Жених по объявлению

– Яковлева, – объявила секретарь, выйдя к толпе.

Белой чайкой взлетела Яковлева, грудью, а не боязливо, бочком, впорхнула в зал. Я скрестил все пальцы, желая успеха ей. Прильнув к двери, прислушивался к звукам и шорохам с той стороны.

«Нет, нет… Не провожайте, я сама дойду… Лошади мои близко… Значит, она привезла его с собою? Что ж, все равно! Когда увидите Тригорина, то не говорите ему ничего… Я люблю его! Я люблю его даже сильнее, чем прежде!» – взвизгнула Яковлева на самой высокой ноте. У меня по коже пронесся холодок.

– Достаточно, – остановил знакомый голос. – Прочтите что-нибудь из современной литературы?

– Блок. «Демон». Можно? – Голос Яковлевой тусклый и неуверенный.

– Давайте.

– «Иди, иди за мной – покорной, – опять взвизгнула Яковлева. – И верною моей рабой, я на сверкнувший гребень горный взлечу уверенно с тобой».

– Что знаете о Блоке-поэте?

Что знает Яковлева о Блоке-поэте я не расслышал. Попыталась она и спеть что-то, но даже я со своим слухом певца-самоучки распознал фальшь, да и сам голос был каким-то вялым.

Из зала Яковлева не выпорхнула белой свободной Чайкой, а выползла мокрой курицей. Ни на кого не глядя, поплелась по коридору в сторону туалетов. Я за нею.

– Что сказали? – задал я дурацкий вопрос.

Яковлева посмотрела на меня, как на чудо морское, и ничего не сказала в ответ.

– Ты знаешь, мне разонравилось быть артистом, – бросил я небрежно. – Какое-то все неживое, наигранное.

– Ты меня успокаиваешь? – остановилась Яковлева. – Не надо. Я все равно буду артисткой. Устроюсь уборщицей в театре, дворником, кем угодно, и буду учиться. С первого раза мало кто проходил. Кто-то и больше пяти раз пробовал. Папанов, например. Не надо только сдаваться!

Мне неловко было признаться, что меня допустили до второго тура, и я в знак солидарности – или чего-то еще – выпалил:

– Заберу документы и буду поступать в МАИ.

– Туда, думаешь, легче?

– Не знаю. Не поступлю – устроюсь на авиационный завод, а там будет проще поступать.

– Домой не хочешь? – В глазах Яковлевой тоска, боль и страх.

– Отец мне выписал билет в один конец. Сказал: «Заправляю твой самолет, камикадзе, только чтобы ты долетел до цели!» Теперь, если бы я и захотел припасть к плечу родителя, все равно не смог бы это сделать по причине «отсутствия присутствия» денежной массы. А брести пешком пять тысяч верст – ноги сотрешь до… по… до этого самого.

Я так и сделал. Меня приняли на авиационный завод учеником по прокладке электрожгутов в фюзеляжах самолетов. Дали место в общежитии и назначили стипендию, на которую не заяруешь, но и не помрешь с голоду. Правда, далековато от Москвы, Луховицы, но это даже лучше. Тишина, покой, почти как у нас, в Сибири. Там я поступил без проблем в авиационный техникум на вечернее отделение и там же записался в аэроклуб. Попробую стать летчиком, как хотела мама. Авиация – это не колхоз, и самолет – не трактор!

С Яковлевой я встречался часто. Электричка шпарит каждый час. Москва, Казанский вокзал, Луховицы… Можно в пути вздремнуть, можно читать, можно просто сидеть и смотреть в окно. Хорошо мечтается, особенно в осенний дождливый день. За окном мразь и серость, по стеклу ветер гонит холодные потоки дождевой воды. Пробовал сочинять стихи. А что? Яковлева третьеклашкой сочиняла, а мне уже семнадцать. Слова, правда, какие-то корявые выползали, а если получались красивые, то они уже где-то мне раньше встречались. В такое холодное время хочется домой, в теплую избушку, к доброй и всепрощающей маме, к несправедливому отцу, ну, может, и не совсем я прав, в общем-то он за дело порол. От вокзала мчался к театру, там просил у проходной вызвать Яковлеву Наталью из костюмерной. Она устроилась работницей костюмерной в этот же МХАТ. Встретившись, она рассказывала с восторгом, что у нее все прекрасно, что можно бывать на репетициях, а там – ты не поверишь! – Доронина, Ефремов, Смоктуновский, Евстигнеев, Ангелина Степанова! Это же не люди, а боги! Смотри на них и делай хоть чуточку что-то похожее – и ты уже знаменитость!

– Нет, я нисколько не жалею, что провалилась на экзамене! Я теперь буду поступать со знанием дела. Я теперь не буду визжать на сцене резаным поросенком, пауза – вот что важно на сцене! И тихо сказанное слово, бывает, быстрее и лучше доходит, чем крик души!

В следующую встречу сообщила мне радостную весть: она одевала самого Ефремова, и он спросил: кто она такая?

– Удивился, что я из Иркутска. Говорит: артисткой, наверно, очень хочешь стать, если из такой дали примчалась? Я покраснела. А он: «Ничего, ничего! Сделаем из тебя артистку! Вон какая ты у нас красивая!» Тут я совсем растерялась.

Потом я заметил, что она стесняется наших встреч у театра. Оглядывается по сторонам боязливо, говорит невпопад.

– Меня неохотно отпускает с работы заведующая, – призналась она. – Если можешь, приходи в воскресенье до обеда.

Мои рассказы о самолетах, конструкторах и летчиках ее совершенно не интересовали. Выслушав через слово, вяло, с убеждением, что я пропащий для искусства человек, тоже рассказывала что-нибудь из богемной жизни актеров. Делала это, чтобы не молчать.

В одну из встреч мы засиделись на лавочке в парке, съели много мороженого. Расчувствовавшись, я поцеловал ее в щеку.

– Не надо, – отшатнулась она от меня.

– Пошто так? – съерничал я.

– Ни к чему это.

– Ты мне нравишься. Поженимся.

– Зачем? – Яковлева в упор смотрела на меня. В ее взгляде нескрытая усмешка.

Я все понял, но продолжил игру.

– Поженимся. Дети пойдут.

– Какие дети?

– Наши.

– Рыжие? С поросячьими ресницами и красными, как у клоуна, волосами?

– Чем же они хуже твоих брунетов?

– Тем, что будут изгоями! На задворках будут! А я не желаю им такой судьбы! Мужа еще можно терпеть, а дети… Ты извини меня, – тихо проговорила она, дотронувшись до моего рукава, – но лучше будет, если мы останемся просто друзьями.

Переживания мои не были долгими и глубокими, наверное, потому, что любовь не успела заполнить все мои клеточки без остатка. И я целиком отдался делу. Даже делам – работа, техникум, аэроклуб. Все было очень интересно!

– В воскресенье знакомство с аэродромом и техникой, – сообщил нам ведущий группы летчиков. – Ознакомительные полеты.

Мы долго бродили толпой по полю аэродрома, останавливались около самолетов. Инструкторы рассказывали нам о возможностях этих самолетов.

– Будем учиться летать на этих самолетах, – показал инструктор на маленький темно-зеленый самолетик. – Як-18. Показавшие способности аса продолжат обучение в военных училищах на современных скоростных реактивных истребителях. – Сделав паузу, оглядев нас по очереди каждого, добавил: – Простейшую пригодность к полетам проверим сегодня. Десятиминутный полет ждет вас.

Нашу группу из восьми человек разбили на две и показали каждой ее самолет и летчика-инструктора. Я попал к инструктору, совершенно не похожему на героического представителя небесной стихии. Малоросл, толстоват, угрюм. Ботинки криво стоптаны, шнурки завязаны навечно, комбинезон мятый. Вот у другой группы – полная противоположность нашему. Молод, кареглаз, подтянут, насмешлив. Одет с «иголочки». Настоящий рыцарь неба!

Очередь моя – предпоследний. С ватными непослушными ногами брел я к самолету, как на эшафот. «Вдруг не выдержу испытания, опозорюсь? Не стошнило бы, – говорят, такое часто случается с новичками. А если что, то как прыгать с парашютом?»

Нелепо суетясь, уселся в самолет. Механик пристегнул меня ремнями, показал на кнопку на ручке управления и сказал:

– Если что, нажми ее и скажи, что тебе надо.

– А что надо? – спросил я.

– Ну, если плохо станет. Сердце вдруг забарахлит… Сознание потеряешь…

– С парашютом как прыгать? – в полубессознательном состоянии спросил я.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.