолько, что можно дивиться до скончания веков.

– Уйми, наконец, свой гнев, – миролюбиво сказал Турн. – Ты забыла, в каком мире живёшь, Далла? Уж больше отлика минуло с тех пор, как ты обитаешь в Туариме. Сколько мы ещё будем ссориться по пустякам? – улыбнулся он, насмешливо сощурив большие, пестрящие ржой на радужке глаза. – Ты кровница моему первенцу. Большей чести и представить нельзя. Как для меня, так и для тебя.

Далла открыла рот… но с языка не сорвалось ни единого слова. Она примирительно покивала, улыбнулась и отпила глоток из внушительной деревянной кружки. Оторвала ещё одну веточку ложжи – местного кустарника-пряности – и кинула в напиток, до носа Турна донёсся аромат хвойной смоляной свежести.

Они просидели так до самого позднего утра, когда Илсаян на небосводе уже вошёл в полную силу. Смеялись, рассуждали о жизни, своих семьях и труде. Когда пришла пора браться за работу по хозяйству, Далла всё же настояла на том, чтобы самой поухаживать за Турном. Он был не против, хотя мысленно и порицал такое рвение: его дом – его правила. Но это Далла… ничего не поделаешь с её отчаянными суждениями и приверженностью всегда безукоризненно выполнять правила.

Нагрев воды, начала мыть в тазу посуду. Заметив, что Далла внезапно замерла, Турн нахмурился. Он почувствовал её напряжение и страх.

– Ифия поднималась с постели? – неожиданно тихо и испуганно спросила она, медленно повернувшись к нему. Тот словно забыл обо всём на свете. Из разума выветрились все до единой мысли, а перед глазами возник образ иррам. Тревога внутри забилась подобно завывающей каарши.

– Быть может, она сильно устала, – Турн словно пытался успокоить сам себя этой догадкой. – Она жаловалась на недомогание в последнее время. На неё сильно повлиял поступок Лавны, – имя Торай Воды он произнёс с нескрываемой ненавистью. Слишком много она натворила, великое зло и боль принесла в его дом.

– Не замечала в ней таких перемен, – с сомнением произнесла Далла. – Как она рвалась с постели сразу после родов, ты и сам знаешь. Что бы ни случилось, какая бы хворь ни накрыла, Ифия вставала с рассветом.

Несколько фоз молчания и прямых взглядов, наполненных страхом и сомнением… Оба – и Турн, и Далла – не сговариваясь бросились в спальню, едва не столкнувшись в дверях.

Ифия по-прежнему лежала в постели, укрытая одеялом. Она не поворачивалась – Турн сразу бы это понял. Лицо жены покрыла мертвенная бледность. Ресницы не подрагивали. Грудь едва вздымалась, только колыхание пёрышка на подушке у самого лица говорило о том, что Ифия ещё дышит. Турн чувствовал нутром, что супружеская связь Немьерси исчезала. Альроны остались до момента смерти его иррам.

Ардиец был не в силах что-либо сказать или сделать. Он слышал, как рванулась прочь Далла, видел её через проём с отворёнными ставнями, знал, что она побежала к арай за помощью. Но сам сдвинуться с места не мог – стоял и смотрел на умирающую жену, будто прибитый к полу. Как он мог не почувствовать, что она захворала? Раньше он всегда знал даже то, сколько раз она чихнула, понюхав букет полевых цветов. А сейчас… пустота внутри.

Он ощущал её боль и смятение, когда она лишилась чувств от поступка Лавны. Но после того, как Кироса… Нет, она не могла. Не посмела бы вредить семье, лишать ребёнка матери, а Турна – любимой.

«За жизнь нужно отдать жизнь… Ифия знала это», – голос в его разуме прозвучал так громко, что он рухнул на колени и сжал виски ладонями. Кироса говорила с ним, она всегда открывала свой разум для общения, когда Турн ещё был её приближённым магом. И говорит сейчас… потому что он им и остался.

«Ты всегда был и будешь моим Торай», – снова зазвенел голос Киросы.

В душе Турна всколыхнулся гнев. Он пульсировал по венам, пробуждая магию.

Своеволие руат воистину превышает все рамки дозволенного. Злость на себя поразила Турна… Жена, видимо, говорила с Киросой тогда… в доме, просила её о какой-то услуге. И получила ответ. Ифия хранила тайну, которая погубила её, разрушила семью. Может быть, она надеялась, что муж поймёт её, простит однажды? Но нет. Турн не поймёт и не простит – прежде всего самого себя накажет за то, что не углядел за ней. И он казнил себя прямо сейчас, стоя на коленях возле кровати и наблюдая за тем, как пёрышко шевелилось всё меньше и в один миг замерло.

Ифия умерла.

Твёрдая ладонь легла на плечо Турна. Он не сразу почувствовал касание. Только когда в тело полилась магия арай, немного отрезвляя и снимая пелену с глаз, повернул голову и увидел Ородона – своего соседа и друга, мужа Даллы.

– Разорви брачные узы, Турн. Пока не поздно, – голосом, полным скорби, посоветовал Ородон. – К вечере её дух отправится за Грань, а Райнатара14 ты не дождёшься, сгинешь следом. Тебе ли не знать, Торай? Ну же, освободи себя!

Но Турн не желал расставаться со своей иррам. Он жаждал бродить по светлым тропам за Гранью вместе с ней. Илсаян поднимался выше, медленно отсчитывая каждый миг до момента, когда уже ничего невозможно будет исправить.

– Оставьте меня, – хрипло проговорил арди.

– Но время… – попытался возразить Ородон.

Турн вскинул руку в останавливающем жесте и указал кивком на дверь, опустив гневный взгляд в пол. Послышались приглушённые шаги и полный горечи вздох.

– Как знаешь, друг, – напоследок сказал арай. – Мы позаботимся о Моране, если тебя не станет. Для Хейланты он будет братом, не меньше. Родной кровью, как и для нас.

***

Далла поспешила следом за мужем. Её трясло от подступающих рыданий, она едва стояла. Ей хотелось упасть на колени и кричать от боли, которая рвала на куски изнутри. Столько времени вместе прожили бок о бок, были как единое целое, даже внешне походили друг на друга. В детстве часто менялись местами, пугали своих друзей и соседей, которые не сразу могли отличить девочек. Только родителям это удавалось.

Когда их не стало, Ифия и Далла долго горевали, а после отправились на Ардос, в Вириим, чтобы начать жизнь с нового листа, писать свою историю, создать семьи, родить детей. Ифия первой вышла замуж и отправилась с Турном сюда – в Туарим, где и проиграла ему на ритуальном поле. Ещё бы! Победить байсара не дано никому, порой даже соратники не в силах справиться с таким великаном!

Сиэ часто отправляла вести в Вириим, где долгое время жила Далла. Она попыталась улыбнуться, вспомнив, как та ярко описывала жизнь в поселении Арту, как тут работается, отдыхается, а Далла сравнивала эти рассказы с тем, как ей спокойно среди леров.

Вместо улыбки предательски потекли слёзы. Далла покачнулась и, опёршись о стену, закрыла рот рукой, чтобы не разреветься в голос. Силы покидали её. Далла родила уже четвёртого ребёнка, а у сестры не было детей долгие годы. Она скрывала свои страхи и мысли от Даллы, но глаза не обманешь, ведь сёстры были близки настолько, что порой понимали друг друга без слов.

Ощущение внезапной пустоты оборвало дыхание. Далла рухнула на колени и согнулась в рыданиях, смяв подол сарафана дрожащими пальцами. Ифии нет. Она умерла. Мысли ранили так больно, что перед глазами плыли тёмные круги. Как жить, зная, что самого близкого человека вот так внезапно забрала смерть? Как смириться с потерей?

Сильные руки подняли Даллу. Она не сопротивлялась, просто рыдала и шла туда, куда её вёл Ородон. Села на край лавки, едва не промахнувшись. Муж придерживал её, но Далле сейчас было всё равно.

– Иррам, – сочувственно начал Ородон, присев перед ней на корточки, – уйми свои слёзы. Грядёт беда похуже. Турн отказался разрывать узы Немьерси. Он угаснет ещё перед приходом Бури-Матери.

Далла взглянула на мужа. Его родное серебряное лицо, полные тревоги черные глаза, что-то шептавшие тёмно-синие губы… Она сумела понять его даже сквозь давящую глухоту охватившей боли.

– Ты должна помочь ему принять правильное решение. Негоже младенцу лишиться отца и матери в самом начале пути. Он сгинет от пустоты внутри, – продолжал говорить Ородон. Он коснулся её колена и тихо добавил: – Турн заслуживает права жить.

– Я не справлюсь, – всхлипнула Далла. Она даже не представляла себе, что будет говорить Турну. – Он меня не послушает, Ородон. Я ему не ровня.

– Когда это он тебя не слушал? Даже я с трудом осознаю, что ты управляешь моей головой и телом одними лишь лаской да словом, – он нежно улыбнулся. – Турн может возражать тебе по вопросам веры, но посмотри вокруг себя – в остальном он твои наказы выполнил. Даже Ифии он так не внимал, как твоему голосу. Ты убедишь его разорвать связь, в этом у меня нет сомнения, – заключил Ородон.

Далла сомневалась. Она осмотрелась по сторонам. Иррам был прав: байсар слушал не Ифию, а её. С тех пор, как переехала в Туарим, она сразу же стала вхожа в дом Траваж и давала полезные советы главе семьи и сестре. Жилище облагорожено руками хозяев. Но руки эти направлялись словом Даллы.

Она сделала глубокий вдох и прикрыла глаза. Вот бы снова не начать говорить про правила и устои, заложенные Вахди. Как бы она ни следовала этим порядкам, сейчас не то время, чтобы о них вспоминать. Турн не понимает, что делает. Далла посмотрела на раскачивавшуюся колыбель. Люлька двигалась всё сильнее – малыш проснулся. Тут же младенческий плач разнёсся по комнате. «Пусть немного поплачет. Это мне поможет вернуть Турна из забытья», – решила она.

Кровница кивнула мужу и медленно встала. Она утёрла подсыхавшие ручейки слёз и сжала кулаки. Пора было действовать. Далла поднялась со скамьи и отправилась в опочивальню.

Посильнее толкнула дверь, и та бесшумно распахнулась. Турн неподвижно сидел у кровати, обхватив колени руками и низко опустив голову. Он даже не обратил внимания на женщину, не поднял лица, не сказал ни слова.

Далла прошла в центр комнаты и бросила взгляд на постель, в которой, укрытая простынёй с ног до головы, лежала сестра. Ветерок, залетевший через открытые ставни, теребил ткань, и казалось, что Ифия ещё дышит. Порыв души побуждал открыть мертвенно бледное лицо умершей и поверить в то, что сиэ сейчас встанет и улыбнётся нежно и искренне. На мгновение Далле захотелось стащить тряпку с тела любимой сестры. Но остановила себя, ущипнув за бедро так сильно, что боль отрезвила, дав немного собраться с мыслями.

– Ифия знала, – просипел Турн. – Прекрасно знала, что станет с ней. Но смолчала. Утаила от меня, что принесла себя в жертву.

Женщина посмотрела на Турна. Тот поднял на неё печальный взгляд, наполненный слезами. С трудом вскинув руку, он раскрыл ладонь и явил силу Торай. Коричневые завитки кружились меж пальцев, поднимаясь вверх. Вырисовывались в воздухе причудливые узоры, древние руны мерцали, проявляясь и исчезая.

– Кироса вернула мне магию, как только не стало иррам, – скорбно, даже с ненавистью, договорил Турн. – Я обязан Ифии всем. И должен последовать за ней, как велит мне моё сердце. – Он посмотрел на простыню, колыхавшуюся от сквозняка.

– А что будет с Мораном? – робко начала Далла. Она с трудом могла подобрать слова. – Как можешь ты оставить его в начале жизненного пути? Ты так дорожил Ифией, нарушал все устои ради того, чтобы мальчик появился на свет, а теперь отрекаешься?

– Я не отрекаюсь, Далла. Не нужно упрёков. Ты не хуже меня ведаешь, что я должен пойти за иррам. Не ты ли говорила каждый лик, что следует исполнять правила? Я их исполняю.

– Я была не права, – с трудом выдавила она. Сейчас важно проиграть битву, чтобы потом выиграть войну. – Нет смысла отдавать долг, совершая предательство. Ты говорил, что гордишься сыном, что души в нём не чаешь. А выходит, ты верен лишь самому себе, и врал всем и каждому? К чему эти тайны?! Откройся мне сейчас! Здесь больше нет женщины, которая тебя любила!

Далла сама не успела заметить, как Турн вскочил и в несколько шагов оказался рядом с ней. Схватил за горло и пригвоздил к стене, подняв над полом. Наполненный гневом взгляд карих глаз не обещал ничего хорошего, а сильные пальцы сжимались яростнее.

– Как ты смеешь так говорить о ней?! – прорычал он. – Ты… та, кого я привечал, кого любил наравне со своей иррам, та, кого терпел, как зной в пустыне! Как смеешь ты говорить, что я врал Ифии, предал её доверие и возненавидел собственного первенца?!

– Сме… ю… – из последних сил прохрипела женщина, находясь на грани смерти. – Ты у-би-ваешь ма… ть четве-ых-х-х де… те-й…

В следующий миг Далла рухнула на пол и закашлялась, коснувшись своей шеи. Казалось, что жилы вот-вот лопнут от напряжения.

Турн нервно заходил по комнате, а потом встал на колени перед кроватью, положил руки на перину, переплетя пальцы в мольбе, и рвано выдохнул несколько раз. Далла понимала, что он раздавлен и в себя придёт не скоро.

Внезапно он заговорил. Его голос звучал приглушённо, едва различимо.

– Именем Иллахима-Создателя, я, Турн Траваж из рода Реаран, арди по происхождению, Торай по призванию… – он ненадолго замолчал, его плечи дрожали от рыданий. Далла понимала, что ему невероятно тяжело отпускать Ифию. – …освобождаю тебя, Ифия Траваж из рода Альнетта, от супружеской клятвы, данной у святого алтаря. Да осветит Илсаян твой путь за Грань, – последние слова он почти выплакал, нежели сказал.

– Да осветит Илсаян твой путь за Грань, сестра. Покойся с миром, – шёпотом повторила за ним Далла.

Мелодичный звук распавшихся на звенья супружеских браслетов оповестил о том, что связь разорвана окончательно. Теперь можно готовить тело к погребению, чтобы позволить душе уйти в вечный покой.

Глава 3. Не покинь меня…

В гостевой спальне было светло, с улицы доносились голоса арди и лязг металла: работа в поселении кипела. Рассвет озарил яркими лучами лицо Ородона, он задумчиво сидел в кресле в дальнем углу комнаты и смотрел невидящим взглядом на постель, заправленную чистыми простынями густо-коричневого цвета. Наказ Даллы – подготовить опочивальню к приёму Турна и Морана – он выполнил в точности, хотя не очень-то и хотелось. Уже прошло более двенадцати годичных циклов с той поры, когда его иррам едва не попрощалась с жизнью в железной хватке Торай Земли. Как Ородон рвался тогда в комнату, едва сдерживаемый Даллой: он хотел придушить Турна за то, что тот едва не сотворил с его женой.

Несколько ликов Моран будет жить в доме арай, но хозяин был не рад этому, несмотря на радостный визг младшей дочери. Уговоры Даллы на него подействовали, однако досада осталась: простить Турна до конца он не мог по сей лик – слишком силён оказался страх возможной потери любимой.

Арай встал. Поправил коричневый жилет, затянул потуже пояс, надел сандалии и отправился во двор. Нужно прирезать степного юнима к празднеству и приглядеть за детьми: судя по гневным возгласам старшего сына пора бы усмирить неугомонных девочек.

Илсаян находился в зените. Пора перед Бурей-Матерью – самое жаркое время в годичном цикле. Работать в полях и садах становилось тяжело. Даже в тени и у прохладных ключей, бивших рядом с сараями, не было спасения от удушающего зноя. Ородон немного постоял на пороге, обнесённом живой изгородью виноградника. Смех детей доносился издалека, как и голос Тарсара. Между ягодных кустарников мелькали силуэты двух девочек. Они визжали, играя в догонялки. Неугомонные. Чуть посветлеет горизонт, а дочери уже на ногах и носятся по дому, гремя чашками, кружками и скрипя дверцами полок. Потом выбегают в сад, и их не видно до самой обедни, а то и до вечери.

Медленно пересекая просторный двор, Ородон не прекращал думать о детях. Его первенец – Тарсар – покинул Туарим сразу же после ритуала Йанри. Судьба увела его к учёным в Альрим. Волосы парня побелели, а глаза стали цвета ардийской стали – серые с металлическим отливом. Довольно скоро поступил в Мельмеринскую академию и сейчас, спустя двенадцать циклов, заканчивал её с отличием. Ородон улыбнулся и хмыкнул: ньин15 всегда любил мастерить, собирать, изучать… он с самого детства не замолкал ни на минуту, постоянно задавая кучу вопросов. Бесконечные «почему?» тогда злили Ородона, но сейчас он бы отдал всё на свете, чтобы снова слышать голос того, маленького Тарсара.

Ородон снял с гвоздя пояс и ножны, вынул обоюдоострый нож, достал с верхней полки точильный камень и начал править лезвие. Удар будет один – точный, быстрый. Юнимы очень агрессивны. Всегда чувствуют, что пришёл их конец, и нацеливают короткие острые рога прямо на своего убийцу. От воспоминаний пробудилась старая боль в бедре. Тогда, находясь целиком в своих мыслях после очередной ссоры с Даллой по поводу визитов к Турну, байсар замешкался и, открыв загон, не успел вовремя отскочить. Рог юнима проколол бедро насквозь. Крови было много. Он еле сумел уйти и позвать на помощь. Несколько осемий дочери хлопотали над ним, пытаясь поставить на ноги.

Отбросив плохие воспоминания, Ородон отправился в один из загонов. Он открыл дверцу, держа нож наготове. Животное проблеяло и отступило к дальней стене, взрыв копытом солому и склонив голову. Главное – не пропустить момент нападения. Ородон уверенно отступил в сторону, схватил выбежавшего юнима за рог и перебил хребет одним молниеносным ударом. Сегодня всё свершилось быстро, осталось только подвесить тушу на жерди и снять шкуру.

***

Ородон ополоснул руки в роднике и смыл кровь с ножа. Стряхнув желтоватые капли, он взял таз с потрохами и отправился к пролеску. Там выкинул внутренности юнима, чтобы полакомились падальщики, и вернулся обратно в дом. Утварь он вымыл тряпкой и повесил в сарае, перерезал верёвки, взвалил тушу юнима на плечи и пошёл в сад, где в центре чернел большой круг золы и хрупких углей. Ородон поставил жерди, насадил на толстый вертел будущий ужин и принялся разжигать костёр.

Когда всё было готово, он натёр тушу маслами и травами, сделал множество надрезов, достал из кармана маленький кристалл и положил его рядом с вертелом. Камешек тут же засиял, обволакивая непроницаемым полем и костёр, и тушу, Ородон раскопал утонувшие в пепле трубки, и из них повалил избыточный пар. Теперь можно не беспокоиться. К закату всё будет готово.

Войдя в дом, арай остановился, посмотрев на старшую дочь. Та сидела за столом, нервно потирая руки и буравя взглядом столешницу. Она не сразу обратила на него внимание, а когда подняла взгляд, вскочила, опрокинув громоздкую скамью.

– Я напугал тебя, – Ородон склонил голову и приложил широкую ладонь к груди. – Не ждал тебя раньше заката, Неури, – сказал, приблизившись к столу.

Он попросил дочь отойти, нагнулся и уверенно поставил скамью на место, придвинув ближе к столу. Неури поспешила заняться домашними делами. Неури начала нарезать овощи и измельчать травы для чая. Она заметно нервничала, каждое движение было резким и наполненным тревогой. Ородон подошёл к ней и, положив руки на плечи, почувствовал, как она дёрнулась. Едва не выронила большую металлическую кружку из рук.

– Ты дрожишь, ная16, – сказал он и поцеловал Неури в макушку.

Старшая дочь три цикла назад прошла инициацию и осталась туаримом, чему была несказанно рада вся семья. И вот… она уже женщина, которая скоро должна выйти замуж за местного торговца. Ородон знал, почему дочь так нервничает – вот-вот должен был состояться бой за право главенства. Она всегда была ответственной, а потому наверняка боялась того, что проиграет и покинет отчий дом.

– Осталось всего два лика, – прервала молчание Неури. – Оин17… а вдруг я не справлюсь и подведу тебя? Мне страшно от одной мысли об этом. – Она повернулась, и Ородон увидел полные страха и слёз глаза.

Конечно, ная всегда старалась скрыть всю гамму чувств – такая черта досталась ей от матери. Но даже если бы Далла была ардийкой, а не руат, и не передала эмоциональность по наследству, Ородон был уверен: дочь не смогла бы даже тогда спрятать страх за своё будущее.

– Садись, – он кивком указал Неури на скамью, – я сам всё сделаю.

Ородон быстро наполнил кружки кипятком, отчего по комнате разнёсся пряный аромат, поставил на стол тарелки с овощами, вяленым мясом и рыбой и сел напротив дочери. Немного помолчал, окинув взглядом её взволнованное лицо, а потом добродушно улыбнулся и, протянув руку, дотронулся до холодных пальцев Неури.

– Самое главное в твоей судьбе уже решилось, ная, – осторожно начал он, подбирая слова, надеясь её успокоить. Всякий раз, когда Ородон смотрел на повзрослевшую дочь, он видел её той маленькой девочкой, которой она запомнилась ему перед ритуалом помазания: милой ардийкой с золотыми глазами и тёмными волосами, с ямочками на щеках и беззаботным смехом. – Ты принадлежишь родному краю, являешься туаримом от кончиков волос до кончиков пальцев. Остальное лишь случай, не более. Твои умения высоки, я сам учил тебя. Мне ли не знать, что ты, Неури, можешь победить в неравной схватке самого байсара, а он намного сильнее простого торговца плодами и пряностями.

– Ты всегда мне поддавался, – сказала ардийка, искоса посмотрев с вызовом на отца, и ухмыльнулась. – Неужто скажешь, что стал бы драться в полную силу, не щадя родную кровь? – Она недоверчиво покачала головой.

– Пусть так, – произнёс твёрдо Ородон. – Но совершенно не важно, будешь ли ты вести хозяйство и растить детей, или же станешь главой семьи и отправишься на военный постой. Главное – у тебя будет свой дом, продолжение твоего рода. Ты продолжишь жить в Туариме, как бы то ни было. – Увидев, что Неури захотела возразить, он предупреждающе вскинул руку и улыбнулся. – Я уже горжусь тобой. У меня будут… внуки, – он едва вспомнил слово, которым называла Далла детей своих детей. – Большей радости и представить себе нельзя. Так что отринь страх и иди на ритуальное поле со светлой головой. Я знаю Харгара, он отличная пара для тебя.

– Ты правда так считаешь? – Неури подняла на него глаза и улыбнулась.

– Когда я поутру переступил порог дома и увидел его встающим с твоей постели после ритуала Дирлы, то не сразу смирился с тем, что ваши ауры едины. Но как бы тяжело мне не было отпускать тебя из этого дома, – он нарочито обвёл взглядом комнату, – ты выросла, и у тебя свой путь. Иди по нему смело, ты готова, – закончил он и встал. Поцеловал Неури в макушку и прошептал слова благословения. – Давай обедать, а то ещё немного, и чай остынет.

***

Первые звёзды уже зажглись на чернеющем небосводе, хотя закат только начал угасать, рыжими всполохами заходящего за горизонт Илсаяна окрашивая небо в удивительные цвета. Облака переняли на себя чудесные краски и медленно темнели, стыдливо краснея перед наступлением ночи. Заливисто пели ночные птицы, рассевшись на ветвях плодовых деревьев, ветер разносил их трели по всему саду.

Ородон вынес громоздкий стол и поставил его рядом с вертелом, от которого веяло дымом, теплом и приятным ароматом жареного мяса. За ужином собралась вся большая семья: старшая дочь со своим избранником сидели во главе стола – сегодня было их время. Младшие девочки весело смеялись и в предвкушении потирали ручки, не в силах дождаться сытного ужина и рассказов старшего брата. Тарсар улыбался, глядя на них и свою мать, сидевшую рядом с арай.

С благоговением оглядывая всех арди, Ородон крепче прижал к себе Даллу. Несмотря на то, что она осунулась, похудела, на лице появились глубокие морщины, а в волосах пестрела частая седина, он всё равно души в ней не чаял. Руат живут меньше, чем ардийцы, их тела хрупки и недолговечны, однако Ородон всякий раз мысленно благодарил Создателя за то, что позволил иррам прожить так долго и подарить ему четверых прекрасных детей: первенца Тарсара, уже такую взрослую Неури, непоседливую Коринию и беззаботную Хейланту. Большего счастья он и не желал. У него было всё, что нужно.

Колокольчики на входе в дом оповестили о приходе гостей. Отвлёкшись от своих мыслей, Ородон взглянул на Даллу и, встав, поспешил к двери на террасу.

На пороге стоял Турн. Он заметно раздобрел за то время, которое они не виделись. В глазах по-прежнему была грусть. Торай до сих пор горевал по своей иррам, хотя прошло уже столько циклов. Ородон тут же вспомнил того байсара, которого одолевали скорбь и гнев.

Погребальный костёр быстро разгорался, пожирая тело умершей и высвобождая душу из тлеющей плоти, замотанной в бежевый саван. В то время как все собравшиеся на поле, усыпанном чёрной золой, пали ниц и шептали отпевную молитву, чтобы помочь Ифии поскорее добраться до Грани и обрести покой, Турн твёрдо стоял на ногах и смотрел вперёд. Внезапно он развернулся и, что-то прорычав, направился в поселение. Незаметно ускользнув, Ородон помчался следом. Он несколько раз окрикнул Торай, но тот решительно шагал к дому, гневно сжав кулаки. Он проскочил в дом и оглушительно хлопнул дверью. Ородон остался стоять на пороге, не решаясь войти. Байсар, охваченный горем, опасен для всех. И, развернувшись на ступенях, арай решил уйти.