Вишни. Роман. Книга вторая

Когда шоковые момента стеснения и неловкости прошли, а пришедший в себя майор, выполнил то, что собирался сделать изначально, Лида, глядя на стоящих рядом командира и курсантку, перед которой он в первую очередь виновен, не сдержалось и забыв о субординации, ляпнула:

– Ну теперь, вы, товарищ майор, обязаны будете жениться на Вертляге. Иначе, никак!

– Да, как же, я-то и женат давно и… – растерявшись изначально, под раскатистый хохот девушек, но включив чувство юмора, присоединился к всеобщему смеху.

И после этого случая, Катя перестала быть Вертлягой, её стали звать Майорша. Да и практически все девушки имели прозвища, которые прилипали, как выстрелы полуавтоматического зенитного орудия 52К, модернизированной пушки калибра 76 мм на 85 и некоторыми другими изменениями, и прицельным приспособления пушки позволяющим вести огонь по воздушным целям как с использованием прибора управления артиллерийским зенитным огнем (ПУАЗО), так и тез него.

Кстати, прозвище ПУАЗО имела самая пышная девушка во взводе, по понятным причинам созвучия с названием добротности этой части тела, мягко говоря, грубо выражаясь. К Лиде, после этого казусного случая на некоторое время пристало прозвище Сваха, но продержалось недолго, и основная причина была в том, что она на него никак не реагировала. А вот, созвучное с именем Лидия – Лилия, продержалось долго, так как отражало её красоту, стройность и независимость.

И, понятное дело, что комвзвода, Виктор Колесов, постоянно подыскивал момент, чтобы соблазнить девушки или, как говориться, надёжно «подбить клинья». И это при том, что даже не одна девушка, а многие из его подчинённых, всячески пытались обратить на себя внимание и тем самым завоевать особое отношение и возможные льготы, если получится их заслужить. Но тщетно.

Как-то вызвав к себе Лидию, по поводу обсуждения её общественной должности комсорга, хотя это направление всегда было в приоритете замполитов. Но приказ, есть приказ и выслушав неконкретную, сбивчивую речь лейтенанта, с блестящими, просто съедающими девушку «без гарнира», но используя «соус» заигрывающего любовного лексикона, который больше подходил к знакомству где-то в парке, в местах культурного отдыха населения и в мирное время, а не в кабинете, где один – командир, а второй, вернее вторая – подчинённая.

Его намёки были настолько откровенны, что никакого другого смысла в слова и придумать нельзя было, даже имея буйную фантазию да он и не скрывал намерения. И когда Лида заметно начала нервничать, что не стало незамеченным молодому ловеласу, лейтенант подошёл к Лиде ближе, чем подобает того Устав ВЛКСМ и товарищеские отношения, даже не отношения начальника – подчинённого и сказал открыто:

– Лида, можно так называть тебя?

– Извините, товарищ лейтенант, я курсант Домашенко.

– Да, конечно, курсант Домашенко! Но я хочу, чтобы вы… чтобы ты стала моей… моей боевой подругой, любимой боевой подругой. Конечно же, ты будешь иметь то, что непозволительно другим в наших условиях учебной школы и военного времени. Только дай согласие и увидишь, как изменится твоя цветущая девичья жизнь, хоть и не в гражданских условиях. А затем я походатайствую, чтобы, после окончания курсов, тебя оставили при моём взводе замкомвзвода, это реально. Соглашайся…

Лида, высвободила рывком руку, которую лейтенант пытался взять в свою цепкую «клешню» и сделала шаг назад и спокойно обратилась к теряющему самообладание командиру:

– Товарищ лейтенант, я думаю, что вы будете против того, чтобы я, в нарушение Устава, перешла к неуставным отношениям. Разве не так, товарищ лейтенант?

– Ну, да! Только могут быть, в данном случае и исключения, если принять во внимание обоюдное желание…

– Желание получить пощёчину?! – громче обычного спросила или предложила Лида, смотря, не мигая, в глаза потенциального благодетеля, с еле заметной ухмылкой и добавила, – разрешите идти?

Не дожидаясь разрешения, выполнила команду «кру-гом», щёлкнув громко каблуками и направилась строевым шагом к двери, при этом пожалев, что до двери получилось сделать только три шага, а хотелось продлить этот вид, показавшего «корму», удаляющегося счастья или, точнее сказать, объекта увлечения.

После этого, служба Лиды изменилась и не в лучшую сторону. Но разве могли испугать трудности, когда на кону стояла честь? Конечно же, нет! Видимо, Виктор Колесов, дал указания и замкомвзвода, чтобы и тот в свою очередь обратил особое внимание на непокорную курсантку. Неизвестно, что он мог наговорить, но Лида чаще других стала привлекаться к несению вахты и выполнять различные разовые, порой утомительные, даже в чём-то унизительные поручения и задания.

Девушки, они столь проницательны, что не могли не заметить этих изменений во взводе, хотя Лида ни с кем не делилась случившимся инцидентом. Всё чаще, даже примерные курсантки, оказывали неповиновение командиру, если видели в его приказах признаки «перебора» и злоупотребления должностными правами. Тем самым они стали невольно или умышленно помощниками Лиды в тех работах, которые были назначены в качестве наказания, для «исправления», только непонятно было, кого нужно в большей степени исправлять.

И очень скоро, поняв, что во взводе зреет «бунт», лейтенант пошёл на попятную. Девушки стали замечать, что на его соблазны повелась красотка из второго расчёта, Наташа. И не прошло недели, как во время девичьих шушуканий, слышалось прозвище Наталка-давалка.

Занятие по изучению материальной части сменялись изучением мероприятий и поведения личного состава по гражданской обороне, строевой подготовке, тактическими занятиями и занятиями на полигоне. Памятными, запоминающимися на всю жизнь, какой бы она не была, ведь этого никто из них не знал, стали первые учебные стрельбы.

Изначально, это были стрельбы на полигоне по приподнятыми на вышках моделям вражеских самолётов, имитирующий налёт на низкой высоте. Штатное расписание в различных расчётах было разное и потому приходилось отрабатывать действия от заряжающего до командира расчёта.

Первая стрельба проводилась на зенитно-пулеметной установке, сконструированной на базе пулемета системы «Максим», калибром 7,62 мм. Установка представляла собой треногу, соединенную с пулеметом с помощью вертлюга и её было очень легко управлять.

После стрельб на счетверённых зенитно-пулемётных установках на базе пулемётов «Максим», стрельбы производились на строенных зенитных установках пулемётов ДШК, калибром 12,7 мм.

К малокалиберной зенитной артиллерии относили также и более сложные или серьёзные установки с калибром до 40 мм. К таковым относилась, стоявшая на вооружении зенитное орудие калибром 37 мм.

Изучались и отрабатывались стрельбы из пушек среднекалиберная зенитной артиллерии (СЗА) с орудиями калибра 76 мм – для борьбы с бомбардировщиками и разведчиками-корректировщиками на высотах от 1000 до 4000 м, а с разведчиками и истребителями – на высотах до 5000 м. Оборонная промышленность начала выпускать модернизированные орудия калибром 76 мм, увеличив калибр до 85 мм и эта зенитная артиллерия, относящаяся к категории крупнокалиберной, позволяла сбивать воздушные цели на высотах более 5000 м.

Очень часто вечерами, после отбоя, девушки могли наблюдать через чуть отодвинутыми светозащитными шторами, за работой прожекторов в небе над Батайском, а иногда и работой зенитной артиллерии, когда немецкие бомбардировщики, обойдя систему ПВО, защищающих г. Ростов по Таганрогскому заливу, заходили бомбить со стороны Азова военный аэродром, расположенный по соседству. И какое было счастье с восторженными выкриками, если объятый пламенем фашистский самолёт падал где-нибудь на окраине Батайска или в камыши на левобережье Дона, между Ростовом и Батайском.

После полутора-двух месяцев учёбы, курсантов направляли стажёрами в действующие зенитно-артиллерийские расчёты, выполняющие защиту аэродрома. У девушек расширялись глаза, когда они слышали рассказы зенитчиц действующих подразделений ПВО, даже вчерашних выпускниц той-же школы, как они сбили первый бомбардировщик фирмы Dornier (Do-17 или Do-215), Junkers, Messerschmitt (Ме-110, Ме-210А) или «Heinkel» различных моделей и модификаций. А кто-то хвастливо рассказывал о своём боевом опыте ведения сражения с истребителем-штурмовиком, производства «Focke-Wulf Flugzeugbau AG».

И оснований не верить не было, шла война, происходили бомбежки и авианалёты штурмовиков противника. А Батайск привлекал немецкую авиацию ещё и тем, что он был самым крупным железнодорожным узлом на юге страны, именно Батайск, а не Ростов. Здесь формировались эшелоны и приходили не грузы, которые были предназначены для фронта. А фронт стоял, если по прямой, то всего в 60 км до его самой южной точки, с. Самбек, что под Таганрогом. А потому, немецкие самолеты беспокоили объекты Ростова и Батайска, а эскадрильи Красной Армии из того же Батайска выполняли боевые вылеты на линию Миус-фронта.

И после таких практический занятий в качестве стажёра или даже бойца зенитного расчёта было столько эмоциональных рассказов, с горящими глазами. Девушки впервые почувствовали не со стороны, а непосредственно участвуя в слаженной работе расчёта, что такое боевая сплочённость и слаженность действий.

Дорогого стоило и то, когда курсантка, при обнаружении целей, используя стереоскопический зенитный дальномер, давала точные параметры и координата цели, получала благодарность от командира расчёта, на счету которого уже, как минимум был один вражеских самолёт. И каждой хотелось, чтобы в результате её умелых действий, был сбит её первый, но не последний вражеский самолёт.

Их ускоренный выпуск намечался на конец июля или начало августа. Сколько ещё этим, в большинстве своём, хрупким девушкам выпадет военных будней и бессонных ночей, обеспечивая мирный сон граждан и целостность военных и гражданских объектов, никто, конечно, знать не мог. И тут в мыслях сталкивались два противоречия: во-первых, хотелось, чтобы быстрее закончилась война; во-вторых, было неудержимое желание – бить, бить и бить немцев, в небе и на земле, до последнего фашиста, отплачивая им за погибших родных, за слёзы матерей, за разрушений сёл и городов, разрушение жизненных планов и девичьей мечты – быть любимой и счастливой, печь хлеб и рожать детей.

V

Политические занятия проводил капитан Смоляков, исполнявший обязанности замполита учебной роты. Замполит, не отличавшийся идеальной строевой выправкой, в отличие от того же заместителя начальника военной школы по строевой части, подтянутого и всегда опрятно, по-щегольски одетого и выглаженного, майора Кириленко. А со слов тех, кому посчастливилось видеть жену майора, старшего лейтенанта медицинской службы, единогласно подтверждали то, что женщина – красавица и даже в медицинском халате, не говоря уже о том, когда она одевала красивые лёгкие летние платья и туфли на каблуках. Звали военного медика и преподавателя курсов медицинских сестёр и меддружиниц Ксенией Вячеславовной.

И не только весь мужской контингент школы любовался этой красивой и очень тактичной молодой женщиной, но и девушки-курсанты, когда доводилось увидеть её на территории военного городка. Здесь, кроме офицерского состава школы подготовки военных специалистов, проживали и офицеры лётной эскадрильи. Каждой хотелось когда-нибудь одеть такие красивые наряды, какие после службы могла позволить себе одеть женщина и не только, для выхода в город, но и при вечерней прогулке по городку, когда спадала июльская жара.

Говорили, что её отец, очень знаменитый и известный учёный-хирург в Ростове и не только, профессор медицинского института. И сейчас самые сложные операции, когда другие врачи бессильно разводят руками, не берутся за операции, он выполнял их, совершая невероятное возвращение военных, буквально, с того света.

Капитан Смоляков, хоть и был женат, но его жена, в отличие от супруги майора Кириленко, была обыкновенной и простой женщиной. Она могла напечь сама, если была такая возможность пирожков с картошкой и когда муж собирался на службу, всучивала ему большей свёрток из упаковочной бумаги и сверху умотанное и увязанное, как узел или котомка.

– Сеня, возьми! Сам покушаешь и девочек угостишь. Они горячими долго будут.

– Машенька, как ты это представляешь? Во-первых, у них строгий военный распорядок, а во-вторых, они – не девочки, а уже приняли присягу и являются красноармейцами, бойцами зенитно-артиллерийских расчётов.

– Сеня, а что бойцы кушать не хотят? Или у них перекуров не бывает. Вот, пока у тебя будет перекур, ты им раздай и они, вместе табачного дыма, отведают моей стряпни. Ну, уважь же ты мне, а? Вот представь, что вот так же нашего сыночка где-то там на фронте кто-то угостит. А?!

– Вот можешь ты, Маруся, мне на «мозоль» надавить. Давай уже, стряпуха!

Мария Захаровна, довольно вручала мужу в свободную руку узелок:

– Да смотри мне, обязательно раздай. Я проверю.

Начались занятия, дежурная рапортовала вошедшему преподавателю по Уставу, доложив сколько присутствует, кто на вахте и в санчасти.

– Вольно! – скомандовал Семён Семёнович, – садитесь.

Курсанты, в лице девушек очень любили этого простого и душевного человека, за его простоту, без мудрёности и излишней идеологической напыщенности, донести то важное, что происходит в мире, на фронтах и всегда практически, даже когда сообщал о новостях, которые вызывали скорбные эмоции, всегда старался найти хоть маленький позитив, чтоб разбавить горечь сладеньким. И даже, если этого сделать не получалось, девушки оценивали высоко его попытку и были за это благодарны.

– Я хочу прежде, чем рассказать, как изменилось положение на фронтах и каких успехов добилась наша Красная Армия, о положении на нашем Южном фронте, я хочу спросить вас: вы могли бы без раздумий умереть за Родину, за свой город, за клочок, пядь русской земли?

Наступила тишина. Никто и представить себе не мог, что придётся отвечать, и отвечать правдиво и не пафосно человеку, которого уважали и обмануть не имели права. Одно дело, когда бы этот вопрос был задан тем, кто пожить успел изрядно, детей нажили и внуков на руках подержали, другое, когда многие из девушек и целоваться-то не научились, а те, кто вообще ещё ни разу не целовались, даже признаться в этом не могли.

И всё же нашлась самая смелая, а может быть и смышлёная девушка, желающая выделиться перед остальными. Это была Полина Картавина, которая, попросив слово, представилась и ответила:

– Конечно, да! Это святой наш долг – защита Отечества. Когда Родина в опасности, то нужно защищать её, не щадя крови и самой жизни.

– Хорошо, курсантка Картавина. Садитесь.

– Разрешите ответить, товарищ капитан, – подняв руку спросила Лидия.

– Да, конечно, можно. Нужно даже, курсантка Домашенко. Прошу!

– Спасибо, товарищ капитан. Я считаю, что в случае такой ситуации, у человека, мысль, которая и так считается самой быстрой, из всего, что нам пока известно в мире, будет работать ещё быстрее. У человека вся жизнь может пронестись перед глазами. Все негативное сложится на одну чашу весов, а все позитивное на другую. Если негатив перевесит, то человек не раздумывая шагнёт навстречу смерти и пройдя через границу миров, войдёт в бессмертие, где все его прошлые грехи и прегрешения спишутся этим поступком. Но он должен был максимально взвешенным, а не суицидом, когда имеются другие варианты.

– Лилия, ну ты даёшь! Твой отец, случаем, не Кант? – усмехнулась язвительно, Картавина, видя то, что её пламенная речь бледнеет всё сильнее, перед ответом Лиды.

Лида не обратила на это внимание, лишь дав высказаться девушке, хоть и без разрешения на это. Преподаватель на этот раз не стал делать замечание на несдержанность и положения Устава, а лишь сказал:

– Продолжайте, Домашенко, если у Вас есть ещё, что сказать по существу вопроса.

– Спасибо! Случись мне попасть в такое ситуацию, то здесь важно действовать без паники и горячности. Если вновь воспользоваться весами оценки недолгой жизни, то у меня, до некоторого времени, счастливых моментов было в разы больше, но и случилось трагическое событие, которое сильно потянуло на себя чашу. И несмотря на это, я люблю жизнь. И только тогда, когда я пойму, что другой выход есть, но он позорный, что в лучшем случае меня убьют, а в худшем будут пытать и, упаси, Боже, насиловать, я приму однозначное решение, но осмысленно, а не так, как вы высказались в вопросе – «без раздумий умереть за Родину». Я отдам жизнь обдуманно и осознанно, без истеричности, осмыслив холодным разумов. И отвечу курсантке Картавиной: мой отец – не философ, не учитель и не руководящий работник. Мой отец – сапожник, а образование его – 4 класса, а остальные университеты он познавал, срывая мозоли на руках. Он на фронте и, надеюсь, что мне за него краснеть не придётся, как и ему за меня. Курсантка Домашенко ответ закончила.

– Садитесь. Есть ещё другое мнение? Нет?! Тогда я вам расскажу одну историю, а вы сами решите, кто были те, о ком расскажу: герои или безумцы. Возможно, что кто-то из преподавателей школы мог вам привести итоговый эпизод этой истории. Я же очень хорошо лично знал всех её героев по роду занимаемой должности замполита в школе ПВО, так как, кроме документов с автобиографиями, имел личные беседы с каждой из них. А они делились со мною своим личном, тем, что было позволительно. Возможно, что вы встречали этих девушек где-то на улицах Ростова до войны или встречали также, как они рассвет на набережной Дона непосредственно в день начала войны. Девушки, учившиеся в одной школе и живущие на одной улице, с началом войны решили уйти на фронт добровольцами. Судя по вашему оживлению, многие из вас попали сюда так же, как они. Их звали: Катя, Надя, Настя Роза, и Света. На фронт их не отправили, как они думали, а направили в школу ПВО. Смирившись с тем, что не сразу и Москва строилась, тушили «зажигалки» на крышах домов, учились вести огонь из зенитных орудий и умению оказывать первую помощь раненым бойцам. Четверо из них сдали нормативы и получили почётное звание «Ворошиловский стрелок», кроме самой маленькой по росту – Насти, которая, зато первой получила знак «Санинструктора». У них были парни, большинство из которых ушли добровольцами на фронт. Первой сообщение о гибели симпатичного парня, армянина из Нахичевани, которого звали Карен, получила Роза, с которым она не просто дружила. Он пал в боях в Смоленской области. Он погиб, пытаясь спасти, вытаскивая из-под обстрела своего боевого товарища. Долгое время на Розе не было лица от слёз. Не прошло и месяца, как Надя узнаёт о гибели своего парня. Серёжка, друг и одногодок Кати, приписал себе год и сложил свою голову также в осенне-зимнем противостоянии на Миус-фронте, под Таганрогом. После этого, подружки, осмыслив происходящее и что «слезами горю не поможешь», поклялись – не лить слёзы, а мстить, пока бьются их сердца. Их расчёт 37—миллиметрового орудия стал лучшим по показателям учебных стрельб. Они стали во всём примером для подражания, а с «подачи» начальника школы их стали называть «железные подружки». В ноябре месяце, когда шли ожесточённые уличные бои в самом Ростове, под немецкую самоходку с бутылкой зажигательной смеси бросился брат Насти и героически погиб под гусеницами бронемашины. В несломленной Нахичевани шли ожесточённые бои. И фашистами были расстреляны родные Розы, мать и отец. Даже мне, повидавшему многое, прошедшего бои с самураями на Халхин-Голе и участнику Финской войны, было жутко видеть этих молоденьких девушек, на которых свалилось столько горя и одновременно. Я признаюсь, что впервые за многолетний боевой опыт и опыт работы политруком, я не знал, как можно было успокоить девушек, и нужно ли было это делать. Как я мог им помочь, когда они стояли молча и смотрели в сторону горящего родного города Ростова и Нахичеванского района, где они оставили родных и у одной из них, не только парня, но и самых родных не стало. А, что с другими сейчас, с их домами, с родными, друзьями, живы ли или… Хотелось верить, что живы. Тогда ещё срок обучения был по полной программе, не сокращённый, как сейчас до трёх месяцев. Сдав на «отлично» выпускные экзамены, «железные подружки» получили дипломы о получении военной специальности зенитчиков-артиллеристов ПВО в начале 1942 года. Зенитная батарея, в которую были направлены для прохождения службы подруги, прикрывала аэродром наших «ястребков» на Гниловской. Там базировался 182-й истребительный авиаполк. Как девчонки не старались, но у них не получалось сбить ни одного стервятника, хотя уже успели отличиться их однокурсники, чьи зенитные расчёты располагались недалеко от них, в районе кладбища и у Нижнегниловской переправы, сбив первые свои самолёты. Пока ещё, истребители сами разбирались с фашисттскими налётчиками. Но через пару недель и им улыбнулась удача, они расстреляли, казалось, вдрызг бомбардировщик «Junkers Ju 88». Самолёт задымил, снизился, но смог уйти. Зенитному расчёту девушек этот трофей, конечно, не засчитали, но поздравили и настроение после этого стало боевым. Немцы, прорвав Миус-фронт, быстро оказались у стен Ростова. Остатки истребительного полка быстро перебросили на запасной аэродром на Кубани. Расчёты зенитчиков остались одни у опустевшей взлётной полосы, ожидая приказа. На аэродром неизвестно по какой причине садились два советских самолёта ЯК-7. Командир батареи, из четырёх расчётов пушек приказал открыть огонь и на возражение девушек, которые опознали свои самолёты, приказал – «расстреляю на месте за неисполнение приказа!». Как на грех, стрельба была результативная и оба самолёта горели на взлётной полосе. Утром приехали сотрудники НКВД и увезли командира. Девушки собрали маленький совет, на котором, Света, секретарь комсомольской ячейки взяла командования на себя, до момента прибытия нового командира. И вот, практически ровно год назад, 20 июля, со стороны моря на Ростов обрушилась немецкая армада «Хенкелей», «Мессеров» и «Юнкерсов». Из-за гор пустых гильз трудно было подавать боеприпасы. Жаркий июльский день стал напоминать пламя адского котла. Основные четыре зенитные батареи вели непрерывную стрельбу. Появились сбитые фашистские самолёты, свечами падающие в песок Кумженского пляжа, в Дон, рядом с железнодорожным мостом, на Левый берег Дона. Девушки из-за жары снимали гимнастёрки и даже нательные рубашки. В город ворвались танки и приходилось вести бой и в небе, и на земле. Светлана умело командовала батареей зениток. Без отдыха и сна зенитчицы встретили и 21 июля. Утро отметилось сбитым «Юнкерсом», который заходил на расположение зенитчиц с севера, но ушёл с пробитым и окровавленным куполом в камыши на окраине Гниловской. По полевой дороге к аэродрому двигались мотоциклисты и бронетранспортёр, которые были уничтожены метким огнём зенитных орудий. Вышедший за ними танк остановился и был уничтожен несколькими попадания зенитчиц. Но оказалось, что это были последние выстрелы орудия, боеприпасов больше не было. Девушки залегли у орудия с винтовками в руках, чтобы дать последний в своей жизни бой и постараться забрать с собой побольше жизней фашистов. Но немцы побоялись решительности зенитчиц и вместо продолжения наступления, запросили поддержки тяжёлых миномётов. Через полчаса от батареи остались искорёженные орудия, вздыбленная земля и полуобнажённые тела героических девушек. Когда немцы увидели итоговую картину боя, где из двадцати девушек четырёх расчётов 3-й батареи 734-го Ростовского Зенитного полка ПВО, в живых не осталось ни одной, немецкий штабной офицер приказал: «Похоронить с честь!», но…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.