
Полная версия
Королева Депрессия
Услышав знакомый голос, Гоззо подбежал к двери.
– Да? Что вам надо? – спросил он.
– К вам посетитель, – раздался голос.
– Нет, нет, вызовите полицию, эта женщина хочет убить меня!
– Женщина? Но там мужчина.
Послышался звук отпирания двери. Вскоре высунулся сам Гоззо – он заглянул за плечо мужчины, осмотрев пустой коридор.
– Точно не сумасшедшая женщина? – спросил он.
– Уверяю, – хозяину гостевого дома явно не нравилось странное поведение гостя.
Гоззо спустился вниз. И правда – внизу сидел опрятный мужчина. Лет так пятидесяти, с бакенбардами и не большими усами. Весьма приличного вида. Но кто он и что ему надо от него? У Гоззо в этом городе не было никого.
– Вы искали меня? – подошел Гоззо.
– Да. Прошу, садитесь. Меня зовут Джозеф Голстберг…, а вас?
Обратный вопрос удивил Гоззо. «Пришел ко мне, но не знает, кто я?».
– Гоззо Шефир, – представился Гоззо и сел напротив. Седовласый мужчина сразу приступил к делу:
– Прошу вас, выслушайте меня. Дело весьма серьезное. Вам довелось встретиться с одной моей знакомой, – начал он.
– О нет, – Гоззо поспешил выйти из-за стола.
«Эта женщина нашла меня! И прислала за мной этого старика», – подумал он.
Мужчина схватил его за рукав:
– Прошу вас. Это очень важно. Она не сумасшедшая, как вам могло показаться. Наоборот, весьма образованная и умная дама, что в наше время удивительная редкость. Кстати, ее зовут Мэри. И она готовит прекрасные булочки с маком. Но, впрочем, это не важно. Послушайте. Каким-то образом, к вам ведут следы нашего расследования. И мы сами не понимаем, почему. Ведь вы… самый обычный человек.
Эта фраза прозвучала для Гоззо как самое настоящее оскорбление.
– Что вам надо от меня?
– Позвольте просто взглянуть на вашу руку. Всего пару секунд и я уверяю, что вы больше не увидите ни меня, ни ту женщину.
«Цыгане что ли?», – подумал Гоззо. Впрочем, протянутая ладонь малая цена, чтобы эти двое оставили его в покое.
Он протянул руку и в ту же секунду мужчина одной рукой крепко ухватил ее, а в другой блеснуло лезвие. Гоззо попытался отдернуть руку, но хватка у мужчины была сильной. В следующую секунду острый металл коснулся ладони парня и из нее полилась желтовато-белая жидкость.
Гоззо отшатнулся и упал со стула, придерживая раненую руку другой рукой. Он попытался отползти от мужчины, но вдруг его пронзила острая боль – словно по голове нанесли удар молотом. Из носа ручьями хлынула кровь. Он схватился за голову и стал крутиться из стороны в сторону: боль не прекращалась. Казалось, что внутри его черепной коробки что-то быстро растет и пытается вырваться наружу. Его голову разрывал гигантский поток нескончаемых воспоминаний. Один за другим, они проникали в его разум, заглушив крики седовласого мужчины за столом.
– Что вы видите, что вы видите? – кричал он.
Но Гоззо лишь сильнее погружался в вихри воспоминаний, пока его мозг, не справившись с такой нагрузкой, не отключился.
Когда он открыл глаза, голова по-прежнему болела. Все вокруг расплывалось. Гоззо приподнялся и вскрикнул: на секунду ему показалось, что перед ними снова сидит та безумная женщина.
– Воды? – произнес женский голос. «Нет, это не она». Голос был мягче и тоньше. Он увидел свою руку, принимающую бокал с водой и вскоре очертания прояснились: перед ним сидела молодая девушка.
– Мама, он просыпается, – крикнула она. – Тихо-тихо, – это уже она обращалась к нему. – Кто такая Эви? Вы только о ней и говорили, – улыбнулась девушка.
– Я … не знаю…
В эту секунду он действительно не знал. И этот миг был так прекрасен. Был только он и эта чудесная девушка. И никакой боли (кроме головной), никакой Эви.
– Вы так долго спали! Мы уже думали звать доктора! – в дверях появилась та самая безумная женщина из библиотеки, с подносом в руке.
Гоззо вскрикнул и начал инстинктивно натягивать на себя одеяло.
– Тише-тише, – девушка схватила его за руку, – это моя мама.
– Простите, что напугала вас, – женщина сама издала тяжелый вздох и села на стул рядом с дочерью.
– Простите. Это все так странно. Нам пришлось применить острие. Мы не хотели. Но ваша печать есть на кинжале – она и привел вас к нам. Но у вас нет дара сражателя?
Гоззо сел. В его голове пазлами собирались мысли. Сражатели… Дар… Эви…
– Да, – сказал он, – я не вижу духовных существ, ни души, ни керов, ничего. Но так сложилось, что часть моей души запечатлена здесь.
– Вы хромой сражатель, – ахнула девушка, – мама, это хромой сражатель, – и с этими словами она стала хлопать в ладоши.
– Ну слава Богу! Значит, мы не ошиблись, и вы тот, кто нам нужен! – обрадовалась женщина.
Гоззо выпрямился. Теперь он больше не походил на того затюканного скромного мальчика, что недавно приехал в город. Его дыхание стало ровным, исчезла сутулость, ушла резкость и суетливость. Он взял булку с подноса и откусил небольшой кусок.
– Действительно, вкусные булочки, – сказал он, – а вы кто?
– Мы новое поколение сражателей, – радостно сказала девушка, хлопая в ладоши, – среди нас только папа «старик», он нам и говорил, что есть такой, как вы! Значит, вы поможете нам!
– Помогу? – Гоззо улыбнулся, доедая пирожок и пытаясь встать с кровати. Но тело отказывалось его слушать, а голова предательски болела.
– Мне надо уходить, дела ждут меня…, – вторая попытка встать увенчалась успехом и Гоззо, пошатываясь, направился к выходу.
– Но вы не можете так просто уйти! – сказала «сумасшедшая» женщина, – вы нам нужны.
Своим телом она перегородила ему путь.
– Простите, но я нечем не смогу вам помощь. Сражатели остались так далеко в прошлом, что вы даже не найдете их упоминаний в книгах. А новых нам не поставляют, – он аккуратно отодвинул женщину вбок.
– Я новый сражатель, – вдруг раздался голос девушки за его спиной, – я тоже вижу, правда, только эмоции. Но острие не содержит моих печатей. Может, мутация души? Моя мать и отец душевидцы.
Гоззо взглянул на девушку: мутация души?
«Никогда не слышал, – впрочем, почему бы и нет», – подумал он – «Раз существует наследственность телесного характера, почему и не быть душевного? Интересно, что об этом думает Филин?… Филин!!!»
На этой мысли его руки сжались в кулаки.
– Конечно, это просто эмоции… но это потрясающе, – продолжала говорить девушка.
Гоззо постарался взять себя в руки.
– Я не вижу ничего, так что в некотором роде, вы даже больше сражатель, чем я, – сказал он ей.
И быстрым движением, отталкивая женщину, метнулся к выходу. Он сбежал по длинной лестнице и завидев дверь, бросился к ней.
– Уже уходите, – окликнул его голос за спиной.
Гоззо обернулся: недалеко от него, с чашкой чая в руке и в домашнем халате, стоял тот мужчина, как его там, Джозеф Голстберг.
– Простите за мою невоспитанность, но я не тот, кто вам нужен, со мной вам не возродить сражателей, – сказал Гоззо и схватил ручку входной двери.
– Но мы не хотим их возродить, мы хотим их уничтожить… И вы именно тот, кто нам нужен, Эния.
Гоззо обернулся.
– Уничтожить?
– Разрушить память о них, истребить все печати, прервать этот род навсегда, – мужчина подходил к нему все ближе и ближе. – А самое главное, вернуть острие его законным владельцам, – с этими словами мужчина вытащил из внутреннего кармана перевязанное тканью острие, – так что, задержитесь с нами ненадолго, нам есть о чем потолковать…
Гоззо сидел за столом и пил чай. Его рука немного тряслась, слегка расплескивая воду: последствия удара острием. Обычно, печати находят его по очереди, давая мозгу спокойно усвоить информацию. Сейчас же на него обрушился поток такой информации, что до сих пор все не могло уложиться в его голове.
«Я мог погибнуть», – думал он, глядя на трясущиеся руки.
Рядом сидел Джозеф Голстберг и курил трубку. Его жена и дочь гремели посудой в столовой, накрывая на стол.
– Через свои связи я легко смог забрать острие из вещдоков Изусы. У нас была назначена с ним встреча. Как вы знаете, сражатели больше не пользуются книгой встреч и приходится строить планы встреч на годы вперед. Но Изуса не явился. Тогда я стал изучать новостные сводки – не зря про нас говорят, если произошло что-то странное – ищи рядом сражателей, – улыбнулся мужчина.
Гоззо не смог выдавить из себя улыбку для приличия.
– Значит, вы не кололи ее острием, – спросил Гоззо, указывая на дочь мужчины, хлопотавшую с расстановкой обеденных принадлежностей.
– Ни в коем случае, – сказал мужчина, – печати калечат душу. Я подробно изучал этот вопрос: мы оставляем частичку своей души в острие, лишая ее отдыха и восстановления. Душа Изусы уже вся порвана в клочья, и он держится на земле, питаясь силой существ мира Даэху. Он душа паразит, как и другие сражатели.
Из года в год я нахожу чужие печати и уничтожаю их, желая покончить с этим. Знать – это проклятие. Я убедился в этом на своем примере. Есть вещи в мире, которые противоестественны, и они не должны существовать. Сражатели вмешались в великий порядок мира, в волю Богов, в план Творца…
– Да вы прямо антисражатели, – усмехнулся Гоззо. За свои жизни он видел много разветвлений сражателей, от самых кровожадных до безобидных. Но такие ему встречались впервые. «Сектанты», – подумал он.
– Новое поколение подобных нам, должно своим даром приносить пользу человечеству, только так мы можем искупить вину за кровопролитие и жестокость. Я мечтал уничтожить острие, – продолжал мужчина, – похоронить его там, где ни одна живая душа не найдет его. Но это невозможно. Дно тихого океана, жерло вулкана… рано или поздно, оно будет найдено. Поэтому, я просто хочу, чтобы оно вернулось домой. И я знаю, что вы можете отнести его нужному адресату…
Ранним утром Гоззо собрал свои вещи.
– Сколько до освобождения Изусы? – спросил он.
– Полгода, – ответил Джозеф, – он бы уже давно вышел, если бы не попытки побега. Но я нанял ему лучшую охрану. Персональную.
«Этот дядька хоть представляет какого врага он себе нажил?», – думал Гоззо.
– Прощайте, – говорил ему «чудаковатый» сражатель. – Знайте, что когда я вас встречу в следующий раз, я уничтожу вашу вновь обретенную печать, – предупредил его Джозеф, – и тогда наступит мир…
«Если Изуса не уничтожит вас раньше», – мысленно усмехнулся про себя Гоззо. Но вместо обещанных лесов Российской Империи, где скрывалась статуя древней богини Мораны, Гоззо держал путь во Францию.
У него были свои планы на ближайшее время.
Нижний уровень, два месяца тому назад.
– Представьте, что несколько столетий подряд вы пишите историю древнего ордена. Раз за разом, по крупицам собираете и уточняете информацию, берете интервью, опрашиваете свидетелей. Аккуратно, день за днем, вы переписываете свою работу, составляете список примечаний, оформляете обложки… И одним днем вся ваша многовековая деятельность просто сгорает у вас на глазах…
А мне и представлять не надо.
Разочарование вселенского масштаба свалилось на меня, когда я стоял там и смотрел как пылала Александрийская библиотека, а вместе с ней и труды целого тысячелетия…
То, что сделало меня отшельником, то, что приглушало мою боль долгие годы… все это теперь не имело смысла…
В последний раз я ощущал подобную боль сотни лет назад, когда потерял Эви…
«Я же говорил нанять рабов для копирования…», – рассуждал один из великих, стоя за моей спиной.
«Это бы нарушило нашу тайну», – вторил другой.
«Сколько тебе понадобится лет, чтобы восстановить историю?» – обратились они ко мне.
Нет уж, увольте… я решил взять отпуск и заняться собственной жизнью. Теперь, когда сгорел смысл моего существования, пришлось искать новый. На тот момент я точно знал, чем займусь. Вот только и сражатели, узнав о цели моей новой миссии, снарядили со мной целую экспедицию.
«Они пойдут с тобой…», – собирал меня в дорогу лично Изуса, выдавая мне в спутники лучших воинов. Сам он охотился за другим богом, Гермесом. Так что остальной частью плана делились мои новые товарищи по будущему путешествию: «ты призовешь эту богиню смерти, расскажешь ей слезливую историю… А потом, когда она принесет тебе сведения, мы нападем на нее и выпытаем все!», – радостно рассказывали они. Я не разделял их веселья, но и перечить им не мог. В поиске богине смерти я искал новый смысл, а мои путники – путь в логово богов, так называемый Верхний уровень. И мне оставалось лишь удивляться тому, что спустя ни одно тысячелетие, я так отчетливо помнил ту самую, первую, мою осознанную жизнь…
…В то время, любовь Эви изменила меня и мое окружение. Даже отец, под властью божественного дитя, принял меня как сына и включил в свое дело.
Мы поженились, Эви ждала ребенка, город процветал, жизнь кипела, и я считал себя самым счастливым человеком на земле.
А потом пришли жрецы с зиккурат.
– Бог просит вашего первенца. Роды должны пройти в храме, где священное дитя отдаст долг за свою жизнь на Земле. Только первое дитя.
– Всего один ребенок не такая уж большая цена за мир и спокойствие, – сказал отец.
– Кто мы такие, чтобы противиться Богам! – со слезами на глазах сказала мать.
– Я не отдам им его! – сказала Эви, – он пожрет его душу! Его бессмертную душу!
«Мы уйдем отсюда. Из этого города. Навсегда!» – шепнула она мне.
Калека и беременная женщина – не лучшая пара для побега. Нас схватили, еще когда крыша нашего дома не исчезла с горизонта. Воины вернули нас домой, посадив под домашний арест. Поставили охрану и запретили ей покидать дом. Время шло и когда наступил девятый месяц ожидания, я проснулся среди ночи от дурного сна и не увидел ее рядом с собой.
Поспешив на ее поиски, я нашел ее на полу – она вонзила острие себе прямо в живот.
Слабая жизнь еще теплилась в ней.
– Зачем? Ну зачем, Эви?
– Душа бесценна, – прохрипела она, – я подарю ему новую жизнь, но… потом…
Я пытался прикрыть ее рану, остановить кровь, но она схватила меня за руку и прижав к своей груди, прошептала:
– Когда-нибудь мы обязательно встретимся, Эния…
Глаза ее закрылись и душа покинула тело.
Только годы спустя я понял, что одна земная жизнь ничего по сравнению с вечностью, что даруется душе.
Франция, Париж, 1845 г.
– Профессор Мартинес? Кто его спрашивает? Здесь таких нет…, уходите…
Девушка попыталась закрыть дверь, но Гоззо просунул руку, помешав этому.
– Вы дочь Эдит, так? Вы очень похожи на мать, я знал ее, я преподавал у нее живопись.
Девушка с подозрением взглянула на него. Даже с накладными усами и бородой, в большой шляпе, Гоззо выглядел слишком молодо для того, кто мог учить ее мать.
– Я просто хорошо сохранился, – поспешно добавил он, уловив ее взгляд. – Скажите, могу я увидеться с Эдит?
– Мама умерла… уже давно, – девушка замешкалась.
– Простите, мне так жаль… Гоззо, меня зовут Гоззо, – представился он.
– Адель, – ответила она, и еще раз окинув его взглядом, освободила дверной прием, – проходите…
– Несколько лет мама страдала болезнями души: сильно хандрила, и, в конце концов, наложила на себя руки, – говорила она, пока они проходили знакомую Гоззо парадную.
– Какой кошмар, примите мои соболезнования… Честно сказать, вы меня удивили, ведь насколько я помню, она была такой жизнерадостной девушкой.
– Мой отец также считает. Врачи говорили – это наследственное. Вы разве не слышали про мою семью? Об этом писали в газетах…
– Нет, я долгое время жил за границей, а что произошло?
– Дедушка убил свою пожилую мать и сына. А сам пропал без вести. Просто вышел из дома и исчез. Психоз*. Это сильно подкосило мою мать, она тогда была совсем молода.
– Что? Робер мертв? Не может быть! – Гоззо опешил, – профессор Мартинес выглядел вполне здоровым человеком… с чего вдруг он так поступил? Немыслимо, я совершенно за ним не замечал такого. А ведь я знал его много лет…
Девушка снова странно взглянула на него.
– Я же говорю, я выгляжу гораздо моложе своих лет, – понял ход ее мыслей Гоззо.
– Присаживайтесь, я налью вам чаю, – девушка отошла, давая возможность гостю оправиться после ее слов.
Гоззо присел на старенький диван, на котором часто сидел в облике Марко.
«Проклятье! Что им двигало? Совсем из ума выжил! И где теперь искать его?», – думал он, осматриваясь вокруг. Повсюду лежали разные вещи, коробки, книги.
В коридоре послышались шаги – дочь Эдит возвращалась.
– Пожалуйста, – девушка разложила перед Гоззо поднос с чашками.
– Вы переезжаете? – спросил Гоззо, указывая на бардак вокруг.
– Нет, просто освобождаемся от хлама, – сказала она, – дом долгое время пустовал, пока я жила у родственников. Но теперь я вернулась и первым делом хочу избавиться от дедушкиного присутствия.
– Вы позволите? – Гоззо подошел к книгам, – я бы взял себе на память пару вещиц.
– Пожалуйста, можете забрать все!
Она замолчала, наблюдая как Гоззо роется в книгах. Он перебирал одну за другой, пока меж книг ему не встретился смятый детский рисунок.
Судя по нарисованным сверху сталагмитам, на рисунке была изображена пещера. Вокруг было прорисовано множество зажжённых красно-желтых факелов, а в центре стояла гигантская коробка, судя по отрисованным бликам, стеклянная.
– О, это рисунок Робера, маминого брата. Он нарисовал его своему учителю, некоему Марко. Там приписано.
Марко посмотрел в угол листа: «Пещера с сокровищами пиратов. На долгую память Марко, лучшему учителю…».
Тот рисунок, что хотел передать ему Робер, в день их последний встречи.
–– Позвольте, я заберу его, – сказал Гоззо.
Адель, удивленная его просьбе, не стала возражать.
– Мама тоже любила рисовать в детстве. Но после того случая, она забросила живопись. Она всегда была для отца просто мебелью. А ведь мама всю жизнь желала одобрения. Но ни от него, ни даже от учителей, она его так и не получила. Все восторгались Робером, ее младшим братом…, – в голосе Адель слышалась сильная горечь за мать.
«Все тянутся к этой душе, – вспомнил Гоззо слова профессора. – Да, у малышки Эдит не было ни шанса противостоять внутренней притягательности Робера».
– …Поэтому я не понимаю, зачем было удочерять ребенка и не любить его, – продолжала возмущаться Адель.
– Эдит тоже была не родной дочерью профессора? – удивился Гоззо, убирая рисунок к себе во внутренний карман.
– Да, поговаривали, что он привез ее аж из Южной Америки. Как и других своих детей.
– Других детей? – не понял Гоззо, – у него были еще и другие дети?
Адель кивнула.
– Да. До Робера и Эдит у него было еще двое детей, но они умерли задолго до появления моей мамы. Мне встречались их документы при уборке дома…
«Маленькие дети, умирающие в профессорском доме. И куда смотрит полиция? И если Робер был психопомпом, то кем были другие? Неудачные попытки найти нужную душу?», – думал Гоззо, уходя из дома Адель.
Недалеко от Парижа, среди лесного массива, Гоззо выкопал небольшую ямку. Жизнь научила его делать копии своих пометок и теперь их можно было найти в старинных библиотеках мира, в читальных залах, на страницах чужих книг… И даже закопанными на дальних островах… Сейчас, он делал очередной клад из своих воспоминаний: на почетном месте был прощальный подарок Робера. Затем следовал список перерождений Эви, последняя дата которого был 1797 год. Были здесь и газетные заметки из архивов периодики о происшествии на корабле; вырванные страницы из читального зала, с собственными пометками; книга, которую он забрал из личной библиотеки покойного Мартинеса и личный сборник его (Гоззо) хаотичных воспоминаний, продублированный несколько раз. Вернется ли он к ним вновь, Гоззо не знал. Но что-то ему подсказывало, что он прощается с ними навсегда. В этом мире его больше ничего не держало.
Через пару часов Гоззо был мертв. Его сестра еще много лет будет искать его по всей Германии, не зная, что его тело похоронено в безымянной могиле во Франции…
Отдел управления численности населения Управления по контролю Земли Верхнего уровня, 40-е гг.
«Мир Земля вступает в эпоху глобальных перемен… Научно- техническая революция дошла и до них…», – вещал диктор по большому экрану, установленному во всю стену.
– Возрадуемся. Скоро люди изобретут глобальную сеть и работать с архивами станет гораздо легче! Аллилуйя! – большая Оранжевая сущность подбросила кипу бумаг вверх и тут же впитала их, поймав бумаги в себя.
Душа молодого парня с нескрываемым отвращением посмотрела, как Оранжевая сущность вытащила из себя бумаги, заляпанные полупрозрачной жидкостью, и вновь вернулся к разговору с фиолетовой эмоцией:
– …Вообще, я раньше в Отделе на Земле служил. Да, тот самый, что со злюкой-Марой, расследующей убийства богов! И именно я вернул ей Острие… Потом, правда в должности понизили. Но это временно… Подумаешь, отработаю одну вечность и снова в круговорот жизней…
– Это, конечно, очень интересно, – сказала эмоция уставшим голосом, – но пока вы не покажете мне свой пропуск, я не могу допустить вас в архив.
– Да бросьте, – махнула рукой душа Гоззо, – я уже облазил все Управление вдоль и поперек. Был в каждом уголке. Менял лампочки во всех секретных архивах, даже в Совете! Да я лучший лампочник месяца! Но завтра, когда члены Совета отправятся в архив и столкнутся с кромешной тьмой, меня лишат этого статуса, премии и … присудят еще одну вечность здесь! А это сведет меня с ума! И все почему? Потому что я забыл свой пропуск в Нижнем уровне!
– Да, Энти, не будь так строга к нему., – подплыла к ним Оранжевая сущность, сотрудница канцелярии, – это же Гоззо, такой пусечка… Сколько лампочек он поменял у нас – не перечесть… Я лично подшивала его дело – это правда что он числится за Отделом… Уверена, что как только он закончит коротать свой срок в Отделе 5189, Мара тут же заберет этого красавчика обратно. Нет причин ему не доверять, – и Оранжевая сущность схватила душу Гоззо за щеку и слегка потрепала своим сгустком.
Душа Гоззо высвободилась от сгустков Оранжевой сущности, сдерживая рвотные позывы. Он привык ко многому, но эти не оформленные эмоции до сих пор вызывали у него отвращение.
В ответ на это фиолетовая эмоция лишь отрицательно покачала головой.
– Только через официальную бумагу с разрешением, – сказала она.
– Не видать мне премии, – удручающе развел руками Гоззо и отвернувшись, взял свою стремянку и напевая песенку, понес ее в противоположную сторону коридора, рядом с кабинетом местного начальника. Поставив лестницу, он полез выкручивать очередную лампочку. Делая вид, что занят работой, он время от времени бросал любопытные взгляды на фиолетовую эмоцию, отмечая, что для существа мира Даэху она весьма симпатична.
Тем временем, фиолетовая эмоция собрала вокруг себя кучу бумажек с разноцветными графиками, сложила их в красивую папочку и направилась в кабинет своего начальника.
– Можно? – спросила она, слегка постукивая в приоткрытую дверь.
– Да, проходи, – раздался голос Осириса, начальника Отдела управления по численности населения.
– Вот последние графики и отчеты, что вы просили…, – послышался голос эмоции.
Воцарилась тишина, было слышно лишь шуршание бумаги.
– Отлично! Хорошая работа, Энти, что-то еще? – вновь раздался голос Осириса после небольшой паузы.
– Да… я тут проводила подсчеты, – неуверенно произнесла эмоция, – после того, как были созданы залы ожидания, предполагалось, что количество исчезнувших душ резко сократится. Но, смотрите, души продолжают исчезать в большом количестве по странной периодичности… Например, недавно, исчезло сразу…
– Энти, Энти, Энти… остановись, – приказал ей Осирис, – я поощряю твою эмоциональность, но убавь свой энтузиазм. Я не помню, чтобы давал тебе подобное задание.
– Но мое дело вести учет душ…, в том числе и пропавших…
– Энти, в мире миллионы живых душ, желающих, чтобы ты их подсчитала… Зачем же заниматься теми, которых нет… Я надеюсь, мы поняли друг друга.
– Но… должна же быть причина…
– И ее обязательно найдут, Энти! Тебе что, больше всех надо? Послушай, я вижу тебя это беспокоит… Хорошо, давай поступим так. Оставь все графики у меня, перешли все остальные данные, а со своего компьютера уничтожь. Я перенаправлю твой запрос нужному отделу, и они займутся этим вопросом… Что-то еще?
– Нннет… хорошо, я перешлю все данные…
– Вот и славно, тогда иди… и закрой за собой дверь!
Энти направилась к выходу, цокая каблуками, как вдруг начальник ее окликнул:
– И еще, Энти… Прошу, можешь сегодня забрать отчеты с Земли… я никак не успеваю.
Эмоция замешкалась с ответом.
– Я дам тебе свое зеркало, Энти, это всего на пару минут. Ничего не случится. Но если ты не хочешь, я попрошу кого-нибудь другого…