Экспедиционный корпус

«Ну зачем?!» – мысленно с разочарованием простонал Михаил, ведь если бы его перевели в маршевую роту, то просидел бы в ней до конца войны, ничем не рискуя и не ввязываясь в авантюру с ограблением банка, коя хрен знает как может в итоге закончиться, он ведь все-таки не грабитель.

– Я же вас прошу, господин штабс-капитан, больше не позволять себе таких эскапад, – обратился уже непосредственно к Климову генерал.

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

– Покиньте наше общество, господин штабс-капитан! Немедленно! Вы мне омерзительны! – буквально выкрикнул взбешенный полковник Щёлоков, что, как оказалось, являлся тем еще франкофилом, готовым вогнать в землю тысячи русских солдат во имя милой Франции.

– Как пожелаете…

Михаил Климов даже подумал в том плане, что оно и к лучшему.

«Хоть не будут больше доставать с музыкальными вечерами, достало играть и петь для этих снобов…» – сплюну, он, выйдя из здания.

Впрочем, бойкот офицеров, что активно попытался инициировать начштаба, продлился меньше суток, толком даже не начавшись. Все-таки головы у офицеров на плечах имелись, а в этих головах хоть маленько, но присутствовали мозги, коими они даже иногда пользовались по прямому назначению, так что сказанное Михаилом, влетев в одно ухо, не вылетело из другого, по крайней мере, не полностью, а частично впиталось в иссушенные уставом мозги, заставив их работать, с трудом, но осмысливать услышанное. А осмыслив всю пикантность своего положения…

До бунта, конечно, не дошло, даже отдаленно им не пахло, но вот восторгов все же сильно поубавилось. Так что когда погрузились в составы и поехали на север, смотрели из окон вагонов на встречающих их на каждой станции радостных французов как… Ленин на мировую буржуазию. Генералу Лохвицкому даже пришлось вмешаться и приказать вести себя с встречающими их бригаду людьми более радушно.

– Улыбаемся и машем, улыбаемся и машем, – усмехнулся на это Михаил, вызвав нервные смешки у тех, кто его услышал.

К концу пути в провинцию Шампань, куда их, собственно, и везли в район городка Верден, возле которого происходила в данный момент основная движуха окопной войны, Михаил Климов снова стал своим в доску, если не считать нескольких отъявленных франкофилов во главе с полковником Щёлоковым, что его показательно игнорировали.

5

Вечером двадцать третьего апреля бригада вошла в пределы военного лагеря Майльи, представлявшего собой скорее военный городок. Располагался он в тридцати километрах от Шалона-на-Марне.

До вечера размещали личный состав по казармам. Заселились сами офицеры. То, что этот лагерь Майльи – военный городок, сказано не для красного словца. Тут действительно располагались нормальные жилые дома, в которых ранее проживали французские офицеры с семьями. Французы большей частью уже покинули территорию, и их квартиры теперь отдавали в распоряжение офицерского состава бригады.

Младшие офицеры селились по четверо в квартиру, штабс-капитаны и капитаны с подполковниками расселялись по двое, а полковники, ну и, конечно же, генерал занимали квартиры единолично.

Под самый вечер запланировали провести общий молебен по случаю благополучного прибытия.

– Становись! Оправиться!

Солдаты привели себя в порядок, одернув форму и разгладив складки.

– Смирно! На молитву, шапки долой!

Сняв фуражку и, как положено, разместив ее на сгибе левой руки, Михаил крестился в положенных местах, мысленно матерясь, а не молясь. Для него вся это церковная ритуалистика – лишь потеря времени, особенно учитывая, что он сам считал себя атеистом. Но делать нечего, приходится выполнять бессмысленные ритуалы, которые, если подумать, то собственно к вере не имеют никакого отношения. Можно подумать, богу есть какое-то дело до того, кто, как и сколько раз осенил себя крестным знамением или поклонился. Глупость ведь! Ты или веришь, или не веришь, все остальное от лукавого.

Протоиерей Цветаев Николай Иоаннович протяжно тянул молитвы, ему помогал полковой священник Барсов Дмитрий Дмитриевич, что зыркал на солдат взглядом комиссара, определяя, нет ли симулянтов или еще каких проявлений ереси. Климова аж передернуло от такого преображения, казалось бы, обычного попика-тихони.

Еще один священник из второго полка в пику коллеге из первого, отличавшегося крупным телосложением, но не жирным, вел себя как обычно. Более того, на его груди болтался Георгиевский крест, и вот он у солдат пользовался гораздо большей популярностью.

Климову все это было до фонаря, но что-то зацепило его взгляд в действиях рядом стоящего фельдфебеля Прокопия Анисимова. Вот после очередных дребезжащих завываний протоиерея новая порция крестных знамений.

«Не понял…» – подумал Михаил.

Фельдфебель в момент прикосновения ко лбу поджимал большой палец поближе к ладони, и вместо трехпальцевого крестного знамения получалось двуперстное.

«Раскольник? То бишь старовер, что ли?» – подумал Климов. Собственно, ему было глубоко наплевать на то, какую версию христианства исповедуют его временные подчиненные, он здесь ненадолго. Да даже если бы задержался, и в этом случае тоже было бы наплевать.

Просто вспомнил такой фактик, что, когда к власти придет Временное правительство и отменят обязательное посещение служб, то ходить на них станет в лучшем случае пятая часть, остальные на это дело забьют болт. Вот эти, что поджимают палец, и прочие, что еще как-то выкручиваются, те и забьют. В общем, получалась не самая приглядная картина, если подумать. Лишь пятая часть православного населения империи относит себя к последователям официальной РПЦ, а остальные держат фигу в кармане.

«Чего потом удивляться, что как бы коммунисты начнут взрывать храмы? Но при этом почти не трогали мечети и синагоги… – подумал он. – Не коммунисты, а вот эти вот вынужденные притворяться староверы различных течений и начнут жестоко мстить официалам за свое притворство и вынужденный грех лицемерия…»

Чтобы не привлекать к себе внимание ни священников, ни собственных солдат, Михаил, особо не вертя башкой, искоса понаблюдал за личным составом не только своей, но и соседней, третьей роты в момент крестных осенений. Заметил еще несколько человек, что проделывали тот же финт, что и фельдфебель.

Наконец вся это мутная бодяга закончилась.

– Накройсь! Смирно! Вольно! Разойтись!

6

Первым в лагере из высокопоставленных чинов отметился представитель русского главнокомандования генерал Жилинский Яков Григорьевич, являвшийся прямым начальником русских частей во Франции.

Офицеры встретили его, скажем так, прохладно, да и сам сноб еще тот, так что надолго не задержался, даже на ужин не остался. Получив отчет о путешествии от генерал-майора Лохвицкого, он тут же отбыл обратно в Париж. Был бы он хорошим военачальником, то его во Францию с глаз долой, из сердца вон не отправили бы.

Как позже узнал Климов подоплеку дела, 19 июля 1914 года Жилинского назначили главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Из-за ошибок, допущенных им в военном планировании во время Восточно-Прусской наступательной операции, потерпела поражение Вторая русская армия, около шести тысяч военнослужащих которой погибли, почти пятьдесят тысяч попали в плен. Следом за ней потерпела поражение и Первая русская армия, ранее успешно продвигавшаяся по Восточной Пруссии. В результате чего был сорван захват Восточной Пруссии.

«За такое расстреливать надо, а не отправлять на синекурные должности, да еще в милую Францию! – злобно подумал Михаил. – Остается только радоваться, что он тут ничего не решает и не участвует в планировании операций».

Через пару дней в лагерь приехал смотреть бригаду командующий Четвертой армией генерал Анри Жозеф Гуро. Именно под его начало была приписана Первая особая пехотная бригада.

Снова смотр. Французский генерал прошелся вдоль строя солдат, пристально всматриваясь в их суровые лица.

«Ну все, блин, Наполеона с этим взглядом косплеят, даже президент-пидарас Макрон и тот Наполеона из себя изображать любит, – раздраженно подумал Михаил. – Чего они все время хотят увидеть в лицах? Прыщик на губе или бельмо в глазу?»

Климов с удивлением увидел на груди генерала, помимо французских национальных наград, орден Святого Георгия четвертой степени.

«Когда? За что?!» – недоумевал он.

Из-за этого даже не сразу заметил, что у генерала не хватает правой руки.

«Ну, значит, было за что…» – сделал он вывод.

– Превосходно! – сказал генерал по окончании смотра.

После торжественной части занялись скучной административной деятельностью по передаче материально-технической части базы под контроль подполковника Свенарда Владимира Владимировича, что, собственно, являлся командиром маршевого батальона и отвечал за тыл бригады.

– Есть какие-то пожелания?

– Для начала нам не помешали бы инструкторы для освоения оружия, – сказал генерал-майор Лохвицкий.

– Да, конечно. Этот вопрос будет решен в ближайшие дни…

И правда решили. Через три дня прибыли два десятка инструкторов в сопровождении пары младших офицеров под командованием капитана Альберта Лелонга. А перед этим привезли несколько грузовиков с касками Адриана, уже выкрашенными в зеленый цвет и с кокардами в виде двуглавых орлов, и с прочим имуществом.

– И что, господин капитан, – вертя в руках каску, обратился к французу полковник Нечволодов с явным сомнением в голосе, – эти каски действительно могут от чего-то защитить?

Сомнения командира первого полка были понятны. Выглядели каски как-то несерьезно, особенно в плане толщины. Шутка ли, когда Климов взял одну такую каску, козырек при желании можно было погнуть пальцем. Что, собственно, он и сделал. Толщина там составляла полмиллиметра! Как у консервной банки!

Весила каска от семисот пятидесяти до восьмисот граммов в зависимости от размера, а их сделали два.

«Да уж, это не советская каска, толщина которой полтора миллиметра как минимум и сталь, в которой используется куда качественнее, чем в этой жестянке…» – подумал он.

– О да! Опыт боев показал, господин полковник, что при использовании касок уровень летальных и санитарных потерь от ранений в голову снижается в два-три раза!

– И что тогда мешает сделать броне… то есть защитные жилеты вроде кирас? – спросил Климов. – Потери наверняка снизятся еще больше.

– Увы, но нет, основные ранения в тело получаются из-за пуль, а никакая кираса винтовочную пулю не держит.

– Сделать толще, чтобы держала…

– Солдат становится тяжел и неповоротлив, а кроме того, отличной мишенью. Так что здесь лучше положиться на скорость движения в атаке, чем на броню…

– Ясно, – сказал полковник. – Что ж, давайте начнем обучение. Для начала покажите нам, а потом уже ваши люди станут обучать наших унтер-офицеров под нашим приглядом, а потом уже они сами обучат солдат.

– Хороший план, господин полковник, – улыбнулся капитан Лелонг. – Поручик Деперт, покажите господам офицерам винтовку.

– Господа, – вышел названный поручик и, подойдя к столу с образцами вооружения, в числе которых были пистолеты и гранаты, взял винтовку, – это винтовка «Лебель» образца 1886 года, модернизированная в девяносто третьем и получившая дополнительный индекс М93. Калибр восемь миллиметров. Оружие представляет собой магазинную винтовку с неотъёмным подствольным трубчатым магазином на восемь патронов с подачей за счёт пружины. Запирание продольно-скользящего затвора – за счёт двух боевых упоров в передней части боевой личинки. В закрытом положении стебель рукоятки затвора почти упирается в заднюю стенку выреза ствольной коробки, что считается дополнительной мерой безопасности при использовании новых мощных патронов. Ствол длиной восемьсот миллиметров с четырьмя левосторонними нарезами. В теории вести огонь можно почти на четыре километра, но, как понимаете, господа, разглядеть цель на таком расстоянии практически невозможно, а попасть можно лишь случайно.

Слушатели понятливо посмеялись. Тут и два-то километра для «мосинки» избыточны, увидеть цель, да еще умудриться в нее попасть тоже за гранью реального.

– Максимальную эффективную дальность стрельбы определили в тысячу восемьсот метров. Более важно, что дальность прямого выстрела составляет примерно четыреста двадцать метров. Подача очередного патрона в патронник осуществляется вручную с помощью затвора, который приводит в движение качающийся лоток подавателя. Снаряжение магазина производится вручную, по одному, через окно ствольной коробки. Общую ёмкость винтовки можно довести до десяти патронов: кроме восьми в магазине ещё один можно вручную положить на лоток подавателя и ещё один – вложить в патронник.

– Неплохо…

– В данной модели отказались от предохранителя, поскольку на марше винтовка всё равно переносится с заряженным магазином, но пустым патронником. Надо признать, господа, что трубчатый подствольный магазин оказался средоточием как преимуществ, так и недостатков винтовки. С одной стороны, такая конструкция позволила создать компактную винтовку при большом боезапасе – практически вдвое большем, чем у большинства образцов, используемых в настоящий момент, а с другой стороны, магазин приходится дозаряжать вручную, по одному патрону, и в результате практическая скорострельность «лебеля» уступает винтовкам с обойменным и тем более пачечным заряжанием.

– Да, неприятно…

– Ложа винтовки деревянная, из двух частей. Винтовка хорошо сбалансирована и обеспечивает быструю и удобную прикладку.

Поручик Деперт сноровисто продемонстрировал процесс прицеливания.

– Оружие комплектуется игольчатым четырёхгранным штыком длиной пятьдесят два сантиметра.

Достав штык, поручик закрепил его на стволе.

– Форма штыка позволяет легко пробивать кожаные элементы снаряжения и толстую плотную ткань. Штык крепится довольно жёстко: выступ под стволом входит в паз рукоятки, а кольцо гарды надевается на ствол, при этом вырез кольца фиксируется на широкой мушке. Кнопка защёлки располагается на штыке с левой стороны под гардой. Прицельные приспособления состоят из открытой мушки и ступенчатого прицела, размеченного до двух тысяч четырехсот метров. Если откинуть рамку прицела вперёд, открывается фиксированный прицел на четыреста метров, которым, собственно, пользуются чаще всего. К винтовке можно приспособить пятидесятиодномиллиметровый дульный гранатомёт VB образца 1915 года…

– О нем чуть позже, Жан, – остановил поручика Деперта капитан Лелонг. – Проведи разборку.

– Слушаюсь, мой капитан.

Далее поручик произвел разборку винтовки с пояснениями того, за какими деталями нужно следить особенно тщательно и что может выйти из строя в первую очередь.

Настала очередь проводить обучение унтер-офицеров. Старшие офицеры ушли по своим делам, а Михаил отвлекся на второй стол, где еще один поручик французской армии обучал владению пулеметом Шоша. Ему действительно подходило другое название: ружье-пулемет или автоматическое ружье, потому как именно на ружье оно и походило, а на пулемет не тянуло.

Прежде всего внимание привлек полукруглый магазин на двадцать патронов.

– Ну и хрень… – тихо в изумлении пробормотал Михаил Климов. Он подумал, что если бы агрегат облегчить (а то девять килограммов для ручной носки) это все же многовато, и патрон послабее сделать, ага, тот самый пресловутый промежуточный, то вполне получился бы нормальный автомат. Ладно, хреновый автомат, но все же автомат, простой в производстве и обслуживании. А так это именно что автоматическое ружье. Чтобы стать пулеметом, ему нужно что-то с боепитанием придумать. Двадцать патронов на очередь, а потом муторно менять магазин под огнем противника – это несерьезно.

Применённая в пулемёте схема автоматики с длинным ходом ствола обусловила очень низкий темп стрельбы в двести пятьдесят выстрелов в минуту и в семьдесят пять выстрелов при стрельбе короткими очередями. Выглядело это… бледно. Более того, он имел возможность стрелять еще и одиночными. В известной степени это обеспечивало устойчивость оружия в рамках концепции блуждающего огня (у пулемётчика «шоша» второго номера не предусматривалось).

Вообще, о пулемете можно спеть песенку Алены Апиной: «Я его слепила из того, что было…»

Конструкция Шоша представляла собой гремучую смесь из универсальных узлов, проверенных временем, и нестандартных деталей. Детали затвора изготавливались высокоточным методом фрезеровки из твердой стали и всегда были полностью взаимозаменяемы. Пулемет получил почти стандартный ствол винтовки «Лебель», немного укороченный с дульной стороны. Радиаторы охлаждения были выполнены из ребристого литого алюминия. С другой стороны, внешний корпус казенника представлял собой простую полую трубку, а остальные части пулемета изготавливались из обычных штампованных низкокачественных металлических пластин, причем скрепленных винтами, которые могли разболтаться после продолжительной стрельбы.

Пулеметчики быстро разобрались с этим чудом-юдом, в конце концов, их, в отличие от простых солдат, набирали из опытных бойцов, и поехали на полигон для проведения практических стрельб. Михаил, увидев, что в нем нужды нет, младшие офицеры справляются в качестве переводчиков для унтеров, увязался с ними. Все-таки хотелось в реале посмотреть на стрельбу пулемета, о котором так много слышал в свое время и который получил звание худшего из худших.

И вот на полигоне началась самая настоящая комедия с приставкой «траги-», когда сквозь смех хочется плакать.

Как и ожидалось, первые проблемы преподнес сменный магазин. Даже инструкторы не могли сменить его достаточно быстро, а уж когда за пулемет взялись наши пулеметчики, то слышался только глухой мат.

– И лягается, сволочь, как конь какой-то… – пожаловался один из пулеметчиков другому, еще не стрелявшему, кривя рожу, потирая отбитое сильной отдачей плечо.

Патрон и вправду для пулемета оказался избыточно мощен (как и для винтовки, собственно), а также из-за легкости конструкции его мотало из стороны в сторону, так что ни о какой прицельной стрельбе не могло идти речи. Но это были лишь цветочки. Ягодки оказались впереди.

Один из пулеметов вдруг заклинило. Затвор не двигался ни туды, ни сюды.

– Перегрелся… – с кислой рожей прокомментировал инструктор.

«Че, на?! – мысленно воскликнул Михаил. – Отстрелял полтора магазина и перегрелся?! А как с ним вообще воевать можно?!»

Судя по ошарашенным лицам зрителей, остальные тоже оказались в шоке от такой новости.

Дальше – больше.

Со вторым пулеметом пришлось повозиться, по причине того что последний патрон в магазине каким-то невероятным образом сумел кувыркнуться задом наперед и так влезть в приемник.

– Ну и говно, прости господи… – произнес один из совсем молодых пулеметчиков, при этом успевший заработать Георгиевский крест.

Послышался приглушенный смех.

– Ефрейтор Малиновский! – вскинулся в служебном рвении услышавший его прапорщик. – Следи за языком! Не посмотрю на то, что ты георгиевский кавалер, определю строгое наказание!

– Виноват, вашбродь! Исправлюсь! – гаркнул тот, вытянувшись в струнку.

– Кха-кха! – надсадно закашлялся подавившийся воздухом Михаил Климов, так что на него покосились.

«Как?! Малиновский?! – мысленно возопил он неверяще. – Да ладно?! Может, все же однофамилец?..»

Климов искоса присмотрелся к ефрейтору с «громкой» фамилией, коему фельдфебель поднес под нос пудовый кулак, тот демонстративно к нему принюхался, а потом скривил лицо, дескать воняет неприятно, что вызвало только еще одну порцию сдержанного веселья. Фотографию маршала и министра обороны он помнил хорошо.

«И правда, есть некоторое сходство, – неуверенно заключил он. – Но надо бы имя уточнить… Хотя зачем? Что мне это даст? Только любопытство удовлетворить?.. Но вообще, конечно, неожиданно…»

Михаил невольно попытался вспомнить, кого еще можно из знаменитостей встретить.

«Революционеров разве что в Париже поискать? – нахмурившись, подумал он. – Открыть на них сезон охоты, что ли, перед тем, как слинять? Только как этих тварей найти и есть ли они сейчас тут? Вроде в Швейцарии сейчас предпочитают гулять борцы за народное счастье».

Михаил еще раз тяжело вздохнул. Пристрелить при случае парочку-другую ублюдков он бы не отказался. Вроде Троцкого и иже с ним откровенных агентов американских банкиров, да и фанатиков тоже не мешало бы обнулить.

«Можно попробовать частных детективов нанять? – снова подумал он. – Вот только они могут разведке стукануть, и та уже схватит за жопу меня…»

Что до пулеметов, то пулеметная команда выглядела хмуро. Несколько раз случились осечки из-за не сработавшего патрона, у которого имелась особенность в виде усиленного капсюля – это чтобы в винтовке носик пули не привел к случайному срабатыванию, ударив по капсюлю впереди лежащего патрона. Тут и там слышались глухие разговоры:

– Может, у них все же «максимки» есть, а? Хоть бы немецкие версии…

– Ага, немецкие версии они, надо думать, сами используют. Да и где на них патронов напастись?

– Это да…

– Или на худой конец «льюисы»?

– Да даже «мадсены» и то лучше будут. Тьфу!

«И это еще в полигонных условиях, а что будет твориться в грязи окопов, даже представить сложно», – удрученно покачал головой Михаил.

7

Солдаты первого полка в своем большинстве довольно быстро освоили винтовку, и в этом, собственно, не было ничего удивительного, так как набирали его в основном из рабочих, а они с техникой дело имели, пусть и со станками, так что не терялись.

Из всей массы солдат искали особенно метких, чтобы сделать из них снайперов. Винтовки таких охотников на людей, как их еще называли, оснащали троекратными оптическими прицелами.

Гораздо хуже ситуация обстояла с освоением оружия солдатами второго полка, набранными из самарских крестьян. Даже более-менее разобравшись с устройством, стреляли как бог на душу положит. Офицеры ругались, унтера откровенно матерились, дошло до того, что принцип полета пули объясняли на полете камня, бросаемого самими солдатами.

– Ну?! Видишь, как камень летит?! Так же и пуля себя ведет, только летит она дальше, но по такой же дуге! А не все время прямо! И для того, чтобы попасть в дальнюю мишень, надо ствол задирать чуть выше! Понял?!

– Так точно, господин фельдфебель!

В общем, судя по синякам, вскоре появившимся на лицах отдельных солдат, унтера вбивали им знания в голову с помощью кулаков. Особо тупым вбивали знания розгами в ближайшей рощице.

В общем, было «весело».

Пока второй полк осваивал винтовки, первый полк перешел на освоение 51-миллиметрового дульного гранатомёта VB образца 1915 года, кои по штату французской армии полагались по шестнадцать штук на роту. Ну и наши ничего менять не стали.

– Гранатомёт представляет собой мортирку, которая крепится на ствол винтовки и предназначена для отстрела винтовочной гранаты с помощью холостого или боевого патрона. Основным типом боеприпаса является осколочная граната с дальностью стрельбы до ста девяноста метров, также есть осветительная граната, дымовая и химическая, а кроме того, «граната связи». В последнем случае в пустотелый корпус можно заложить письменное сообщение и запустить его на триста пятьдесят метров.

– Ага, ищи его потом… – произнес кто-то скептически.

– При стрельбе гранатой следует упереть приклад винтовки в землю. Но, в принципе, можно стрелять и с рук… Масса гранаты – четыреста восемьдесят граммов, изготавливается из чугуна, внутри имеет насечку для равномерного разрыва на фрагменты, радиус эффективного поражения до тридцати метров, но вообще осколки могут разлетаться и до семидесяти метров.

Сама граната оказалась весьма причудливой формы.

– Ручная граната F1 с автоматическим рычажным запалом… – тем временем продолжил инструктор.

Михаил узнал «лимонку», что практически не изменилась с момента ее изобретения.

– Длина гранаты – тринадцать сантиметров, диаметр – пять с половиной, масса – шестьсот девяносто граммов. Время замедления – порядка четырех-пяти секунд. Для приведения в боевое положение требуется выдернуть чеку. Благодаря новой конструкции запала, гранату можно держать в руках неограниченно долго. Это не как раньше с ударным запалом, когда после приведения в боевое положение гранату требовалось сразу бросать, из-за чего эффективность метания сильно страдала.

Познакомились с менее мощным аналогом OF с массой двести пятьдесят граммов и даже химической гранатой яйцеобразной формы, верхняя половина которой имела красный цвет.

К последнему изделию даже прикасаться было страшно. Внутри плескалась какая-то ядреная дрянь, и, чтобы использовать сей боеприпас, следовало самому сначала защититься от поражающего фактора, напялив на себя маску-противогаз, иначе травануться можно раз плюнуть.

Противогазы, кстати, удручали своей конструкцией. Это вам не резиновая маска с банкой-фильтром. В общем, попадать под химическую атаку в такой «тряпочке» не стоило.