Охота на министра

Однако всех подельников в этом отношении превзошла обожаемая Василиса. Федюкин и не предполагал, что стоимость её безделушек тянет на четыре миллиона долларов. Зачем ей столько?! Конечно, и он ей какие-то украшения дарил, но не предполагал, что она всё складывает в мешки, которые держала, надо полагать, под своей кроватью. Нет уж, куда надёжнее капитал где-нибудь в европейском банке. Но только после обыска в квартире Василисы он понял, что она даже его самого надула. Судя по всему, и тот «откат», на котором прокололась Сливкина, предназначался в основном для Василисы. Вот дура! Ведь такое дело загубила! После того, как он всё понял, позвонил ей и сказал, что ради её же безопасности в ближайшие месяцы им не следует встречаться. Она вроде бы всплакнула, но ему было уже всё равно. Такое предательство, это уж точно, не прощают!

Глава 8. Парадоксы власти

Да, все они хотят подлезть под власть, чтобы сосать, как из титьки молоко. Эта мысль была, в общем, не нова, она и раньше приходила ему в голову, но только теперь Владлен Владленович понял, каких масштабов достигло воровство. Собственно говоря, называть это можно по-разному – злоупотребление служебным положением, мошенничество или кумовство. Но всё сводилось к одному – набить потуже свой карман, а если это не удавалось, начисто терялся интерес к порученной работе.

Чего он только не предпринимал! И перетасовывал кадры, лишая особо жадных близости к бюджету, и привлекал людей из частного бизнеса на государственную службу. Всё было без толку! Умные, черти, изворотливые, при том, что невозможно за всеми уследить. Увы, лицемерие 80-х, помноженное на алчность 90-х, способствовало появлению такой породы, которую либеральными методами перевоспитать просто невозможно. Но даже если вырубишь под корень, что тогда? Тогда останешься наедине с толпой тупоголовых ворчунов, готовых жить хоть впроголодь, лишь бы всем всё было поровну.

Давно уже стало понятно, что надо готовить новые, патриотически настроенные кадры. Какое-то движение в этом направлении намечалось, но что хорошего можно ожидать, если и преподавательский состав в университетах, и научная общественность, и культурная прослойка – почти все были против него. Можно припомнить унижение, которое он испытал на Общем собрании Академии наук, когда прокатили Жоркиного брата, Мотю Барчука, не утвердив директором института, которым тот руководил лет двадцать. Тогда он снова не сдержался:

– Это что ж такое получается? Это как же? Выходит, что с вами договариваться ни о чём нельзя? Интеллектуальная элита, вашу мать, а ведь элементарных вещей не понимаете.

Дословно он уже не помнил, что тогда сказал, но как тут не вспылить, когда всего-то требовался от академиков сущий, можно сказать, завалященький пустяк – проголосовать за предложенного им кандидата. Нет, свободу выражения мнений он не собирался запрещать, однако и свобода должна иметь какие-то пределы. Вот ведь и деньги немалые для этих дармоедов от бюджета отрываем, а они что? Что себе позволяют? Нет, так мы друг друга не поймём. Иногда даже возникала мысль: разогнать бы их к чёртовой матери! Что толку от такой науки, если мы лет на двадцать отстаём от того, что есть на Западе? Однако Мотя снова за своё: отдай ты мне всю физику, тогда я тебе через пару лет передовые технологии поднесу на блюдце с голубой каёмочкой. А как ему отдашь эту физику, если он до сих пор не академик? Наука – это же не министерство какое-нибудь, где всего-то и требуется посадить энергичного дельца, даже если он к этой отрасли не имел прежде никакого отношения. Тут главное в другом! Было бы желание и опыт управления, а уж как эту самую отрасль поднять, он сообразит. Наука же – это чёрная дыра, и что там делается, понять нет ну просто никакой возможности! Вот пишут формулы, колдуют над пробирками, а что на самом деле происходит – как узнать? А если ничего в итоге не получится, так скажут: отрицательный результат – это тоже результат. Вот тебе и вся наука!

Но и Барчук хорош, тот, что Мотя. Директор, секретарь, декан, завкафедрой – и всё-то ему мало. А тут ещё какие-то исследовательские комплексы мега-класса, какие-то мега-проекты ему подавай. Так ведь где «мега», там и воровство гигантское… Да ладно, пусть потешится! Только бы денег слишком много не просил.

После того случая, когда академики обидели, он почти не глядя подписал проект реформы Академии наук. Случилось это через месяц, поэтому воспоминание было ещё достаточно свежо. Да и как можно всё это забыть? Он вовсе не из тех, кто способен подставить правую щеку, если ударили по левой. Правда, так было не всегда – Раечку-то в итоге он простил. Но это уж совсем особый случай. Недавно позвонила её мать:

– Да что она тебе такого сделала? Девчонка всего на всего политикой увлеклась. Ну что поделаешь, вся в покойного отца…

Если бы и в самом деле увлеклась, тогда бы по-другому разговаривали. А тут ведь только примитивный пиар – достаточно глянуть в её твиттер. Но можно ли пиариться за счёт падения авторитета высшей власти?

– Всякому увлечению надо меру знать, а то, знаешь, до чего можно договориться?

– Так я и говорю, ещё совсем дитя.

Да уж, дитя! С её-то послужным списком давно пора бы выходить в тираж. На пенсии мемуары о собственных похождениях пописывать. Говорят, с кем только не вожжалась! А туда же, ей подавай теперь политику. Впрочем, не зря говорят: грязное это дело. Но уж точно не для баб!

В общем, пообещал, а то ведь мамаша беспокоится, что может пострадать бюджет – семейный бюджет, что немаловажно. Это понятно, на государство им плевать, лишь бы рука дающего не оскудевала.

Единственное, что в этих обстоятельствах утешает – экономика. Не так уж плохо, даже несмотря на кризис во всём мире. Слава богу, ещё не изобрели такого источника энергии, который заменил бы нефть и газ. Помнится, ещё в застойное время обещали – то через десять лет, то через двадцать… А воз и ныне там – нет управляемого термоядерного синтеза! И неизвестно, когда будет. Вот вам и наука…

Но есть ещё один приятный момент – наконец-то занялись всерьёз перевооружением нашей армии. Правда, основные идеи в основание этих достижений заложили ещё в доперестроечное время. Да это и неважно, был бы толк. Так ведь известно, что наши программисты, почитай, из самых лучших в мире!

Всё бы ничего, однако некстати возник скандал в военном ведомстве. Вроде бы мелочь, кто-то там попался на получении «отката». Пусть так, но главная опасность видится в другом. Скверно то, что даже во властной вертикали не наблюдается единства! Вот захотели сместить этого Федюкина, придрались к каким-то мелочам и раздули дело. И ведь ткни пальцем в это дело – лопнет, словно мыльный пузырь, будто бы и не было. Однако так нельзя – терпение народа тоже имеет свой предел. То-то и оно, с одной стороны – простые люди, а с другой – раздираемая противоречиями властная элита. И никакой надежды на консенсус между ними. Пожалуй, только повышение жизненного уровня сможет как-то примирить. Но вот ведь даже в сытой Европе, чуть только кризис, сразу начинается…

«В сущности, и у нас всё с кризиса началось, ну разве что немного раньше, сразу после выборов. Где-то на местах переусердствовали лизоблюды, а отозвалось здесь, в Москве. И главное, лозунги у протестующих абсурдные! Ну где я им возьму свободные выборы, если такого нигде в мире нет? Любой человек, претендующий на власть, старается внедрить в головы людей одну единственную мысль – только он, родимый, способен им помочь, обеспечить процветание. Если выборы проходят в экономически развитой стране, на подготовку к ним тратят сотни миллионов долларов! А зачем? Достаточно каждому избирателю в почтовый ящик сунуть программу кандидата на выборную должность, да организовать на телевидении дебаты. И все дела! А тут – флажками машут, в воздух чепчики бросают, гимны распевают… Ну где увидели свободу? Только лапшу людям навешивают на уши!»

Как-то на пресс-конференции задают вопрос:

– А не кажется ли вам, что слишком жестоко поступили с пусси-райот?

Не кажется! А отвечать надо так, чтобы не придрались. Ну где же тут свобода слова, если нет возможности сказать всё то, что накипело? Нет, правда, словно бы свет клином сошёлся на этих самых девках. Выпороть бы их прилюдно, так ведь закон не разрешает.

И снова сказочки – про соблюдение прав меньшинств, про независимый суд и всё такое. Тут либо одно, либо другое. Либо игнорирование прав большинства, либо идти на поводу у этих геев. Либо власть будет давить на суд, либо «жирные коты» будут проплачивать оправдательные приговоры. Увы, другого пока что не дано. Недавно в одной книжке прочитал, что надо улучшать породу. Всё верно, но сколько же лет пройдёт, пока дождёшься результата? Ему-то уж явно не дожить.

Вот и приходится в то или иной мере мириться с тем, что есть. Что-то подкорректируешь, где-то подправишь, кого-то попугаешь, чтобы неповадно было впредь. А в сущности, всё суета сует. Только ведь ничего другого не придумать.

Глава 9. Тюлькин и Пузан

В недавние времена, то есть в лихие 90-е, чтобы развлечься, вместе с подружками отправлялись в баню. Позже устраивали пикники у себя на даче в Баковке. Теперь же предпочитают и бражничать, и обсуждать курсы акций где-нибудь в отдаление от прежних мест обитания. Антиб или Монте Карло – это подойдёт. Ну в крайнем случае, можно пообщаться и в «родовом поместье» на Рублёвке.

На этот раз собеседникам было не до развлечений. Как принято говорить, потехе – час, а делу – оставшееся время. А всё потому, что на веранде огромного особняка в псевдоготическом стиле – такие строят в основном в Швейцарии – расположились двое солидного вида мужиков. Один, толстомордый коротышка, и другой, чем-то похожий на Дубкова, но моложе. Впрочем, Дубков тут явно ни при чём, поскольку ни с Евлампием Никаноровичем Тюлькиным, ни с Христофором Григорьевичем Пузаном он никогда не знался, ему это было просто ни к чему.

Разговор развивался по привычной колее. Стоило им сесть за стол, естественно при наличии закуски, так сразу же возникало желание обсудить кое-что из актуальных проблем российской экономики.

– Все берут, – утверждал Пузан без тени сомнения в произносимом тексте. – Только одни на первом же червонце попадаются, а другим всё сходит с рук. А почему? Да потому что свой своего ни при каких обстоятельствах не сдаст. Ты заруби себе это на носу.

Евлампий Никанорович не возражал:

– Это как вредное производство. Только там за вредные условия труда выдают молоко, а здесь позволяют подворовывать. Само собой, в пределах допустимого. Ну а если уж зарвался…

– Вот-вот! Надо действовать с оглядкой. Если находишься при должности, веди себя скромно. А выйдешь на покой, тогда и можно оторваться!

– Это же сколько ждать? – огорчился Тюлькин. – Нет, извини, я так не могу. Жить надо сейчас, надо радоваться жизни, а то и не заметишь, как состаришься.

– Тоже верно. Но такие торжества нужно устраивать в неприметном месте, чтобы не бросалось слишком уж в глаза. Я вот день рождения отмечал на Кипре.

– Да нет, Христофор! Так тоже нельзя. Кругом жизнь бьёт ключом, а с чего это я должен зажиматься? Да и не могу всю эту ораву родственников, знакомых, свояков вывести на Кипр или в Монте Карло. Очень уж накладно будет.

– Ну смотри… – Пузан прищурил глаз, как бы оценивая ближайшие перспективы Тюлькина. – В одном ты, безусловно, прав – надо пользоваться жизнью, причём на всю катушку.

Собеседники выпили ещё по рюмке, закусили, чем бог послал, и продолжили интересный разговор.

– Я вот что тебе скажу, – глубокомысленно заметил Тюлькин. – В России сложилась уникальная ситуация. Власть держится на плаву, пока берут.

– Пока дают, – уточнил Христофор Григорьевич, запихивая в рот очередную порцию лангустов.

– И это верно! Во власть идут, чтобы так или иначе заработать, – согласился Евлампий Никанорович, потирая руки.

– И что самое важное, не надо размениваться по мелочам. Скажем, в какой-нибудь жилконторе тоже можно поживиться, но стоит ли из-за копеек рисковать?

– А я, между прочим, с этого и начинал, на «белую головку» зарабатывал слесарем-сантехником, – потупив взгляд, признался Тюлькин.

– Не может быть! – обрадовался Христофор. – Тогда мы с тобой как братья-близнецы, я ведь тоже не всегда торговал «фольксвагенами» и недвижимостью. Правда, к унитазам никогда отношения не имел, но мы с тобой вроде как участвовали в одном процессе…

– Это ты о чём? – насторожился Тюлькин.

– А вот! К примеру, я свеклу или морковку выращивал и собирал, чтобы некий гражданин съел борщ, нахваливая продукцию нашего совхозного хозяйства. А ты, после того, как у него закончится пищеварительный процесс, способствовал облегчению желудка.

– Я сроду слабительным не торговал!

– Эх ты! Одно слово – унитаз! Ну ладно, ты не обращай внимания, закусывай.

Дело могло дойти и до обидных выражений, и до потасовки, однако было уже столько выпито, что мир представлялся собеседникам куда более привлекательным, чем на самом деле. Короче, Евлампий на этот раз собутыльника простил, да и не стоило ссориться с родственником человека, от которого всё его нынешнее благополучие зависит.

Тут следует заметить, что дело происходило незадолго до празднования юбилея Тюлькина. Намеревался он провести эту акцию с размахом, исходя из принципа – один только раз живём, тем более что полсотни стукнуло. Правда стукнуть-то должно было только через две недели. К этому времени уже была арестована Сливкина, уже изъяли килограммы драгоценностей у Василисы, но даже теперь ни Тюлькин, ни тем более Пузан не могли предположить, что кто-то поднимет руку на всесильного Федюкина. Пока он находится у власти, и они за каменной стеной. Вот потому-то и резвились до упаду. Впрочем, Пузану нечего было опасаться – на государственной службе он не состоял, так что и предъявить по большому счёту нечего, разве что гайку какую своровал, когда ещё работал в совхозе трактористом.

А вот Тюлькин зря так раздухарился. Это ж надо – собрался справить юбилей в зале Екатерининского дворца! Конечно, деньги через его контору прокачивались офигенные, поскольку Аркаша стопроцентно Тюлькину доверял – сработались, ещё когда Федюкин был в налоговой. Но будь Евлампий чуточку умнее, не стал бы так явно подставляться.

Все эти соображения отошли на задний план, поскольку Тюлькин предложил поехать к девкам. К этому времени он уже лыка не вязал, но разве можно отказать будущему юбиляру. «Слабак! – подумал Христофор. – Но главное, чтобы на следствии держался, – и тут же прикусил губу: – Чур меня, чур! Только б не накаркать».

А спустя всего какой-нибудь час Христофор и Евлампий сидели на ступенях бассейна, по грудь погрузившись в тёплую воду, и, поочередно наливая себе из огорчительно быстро пустевшего штофа либо по очереди прикладываясь к бутылке белого игристого, причём опорожняя её прямо «из горла», рассуждали о превратностях быстротекущей жизни.

– Вообще-то, водки я не пью, – еле ворочая языком, признавался Христофор. – Мне бы сухонького!

– А как насчёт портвешка, к примеру, «Три семёрки»?

От этих слов, произнесённых неосмотрительно, то есть явно некстати, Пузану стало нехорошо и всё дальнейшее происходило перед его глазами как бы с купюрами, поскольку состояние души и желудка предполагало периодическое отползание куда-то в слякотный и неуютный сумрак, после чего наступало временное облегчение и появлялась надежда на более или менее приемлемый исход.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.