– Я не знаю, твою мать! – Богдан схватил телефон. – Никита, срочно кардиолога! – он бросил трубку и присел рядом с Марком. – Марк, – он хлопал его по щекам, Марк был в сознании, но лишь хрипел, не в силах произнести ни слова.

Вместе с бригадой кардиологов Никита прилетел к Насте домой.

– Привет. Что с ним? – Никита прошел к Марку.

– Сердце, – чуть слышно ответил ему Кирилл.

Кардиологи быстро осмотрели Марка и, уложив на носилки, увезли в клинику.

– Где Настя? – Никита посмотрел на Богдана и ребят, видя их потерянные лица, он думал, что они переживают за Марка.

– Ты мне скажи, где Настя? – прохрипел Богдан не в силах больше сдерживать себя. – Какого хе.а творит твой профессор?!

– В смысле?

– В прямом… – стараясь держать себя в руках, Богдан рассказал Никите, что произошло.

– Хе.ня какая-то. Он ждал ее сегодня на прием и не более того.

– Кто если не он?

– Поехали.

Богдан и Никита приехали в клинику и прошли в кабинет к профессору.

– Добрый день, – профессор встал из-за стола. – Богдан, почему ты один, без Насти? – Богдан с негодованием посмотрел на профессора. – Никита Юрьевич? – не понимая, что происходит, профессор посмотрел на Никиту.

– Аркадий Львович, Настю увезли в диспансер. Вы можете прояснить нам, почему? – Никита нервничал не меньше Богдана.

– Никита, я уверяю тебя, я впервые слышу об этом, – он присел обратно в кресло и налил себе воды. – Кто ее увез и куда?

– В первую городскую… – Богдан рассказал, что произошло утром. – Кому еще это нужно? Никто ничего не знал.

– Я не знаю, кому это нужно, но если Настю увезли в первую, то дело очень хреново, – профессор взял телефон и стал прозванивать своих коллег, минут через 20-ть он посмотрел на Богдана и Никиту. – Звоните адвокатам. Мне нужно уехать.

– Мы едем с Вами.

– Но… – профессор посмотрел на Богдана и Никиту и понял, что спорить бесполезно. – Хорошо…

Пока они ехали, Богдан позвонил Артему, разъяснил ему суть и договорился о встрече.

– Ждите меня здесь, – сказал профессор, припарковавшись у клиники. – Все равно не пропустят.

Профессор вернулся почти через час.

– Плохо дело, – сказал он, сев в машину. – Настю можно вызволить отсюда лишь по суду, до суда ее заколят так, что она не одно мед. освидетельствование не пройдет.

– Но кому это нужно?

– Я не знаю, но кому-то это очень нужно. Настю нужно как можно быстрее вызволить оттуда. Из этой клиники еще ни кто не выходил здравым человеком. Три дня интенсивной терапии и она превратиться в овощ…

Я проснулась лежа на полу в мягком боксе, связанная рукавами смирительной рубашки. Я не знала, сколько я спала, вообще не очень хорошо понимала, что происходит, не сразу поняла, где я. «Они бросили меня… Они отказались от меня… Я больше не нужна им…» В памяти всплыло последнее, что было в моей жизни и я поняла, что переживать мне больше не о чем. «Ради них я смогла пережить все, что было со мной… зачем мне бороться теперь? Я больше не нужна им… Зачем?…» Мне было невыносимо больно… из глаз градом катились слезы… я не могла винить их… видимо рано или поздно это должно было случиться… « За все нужно платить…»

Дверь открылась, в бокс вошел санитар.

– Че, сучка отмороженная, очнулась? – ехидно спросил он. – Иди сюда.

Мне было наплевать на себя, желания жить не было, но, Мурене очень не понравилось его обращение. Один укол, сделанный мне ими дома, не мог сильно повлиять на меня. Как только санитар подошел ко мне, я вскочила на ноги. У меня были связаны руки, чтобы уложить на пол медика, мне хватило ног. Понятно, что это лишь усугубило мое положение. В бокс вошли еще трое с шокерами и дубинками. Ребята отрывались по полной программе, дубинки… носоки тяжелых ботинок… мне было наплевать… Нарезвившись, санитары связали мне ноги веревкой и ввели двойную дозу препарата… «Я больше не нужна им…» Мир перестал существовать для меня…

Артем поднял на ноги всех кого только мог, к вечеру второго дня он позвонил Богдану. Они договорились встретиться у Никиты в клинике.

Профессор, Богдан и Никита ждали Артема в кабинете Никиты.

– Здравствуйте, – поздоровался он, войдя в кабинет.

– Привет, – хмуро ответили ребята.

– Хе.ово дело, – сказал адвокат. – Я переговорил, с кем только мог. Проще от вышки отмазать. До суда нам даже увидеться не дадут.

Минут 10-ть в кабинете висела зловещая тишина.

– Профессор, у Вас есть хоть один знакомый санитар в этой клинике? Хоть какой-то подход к охране? – Богдан не думал сейчас о том, как ему больно, он лихорадочно соображал, как помочь Насте.

– У меня есть знакомый доктор в этой клинике, но…

– Звоните, – Никита посмотрел на профессора.

Через полчаса подъехал знакомый профессора. Интеллигентной наружности мужчина, приятной внешности, лет 50-ти на вид.

– Петр Иванович, очень нужно, что-то придумать…

– Мне очень жаль вашу девочку. Из этой клиники, действительно, ни кто еще не выходил здравым человеком, здесь больше шансов не выйти оттуда совсем. Что там твориться, даже подумать страшно. Эта клиника охраняется, как тюрьма строгого режима.

– Петр Иванович, – Богдан выразительно смотрел на него. – И со строгача можно сбежать. Кому? Сколько?

– Я подумаю, что можно сделать…

– У нас времени нет.

– Я знаю. Я позвоню, – ответил он и вышел из кабинета.

– Артем, – Богдан посмотрел на него. – Знать о том, что произошло с Настей, не должен ни кто. Если Петр не договориться, будь готов отмазывать меня от вышки.

– Я понял…

Кирилл и Вадим не находя себе места, сидели в гостиной.

– Кирюшенька, Вадюшенька, – к ним подбежала Камилла. – Ну, где же мамочка? Почему ее так долго нет?

– Камиллочка, – Кирилл взял ее на руки и крепко обнял. – Мамочка уехала по делам.

– А она скоро вернется?

– Она вернется, Миллочка. Мамочка обязательно вернется, маленькая моя. Мы пока не знаем когда, – сдерживая боль в душе, ответил ей Кирилл.

В дом вошли Богдан, Степан и Данила.

– Пап? – продолжая обнимать Камиллу, Кирилл посмотрел на него.

– Папочка, – Камилла потянулась к Богдану, он взял ее на руки. – Привет, дядюшки, – Камилла посмотрела на Степана и Данилу и крепко обняла Богдана.

– Привет, Миллочка, – ответили ей ребята.

– Миллочка, беги к бабушке Тусе, а мы с дядюшками поговорим, хорошо?

– Хорошо, – ответила Камилла и ушла наверх.

– Пап? – близнецы поздоровались со Степаном и Данилой и снова посмотрели на Богдана.

– Ждем… – ответил он им, рассказав, что дал сегодняшний день.

– Как дед?

– Держится…

Ребята ждали звонка от Петра Ивановича. Он не стал звонить, часа через два Никита привез его домой к Насте.

– Здравствуйте, – сказал он, войдя в дом.

– Здравствуйте. Как наши дела?

– Я разговаривал с одним из санитаров, ваша девочка не просто так попала туда. Оттуда и так выйти не реально… Настя под особым контролем. Завтра смена ребят, с которыми можно было бы договориться, но… Три дня интенсивной терапии, предел для мозга, при обычной дозе, – Петр Иванович хмуро посмотрел на ребят. – Насте колят двойную дозу, сегодня уже двое суток… завтра будет очень поздно. Не факт, что не поздно уже сейчас…

– Сколько охраны во дворе? – Богдан даже не думал отступать, наоборот.

– Пятеро, – Доктор снова посмотрел на ребят. – Я поеду с вами, чем смогу…

К пяти утра Богдан, Никита, Степан, Данила и Петр Иванович подъехали к первому городскому психоневрологическому диспансеру. У ворот стояли двое охранников, еще трое находились на территории двора клиники.

– Они откроют мне ворота, но не впустят вас, – Петр Иванович посмотрел на ребят и дал им по шприцу. – Это нейтрализует их на полчаса. В клинике лишь один санитар, который сможет помочь нам, всего их восемь и их нейтрализовать придется уже без препарата.

– Ясно, – ответили ребята.

Все вместе они вышли из машины, профессор подошел к воротам и нажал на звонок.

– Кто?

– Петр Иванович Ромашин, – он поднес к окну в воротах пропуск, охранник отворил ворота и увидел ребят.

– Это кто? – недовольно спросил он.

Левой рукой схватив охранника за шею, правой Никита умело ввел ему в шею иглу, охранник свалился на землю.

– Че за хрень? – второй охранник навел на ребят автомат.

Данила умело выбил его автомат ногой, Степан придавил охранника к земле и ввел ему препарат.

С остальными охранниками было проще, они не знали о проникновении, на территорию клиники посторонних. Бесшумно подкравшись сзади, ребята нейтрализовали и их. В клинике их встретил санитар, о котором говорил профессор.

– Петр Иванович, – он протянул профессору ключи. – На третьем этаже, справа, пятый бокс. В продоле трое, двое в ординаторской и двое на втором этаже.

– Идем, – профессор посмотрел на ребят и прошел к лестнице.

Степан и Данила задержались на втором этаже, Никита и Богдан поднялись на третий, где их встретили еще трое санитаров. Умело и бесшумно ребята уложили их на пол и прошли к пятому боксу. Открыв дверь они увидели Настю, лежавшую на полу – смирительная рубашка… перетянутые толстой веревкой ноги… синее опухшее лицо… разбитые губы… растрепанные волосы… сама Настя не подавала признаков жизни…

– Господи… – прохрипел Богдан, взяв Настю на руки.

– Торопитесь, – профессор опасался, что санитары придут в себя.

Забрав Настю, ребята вышли из бокса и спустились вниз. Где их ждали Степан, Данила и санитар. Профессор достал из кармана шприц и подошел к санитару.

– Максим.

– Дай Бог, чтобы все это было не зря, Петр Иванович, – санитар отдал профессору стопку мед. карт. – Торопитесь.

Профессор ввел Максиму укол, Данила помог ему «уложить» санитара на полу. Выйдя из клиники, они обнаружили, что охранники лежат в том же положении, в котором их оставили. Ребята покинули клинику и, сев по машинам, сорвались с места. Лишь сев в машину, Богдан развязал рукава рубашки Насти, срезал с ее ног веревки и крепко прижал ее к своей груди.

– Настюшенька, маленькая моя… – Настя, как тряпичная кукла, сидела у него на руках.

Приехав в клинику, Никита определил Настю в палату интенсивной терапии. Ребята прошли в кабинет Никиты.

– Что с Вами теперь будет? – Степан посмотрел на Петра Ивановича.

– Дай Бог, выиграем суд, не хотелось бы в тюрьме померать, – вздохнув, ответил он…

Через два часа в кабинет вошли Никита и профессор.

– С моей стороны, – хмуро сказал Никита. – Сломаны три ребра, вывихнуты обе ноги и обе руки, сломан нос.

– Мне, чтобы сказать вам, что-то конкретное, нужно ждать пробуждения Насти…

Настя очнулась лишь на третий день, открыла глаза и неадекватно смотрела перед собой. Не зная, какой будет реакция Насти, профессор ни кого не пускал к ней.

– Настя, – тихо сказал он. – Ты слышишь меня?

Туманным взглядом Настя посмотрела на него и отвела взгляд. Профессор понял, что она слышит, но не понимает, что происходит.

– Настя…

– Я больше не нужна им…

Следующие два дня, профессор не услышал от Насти ни слова, она лишь равнодушно смотрела перед собой.

Я открыла глаза и не сразу поняла, где я. До сознания туманно доходил смысл.

«Я в палате, – наконец поняла я. – В какой? …Психоневрологический диспансер… Вам необходимо проехать с нами… не усложняйте ситуацию… Они бросили меня… Они отказались от меня… Я больше не нужна им… Очнулась, сучка отмороженная… тяжелые ботинки ровняют мое лицо и печень… дубинки жестоко обрушиваются мне на спину… голову…лицо… укол… темнота…»

– Здравствуй Настя, – профессор прошел в палату и присел рядом со мной.

Я хмуро глянула на него и отвернулась.

– Ты не хочешь говорить со мной?

Я молчала.

– Настя…

– Профессор, мне по хрен, кто запер меня в дурдоме, – я жестко посмотрела на него. – Мне по хрен, кто и зачем вытащил меня оттуда. Решили, что перестарались? Страшно стало? Мне абсолютно наплевать, что Вы намеренны делать дальше. Вам нравиться ставить опыты надо мной? Ставьте. Продвигайте научные познания. Мне по хрен, но имейте в виду, если кто-то, кроме Вас, посмеет войти сюда, я придушу его на месте. Мне на хрен не нужна ни чья жалость и еще, постарайтесь работать молча…

Богдан ждал профессора в кабинете Никиты.

– Как наши дела, профессор.

– Мозг Насти не разрушен, но, она зациклена на том, что она ни кому не нужна, это последнее, что она помнит ясно. Богдан, Настя ведь говорила тебе, что в случае, если ты пойдешь против нее, в ее мозгу снова произойдет сбой, как защитный рефлекс, не позволяющий уничтожить ее. Этого сбоя не произошло, значит подсознательно, она уверенна в том, что ты не хотел ей зла. Если бы не последний сбой, сделавший Мурену в разы сильнее, она не пережила бы пребывания в диспансере. Более того, препарат который должен был лишить ее разума, подействовал на мозг Насти с точностью наоборот – он усилил звериный иммунитет Мурены. Сейчас ей очень тяжело, тяжелым будет и восстановление, ей нужно лишь пережить это. Беда в том, что она уверенна в том, что стараться пережить все это ей больше незачем. Нам остается лишь ждать, спорить и пытаться что-то доказать, бессмысленно, она не готова к этому и это лишь усугубит положение, она будет считать это лишь жалостью…

Еще месяц я провела в клинике. Ясное сознание вернулось ко мне, но состояние было очень тяжелым, я ничего не помнила до того момента, когда очнулась в клинике, кроме того, как меня забрали из дома и первого дня в психдиспансере. Не помнила и не хотела вспоминать, ни слышать, ни видеть кого-то я тоже не хотела. Я снова смогла пережить очередной «подарок» судьбы, но теперь уже не понимала зачем. Мне было невыносимо больно, осознавать то, что у меня ни кого больше нет в этой жизни. Я понимала близких и не винила их, но мою душу разрывала невыносимая боль. Я очень хотела к малышам… Я очень хотела домой и с ужасом понимала, что кроме меня, ни кто этого больше не хочет. У меня ни кого больше нет… Большой и крепкой семьи, у меня больше нет…

Весь этот месяц я сухо и нехотя отвечала на вопросы профессора днем и захлебывалась горькими слезами по ночам. В конце концов, я заставила себя принять, как есть, надеясь на то, что когда-нибудь я смогу смириться с этим.

– Здравствуй, Настя.

– Здравствуйте, профессор, – сухо ответила я.

– Тебе передали вещи, – он положил на стол мой портмоне и ключи от машины, на стул поставил сумку с вещами.

– Спасибо, – хмуро ответила я, взяла сумку и ушла в ванную, переоделась и снова вышла к нему.

– Ты так и не хочешь выслушать меня?

– Зачем? Я ни кого не виню, профессор. Живите спокойно, – я выразительно посмотрела на него. – Се-Ля-Ви, – взяла со стола ключи и портмоне и вышла из палаты.

За этот месяц я ни разу не видела Никиту. Он пытался поговорить со мной, но я просто прогнала его, потребовав другого хирурга. Я не могла видеть его и понимать, что все, что было в нашей жизни осталось в прошлом, оставив лишь горькие воспоминания и сожаления, о чем думал он, я не знала и не хотела знать. Я и сейчас не собиралась заходить к нему. Зачем? Зачем рвать себе душу? Видеть их и понимать, что я больше не нужна им. Они устали… Я хотела покинуть клинику и навсегда исчезнуть из их жизни. На парковке у клиники стоял мой внедорожник – Тундра, который я приобрела, после того, как мой Хаммер приказал долго жить. Подойдя к машине, я увидела Богдана, стоявшего рядом с ней. Сердце дрогнуло в моей груди и сжалось в комок.

– Настя…

Я, молча, хмуро посмотрела на него и села в машину.

– Послушай меня… – он встал у открытого бокового стекла машины.

– Ты хочешь извиниться и сказать, что тебе жаль? – я холодно смотрела на него, а самой очень хотелось плакать. – Я ни кого ни в чем не виню, но и благодарить кого-то за то, что я все-еще жива, я не собираюсь, – я посмотрела ему в глаза. – Ты свободен, Богдан. Дай Бог тебе счастья, – я отвернулась и нажала на газ, не в силах больше находиться рядом с ним.

Я выехала со двора клиники и просто не знала, куда ехать дальше. Слезы застилали мои глаза. Душа рыдала и разрывалась от боли… Я чуть не снесла с трассы, ехавшую навстречу, легковушку. Оставив Тундру на стоянке, я просто бродила по городу, пытаясь понять, как жить дальше. Я вышла на большой мост, пролегающий через реку. Оперевшись на перила моста, я смотрела на воду и понимала, что жить дальше мне просто незачем. Я перебралась через перила… меньше метра отделяло меня от бездны… « Я всю свою жизнь летела в бездну и вырывалась из цепких лап смерти… зачем? Семьи больше нет… любви больше нет… смысла больше нет…» Я отпустила перила…

– Не смей, – крепкие руки схватили меня под мышки и перетащили через перила на мост. – Что же ты делаешь, маленькая моя? – Богдан изо всех сил обнял меня.

– Какого хрена ты здесь делаешь? – я пыталась вырваться из его рук. – Пусти меня… Я прошу тебя, отпусти… – он взял меня за плечи и посмотрел мне в глаза, из которых градом катились слезы. – Чего еще ты хочешь от меня? Я не смогу жить без вас, ты, что не понимаешь этого? Зачем? Для чего? Я умоляю тебя, отпусти. Вы хотели, чтобы я ушла. Я ушла. Что еще тебе нужно от меня?

Он снова крепко обнял меня.

– Неужели ты, действительно, веришь в то, что это я превратил твою жизнь в ад?

Я больше не могла не отвечать, не спрашивать, лишь плач вырывался из моей груди. Обнимая меня, Богдан довел меня до машины и усадил на заднее сиденье, сам сел рядом и снова обнял меня.

– Ты же знаешь, я никогда не боялся тебя. В каком бы ты не была состоянии, ты ни за что на свете не причинишь вреда нашим детям, я уверен в этом, Настя. Малыш мой, я не делал этого.

– Тогда кто сделал это, Богдан? Ведь ни кто ничего не знал.

– Я не знаю.

– Богдан, я прекрасно знаю, что это за клиника, если вы не имеете к этому отношения, тогда как меня отпустили оттуда, без экспертизы и суда?

– Тебя ни кто не отпускал оттуда, Настя… Петр Иванович и санитар Максим под следствием, Артем пытается помочь им. Марк все еще в клинике.

Я крепко обняла его, слезы снова ручьем потекли ему в плечо.

– Ты мне веришь, малыш мой?

– Я не могу не верить тебе… но… я все равно не могу вернуться домой… Богдан, я обманула профессора. В его отчетах о моем состоянии, все намного благополучнее, чем на самом деле… Я не могла больше находиться там. Я понимала, что мне некуда идти, понимала, что ни кто меня больше не ждет, и все равно не могла там находиться. Мне все еще очень плохо… Я не знаю, что будет со мной, какой я стану после всего этого… я не знаю…

– Я знаю, маленькая моя, и профессор знает. Я видел, что эти звери сделали с тобой, я знаю, как тебе тяжело. Малыш мой, я с тобой, я всегда буду рядом с тобой. Ты очень нужна нам и ни кто не сможет изменить этого.

Богдан дал мне воды, я немного успокоилась, пытаясь понять хоть что-то, в голове был туман, я не могла сосредоточиться.

– Настюша? – Богдан снова посмотрел на меня, я не знала, что сказать ему. – Просто скажи, что ты веришь мне.

– Я ничего не понимаю, Богдан, но… я не могу не верить тебе.

– Я никогда не предам тебя, Настенька, – он нежно поцеловал мои, соленые от слез, щеки и пересел на водительское сиденье.

– Богдан, я очень хочу к детям, но… я не готова… я не хочу, чтобы они видели меня в таком состоянии.

– Малыш мой, они рады видеть тебя в любом состоянии, но, к детишкам мы поедем чуть позже, нам нужно заехать в клинику. Если ты не хочешь, поехали домой, профессор заедет сам.

– Поехали… в клинику…

Припарковавшись у клиники, Богдан открыл мне дверцу, я неуверенно смотрела на него.

– Малыш мой, не бойся, идем со мной, – он взял меня за руку.

Мы прошли до кабинета Никиты. Неуверенные движения, потеря координации, потерянный взгляд, нервная дрожь по телу – я снова была затравленным зверьком. Я остановилась у двери, не решаясь войти и посмотреть Никите в глаза.

– Все хорошо, Настенька, – тихо сказал мне Богдан и провел меня в кабинет.

Я остановилась, не сделав и двух шагов, и неуверенно посмотрела на Никиту. Он встал из-за стола и подошел ко мне.

– Настя, – он взял в руки мою ладонь.

– Ник… – и снова слезы покатились из глаз, я не могла взять себя в руки, совершенно потерянное состояние, как физическое, там и моральное. – Прости… Никита… Я… Прости меня, Ник…

– Я знаю, Настя, – он крепко обнял меня. – Знаю, родная моя. Мы с тобой, ты же знаешь. Моя Маленькая Настенька, – обнимая меня, он нежно поцеловал меня в щеку, я понимала, для чего он назвал меня маленькой Настенькой – я, по-прежнему, их младшая сестренка, я навсегда останусь для них Маленькой Настенькой, и уже ни что не в силах перечеркнуть того, что нам пришлось пережить.

– Прости, Никита, – я обняла его, что было сил.

– Все будет хорошо, Настя, – дверь кабинета открылась, я вздрогнула, как от удара током и инстинктивно прижалась к Никите, ища укрытия в его объятиях. – Все хорошо, Настя, – Никита усадил меня на диван.

– Как наши дела, Настя? – в кабинет вошел профессор и присел рядом со мной, с другой стороны присел Богдан.

– Зачем Вы отпустили меня? – я повернулась к профессору.

– Скажи мне, Настя, когда ты в последний раз нормально спала? – я молча смотрела на него. – Неведение угнетало тебя, усугубляя твое и без того тяжелое состояние.

– Все очень плохо?

– Настя, четыре месяца твой мозг испытывает сильнейшие перегрузки, ты в своем уме и это уже очень хорошо. Мы пройдем с тобой еще один месячный курс терапии, а дальше посмотрим. Давай мне руку, – я закатала рукав и протянула руку профессору, руки сильно дрожали, Богдану пришлось держать мне руку, чтобы профессор смог ввести иглу. – Не сдерживай своих слез, Настя. У тебя нет сил сдерживать свои эмоции, не нагружай себя. Слезы, гнев, что угодно, не держи это в себе.

– Вы оставите меня в клинике?

– В этом нет необходимости. Ты вполне адекватна, потерянное состояние, не повод держать тебя в клинике. Я буду приезжать сам, дома тебе будет проще набраться сил, я лишь рекомендую тебе постельный режим.

– Я могу помочь Петру Ивановичу?

– Можешь, Настя, но твое пребывание в первой городской перестанет быть тайной.

– То, что они заперли там абсолютно здорового человека, делает хуже лишь им, разве нет?

– Вот, Настя, ты вполне способна соображать здраво, тебе просто нужно набраться сил. Я подготовлю необходимые справки, полностью реабилитирующие тебя.

– Как они вышли на меня?

– Заявления, действительно, были, Настя, тамошнему главврачу большего не нужно, но и здесь не обошлось без посторонней помощи. Кто был инициатором, нам остается лишь догадываться. Поправляйся, Настя. Я заеду завтра.

– Спасибо, – ответила я, профессор вышел из кабинета. – Как Марк, Никита?

– Если ты вдохновишь его жить дальше, я отпущу его домой. Он в третьей палате.

Я вышла из кабинета и поднялась на этаж кардиологического отделения. Подойдя к третьей палате, я тихонько открыла дверь и также тихо прошла до постели Марка, он спал. Я присела на край его постели и взяла его ладонь в свои руки.

– Папа.

– Настя, – он открыл глаза и посмотрел на меня. – Настенька, – он присел и чуть не задушил меня в объятиях. – Доченька, маленькая моя.

– Папочка, родной мой, – я крепко обняла его в ответ. – Никита сказал, что ты хочешь бросить меня, он ведь пошутил, правда, папочка?

– Конечно, доченька. Никита пошутил, я очень хочу домой. Настенька, девочка моя.

– Все хорошо, папочка, я с тобой. У нас все будет хорошо, – слез не могла сдержать не только я…

Мы вернулись домой, я нерешительно вошла в гостиную. По ушам резанула … тишина…

– Где дети, Богдан? Почему так тихо?

– Дети дома, Настя, идем.

Марк остался у камина, мы поднялись наверх. Я тихонько вошла в гостиную второго этажа и ужаснулась. Все мои детишки были в гостиной. Никита и Матвей сидели на руках у Кирилла и Вадима, Камилла и Степашка сидели рядом с ними. Они просто сидели и молчали… ни мультфильмов, ни игр, ни развлечений… в доме стояла гробовая тишина. На лицах детей не было и тени радости. Я, в полном оцепенении, смотрела на них.

– Мамочка… – чуть слышно сказал Вадим.

Дети увидели меня, встали с дивана и, в том же оцепенении, смотрели на меня… минуты невыносимой тишины, показались мне вечностью.

1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

1 из 4