История одной тени

«Ты сам был таким», – пронеслось в мыслях насмешливое послание Киросы.

«Он не усвоил урок, Вахди», – подумал Турн скорбно.

«Усвоит, – настойчиво парировала она. – Как и все они».

Вздохнув и снова покачав головой, Турн приказал оставшимся воинам разойтись, а сам направился в храм. Илсаян поднимался всё выше, и нужно было помочь Ифии с приёмом гостей. Сегодня их будет много. Несмотря на заложенные правила, Турн редко их соблюдал. Его жена уже не так сильна, как прежде. В памяти тут же всплыл образ смуглой руат с обворожительной улыбкой и тонким станом. Она осчастливила Турна, подарила то, ради чего он готов был отдать жизнь. За это он благодарил не только иррам8, но и множество раз саму Киросу. И не перестанет благодарить, потому что именно Вахди Земли дала надежду и силы на новую жизнь, пусть и забрала магию.

Внутреннее убранство храма заставляло только смотреть по сторонам с благоговейной улыбкой. Могучие колонны, обвешанные кристаллами, держали стеклянный свод, по периметру волновались кругами несколько пространственных карманов. По стенам шла причудливая роспись древними рунами. Будь у него магия, Турн снова посмотрел бы на то, как старинные тексты вспыхивают разными оттенками коричневого. Он воспроизвёл в памяти этот момент, и последние тревоги за сегодняшнюю неудачу и рассеянность Вельгара улетучились, словно это место, как и прежде, лечило его, высасывало всё плохое, что успело накопиться.

Под своей величественной статуей в четыре роста арди стояла Кироса, кротко держа перед собой руки и сцепив тонкие серебряные пальцы. За этой кротостью пряталась великая сила и всё неистовство Длани Иллахима. Никому не стоило покупаться на вид молодой ардийки с рыжими косами до пояса и нежностью во взгляде карих глаз. Вахди в любой момент готова сменить лёгкий сарафан на доспехи, лишь щёлкнув пальцами.

Кироса добродушно улыбнулась и кивком поприветствовала Турна. Она ждала, пока он подойдёт, а когда Турн сделал это, положила ладони ему на плечи и заглянула в глаза. Не было сомнений, что она любила своего Торай, даже лишённого магии. То, как она смотрела, не могло не оставить след в туаримской душе. Ради этого взгляда хотелось свернуть горы. Но как бы прискорбно это ни звучало, Турн никогда бы не заменил образ Ифии образом Вахди, потому что семья для него важнее. И Кироса всегда понимала его. Как поняла и сейчас. Её руки обхватили виски Турна, наклонили голову, а сочные тёмные губы одарили лоб тёплым поцелуем, словно в благодарность на проявленное мужество и правильный выбор.

Она отпустила его из храма не только потому, что скоро начнётся обеденная молитва. Кироса всё понимала, как и полагается мудрому покровителю. Ко всем Вахди относилась так же, но Турн по-прежнему чувствовал себя особенным благодаря пристальному вниманию и неподдельной заботе. Кироса позволяла ему то, что было не позволено остальным туаримам: видеть мир её глазами, сохранять ментальный канал на подсознательном уровне, слышать речь на современном ардийском от Вахди и возможность говорить на древнем так же открыто, как это делали все Торай со своими покровителями. Он остался тем, кем был. Для всех. И для Киросы тоже.

Вернувшись в поселение Арту, Турн спешился и удивлённо осмотрелся. Во дворе стояло множество шатров, вокруг сновали и радостно переговаривались арди. Завидев хозяина дома, они улыбались, приветствовали взмахом руки, кивком, улыбкой или же поднятием стакана с мягким вином.

Ифия хлопотала на другом конце двора, ближе к стойлам с ашурами. Она пыталась закрепить верёвки на колышках, вбитых в землю вокруг шатра. И как только управилась с тридцатью другими? Казалось, что она вот-вот опустит руки, сотрёт запястьем крупную испарину со лба, сядет на траву и тихо зарыдает от своей беспомощности. Но, как и с Киросой, первое впечатление обманчиво.

Турн остановился, погладил широкобокую серую ашуру по шее, прочесав участок длинной вьющейся гривы, и стал наблюдать. Жена села на траву и выдохнула, но потом с новыми силами принялась натягивать верёвку и вскоре ей удалось закрепить петлю на колышке. Потом она дёрнула за маленький узелок и развернула рулон плотной ткани. Полотно с рунической вязью легло на верёвки и каркас шатра.

– Кажется, я говорил, чтобы ты дождалась меня, – громко сказал Турн вместо приветствия и улыбнулся.

Он подошёл ближе и отпустил поводья, чтобы ашура сама нашла дорогу в стойло. Кобыла побрела к своему крытому дому, по пути объедая края тропы и всхрапывая.

– Я не прогадала, – отозвалась Ифия. Она расправила подол сарафана и отряхнула его от налипших травинок и песка. – Гости приезжают с утра, стекаются со всего края. Если бы я дождалась тебя, то оставила бы арди без крова и отдыха. Туарим – свободный край, но даже это было бы чересчур, —она всплеснула руками и огляделась по сторонам.

Прыти у жены хватало, несмотря на слабость. Тёмный цвет кожи маскировал болезненную бледность, но от Турна ничего не укрывалось. Он знал Ифию лучше, чем самого себя, по крайней мере, так думал до сегодняшнего лика, когда она умудрилась поставить столько шатров и накормить гостей.

– Как ты избавилась от Даллы? – поинтересовался он, обняв свою любимую. – Сомневаюсь, что она так просто согласилась выпустить тебя из дома.

– Ей тоже есть чем заняться, – ответила Ифия, хитро щурясь. – Помимо Морана и Хейланты, у неё много забот. Даже рот открыть некогда. Она моя сиэ. А родственники знают слабые места друг друга. Так получилось, что когда Далла работает, она молчит.

– Да? Я запомню.

– Ородон тебе этого не простит.

– Ородону тоже будет чем заняться, – сказал Турн и обнял жену крепче.

***

К вечере было всё готово. Деревья в саду увешаны гирляндами из кристаллов, вокруг летали ночные светлячки, и медленно тускнели, взмывая ввысь, яркие искры. Холодало. Арди тянули ладони к танцующему огню, некоторые пели.

Песнь о рождении была красивой и приятной. Мелодичные голоса в унисон плавно произносили слова благодарности за новую жизнь, восхваляли Ифию и Турна Траваж, желали им здоровья и процветания, а Морану, их сыну, предвещали удачу и счастье. Родители сидели невдалеке, укутавшись в одно широкое вязаное одеяло. Они слушали эту песнь и улыбались. Оба очень устали за то время, пока готовились к встрече гостей. Но сейчас можно отдохнуть и принять поздравления. Ифия положила голову ему на плечо и потёрлась щекой. Турн с нежностью погладил её по загорелой руке и поцеловал в рыжую макушку, довольно улыбнувшись. Вот и свершилось: у него есть наследник. Ради возможности иметь ребёнка стоило отказаться от силы, от всего на свете.

– Рада приветствовать счастливых родителей, – раздался звонкий женский голос. Тон был надменным и непочтительным.

Арди постепенно замолчали, и песня сменилась недобрыми перешёптываниями. Все смотрели на среброкожую ардийку со светящейся на щеке татуировкой в виде морской волны. Она шла, словно пава – плыла медленно и величаво меж рядов простых смертных. Именно такими она их считала. С тех пор, как Турн в последний раз видел эту надменную лариимку, её мнение о народе нисколько не изменилось. Она показывала его всем своим существом даже сейчас, презрительно оглядывая свысока очередного ардийца, который не спешил уступать дорогу.

Турн кивнул и незаметным жестом приказал отойти, на что ардиец недовольно засопел, но всё же отступил. Торай из соседнего края никто перечить не стал, однако, судя по недовольным взглядам и витавшему вокруг напряжению, туаримы готовы были прямо сейчас броситься на Лавну.

– Благодарю, Лавна. – Турн кивнул удивлённой Ифии и встал, заботливо укрыв смуглое плечо жены одеялом. Он выпрямился и приосанился, демонстрируя свою воинскую стать. Она за долгие годичные циклы никуда не исчезла. Впрочем, как и отчаянная смелость. – Не думал, что когда-нибудь увижу тебя в своём доме, – громыхнул, опустив голову и посмотрев в синие глаза ардийке.

Губы тронула довольная улыбка – Торай Воды выглядела рядом с ним, простым магом, словно ребёнок, трепетавший перед арди, который на две головы выше и на целую дахану шире в плечах.

Турн видел во взгляде Лавны недовольство, даже неприкрытую злобу. И ещё шире улыбнулся: он даже теперь выглядел намного сильнее её.

– Что, даже в жилище не пригласишь? – язвительно спросила Лавна, откинув полы плаща и мотнув головой, отчего иссиня-чёрные волосы, затянутые в хвост на макушке, слабо колыхнулись. – Настолько отошёл от приличий, что даже совесть тебе не указ? Знала бы об этом Кироса, она бы не пощадила тебя.

– С чего ты взяла, что она не знает? – ухмыльнулся Турн.

– Ох, Турн… Ты играешь с опасной силой, – нравоучительно произнесла Лавна. – С богами играешь, с Вахди. Бросая вызов им, ты обрекаешь близких на муки.

Заявление прозвучало как угроза. И Турн её воспринял. Он напрягся, стиснул кулаки, отчего костяшки захрустели. Взгляд стал злым, ноздри вздулись, губы потемнели, сжавшись в полоску. Мгновение – и никакая магия не поможет Лавне. Её голова будет лежать отдельно от тела уже через фозу9.

– Мы благодарим за визит, Лавна, – вмешалась Ифия, встав с места. Она тронула мужа за локоть и подошла вплотную, прильнув к нему. Ростом она была даже ниже Торай Воды на полголовы, однако смелости в ней не меньше, чем в самом Турне. – Но принять тебя нам не велит честь. Ты гостья, но ведёшь себя, словно безумный алака. Устыдись.

За дерзостью Ифии последовали язвительные смешки арди. Турн обвёл взглядом гостей и недобро сощурился, и все моментально замолкли. Он одёрнул жилет, скользнул пальцами по яшмовым длинным пуговицам и кашлянул пару раз в кулак.

– Пройдём в дом, Лавна, – бросил он недовольно. – Я приму тебя, как и велит обычай… – И пошёл с Торай Воды к крыльцу.

Он провёл положенный ритуал в полной тишине: снял сапоги с ног Лавны, омыл стопы розовой водой из лепестков луноликой ваны и устелил свою кровать для неё. Сам уже принял решение поспать в одном из шатров – он предназначался для его молочной матери, но она сильно захворала и не прибыла на праздник.

Ифия последовала примеру иррам: решила благоразумно смолчать. Просто уставила стол яствами и напитками и села. Держалась она плохо – почти не скрывала неприязни к Торай. А когда та бросала взгляды на колыбель, то и вовсе скрипела зубами от вскипавшей в груди ненависти.

Лавна встала со скамьи. Ифия дёрнулась и поспешила подняться следом, но Турн предостерегающе взял её за запястье и усадил обратно. Сам же смотрел на то, как Лавна медленно двигается по направлению к колыбели, и мысленно отругал себя, что не удержал Даллу от похода в храм для молитвы. Нужно было приковать её к колыбели цепями, тогда бы она и близко не подпустила Торай Воды к ребёнку.

Лавна откинула полу плаща, расстегнула карман на жилете и достала белый цветок с нежными лепестками. Турн вздрогнул. Кармильная румия… Растение, пропитанное древней магией для выявления зла в ардийской душе.

Глава семьи разозлился не на шутку. И сейчас даже Ифия не могла бы его успокоить. Она схватила его за руку, но он с лёгкостью вырвался из цепких пальцев и, едва не перевернув стол, быстро подошёл к колыбели. Оторвать голову Торай Воды сейчас было самым лучшим решением. Турн не слышал предостерегающего оклика иррам. Он вообще ничего не слышал, потому что слух заглушил стук собственного сердца.

– Не смей! – он схватил Лавну за горло. Она всхлипнула. Ноги её медленно поднимались от пола – сила байсара огромна, и такую хлипкую ардийку он без труда одной рукой поднимет и придушит.

Предательство веры – вот что он совершал. Татуировка на щеке Торай Воды засветилась. В бессилии царапая его руку, она шевелила губами. Запахло паленым. Запястье пронзила боль, магия прожигала плоть и кожу. Но Турн лишь сильнее сжал пальцы.

Его оттаскивали восемь арди. Он не сразу почувствовал их хватку. Смотрел, как угасает жизнь в глазах Лавны. Постепенно сознание прояснилось, и наполненный тревогой и слезами голос Ифии пробился сквозь завесу рассеивавшейся глухоты.

Турн отпустил Торай и позволил гостям отвести его в противоположный угол. Он даже не сопротивлялся, лишь молча сверлил взглядом кашлявшую и хрипевшую Лавну, которая пыталась встать с дощатого пола.

– С тебя станется, Турн, – прохрипела она, не убирая пальцев от горла. – Провидец не смолчал. Я явилась сюда по его воле, он оповестил о рождении ребёнка Симеокова рода. Мальчик унаследовал его силу, и то, что ты вопреки правилам решил прервать мою жизнь, защищая его от уготованной участи – смерти… – Она озлобленно посмотрела сначала на Ифию, а затем на Турна, и закончила: – … говорит о том, что ты знаешь о его будущей силе! Как только румия почернеет, я снесу тебе голову!

С этими словами она нагнулась и подняла цветок нежно белого цвета с золотистым стеблем и листьями и положила его в колыбель рядом с младенцем.

– Откройся таинству цветка и покорись своей природе. Яви мне силу Тёмного, – прошептала она, коснувшись ладонями бортика и подавшись вперёд. Время словно замерло. Лавна потянулась за клинком на поясе.

Турн рванулся, но его удержали. Он кричал, умолял, пытался освободиться, но ничего не мог сделать.

– Он не Симеокова рода! Сжалься! Он лишь младенец! Я его отец, а Ифия – мать ему! Нет в нас крови Падшего и не было! Око ошиблось! Не гневи Вахди, уймись!

– Провидец безгрешен и глас его неумолим, – бесчувственно сказала Лавна.

Турн взвыл от безысходности. Это его первенец, и уже сегодня он может погибнуть от слепой веры Торай. Стоявшая рядом Ифия безвольно упала на пол. Её попытались привести в чувство, но она не шевелилась. Лицо её побледнело. Он рванулся к своей иррам, но и коснуться её Турну не позволили – продолжали держать.

– Провидец не мог ошибиться! – внезапно Лавна закричала и заметалась по комнате. – Он никогда не лжёт!

Она вернулась к колыбели, перехватила кинжал в другую руку и занесла её над ребёнком. С бешеным криком ярости Торай опустила оружие, но острие не успело коснуться нежной бежево-серебристой кожи.

Лавну схватили и выбили клинок. Она кричала как обезумевшая, пыталась добраться до ребёнка, но её оттаскивали к двери. Гость почитаем и уважаем в доме, но, если он собирается совершить убийство – превращается во врага. Этого жители допустить не могли.

Турн сидел на полу, обняв и прижав к себе ослабшую иррам жену. Теперь не было рук арди на его плечах, никто не удерживал его. Ифия размеренно и тихо дышала, постепенно возвращаясь в сознание. Как только её глаза открылись, слёзы скорби потекли по щекам, и она вцепилась в жилет Турна.

– Успокойся, уйми свой плач, иррам, – Турн гладил её по рыжим волосам, но она не могла успокоиться.

Младенческий крик и покачивание колыбели заставили её нутро встрепенуться. Она попыталась встать, но не смогла. Простонав и прижав ладони к вискам, Ифия взмолилась и возблагодарила Киросу за спасение ребёнка.

– Отныне и впредь тебе не рады в Туариме! – громыхнул Турн, посмотрев на Торай Воды. – Весть о твоём святотатстве в этом доме разлетится по всему краю! Ты – нежеланный гость даже в храме Земли! Уж я позабочусь.

– Это не тебе решать, немощный алака! – разъярилась Лавна. – Ты больше не Торай! Ты больше не Её маг! Ты – никчёмный земледелец! Вы все…

Несколько ударов по лицу крепкими кулаками байсаров заставили Лавну сжаться и закричать. Турн был не рад тому, что в его жилище устроили расправу над высшим магом. Но как-то же нужно закрыть рот непокорной ардийке, чтобы она не смела больше поносить жителей Туарима.

Внезапно дверь дома распахнулась с такой силой, что треснула и покосилась. Все арди мигом отступили к стенам, вжавшись в них подобно трусливым детенышам каарши – местной дикой собаки. Турн и сам обнял крепче иррам. Сейчас он видел тех, кому весь Ардос обязан процветанием и миром – двух Вахди.

Лавна скорчилась от мучений, рухнула на пол, выгнулась и задёргалась в судорогах, из её тела выплывала дымка, плавно двигаясь по направлению к Ладии, Вахди Воды, которая замерла на пороге, вытянув раскрытую ладонь вперёд. Её лицо слабо светилось, а надписи на древнем языке просвечивали под тонким голубым платьем. Синие глаза наливались праведным гневом под густыми чёрными бровями. В тёмно-синих замелькали перламутровые линии первородной магии.

Кироса тоже стояла рядом. Она бросила вопросительный взгляд на Турна.

«Ты цел, Турн? Твоя рука… Она требует лечения?» – прозвучал в мыслях тревожный голос Вахди. Молча склонив голову, Турн дал понять, что с ним всё хорошо. Кироса улыбнулась. И стоило ей сделать первый шаг, на подоле сарафана появился и исчез рисунок растрескавшейся тверди. В волосах землистого цвета, собранных в две косы по бокам, мелькнули яркие светло-коричневые пряди, а потом исчезли. Радужка глаз потемнела, став почти чёрной.

Она подошла к Турну и Ифии и присела на корточки. Ифия бросила напряжённый взгляд на мужа. Он положил ладони на её плечи, давая понять, что не стоит бояться. Если и явилась Кироса в дом, то не затем, чтобы наказать свой народ. Но на лице иррам всё равно мелькнула тень тревоги. Турн понимал её опасения, но сам не боялся нисколько.

Кироса прикоснулась к голове Ифии. Та прикрыла глаза и облегчённо выдохнула. Турн наблюдал, как целительная магия Вахди перетекает в тело его жены. Всё время Кироса улыбалась, и эта улыбка была по-матерински нежной, заботливой и любящей. Когда лечение закончилось, Кироса поднялась и направилась к колыбели.

«Я позабочусь о нём, Турн, – вновь мысленно успокоила она. – Мы все о нём позаботимся».

Турн закрыл глаза и улыбнулся. Сейчас можно дать волю слезам. Покровительство Вахди над ребёнком – это великая честь, которой за множество годичных циклов не удостаивался никто. Если уж сама Кироса возжелала стать кровницей, то первенца ждёт великая судьба.

Ладия взмахнула рукой, развернулась и направилась к выходу. Лавна хрипло выдохнула и попыталась подняться. Лицо её посерело, и весь вид говорил о том, что из неё едва не выдрали душу вместе с костями. Она шептала сорванным голосом слова мольбы и протягивала руки к Турну. Но тот лишь отрицательно покачал головой. Он помогать не станет.

Торай Воды растворилась в сотворённой дымке перемещения. Она не сама её создала – Ладия постаралась. Её забрали в край Воды, Лариим, для продолжения беседы, которая – Турн уверен – будет весьма неприятной и болезненной.

Кироса ушла последней. Она коснулась пальцами развороченной двери, и та стала восстанавливаться. Сошлись и исчезли трещины, выпрямились погнутые петли. Вахди обернулась, скользнула любящим взглядом по Турну и Ифии и прикрыла дверь.

А румия продолжала лежать в колыбели. Внешне она сияла невинной белизной. Нежные лепестки теребил прохладный ночной ветерок, который залетал в открытые ставни. Но внутри… чернота выжгла сердцевину цветка – лишь пепел остался от скрученных лепестков.

Пусть душа у Морана действительно была чистой, но вот его сердце10…

Глава 2. Не бывает дыма без огня

Турн поднялся рано. Илсаян только окрашивал небосвод в алый, но уже не спалось. Несколько ликов минуло с той поры, как в доме развернулась настоящая битва, едва не окончившись трагедией. Он подошёл к окну и распахнул ставни шире, позволив утреннему ветерку принести в комнату свежесть. Поселение Арту ещё не пробудилось, хотя живность уже заметалась в загонах. Скотина и птица чувствовали приход нового лика.

Вдохнув полной грудью прохладный воздух, арди прикрыл глаза и несколько мгновений стоял, опёршись о широкий деревянный подоконник. Он вспомнил, как строил этот дом, неторопливо скользнул ладонью по полированной поверхности, повторил пальцем линии узора древесины и окинул взглядом внушительный проём со ставнями на литых петлях.

Участок достался ему в дар от самой Киросы. Она благосклонна к своим магам и ко всем арди, поэтому народ в Арту, да и во всём крае Земли, ни в чём не нуждался. Закладывая первый камень в почву, которая ещё не совсем оттаяла после коротких, но сильных холодов, Турн уже тогда думал о том, как будет жить здесь с семьёй. Фундамент он отлил быстро, работал день и ночь. А бревенчатые стены ему помогали возводить соседи. Мужчины укрепили сруб, сделали крышу, застелили чердак соломой, вырыли рядом подвал и установили опоры: работа спорилась под песни, которые, сидя рядышком на пеньках, напевали женщины.

– Красною румяною зарёй стыдливо небо возвещало о приходе радостного лика. Спорится работа, брёвнышко за брёвнышком, от коры свободных тесной. Ссохнется, окрепнет каждая стена под ликом Илсаяна… – Турн не сразу заметил, что стал напевать всплывшие в памяти слова.

Он замолчал и обернулся, посмотрев на массивную кровать, устеленную простынями густо-коричневого цвета. Его пение не разбудило Ифию – она по-прежнему крепко спала, однако Турн несколько минут внимательно вглядывался в ее лицо. Бывало, что жена исподволь наблюдала за ним, особенно, если он рано вставал. Но сейчас её глаза закрыты, даже не подрагивали светлые ресницы.

Турн принялся медленно одеваться. Он натянул штаны с короткими – до колена – брючинами, застегнул коричневый жилет, как всегда скользнув напоследок пальцами по яшмовым пуговицам, всунул стопы в открытые сандалии и тихо, насколько это возможно для байсара ростом в четыре с небольшим миралы11, выскользнул из почивальни в главную комнату.

Далла привалилась к стене в дальнем углу и, положив руку на бортик колыбели, дремала, сидя на лавке. Кровница всю ночь успокаивала Морана – лишь пять иларов назад он угомонился, позволив всем отдохнуть – и сама уснула прямо тут, видимо, боясь, что дитя вновь проснётся, почувствовав, что его оставили в одиночестве в огромной комнате.

Ардиец на цыпочках прошёл к столу, налил в кипятник с носиком ковш воды и повесил на жерди прямо над пылавшим камином. Он отправился к полкам, чтобы приготовить себе цветочного чая, но задел ногой древко громоздкого ухвата, отчего тот с грохотом упал на пол и, пару раз отскочив, перевернулся. «Неуклюжий алака! – отругал себя Турн. Он замер, как рынь12, паскудно жрущая зерно в амбаре. – Сорок годичных циклов на военном постое ничему тебя не научили, байсар!» – продолжал злиться он.

Малыш не издал ни единого звука. Только колыбель начала плавно раскачиваться от его слабых движений и раздалось шуршание ткани вперемешку с глубоким вдохом кровницы – Далла проснулась.

– Мм-м-м… – она потянулась и зевнула, разлепила веки и уставилась на него сонным взглядом. – Светлого дня, Турн, долго я спала?

– Если ты никуда не отлучалась с ночи, то, почитай, пять иларов.

Далла прикрыла глаза и покачала головой, несколько раз зевнув. Она медленно поднялась со скамьи, расправила примятый подол сарафана, разгладив складки, и развернула широкие лямки. Кровница на миг потеряла равновесие и ухватилась за бортик колыбели, отчего та сильно качнулась. Звон маленьких погремушек, подвешенных над младенцем, едва уловимо пронёсся по комнате.

– Ты не здорова? – с беспокойством поинтересовался Турн. Он напрягся, готовый тут же броситься Далле на помощь. Её бледность вызывала у него сильную тревогу.

– Моя спина этого не выдержит, – поморщилась кровница и приложила ладонь к пояснице. Немного размялась, покачавшись из стороны в сторону, и снова зевнула.

«Да уж, сидеть на скамье столько иларов в одной позе – такого никому не пожелаешь!» – Турн кивнул своим мыслям. Он вспомнил, как в далёкой молодости, когда был ещё совсем юным туаримом, его наставник жёстко тренировал байсаров. Отбрасывая от своего разума назойливые наставления сурового учителя, все его взгляды, ругань и тяжесть кулака, которую даже сейчас, через столько годичных циклов помнил ардиец, он выудил из памяти занятия по стойкости. Тогда нужно было выдерживать несколько ликов сидения на одном месте, равно как и стояния, лежания и зависания в воздухе. Последнее давалось Турну тяжелее всего. Он обладал сильной магией, но даже её не хватало на то, чтобы уметь сохранять постоянный приток магии в ноги и спину и держать себя в нуне13 над землёй.

– Разделишь со мной утреннюю трапезу? – после недолгих раздумий предложил арди.

– С радостью, – улыбчиво ответила кровница, подошла к столу и села.

Во всей Ардии не сыскать более непокорного народа, чем туаримы. Они отступают от правил всегда, почти каждый лик, словно специально с малых лет взращивают в груди бунтарство. По законам и правилам Далла, как кровница, обязана заботиться не только о малыше, но и о его родителях. Однако Турн всегда всё делал сам, когда представлялась возможность. И сейчас решил тоже накрыть на стол собственными руками.

Далла сидела молча, дожидаясь, когда глава семьи приготовит травяной чай, залив сушёные листья кипятком, нарежет сваренные яйца и свежие овощи. Арди постоянно следил за кровницей – она бросала на него колкие недовольные взгляды, однако молчала. И правильно: объяснять ей в который раз, что приличиям здесь не место, Турн за сто два цикла устал – именно столько он знал сиэ Ифии. И именно столько пытался втолковать ей, что Туарим – свободный от жёстких устоев край.