Серебряная Роза. Сборник рассказов

Как только дверь закрылась, заработали мощные немецкие фильтры воздуха, сделанные с учетом возможности радиоактивного заражения окружающей среды. Люди расселись за столом и налили шампанское.

– Дорогие Россияне! – вещал телевизор, – пока люди в других странах готовятся к неминуемой смерти, вы, умудренные многолетним опытом, закрылись в самодельных убежищах и настроены на выживание. От лица всего правительства выражаю вам свою благодарность!

Мы, в нашем бункере, о вас очень волнуемся! В этот знаменательный день нам пора вспомнить о том, что Россия – действительно великая страна с великим прошлым и богатейшей историей. Не посрамим нашу страну. Давайте постараемся выжить!

– Ура! – поддержал стройный хор голосов графические салюты, красочно рассыпающиеся за спиной президента в телевизоре.

– А теперь мы переключаем наш эфир на бункер заслуженных артистов России, где ведущие эстрадные знаменитости устроили для вас «Концерт во имя жизни». Но, сначала, прервемся на рекламу. Оставайтесь с нами, телекомпания обещает непрерывно транслировать Вам свежие новости и прочие телепередачи пока свету действительно не настанет конец!

Под утро люди все-таки легли спать, потому что никто не знал, во сколько именно начнется конец света. Слава с дедом хотели дождаться, но вторая выпитая бутылка довольно быстро поменяла их мнение. В сдвоенном бункере стало темно.

– Вов, а вдруг ничего завтра не будет? – прошептал еле слышный голосок.

– Все говорят, что будет, Лен.

– А вдруг все же не будет?

– Может, но если вдруг будет, ты рискуешь умереть девственницей.

– Молодые люди, больше всего вы рискуете умереть с фингалами под глазами, а я – не выспавшимся!

***

Запретное слово

Старичок был восхитителен. В эпоху свободы самовыражения, когда можно было приходить на лекции хотя бы и голым, если так удобнее, он шел на лекцию в классическом сером костюме, белой сорочке бордовом галстуке и наверняка ужасно неудобных туфлях. Несмотря на всю разношерстность толпы, он умудрялся выделяться. Нет, никто, упаси Боже, не осудил бы его вид, просто почему-то его все замечали. Святослав вошел в аудиторию, и, не дожидаясь пока все рассядутся, размашисто нарисовал на электронной доске слово «ЛЮБОВЬ». Студенты переглянулись и пожали плечами. Им преподавали много заумных слов, и было непонятно, почему в этот раз слову придавалось так много значения. Преподаватель сокрушенно покачал головой.

– Кто знает, что это такое?

– Мы готовились по другой теме, профессор! – насмешливо заявил Егор, красуясь перед девушками.

– Именно поэтому мы ту тему и не проходим, вы ее и так знаете! – пожал плечами старик, – а вот про любовь вы не учили. Да и не учат этому теперь. Ну, никто?

– Это палеологизм, – сказала Клио, – раньше обозначал определенную совокупность эмоций, но за время существования цивилизации оброс таким обилием мифов и обязательств, что было решено от него отказаться.

– Вы, несомненно, погуглили?

– Мой брат писал у вас диплом.

– Что ж, и то радует, – профессор припоминал Клима, подающего надежды будущего политика, который пару раз заикнулся о необычных уроках профессора дома и был быстро переведен к другому куратору, – а вы знаете, что это слово стало можно произносить весьма и весьма недавно? Знаете почему?

Студенты покачали головами и некоторые даже оторвались от своих дел. Пара студентов попыталась активно перекапывать глобальную сеть.

– В сети этого нет, – усмехнулся Святослав, – я лично отдавал распоряжение о том, чтобы там все подчистили.

Вот теперь уже почти все смотрели на Профессора. Иметь право дать распоряжение на подчистку сети означало весьма и весьма ответственный пост, особенно после принятия законодательства по сетевой и электронной безопасности.

– В сущности, любовь была причиной всех проблем, например, Троянской войны и ряда других войн – вы их проходили по истории. Из-за любви люди меняли образ жизни, привычки, себя. Люди покидали дома, работу, семью ради любви, ради любви умирали, убивали и нарушали закон. Трус становился смельчаком, монахиня – распутницей, консерватор – новатором, а заскорузлый домосед пускался в путешествие. От любви учащался пульс и больной становился здоровым, а здоровый – больным. Но что такое любовь? Что ее характеризует? Мы провели исследование и выяснили, что никто не знает что такое любовь, более того, набор эмоций, характерный для любви, отличен для каждого взятого индивидуума. Влюбленный человек переставал беречься о себе и не мог прожить и дня без того, кого любил.

– То есть, круто, что мы ее запретили? – спросил Крис.

– Не вы, а я! – оскорбился Святослав, класс глухо захихикал, – и что в этом крутого? Да, стало легче! Да, таким, как вы, больше не приходится тратить силы и время на ухаживания, романтику…

– Вот именно, что тратить! – поддержала Клио. Профессор удивленно посмотрел на нее и потом посмотрел на Криса.

– Молодой человек, выразите симпатию этой прелестной девушке.

– Ты мне нравишься, – пожал плечами Крис. Одноклассники одобрительно загудели. Профессор покачал головой.

– Сударыня, чье имя вдохновляло древних, ваш взгляд способен исцелять и ранить, румянец на щеках будет наградой, достойнейшему из мужчин, что дерзнет ваших коснуться губ губами, ведь с ними не сравнится даже розы нежнейший лепесток. Чтоб пальцев жар прикосновения, нас наделил и трепетом и силой, не жаль отдать имя и славу, даже жизнь…

Звонок громовым раскатом ворвался в аудиторию, воодушевив большинство студентов и полностью обрубив порыв Святослава. Клио медленно собралась и пошла вслед за друзьями, ее пошатывало.

* * *

Клио стояла перед кроватью Криса. Прошло два дня с той странной лекции, да и много чего еще произошло, они решили, что им обоим не плохо бы снять напряжение.

– Как бы ты хотела начать? – спросил Крис, – Я могу сделать так, что ты забудешь обо всем!

Клио поежилась. Раньше ее возбуждала эта самоуверенность. Вдруг она поняла, что рассматривает Криса не более чем мясо, самодовольную гору мышц, служащую только удовлетворению его потребностей. И ее, хотя ее потребности неуловимо изменились. Он был далеко не первый ее мужчина и это был далеко не первый их раз, она успела изучить его манеру и привычки, совершенно не ясно, что изменилось теперь. Ей вдруг стало нестерпимо зябко, не отводя взгляда от Криса, она потянулась за простыней.

– Не надо, Клио, ты и так красивая, что это с тобой?

– Крис, зачем мы это делаем? – ей вдруг стало противно при мысли о том, что может произойти между ними.

– Мы расслабляемся, получаем удовольствие.

– А знаешь, я такое почувствовала, когда он мне это говорил…

– Что?

– Не знаю. Ты бы так смог?

– Конечно, хотя, признаться, не ожидал от Святослава такого, дедок еще хорош.

– Давай сегодня не будем.

– Ты из-за этой любви?

– Нет, просто не в настроении.

– Да ладно, посмотри, я же готов, неужели ты не соскучилась? Брось, мы по-быстрому. Главное начать.

– Нет, не получится.

– Обидно.

* * *

Профессор Святослав Ростов шел на обед. Только что он разговаривал с Ректором по поводу ухода на пенсию по бесполезности. Ректор, бывший коллега Святослава, уговорил последнего закончить учебный год. Профессор считал, что без толку, в свое время они совершили непоправимый поступок, и все его попытки повернуть время вспять, хоть как-то отыграть назад и вымолить прощение у этого мира были тщетными. Они уже убили этот мир. Ректор был не согласен, он думал, что благ от запрета все же больше. Святослав брел по коридорам, размышляя о том, как бы он поступил сейчас, так же или нет, когда на него набросилась девушка из-за угла. Он не сразу узнал в ней Клио Сагапо – ученицу в одной из групп, в которых ему довелось вести.

– Профессор, у меня есть несколько вопросов…

– Хорошо, пройдем в мой кабинет, – он точно знал, что когда у студента такой вид, откладывать негоже.

– Профессор, эта ваша любовь, как она характеризуется?

– Вы о чем?

– Какие симптомы у любви?

– Я их все описал на лекции, поищи книги у отца.

– Я искала, я нашла, все, что есть, можно описать другими словами и критериями.

– И что?

– То, что вы сказали на лекции, в этом не было ничего особенного, не могло быть, но оно не оставило меня равнодушным, черт побери, да оно мне всю жизнь сломало!

– Неужто?

– Знаете, это действительно миф, любовь необоснованна и не проверена. От нее были одни неприятности. Хорошо, что они ее запретили, но…

Девушка всхлипнула и замолчала. Профессор Ростов налил ей воды. Клио выпила, но говорить не продолжила. Наверное, боялась показаться глупой.

– Продолжай, я внимательно тебя слушаю.

– Профессор, зачем вы нам про нее рассказали, про любовь?

– Это часть нашей истории. От истории отказываться нельзя.

– Нет, история суше!

– Ну, хорошо, хорошо, отказ от любви, бесспорно, сделал людей спокойнее и умиротвореннее. Они перестали воевать и страдать, но они не стали счастливыми, ничуть, напротив, они потеряли смысл. Более того, они перестали размножаться. Мы, пожалуй, переусердствовали в подмене ценностей, они свелись к удовольствию и наслаждению. Вот уже пять лет как не рождается новых детей.

– Есть клонирование… – предложила Клио, – к тому же можно ведь обязать всех рожать…

– Можно, но люди не видят смысла жизни. Пресытившись удовольствиями, многие ломаются… Понимаешь, слово «любовь» присутствовало в словарях вплоть до 2017 года. Постановлением совета глобальных университетов, проведенного в Гарварде 15 января 2017 года, было решено, начиная от даты выхода указанного постановления, классифицировать слово «любовь» как устаревшее и не включать в текущие словари. До 2025 года слово «любовь» можно было найти в любом словаре архаизмов, но потом, вследствие ошибки, то ли программы распознавания, то ли оператора, вышел словарь, в котором слова такого не было. Нужно заметить, что, уже начиная с 2020 года, велась широкая кампания в СМИ по защите свободной любви и неприятию собственнических чувств, ревности, ограничений. Нынешняя модель воспитания основывается на знании, но людям этого становится недостаточно. Мы так и не смогли найти ему замену.

– Так ли она нужна?

– Получается, что во имя любви были не только войны и убийства, во имя любви делалось все в этом мире. Мы уничтожили любовь, и мир стал вымирать.

– И вы хотите, чтобы студенты об этом знали?

– Я… я бы хотел понять есть ли у меня шанс поправить свою же ошибку, ну да пока тебе еще рано об этом думать. Знай, что любовь есть, и не бойся ее.

Старик ласково, по-отечески поцеловал девушку в лоб, и его мир взорвался тысячами искр, чтобы провалиться в забытье. Клио с ужасом посмотрела на судорожно сжимающего сувенирный глобус Криса, потом, истерично замотав головой, убежала.

* * *

Святослав лежал в больнице уже несколько дней, когда к нему пришел Дипак, ректор университета. Дипак имел необыкновенно светлую для индуса кожу, он был рожден еще до глобального смешения и мог называть себя чистокровным брахманом.

– Я понимаю, мой друг, что в твоем положении уже не до уроков, я приму твою отставку хоть сегодня, если ты хочешь, – вежливо сказал он.

– Нет, вот теперь я точно не уйду!

– Но почему?

– Знаешь, утром заходили эти двое студентов. Из-за которых я тут, – Святослав потрогал забинтованную голову, – Он дико извинялся и не знал что на него нашло, наивный и влюбленный. А она, наконец, задала те вопросы, которые я ждал. Два человека, целых два! Я все-таки не бесполезен, а, друг Дипак?

– Всего два, – укоризненно произнес индус.

– Целых два, значит, что их будет больше! Я не бесполезен, друг мой брахман, теперь ты еще долго не дождешься от меня заявления об уходе!

***

Ни слова о работе!

– Ну, так вот, слушай сюда, место хорошее, но используется неэффективно. Сюда бы вбухать тысяч сто на доведение до ума и на рекламу – отбоя от туристов не будет. Курорт класса люкс! – горячо описывал бизнесмен в рубашке с льняными брюками. Его звали мистер Поль Амандай.

– Да ну, место то убитое, – пессимистично возражал ему его коллега, Эдвард Ранофф.

– Ничего подобного! Ясен пень, снести эту хибару и персонал поувольнять. Надо нанимать профессиональных барменов, высококлассных бариста из Италии, выпишем из Франции пару-тройку шефов, шоу-гёлз из Польши или с Украины, бар оборудовать wi-fi и экранами с новостным каналом…

– Ну, кризис, кто поедет то!

– Все поедут, туризм наше все, благо его раскрутили. Русские, вон, едут же!

– И они перестанут.

– Не перестанут. Славная нация, живут каждый день как последний! А то вдруг завтра денег на поездку не будет.

– Инвесторы тебе не поверят…

– Поверят, я им процент…

– Джентльмены, – мягкий голос официантки вклинился в их разговор, – напоминаю основное правило нашего заведения, которое висит вот там на стене: «Ни слова о работе!»

– Чего?! – один из собеседников недоуменно посмотрел на официантку, у которой только по подносу можно было понять, что она тут работает.

– Менеджера! – заявил второй, который как раз и строил грандиозные планы. Официантка пожала плечами и сходила за менеджером.

– Эли, не надо так жестко, хотя да, по идее у нас именно принцип отдыха от работы, как при японской чайной церемонии, – улыбчиво пояснил менеджер в гавайской рубашке, бермудах и шлепках. Эли уже готовила заказ у кого-то еще. Менеджер улыбчиво извинился и пошлепал восвояси.

– Вот и первые кандидаты на увольнение, – угрюмо сказал Поль, – учитывая, что у меня есть на их хозяина… он ни бум-бум в финансах!

Две недели спустя, когда эпизод с бизнесменами был благополучно забыт не только сотрудниками отель-ресторан-бара «Haven», хозяин заведения получил первое из многочисленных «писем счастья» от местной налоговой. Следуя строгим инструкциям чиновников, Бадди Хэйвен стал сверять расчеты с предполагаемым. Бедняга действительно мало смыслил в финансах, но то, что уплата налогов помешает возврату кредита, было ясно как божий день. Неделю Бадди пропадал в своей комнатушке с калькулятором и кучей бумаги, выходя оттуда только чтобы поесть. Каждый раз он выглядел неимоверно растрепанным. Сотрудники, несомненно, заметили его состояние, но у них хватало такта промолчать.

По мере того, как приближался срок возврата кредита, жизнь Бадди становилась все тяжелее. Пара клиентов нашли в салатах тараканов, а кто-то пожаловался, что на кухню вбежала крыса. Непонятно как, но эти бытовые случаи получили крайне широкий общественный резонанс. Бадди перерыл всю кухню, но не нашел там никаких следов живности. Впрочем, через пару дней он нашел на кухне комиссию санитарного контроля, и он мог поклясться, что искали они не только тараканов. После санитаров Бадди отпаивал коктейлями выездную налоговую проверку, а потом «зеленых». «Зеленые» вдруг решили проверить, а не мешает ли его отель миграции крабов. Потом сорвались поставки гелей для душа, а целая партия сданных в химчистку полотенец оказалась безвозвратно испорчена не особо ретивым студентом, устроившимся в прачечную на летнюю подработку. Прачечная, конечно, готова была возместить ущерб, но денег у нее не было, а до суда было еще долго. Поползли слухи, нехорошие слухи, даже побудившие пару крупных туроператоров отказаться от сотрудничества с ним. Складывалось ощущение, что судьба жестоко наказывала Бадди за неизвестные, но определенно грешные проступки. Бадди мог только вечерами запивать это дело мартини.

– Слышь, босс, чтой-то мне не нравится, что тут творится последнее время! – Морган, стареющий, но неизменно спортивный негр – метрдотель, подсел к Бадди, когда тот в очередной раз пытался затвориться в своем кабинете для сверки счетов.

– Что именно, Морган? – Бадди напрягся. Страшнее всего лично для него было подвести сотрудников.

– Ну, проверки эти все, опять же, слухи всякие… Мы-то с тобой знаем, что на самом деле оно не так.

– И?…

– Я тут покумекал, есть пара наметок, да я не уверен в них… ты бы рассказал, что ли когда закрываться собрался, а то живем и не знаем…

– Я… – Бадди замер, пытаясь не расплакаться, как когда-то в детстве, а потом все рассказал.

– Сурьёзна, шеф. Надо что-то делать.

– Но, что?

– Знаешь, ты был достаточно тактичен, чтобы не спрашивать о моей прошлой жизни, за что я тебе, несомненно, благодарен. А ведь, она была отнюдь не в турбизнесе.

– А где?

– Я был налоговым консультантом в международной компании. Белым воротничком. Сутки напролет в бумаге и компьютерах, карьера по головам, сидя в высотке из железобетона и не видя света белого. Хотелось бы мне больше к этому не возвращаться, но больно меня устраивает работать на тебя. Давай-ка я посмотрю твои бумажки да отчетность. По-дружески так. Стоило Моргану уйти, как в кабинет Бадди постучал и вошел спасатель Уилл.

– Знаешь, босс, мне не нравится то, что я тут последнее время наблюдаю…

Оказалось, что Уилл в недалеком, но тщательно забываемом прошлом занимался финансовым планированием и контролем затрат. Уилл также пообещал завтра посидеть после работы с документами и тоже только потому, что на этой работе его все устраивало.

К полуночи Бадди преследовало ощущение, что он что-то в этой жизни упустил. Заходили почти все ключевые сотрудники, в очередь они, что ли, выстраивались за дверью? Бармен Эли оказалась в прошлом кризис-менеджером. Ее сменщик Макс оказался профессиональным юристом. Аниматор Анна и шеф-повар Виктор когда-то были аудиторами. Садовник оказался менеджером по связям с общественностью, инструктор по аква-аэробике – бухгалтершей, нашлись еще два юриста и три экономиста, маркетолог и аж три банкира, причем у большинства были разного рода международные сертификаты. Все до работы с Бадди жили в мегаполисах, и их зарплата явно не шла ни в какое сравнение с тем, что мог платить Бадди Хэйвен. Когда утром его команда в полном составе набросилась на бухгалтерию, Бадди уже ничему не удивлялся. Он подумывал о походе в церковь.

За какие-то пару месяцев налоговая сняла все требования к заведению, более того, Морган умудрился обнаружить переплату налогов, благодаря которой Бадди мог на пару лет забыть о походах в инспекцию. На его наивный вопрос «а была ли переплата» Морган хитро улыбался, а потом с честными-честными глазами говорил: «И еще какая!». Были пересмотрены цены и поставщики, найдены новые туроператоры, был выпущен ряд рекламных статей о Haven Hotel и те же «зеленые» вдруг стали орать о том, что этот отель – верх экологичности. Честно написанный бизнес-план дальнейшего развития поразил не только Бадди, явно не ожидавшего, что его бизнес может приносить столько денег. Банк пересмотрел требования, более того, добавил финансирование. По кровожадному блеску в глазах, Бадди понял, что Эли с Максом нашли виновника всех его бед. На какой-то момент ему даже стало жалко дерзнувшего.

Поль Амандай, признаться, не сразу понял, что ситуация выходит из-под контроля. Едва он собрался направить собственнику Haven Hotel Ltd. предложение о выкупе, его люди доложили, что налоговая и банк сняли требования. Отель стремительно набирал рейтинг, прямо пропорционально рейтингу Поля. То ли у этого неудачника Бадди были скрытые резервы, то ли за ним стоял кто-то очень сильный. Скорее – второе, потому что со временем этот кто-то стал атаковать самого Поля. Атаки были точечными и подозрительно меткими, словно этот кто-то знал заранее все его уязвимые места. Мир крупных компаний невообразимо тесен, но даже Поль не мог предположить, что один из его менеджеров, недавно Полем же подставленный, теперь работал именно в злополучном отеле. Единственное, чего не мог понять мистер Амандай – так это кому мог понадобиться отель. Поль рыл носом землю, но зацепиться было не за что. Отчеты подписывали квалифицированные аудиторы и экономисты, теперь к ним было не придраться. Никто из крупных игроков не проявлял к нему интереса.

– Я не понимаю, если эта акция направлена против меня лично, то почему сейчас? Зачем? И зачем вытаскивать именно эту забегаловку? – говорил он Раноффу. Эдвард пожимал плечами. Последнее время репутация Поля настолько пошатнулась, что Эдвард сам не понимал, почему он еще тратит время на коллегу.

– Ну, кому-то же ты насолил…

– Вот именно, что никому!

– Правление на той неделе поднимает вопрос о твоей отставке.

– Они не имеют права!

– Деньги – их, право тоже.

– Джентльмены, сколько раз я вам должна говорить, о работе говорите где угодно, но не здесь!

Эли аргументировала свой довод «случайно» высыпанным прямо на Поля Амандая спагетти с кетчупом и естественно, тут же рассыпалась в извинениях. Испорчены были как рубашка от Armani, так и тарталетка к кофе. Впрочем, кофе с кетчупом тоже не вдохновлял бизнесмена. По странному стечению обстоятельств, вторая порция «за счет заведения» также не добралась до стола, в этот раз Эли умудрилась достать тарталеткой галстук за две тысячи евро. Попадание в цель ее несказанно развеселило, она обмакнула салфетку в кофе и с садистским злорадством попыталась этой салфеткой оттереть пострадавший галстук. Формально, она извинялась и кляла свою неуклюжесть.

– Девушка, вы способны смотреть, куда идете и что делаете?! – взревел Поль.

– Вы пытаетесь меня оскорбить? – невозмутимо парировала официантка.

– Черт побери, дура криворукая, чему тебя учили!

– Мистер Кронби, этот мужчина меня оскорбляет на гендерной почве! – обратилась Эли к сидящему неподалеку представителю правоохранительных органов, а потом крайне холодно ответила Полю, – по образованию я экономист и, увы, не приучена таскать подносы.

– Где, чтоб вас, готовят таких экономистов?

– В моем случае, в Кембридже.

Поль с недоверием уставился на девушку.

– Как, вы сказали, вас зовут?

– Элиссон Стюарт, сэр.

– Знакомое имя, где я его слышал? Так вот, мисс Стюарт, я лично позабочусь, чтобы вас уволили!

– Не раньше вас, со всем уважением.

Официантка удалилась той счастливой танцующей походкой, какая присуща людям, исполнившим мечту детства. Надо ли говорить, что в счет она включила не только обе порции кофе и тарталеток, но и злополучные спагетти.

– Я подгоню машину к выходу, – сжалился над другом Эдвард Ранофф.

– Я определенно где-то видел это имя! – процедил Поль. Вспомнил он уже вечером, читая документацию. Элиссон Стюарт наряду с Морганом Блумом и Максимо Бианко готовили отчетность в налоговую. Отчетность, надо сказать, великолепную, придраться было не к чему. Поль бы еще повоевал, но Правление собралось досрочно, и Поль оказался на улице. По слухам, кто-то из правления хорошо знал кого-то из Haven Hotel Ltd. Поля Амандая впервые обошли, причем так, что о работе по специальности можно было не мечтать.

Перед отлетом домой в Чикаго Поль зашел последний раз посмотреть на несбывшийся актив. В ресторане помимо обычных посетителей шел праздник. Бадди Хэйвен стоял во главе стола, явно сдерживая счастливые слезы. «Сопляк!» подумал Поль.

– Ребята, я не ожидал, что вы… что вы так… что так бывает… я думал, что я вас подведу.

– Что ты, Бадди, мы же команда!

– Не перебивай, Эли, так вот, без вас я бы не справился, я предлагаю полноценное партнерство… всем вам.

– Бадди, заткнись! – Морган недовольно замахал руками.

– Нет, то, что вы сделали…

– Неужели ты так и не понял? Мы не стремимся к заработку, лишь бы на жизнь хватало, к тому же у нас и так есть сбережения, немалые. Нас полностью устраивает то, как шли дела, и мы совершенно не горим желанием возвращаться в тот дурдом, от которого отказались. Мы его ненавидим, и поэтому, только поэтому мы здесь.

– Но… но вы же вернулись… р-ради меня???

– Бадди, если ты о том, что мы предпочитаем спокойную творческую работу без овертаймов и расчетов, корпоративных войн и судов, а также, почему для нас деньги больше не являются основным мерилом успеха, то объяснить это невозможно.

– Это можно принять и не заморачиваться по этому поводу.

– За “Haven” – наше тихое убежище от цивилизованного дурдома!

Гул голосов поддержал тост шеф-повара, а по пухлому розовому лицу Бадди все-таки скатилась огромная, но искренняя слеза.

– Дауншифтеры хреновы, – сплюнул Поль Амандай, хотя глубоко внутри его грыз червячок сомнения, что возможно, эти люди, которые не потеряли хватки, и просто живут в свое удовольствие, в чем-то правы. Но каждому свое. Пока что Поль так не мог.

Руки

Старик вошел в палату и долго смотрел на лежащего в коме мужчину, Костю. С кислородной маской на лице, укрытого по подбородок, бледного. Старик понимал, что по-хорошему им бы поменяться местами. Это Костя должен был навещать его, лежащего при смерти. Старику уже срок, Косте – нет. Он заставил себя пройти и сесть рядом с Костей. Как пятнадцать лет назад.