Полная версия
Аватарки любви
Именно донецкие эссе – своего рода ответ на вопрос, зачем опубликован этот сборник. Наши эссе – это наш призыв, несмотря на сложные времена, невзирая на невзгоды в собственной жизни, проявлять интерес к людям. Интерес, благодаря которому появляется внимание, участие, доброта, сопереживание, стремление помочь и защитить – то самое наше родное знаменитое чувство локтя.
РИТА: свадьба без жениха, семья ради партбилета, счастье по окрику
Сентябрь 1939 года. Стояла махровая жара, и даже холодный квасок не освежал души. В уральском селе готовились играть свадьбу. После освободительного похода по присоединению Западной Украины и Белоруссии (4-й раздел Польши в трактовке западных историков) должен был приехать в отпуск молодой командир Николай Евграфов, сын уважаемых родителей.
– Телеграмма, – постучалась запыхавшаяся почтальонша.
– Дай сюда, – взял телеграмму отец Риты, – от кого бы это?
Он быстро прочел, желваки на лице заиграли.
– Ты что молчишь? – заволновалась Рита.
– От Николая, – медленно молвил отец. – Зовет тебя к себе. Сам приехать не может.
– Это как? Без записи? – вскрикнула мать.
На дворе стало тихо.
– Значит, делаем так, – твердо сказал отец. – Свадьбу сыграем. Цыц, молчите, слушайте. Всё село позовем в свидетели.
– Да как же без жениха?!
– А вот так.
И гуляло село, и сидела во главе стола невеста. А на спинке стула рядом с ней красовался цивильный пиджак жениха со всеми досаафовскими значками. Телеграмма была зачитана вместо первого тоста. А как же?
И поехала Рита к жениху. Там записались. Родился сын. Через очень непродолжительное время Рита поняла, что готова на позор, но не на долгую и «счастливую» жизнь с мужем-тираном и с началом войны вернулась в родное село. В письме написала, что просит развод, сына воспитает, образование медички не даст пропасть с голода. Муж сделал вид, что письма не получил и всю войну присылал Рите свой денежный аттестат.
Николай горел в четырех танках, вернулся коммунистом, весь в наградах. Когда он переступил порог, Рита молча вынесла потертый чемодан, поставила на стол и раскрыла его. Чемодан был доверху набит деньгами.
– Пересчитывать будешь?
Николай, помолчав, сказал.
– Мне твоя дурь не внове. Могла бы сына по-людски кормить и одевать.
Рита попыталась вставить слово.
– Молчи. Я принял предложение стать секретарем райкома партии по идеологии, мне развод ни к чему. Не дам развода.
И Рита покорилась в тоскливом ожидании мужниных распоряжений ее жизнью.
Бежит она как-то с работы, а посреди двора стоит чемодан шикарный. А чуть поодаль маячит красотка во всем трофейном.
– Вы к кому? – спрашивает доброжелательно Рита.
– К мужу. Я жена Николая. А вы кто? – так же доброжелательно спрашивает гостья.
– Какого Николая? – тупо переспрашивает Рита.
– Евграфова.
В ушах Риты зашумело.
– Ну что же, ждите. Он скоро придет с работы.
Николай пришел поздно, долго разувался в сенях, вошел и остановился. За столом сидела улыбающаяся гостья.
– Ну, вот и я.
– Вижу.
Рита молча подала на стол. После ужина направились спать: гостья легла у стены, Николай посредине кровати, а с краю примостилась Рита. Было тесно и жарко. Все молчали. Наконец, Николай молвил:
– Уезжай. У нас сын, а за аморалку без партбилета остаться недолго.
Гостья, ни слова не говоря, отвернулась к стене, и утром уехала.
В тот же день в гости из Ленинграда по пути к родителям заехал брат Николая, молодой офицер. Костюм на нем был шикарный, габардиновый – все же на родину ехал, принарядился. Николаю костюм понравился.
– Отдай его мне, я все же секретарь райкома.
– А я как же? – растерялся брат.
– Я старший, мне нужнее.
Возражать старшему по сельским правилам было не принято, и младший лишился единственного приличного костюма.
Постепенно Рита превратилась в механический инструмент исполнения желаний мужа. Не нравятся девушки сыновей (их стало трое) – гнать.
– Да как же, она беременная!
– Ты медичка, знаешь, что делать…
И она трижды делала. Девчонки пытались сопротивляться, но длань Николая была тяжелой. Он тоже превратился. В организм по получению высоких урожаев для района и страны. Даже письма к брату начинались одинаково: «Урожай зерновых у нас в этом году высокий».
Шли годы, Рита слабела, но служила.
В очередной отпуск они приехали в Ленинград. Жена брата расстаралась, приготовила праздничный обед. На первое был густой рассольник. Хозяйка налила Николаю, стала наливать Рите. Николай строго глянул на нее:
– Она не хочет.
Родственница растерялась.
Николай быстро съел жидкое, а гущу подвинул Рите:
– Доедай.
Рита молча заработала ложкой. Дальнейший обед прошел в мертвой тишине.
Простившись, Николай неспешно пошел к выходу. Тяжеленный чемодан потащила Рита.
Так и жила она, счастливая жена районного начальника и счастливая мать троих сыновей. Правда, старший уехал из дома в 17 лет и не давал о себе знать лет двадцать, средний после службы в армии остался в Забайкалье. Ну, а младший чудил по полной программе в родном селе. И грозного отца не боялся. Материнская отрада.
КАТЯ: жених подарил ей на юбилей смс о рождении у него сына
Они сидели в популярном московской кафе яркой интересной компанией, на которую многие, если не все, обращали внимания – Катя и четыре ее гостьи. Глядя на них как бы со стороны, Екатерина, только что получившая третье по счету третье образование – психолога, вспомнила фразу Эриха Фромма: «Первая потребность человека, будь то прокажённый или каторжник, отверженный или недужный, – обрести товарища по судьбе. Жаждая утолить это чувство, человек расточает все свои силы, всё своё могущество, весь пыл души». Они все пятеро, так случилось, были хоть не каторжниками и не отверженными (впрочем, как посмотреть), являлись товарищами по судьбе. Все пятеро – с успешной карьерой, все достигли топовых позиций в своих сферах, что давало им возможность покупать квартиры и машины, путешествовать по миру, иметь дорогостоящие хобби и так далее. А еще товарищами по судьбе их делало одно обстоятельство, которое, если смотреть на жизнь прямолинейно, вряд ли позволяло назвать их счастливыми и даже успешными – все пятеро к 33 годам не имели ни мужей, ни детей.
Здесь Катя прервала свое погружение в первую часть цитаты Фромма и с удовлетворением про себя отметила, что вторая ее часть – это, к счастью, точно не про них. Им для обретения товарищей по судьбе не пришлось расточать все свои силы и пыл души. Просто так счастливо сложились обстоятельства: они росли в одном дворе, ходили в одну и ту же школу, играли с детства в большой теннис. Катя понимала, что даже если у нее есть претензии к судьбе, она должна быть ей очень благодарна за квартет своих лучших подруг.
– Катюша, ты опять ушла в себя решать глубокие внутренние проблемы, как и положено новоиспеченному психологу. Выходи из себя, скорей к нам. У нашей Светочки родился спич, – прямо в ухо пропела ей Галка.
– Выйти из себя – не самое лучшее предложение, – отшутилась Катя.
– Девочки, вы опять затеяли игру слов. А я хочу о серьезном, – перебила ее Светлана.
– Катюша, помнишь, – настойчиво продолжила подруга, – мы познакомились с тобой, когда нам было по шесть лет: наши мамы, как по команде, выходили на детскую площадку одновременно. Я тогда еще неважно читала, а ты была завзятым книгочеем. И как-то, когда твоя мама пригласила нас в гости, ты мне читала «Руслана и Людмилу», а потом сказала, что самая твоя любимая книжка – сказка «Золушка». Так вот, Катюша, ты добрая, красивая, умная, как эта самая Золушка, и ты обязательно встретишь своего Руслана. Да, именно Руслана, потому что принцы – люди малопонятные, они – скорее, символ надежды на счастье. А Руслан – он более реальный, он верный, надежный, честный…
Звучало сентиментально, и Катя попробовала отшутиться:
– Ну, да, я Золушка в допринцевый период. Пашу, как будто надо мной довлеет злая мачеха, а еще животных люблю…
– Лучше бы мужиков… Сколько можно тратить времени, сил и денег на вонючих кошечек и собачек, – не удержалась от комментария темпераментная Галка.
Подруги дружно на нее зашикали. Не все они разделяли страстность, с которой Катя предавалась помощи приюту для бездомных животных: вела блог, пристраивая их в хорошие руки, покупала для бедолаг горы корма и прочих животных радостей, выгуливала, чистила клетки…Казалось, это занимало все ее свободное от основной работы – главного редактора авторитетного медицинского издания – время. Но это был ее выбор, ее рефлексия, так что – без комментариев, но попробуй объяснить что-то подобное Галке!..
Хотя и она, и все они были благодарны Катя за эту встречу, за то, что ради них она вот уже который год отменяет черный день календаря – 15 августа, свою днюху по паспорту. Есть шутка о том, что женщина действительно странное создание: у нее есть дата рождения, но нет года рождения. У Кати все было наоборот. И девушки хорошо знали причину, по которой их подруга не любила свой официальный день рождения.
Ей тогда исполнилось 25, день рождения пришелся на субботу. Вечером ее ждала вечеринка с друзьями, а в обед родители предложили сходить вместе в любимый ресторанчик, чтобы отметить событие камерно, по-семейному. Катя была привязана к своим родителям, безмерно гордилась папой, выдающимся горным инженером со всеми вытекающими отсюда званиями и регалиями, обожала маму, известного детского врача, к которой как к последней надежде бежали тысячи испуганных московских маменек. Единственной дочке всегда была приятна их компания. Но в тот нехороший день рождения к их троице присоединился Катин бой-френд. Егор был давно знаком с родителями, часто заходил к ней домой, да и вообще числился в женихах – активно оговаривалась дата свадьбы. Так что почему бы и нет…
Они сидели в уютном вкусном ресторанчике, болтая о том о сем. Егор наперегонки с отцом говорил тосты с разными эпитетами в превосходной степени в адрес Кати. Потом он вышел на улицу придаться вредной привычке – покурить. Тогда в ресторанах это делать еще можно было, но он решил отличиться жестом вежливости по отношению к сплошь некурящему семейству. Буквально через пару минут на экране оставленного им на столе смартфона высветилась смс от «Шефа». Катя не имела привычки шариться в телефоне своего друга, но тут были особые обстоятельства: Егор ушел, а сообщение от шефа было, скорее всего, по работе. Словом, она, ни минуты не задумываясь, открыла смс. И увидела следующий текст: «Любимый, поздравляю тебя с рождением нашего сына. Десять минут назад». Далее – рост, вес и поцелуйчики.
Катя под взглядами ничего не понимающих родителей выскочила из ресторана, промчалась мимо Егора, на ходу сунув ему в руки телефон, и побежала куда глаза глядят. Бежала долго – час, два, словно надеясь, что резкий летний ветер сметет с нее ложь, грязь, мерзость…
Когда Катя вернулась домой, родители ее не стали ни о чем спрашивать. Она отменила вечеринку и ближе к полуночи вышла из своей комнаты на кухню, где непривычно тихие родители делали вид, что пьют чай. Она без единой слезинки сухо и фактологично изложила суть событий, а потом спросила маму:
– Ты ведь такая опытная взрослая женщина. Помнишь, я тебе говорила, что с Егором что-то не так, что у него, по моим ощущениям, кто-то есть?
– Помню и помню, что я тебе ответила. Для тебя не было секретом, что Егор по целому ряду причин мне изначально не нравился, тем не менее, я сказала, что, на мой взгляд, он не способен к системному долговременному вранью.
Мама хотела сказать еще что-то, но тут папа с его нордическим характером неожиданно стукнул по столу кулаком:
– Вы долго еще будете болтать о мерзавце, который рассиживал в ресторане в то время, когда нормальный мужчина должен стоять под окнами роддома? Причем рассиживал с семьей другой женщины. Матери его ребенка можно только посочувствовать. А за тебя, Катерина, порадоваться, что ты не влипла в скверную историю.
Егор еще некоторое время через всех общих знакомых клялся Кате в вечной любви, пытался объяснить ситуацию, обрывал ее домашний телефон, пока не нарвался на папу, который был краток: «Еще раз позвонишь – пристрелю».
С тех пор прошло уже восемь лет. Катерина, молодая, ухоженная, красивая женщина, конечно же, пользовалась успехом у мужчин. Но с одними она расставалась сама, не любя и не веря, другие уходили от нее, устав от ее закрытости и не нежности. Зато в ее жизни было много всего остального, даже бездомные собаки имелись.
– Так говоришь, Светик, ждать Руслана? Я не знаю, как тебе удается иногда экстрасенсорить, но я три недели назад познакомилась с Русланом… По-моему, он именно такой, как ты описала, – верный, надежный, честный… И очень-очень симпатичный.
СВЕТЛАНА: беженцам из Нагорного Карабаха потребовалась ее помощь
«Ну, начало помощи братскому армянскому народу положено», – подумала Светлана, заходя в свою квартиру. Физическая усталость после сегодняшнего таскания собранных нею тюков помощи бежавшим из Карабаха, где идет, по сути, война, была ничто по сравнению с психологическим прессингом, которому она подвергалась два последних дня.
Все началось с размещения поста о помощи армянским беженцам из Карабаха в группе ее микрорайона в соцсети. Света разместила его после звонка своей подруги Гаяне. Совершенно аполитичная, Светлана все-таки знала о начале острой фазы армяно-азербайджанского конфликта, как и то, что он тлеет уже десятилетиями. В новостных интернет-лентах читала то сообщение армянской стороны о освобождении таких-то и таких-то сел, то азербайджанские реляции о взятии все тех же сел. Воспринималось все это на уровне абстрактного «до чего ж неправильно и нехорошо». А потом раздался звонок Гаяне.
Московская армянка, она, по традиции, со всей семьей в сентябре ездила в отпуск в Ереван. За два дня до их возвращения в Москву разгорелась горячая фаза армяно-азербайджанского конфликта, и вся семья не могла не остаться на малой родине, не помочь ей в трудную минуту.
Светлана пропускала мимо ушей горячие эскапады Гаяне о гнусности азербайджанской политики, власть которой к тому же трусливо прикрывается крепкой турецкой спиной. Во-первых, потому что знакома и с другим мнением о том, кто и как спровоцировал конфликт – но Гаяне была горячей сторонницей молодого армянского президента. Во-вторых, при всей своей аполитичности Светлана четко понимала: подобные конфликты – следствие неразумных политических игрищ, в результате которых страдают обыкновенные люди, ни с кем и ни во что не собиравшиеся играть…
Ровно сквозь эти ее мысли пробились слова Гаяне:
– Светик, ты понимаешь, в Ереване, как и по всей Армении, уже полно беженцев. Но тут, в столице, мы как-то справляемся, а в наших бедных селах, куда к родне тоже подались карабахские беженцы, – там жуть. Не хватает самого элементарного!.. Ты же понимаешь: от войны бегут налегке. Мои сотрудники в Москве собирают помощь, ты тоже присоединяйся, пожалуйста…
И Светик присоединилась. Чтобы привлечь к сбору гуманитарной помощи как можно больше людей, она разместила пост в группе своего микрорайона в соцсети. Ей показалось такое решение очень разумным: на этой московской территории проживало немало армян.
Ей и в голову не могло прийти, что она в результате окажется в центре виртуального скандала на почве межнациональных отношений. Она достаточно спокойно отнеслась к обвинениям в мошенничестве в свой адрес:
– Админам паблика… Очередной провал! Включайте голову, когда публикуете такие откровенные мошеннические посты.
– Давай, девушка, уж сразу номер своей карты.
Светлана пыталась отвечать корректно и по существу. Но после ироничного поста «Света Горская – армянка?» коротко написала: «Кто поможет, тот поможет. Я думаю, что мне уже нет смысла реагировать на все это».
Кто-то пытался ее утешить:
– На самом деле ситуация с мошенниками, пользующимися такими инфоповодами, достаточно частая. И именно на веру у них расчет. Вы с теми, кто к вам обратился, знакомы или просто верите?
Ну, про интернет-мошенников она знала и без этого поста: сама парочку раз становилась по доброте душевной их жертвой. Поэтому и не особо реагировала на выпады в свой адрес. В словесной толчее ее возмущало другое – околополитические выпады в ответ на банальную человеческую просьбу: помочь людям. Как вам такое:
– Армяне – народ, который всегда плакать будет. Вы видели где-то пост с мольбой о помощи из Азербайджана?
– В Армении сейчас власть проевропейская, пусть там и шуршат.
– В Штатах армян живет больше, чем в России. Отсюда вывод…
– Варитесь сами в своей каше. Просите у ЕС и Штатов.
– В Воронеже жуткие пожары. Люди остаются без всего. Но почему-то нашим русским людям мы не спешим помочь…
Но более всего ее разозлила реакция сытых московских армян. Один со своего столичного дивана написал, что в зоне боевых действий практически нет мирных жителей, они там не живут. Другой, очевидно, повышено горделивый, заявил, что в Армении есть все и для всех, а это чисто русский развод, а если судить по фамилии автора поста, то не очень и русский. Третий… Дополнительной публичности такой бред предавать просто стыдно.
Светлане, точнее, Светлане Юрьевне, двадцатипятилетней учительнице младших классов, обожавшей своих второклассников, периодически на ум приходил один и тот же вопрос: «Ну, как из сообразительных, добрых, симпатичных детишек со временем получаются такие тупые, бездушные, отвратительные взрослые?». Не все и не всегда, конечно. Вот и в группе микрорайона нашлось немало тех, которые, не вдаваясь ни в какие дискуссии, спрашивали, где и когда собирают вещи. С ними Света сегодня и провела полдня, доставляя объемные пакеты в салоны красоты созданной Гаяне бьюти-сети.
Она познакомилась со своей армянской подругой в одном из подмосковных детских домов, куда регулярно ездила в качестве волонтера – учить малышей своему самому любимому занятию – рисовать. Гаяне, как выяснилось, тоже ездила туда практически еженедельно на машине, доверху груженной всяческими детскими радостями. Одна, вторая, третья встреча, и они уже начали договариваться о совместных поездках, а вскоре и вовсе подружились.
Гаяне профессионально восхищалась современной, содержащейся в идеальном порядке, Светланиной внешностью. Та, в свою очередь, зная, как трудно ее подруга шла к успеху, уважала ее за щедрость, за то, как честно и бескорыстно она делилась нелегко заработанным с детишками, оставшимися без родителей.
Видя, что часть доходов Гаяне так или иначе переходит детдомовской ребятне, Светлана часто помогала подруге в рекламе, пиаре сети салонов, в создании фирменного дизайна и в прочих творческих моментах. А уж по этой части Светлана Юрьевна была такой большой мастерицей, что то и дело вызывала огонь на себя со стороны старших коллег по работе. Ее последняя идея – школьная форма не только для учеников, но и для учителей.
Идея появилась, когда Светлана Юрьевна рассматривала в одном модном журнале фото герцогини Кембриджской в платье ALEXANDER MCQUEEN. В интересную клетку, оно очень гармонировало с формой учениц колледжа, к которым Кейт Миддлтон приехала в гости.
Есть идея – будет решение. При поддержке идеального исполнителя – мамы, профессиональной швеи с хорошим вкусом и безукоризненной техникой. В их семье не принято было противиться любым желаниям Светочки. Всегда готова была прийти на помощь мама. Папа же охотно спонсировал дочкины затеи: еще в начале девяностых годов прошлого века он, электрик-золотые руки, сколотил ремонтно-строительную бригаду, которая со временем превратилась в небольшую, но всегда при заказах фирму. Единственная робкая претензия родителей к Светочке: а что это наша принцесса замуж не торопится; а как же внуки? Светик в ответ только заливисто смеялась: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается»…
Ну, это если речь идет о личных делах. Что же касается всех остальных, то тут у Светланы Юрьевны все случалось очень быстро: сказано-сделано. Она купила ткани на свой вкус, сняла мерки с подруги-учительницы и даже с коллеги-мужчины, с мальчика – второклассника и десятиклассницы. Далее – оригинальная фотосессия в готовой маминой продукции, и фото с соответствующим предложением пошли в группу ее школы в соцсети. Старшие коллеги подняли скандал, директор недовольно ворчал про «посоветоваться», но на защиту Светланы Юрьевны стал попечительский совет школы. Дети, особенно старшеклассники, были и от идеи, и от моделей в восторге. Словом, переоделись все вместе – и ученики, и учителя. Красиво получилось!
… Читая некоторые посты, последовавшие в ответ на ее призыв о помощи беженцам из Карабаха, Светлане очень хотелось ответить хрестоматийным: «Опять двойка». Но она так не говорила даже своим второклашкам, веря: подрастут – поумнеют. Ее виртуальным собеседникам взросление уже не грозит. Может, постареют – подобреют…
Р.S Эссе написано в ноябре 2020 года, в самом начале армяно-азербайджанского конфликта.
ГУЗЕЛЬ: бабка-колдовка читала Коран, отец-мусульманин пил, а она жила, как могла
Она родилась на улице, которой уже нет. Одним концом улица упиралась в университет, другим – в тюрьму. Мать Гузели, родом из башкирского села, была полуграмотной. После войны работала на номерном заводе, который делал начинку для атомной бомбы. Спали на полу в цеху до следующей смены, но «за работу давали молоко!». Ее взяли в столичную семью за кротость: будет терпеть мужа-алкоголика. Свекровь была феноменальной красавицей и абыстай. Только четыре женщины в столице читали Коран. С улицы к ней вился хвост народный: читала и над больными, увечными. Колдовка, в общем. Достаток был – ого-го. Сыну дозволялось все, и он, естественно, спился. После тяжелейшего ухода матери стал за гонорары лазать на столб. Электриком был – золотые руки. Когда не дрожали.
Дочка Гузель специальность получила дивную – огранщик, училась в якутском техникуме: очень любила красоту. Ночевала летом часто на лавочке во дворе дома: пьяный отец любил выбрасывать ужин вместе со скатертью в окно. Ну, трудно ему было угодить. Мечтала об избавлении. О том, который спасет.
Со слов врачей ребенка у нее быть не могло, а была угроза внезапной смерти, диагностированная в нежном возрасте в столичном институте. Сердце никакое. При том, что румянец во всю щеку, бешеные голубые глаза, златовласка с царственной поступью.
Искала избавителя истово.
– И сколько же их было? Сколько не прошли кастинг? – поинтересовалась как-то доверенная подружка.
– Не считала, – небрежно бросила Гузель.
Жизнь была ей должна. Очень даже задолжала.
Скоро физическая нагрузка стала для нее непосильной. В передовое НИИ с геологической специализацией ее взяли техником. Считать умела и любила. А еще, кулинарка и рукодельница, она была душой всех компаний. Как-то широко отметили Международный женский день всем коллективом, а потом вдвоем – она и видный и взрослый руководитель. Через пять месяцев отсутствия обычного женского недомогания Гузель, регулярно принимавшая таблетки от сердечной недостаточности и не почувствовавшая никакой перемены, пошла к врачу за продлением рецепта. В соответствии с регламентом ее послали к гинекологу. Тот, равнодушно записав в карточку информацию о пятимесячной беременности, поинтересовался:
– Когда удобно на аборт? Есть время в ближайшую среду.
– Какой аборт? – тупо переспросила Гузель.
– Обычный, с таким диагнозом не рожают.
После паузы Гузель твердо сказала.
– А я буду.
Нет горше для отца-мусульманина, пусть и алкоголика, беды и позора, чем нечестная дочь. Когда он рассмотрел округлившийся живот Гузели, вылил на нее весь поток брани, которой славилась улица, а потом схватился за нож. Как она вырвалась, один Аллах знает. Спряталась в палисаднике, дождалась, пока отец напьется до чертиков, и позвонила в милицию. Приехавшему наряду сдала и отца, и нож с отпечатками пальцев. Больше отца она не видела. Он так и умер в тюрьме – сокамерники не исключали самоубийства. А мать с тех пор перестала с ней разговаривать.
Как уж уговорила Гузель соседа прочесть с ней никях, неизвестно. Для всей улицы ребенок должен был родиться хотя бы в мусульманском, но браке. И он родился на восьмом месяце беременности, против всех правил. К тому моменту сосед по уговору произнес «Талак, талак, талак», и Гузель опять стала свободной.
Спустя пять лет зимой она везла сына из бани, где мыла его в женском отделении: мужчин в семье по указанным выше обстоятельствам не было. На противоположной стороне перекрестка она увидела мужчину, по виду почти старика, вероятно очень больного, и узнала его. Тот, почему-то почувствовав взгляд, увидел Гузель и закутанного мальчика на санках. На миг они встретились глазами и поехали дальше каждый в свою сторону: старый отец и малолетний сын, плод одной страстной ночи после корпоратива.