Бывшие. Последний шанс

И вот теперь стоять мне у этого заборчика до второго пришествия, потому что рвотные позывы накатывают волнами, не желая успокаиваться.

– Эй, с вами всё нормально? – слышится за спиной.

Нормально.

И было бы ещё лучше, если бы в салоне ко всем прочим неприятностям не ароматизировал какой-то противный кисловатый освежитель. От одного воспоминания о нём я прикрываю глаза и делаю очередной глубокий вдох. Потрясающе! Чтобы я ещё раз сюда приехала после таких приключений…

Чёрта с два!

Пусть Олег таскается, он всё равно мне должен за проект годовой давности, когда заработал пневмонию и провалялся дома почти три недели. В тот самый момент, когда шла приёмка и сдача квартиры заказчикам. Требовательным, кстати, до такой степени, что пришлось трижды переклеивать молдинг по одной из стен гостиной. И напоминать, что систему скрытого монтажа в душевой они выбрали сами.

– Девушка, мы едем или как?

Не могу ответить, просто не могу. Кажется, что стоить открыть рот и всё содержимое желудка окажется у этого же заборчика.

Просто дыши, и всё пройдёт!

Чем, вообще, меня может тошнить, если те несчастные дольки шоколада уже давно и без следа рассосались?

– Девушка не едет. – Хлопок двери совпадает с моим внутренним протяжным стоном.

Чтоб в этот злосчастный коттедж молния попала! Или метеорит приземлился! Да всё что угодно, чтобы стереть адский дом с лица земли. Единственное условие – после того, как заказчик с нами рассчитается, в соответствии с контрактом.

Вот почему Самсонову приспичило приехать именно сюда?

Озноб только усиливает следующий позыв, и меня сгибает пополам. Без толку – в желудке так же пусто, как и в голове.

– Жива? – Самсонова я не вижу, но чувствую, как чужие пальцы касаются шеи, собирая распущенные волосы за спиной. – Олеся?

М-м, он впервые называет меня по имени. Так себе событие, учитывая контекст. И то, что сейчас мне надо придумать быстрое, логичное и правдоподобное объяснение всему этому.

А мозг тем временем соображать отказывается напрочь. Поэтому вместо ответа я достаю бумажный платок из кармана пальто и промакиваю сначала, выступившие от приступа, слёзы, а потом и лицо. И, да, не хочу поворачиваться.

– Держи. – Всунутая в мою ладонь бутылка оказывается из моей же сумки.

Очень удачно, но время идёт. Судорожные сокращения в желудке заканчиваются, возвращаясь к привычной тошноте. Всё, что можно умыть, уже умыто и надо поворачиваться, а меня бьёт нервная дрожь.

Самсонов не дурак, даже, наоборот, слишком умный, а всё моё враньё всегда видно на лице. И мне плохо представляется, что и как сейчас нужно недоговорить, чтобы он взял и поверил. И не стал проверять.

Страх костлявыми пальцами берёт за горло, но взять себя в руки придётся. И мой вызывающий взгляд встречается со спокойным его.

Веришь, что он откажется от собственного ребёнка?

Нет.

Не откажется.

От жены, от любовниц, от бизнеса, от разгульной жизни ещё может, но не от ребёнка, пусть даже такого незапланированного. Не знаю, откуда это в моей голове, но интуиция вопит, что с этого момента начинается новый виток моих проблем. И наших отношений, в которых мне всё ещё не хочется участвовать.

– Отравилась… чем-то.

– Я так и понял, – иронично отзывается он. Вот только взгляд выискивает во мне что-то, что Самсонов, со своей идиотской настойчивостью гарантированно найдёт. Рано или поздно. – Дойдёшь до машины?

– Да.

Даже язвить пропадает всякое желание. Хочется лечь, свернуться клубком и просто лежать. Желательно, под пледом и недели две – по заверениям интернета токсикоз должен закончиться именно тогда. Или не закончиться вообще.

Самсонов отдаёт мне сумку всё с тем же взглядом и поддерживает под локоть, пока я вышагиваю из снежной мешанины на грунтовку. Вот только на следующем же метре небольшой, но всё-таки каблук подламывается. Подождав, пока я восстановлю равновесие, Самсонов с каменным лицом разворачивается и собирается…

– Нет! – Последнее, что мне сейчас нужно – болтаться у кого-то на руках. Тем более, если это его руки. – Тебе далеко не двадцать, чтобы я была уверена в своей безопасности.

– Серьёзно думаешь, что это смешно? – Выразительный светлый взгляд с моего лица опускается на ладони, которыми я его удерживаю.

Вообще ни разу. Потому что он заводит их мне за спину, заставляя прижаться к своей груди. Аккуратно и легко удерживая за запястья. Наклоняет голову так, что между нашими лицами остаётся едва ли десяток сантиметров.

И вот почему? Почему от дурацкого, но безопасного такси меня выворачивает, а рядом с ни разу небезопасным Самсоновым тошнота трусливо исчезает, будто её и не было?!

– Романовская, ты беременна?

Глава 7. Олеся

– Нет.

Нет панике и душе, трусливо сбежавшей даже не в пятки, стремящейся покинуть это дурное тело.

И вот откуда страх? Что может сделать Самсонов, узнав о своём отцовстве? Подать в суд? Так как бы в нашей стране права отцов, конечно, закреплены, но так, в порядке бреда и на всякий случай. Заставить меня выйти за него? Вариант ещё бредовее первого. Пролезть в мою жизнь без мыла на придуманных правах?

Да.

Не знаю каким местом, но чувствую, просто так Самсонов не отвяжется. И, становящийся всё более победным, его взгляд это только подтверждает. А ещё руки, одна из которых уверенно касается щеки, а вторая приобнимает чуть выше талии.

Боится, что сдавит, и меня вывернет прямо на него?

Увы, похоже, что в его голове совсем другие мысли.

– От меня. – Трижды увы, но это не вопрос.

Нет вопроса и в торжествующей улыбке.

– Мелодрам пересмотрел? – Усмешка ненатуральная даже для меня, про Самсонова я вообще молчу.

Правда, молчу недолго.

Испуганный взвизг вырывается, когда этот припадочный всё-таки подхватывает меня на руки и кружит, даже не сбившись с дыхания.

– Скажи, что это мой ребёнок. – Остановка сопровождается моим головокружением и его шальной улыбкой. – Олеся.

– Самсонов, ты больной, – выдыхаю, обеими руками схватившись за его шею. – Отпусти!

– Скажи и отпущу.

Какая-то неадекватная радость в глазах только подтверждает, что в его голове сейчас в самом разгаре вечеринка у психованных тараканов.

– Самсонов, я не беременна и тем более не от тебя!

– Так не беременна или не от меня? – Он аккуратно ставит меня на ноги и, намертво переплетает свои пальцы с моими. – Поехали.

– Куда?

Вышедший за ворота, чтобы подышать, Саша хмуро на нас смотрит, и мне приходится идти вслед за Самсоновым.

– В город, ты же туда собиралась. – Такая сговорчивость напрягает даже больше откровенных подкатов. – Что предпочитаешь, заедем в Преображенскую за результатами твоего УЗИ или сделаем новое? У меня есть отличный знакомый гинеколог…

– Так, хватит! – Выдёргиваю я ладонь уже у самой двери машины. – Катись-ка ты, Кирилл Александрович, в пешее эротическое, со всеми своими домыслами, фантазиями и…

И всё.

Потому что уверенный поцелуй не способствует диалогу. Тем более, когда он такой. Жадный, чувственный, бескомпромиссный. Требовательный, словно Самсонов утверждает свои права на меня и моего ребёнка. Без прелюдий и уступок. На сбитом напрочь дыхании.

Одной ладонью зарывшись мне в волосы, второй он прижимает к себе. Не давая даже шанса на отступление. Зная, что после такого поцелуя жертвы обычно переходят к стадии «на всё готова».

Вот только я не жертва.

Звук хлёсткой пощёчины, стоит Самсонову отстраниться, до Саши не долетает, но у него зрение хорошее. У Самсонова тоже, но сейчас, по нехорошему прищуру и не скажешь.

Так и стоим, сверля друг друга взглядами, моим злым, его тоже далёким от радости.

Что, Самсонов, рассчитывал, что я растекусь и стану на всё согласной?

– Отпусти. – Весомо, и без страха великой и ужасной Самсоновской мести.

След удара краснеет пятном на его щеке, челюсти сжаты, а глаза испепелили бы меня, если могли. Интересно, это первая пощёчина или уже встречались в его жизни адекватные женщины? Вру, неинтересно. Хотя подозреваю, что не встречались и заранее поздравляю себя с дебютом.

Его ладонь на мгновение сжимает мою талию сильнее, чем нужно, но всё же отпускает.

– Поехали. – Глядя поверх машины, Самсонов открывает передо мной дверь.

Гордость это прекрасно, но мне нужно в город, а надежды на такси рухнули пятнадцать минут назад. И как теперь выкручиваться? Подумаю попозже, а пока второй раз за час сажусь в серо-бежевый салон с декоративной отделкой под дерево.

И даже успеваю махнуть Саше, всё ещё стоящему у ворот, перед тем, как Самсонов срывается с места. Триста шестьдесят лошадей, говорите? Чувствуется – по пробуксовке колёс, скорости мелькания домов и тому, как меня вдавливает в кресло.

Тошнота? Нет, не слышали.

– Решил самоубиться вместе со мной? – хмыкаю, когда двухтонная махина входит в занос. Управляемый, ага.

– Что ты, милая, – мне не нравится ни взгляд, ни интонация, – твоя безопасность для меня теперь приоритет.

– С чего бы это?

Заставить его остановиться или потерпеть Самсоновскую истерику до города? До которого такими темпами мы доедем минут за десять вместо обычных двадцати пяти.

– Ты носишь моего ребёнка.

Выезд на объездную, обгон и газ в пол. Хотя куда уж больше.

– Самсонов, не смеши меня. – Мой смех ему не нравится, как мне он весь. Но Кириллу Александровичу некогда – ему приходится, зло прищурившись, смотреть на дорогу. – Мало ли кто и от кого рожает. Ты что, всех своих любовниц так достаёшь?

– Только тех, кого хочу.

Без пафоса. Без лести. Без всего этого демонстративного.

Уже не зло, но всё ещё в крайней степени раздражения.

Не для того, чтобы смутить, соблазнить или ещё что. Просто потому, что да, хочет.

И предательский мозг посылает кучу мурашек по всему телу. Становится жарко, а в горле пересыхает.

И будь мы в ситуации, как два месяца назад, я бы плюнула на идиотские условности, но…

– Всё ещё?

Усмешка бьёт по самому больному – по его гипертрофированному эго, которое должно откинуть Самсонова на десять минут назад. Надеюсь, что ему всё ещё чертовски неприятно. Во всех смыслах.

Однако Самсонов молчит. Самсонов продолжает самоубийственные гонки с собственными воспоминаниями о пережитом унижении. А для такого мужчины, как он, отказ в подобной форме – стопроцентное унижение.

И повод отомстить величайшим невниманием.

Жаль только, что теперь между нами всё стало несколько сложнее. Хотя…

– Самсонов, а отомсти мне? – нагло предлагаю ему, стоит Самсонову сбросить скорость. Исключительно потому, что мы въезжаем в город. – Высади меня во-он на той остановке, громко выскажись на тему моей неблагодарности и от души хлопни дверью. Тебе полегчает, а я буду уверена, что доеду до работы.

– Это, по-твоему, месть? – Мимолётный взгляд и многообещающая усмешка. – Милая, есть варианты поинтереснее.

– А что, не мстить маленькой и слабой мне – слишком сложно для большого и ужасного Кирилла Самсонова?

Чего и стоило ожидать, он сворачивает в противоположную от нашего офиса сторону. Не критично и даже не особо страшно.

– Это ты-то маленькая и слабая? – хмыкает Самсонов и поворачивает куда-то вглубь района.

А потом ещё раз, и ещё. Даже мне, исколесившей весь город, здесь незнакомо.

– И куда ты меня везёшь? – Мой язвительный интерес его уже не трогает, а жаль. Эффекта от пощёчины хватило всего ничего. – В свою персональную Красную комнату боли10?

– Я должен знать что это?

Остановившись перед шлагбаумом, Самсонов поворачивается ко мне с иронично вздёрнутой бровью.

– Тебе бы пошло.

Не знаю, чего там добиваются его психованные тараканы, но мне не страшно. Даже смешно, учитывая предсказуемость пункта назначения.

– Саш, привет! Занят? – Отключившись от хэндс фри, звонит кому-то Кирилл Александрович. Подозреваю, что тому самому знакомому гинекологу. – Скажи своим, пусть пропустят, у меня сложность. – Последнее слово – откровенно ехидно. И что-то там ему отвечают, судя по доносящейся интонации, нелестное, но… – Я в курсе всех твоих профилей, открывай давай.

– Самсонов, ты всерьёз рассчитываешь, что я на это соглашусь?

Даже тыкать в раскинувшийся перед нами медгородок лень.

– А почему нет? – Отъехав на несколько метров назад, чтобы не загораживать проезд Скорым, поворачивается он ко мне. – Если я ради разнообразия окажусь неправ, обещаю, что мы видимся в последний раз. Неплохой для тебя вариант – останешься с контрактом, новым телефоном и без меня.

– А твоему раздутому эго не приходило в голову, что для этого мне необязательно соглашаться? Свободу воли у нас в стране ещё никто не отменял. – Хмыкнув, добавляю: – В плане прохождения медосмотра уж точно.

– Не приходило. – Самсонов сама невозмутимость. – А ещё не приходило, что от меня можно забеременеть и, что веселее, пытаться скрыть этот факт от меня же.

– Хочешь откровение? – Да достал уже! Отстегнувшись, я ставлю локоть на подлокотник и подаюсь к нему настолько близко, что становятся видны тёмные вкрапления в голубых глазах. – Мир не крутится вокруг тебя, Самсонов, – вкрадчивый шёпот, – и я не кручусь.

– Да, Саш. – Даже не думая отклоняться, отвечает он на звонок. – Еду.

Глава 8. Кирилл

Замешенная на желании злость не отпускает, даже когда появляется рослая фигура Киренского Александра Владимировича, заведующего местной гинекологией.

– Что на этот раз? – интересуется он, и мне остаётся только скривиться, представив, что подумала на это Романовская.

У нас и без того всё сложно.

– Эгоизм и тиранические замашки, – выступает она из-за моей спины. – Вы сможете вылечить?

– Увы, милая барышня, это не лечится. Особенно когда случай запущен дальше некуда, – весело фыркает Саша и протягивает ей руку. – Киренский Александр Владимирович, работник этого дурдома. Можно просто Саша.

– Романовская Олеся Сергеевна, – улыбается эта язва так, как ни разу не улыбалась мне, – можно просто Олеся Сергеевна.

– А я смотрю у вас дуэт, – продолжает веселиться он.

– Саш, УЗИ и осмотр сделаешь? – И нет, раздражение усиливается не от их любезностей. И даже не от дружелюбной Романовской.

Просто. Бесит.

– Такой красивой барышне всё что угодно. Хотите, женюсь? – Под моим всё более охреневающим взглядом предлагает он.

– Ты женат.

Пожалуй, можно было обойтись и обычной частной клиникой, а не тащить её по знакомым.

Сомнения? Никаких.

Романовская беременна и беременна от меня, на это я могу поставить годовой оборот «КлутсФина». Спектакль рассчитан исключительно на то, чтобы припереть её к стенке. Во всех смыслах.

– Хотите, женю его? – кивает этот… врач в мою сторону.

– Очень! – не теряется она. – Есть у вас здесь перспективные и незамужние? Очень надо.

– Хм, – подвисает Саша, осмысливая ответ и бросая на меня короткий взгляд. – Если прямо надо – найдём.

– Мы сюда болтать пришли? – Шутки заканчиваются, и, остановившись, он тяжело вздыхает, смотрит на меня с откровенным укором.

– Раздевайтесь. – Перед нами открывается дверь, видимо, ординаторской. – Вещи в шкаф, на ноги бахилы, я подожду в коридоре.

Стол, стулья, шкафы. Чайник, раковина, зеркало. Стандартная обстановка, как в любой из городских больниц.

– Неплохо, – оглядывается Романовская и поворачивается. – Спасибо за экскурсию, мне пора.

Отпустить сейчас? Вот так просто?

– Не уходи. – Тихо и серьёзно, в то время как рука удерживает её за запястье. – Пожалуйста.

– Самсонов, силой заставишь меня остаться?

– Нет, но… ты нужна мне. – Взгляд – глаза в глаза. Пронзительный. Испытующий. – Ты. Мне. Нужна.

– Рехнулся?

– Да. – Просто и легко. Так же, как положить ладонь ей на талию. – Из-за тебя, из-за нашего ребёнка. Сразу после той ночи, которую всё ещё не могу забыть.

– Ты переигрываешь, Самсонов, и это уже даже не смешно, – недовольно качает головой Романовская и пытается высвободиться.

– Не смешно, – вздыхаю и приподнимаю её голову за подбородок. – Ни это, ни то, что мне приходится тебя уговаривать, но я готов. И… ты ничего не теряла?

– Нет. – Снова раздражается она. – Если ты думаешь, что этот спектакль…

Брелок-рука, которую я достаю из кармана куртки, заставляет её прерваться на полуслове. И даже вырываться Романовская прекращает.

– Узнаёшь? – Качнув на пальце Хамсу, я ловлю её в кулак. – Или?..

– Отдай! – Чужая ладонь накрывает мою руку. – Ты ещё и клептоманом заделался?

– Всего лишь нашёл. На полу. А что, важная для тебя вещь? – Брелок возвращается в карман.

– Я придушу тебя, Самсонов! – рычит Романовская.

– Обязательно только сначала… Олесь, дай мне шанс. – Прошу, обхватив её лицо ладонями. – Последний шанс доказать, что мне не наплевать. Ни на тебя, ни на него. – Одна рука спускается ниже и осторожно накрывает её живот.

– Это какой-то бред! – фыркает Романовская, уходя от обоих прикосновений.

– Может быть, но почему не попробовать? Рискнуть и, возможно, выиграть.

– Тебя? – хмыкает Романовская.

– Нас.

И что-то в этом «нас» цепляет даже меня.

– Для начала давай просто доверимся профессионалу? – Сомнение в её глазах уже можно считать победой. – Саша хоть и… юморист, но своё дело знает. Разреши мне увидеть своего ребёнка. Ведь моего?

– Твоего, – с кривой ухмылкой признаётся Романовская. И долго молчит. – Хочешь убедить меня, что ты его хочешь? Попробуй. Только не ищи потом оправданий.

– Не буду, – звучит как обещание. Тем более веское, учитывая, как быстро она согласилась.

– И отдай брелок!

– Нет.

– В смысле нет? – Романовская в одно мгновение оказывается рядом. – Самсонов, что за игры?

– Никаких игр, но брелок я отдам тебе только после ужина. – И снова бешенство в синих глазах. – Должен же я как-то убедить тебя в своих намерениях.

– Хор-рошо.

«С-скотина», – так и читается во всём её виде.

– Теперь можно и раздеться. Подозреваю, Саша нас уже заждался.

Вот только, в отличие от меня, одним движением расстегнувшего молнию, Романовская не торопится.

Хуже того, она мстит.

Потому что пальцы с бесцветным аккуратным маникюром как будто с удовольствием тянутся к узлу пояса, медленно освобождая один конец. При этом снова ехидные, глаза прямо и открыто смотрят на меня. А узел продолжает развязываться, и очень оригинально продолжает. Медленно. Чувственно. На грани.

Обхватив пояс ладонью и проходя скользящим движением до самого кончика…

Самсонов, очнись. Она даже пальто ещё не сняла.

Под которым ничего специфического – плотно сидящие джинсы, топ, вязаная кофта, застёгнутая на три нижние пуговицы. Самое то, чтобы бегать по стройкам.

И этот вопрос нам бы тоже обсудить, но его можно перенести и в более располагающую обстановку. Которая в моём мозгу уже ассоциируется с чем-то волнующим, но звонок прерывает оригинальный стриптиз и мои фантазии.

А дисплей высвечивает имя, в сравнении с которым вся реальность – ничто.

– Да?

Больница? Романовская? Всё мгновенно становится нелепым и ненужным.

– Кир, Сашка в тюрьме. – И если поначалу важен лишь её голос, спустя мгновение до меня доходит смысл слов. – У меня Алинка температурит, Вадим в командровке, и мне просто некому больше позвонить! Прости, если отвлекаю…

– Подожди, Кир. – Сумбур в голове начинает приобретать хоть какие-то формы. – Ещё раз, что случилось?

– Только что звонили со Степана Разина, знаешь, где ещё…

– Дальше.

Дверь. Коридор. Удивлённый взгляд Киренского.

– А что дальше? – прерывисто вздыхает она в трубку. – Сказали, что Сашку поймали где-то в центре города за «совершением административного нарушения». Просили приехать и разобраться, а я, как назло, сегодня одна. Ещё и эта простуда… – Пока Кира молчит, я успеваю выйти из больницы и сесть в машину. – Кир, я знаю, что ты занят и, если ты не можешь…

– Прекращай. – Хреновее развода с ней может быть только вот это «если ты занят». – И успокойся, я заберу его.

– Ты уверен?

– Если ты забыла, я всё ещё его отец. – Даже если откровенно хреновый. – Я буду там через десять минут, разберусь и наберу тебя.

– Спасибо! – с облегчённым выдохом. – Я позвоню Вадиму, может, дозвонюсь.

Отключиться гораздо безопаснее, чем объяснять в каком гробу я его видел. Обидится. И снова исчезнет на несколько месяцев, если не на полгода. Плавали, знаем. И Кира знает, поэтому по максимуму избегает любых подробностей своей новой счастливой жизни.

С тем, кто отобрал у меня жену за какой-то грёбаный месяц!

Взвизгнув шинами, машина разворачивается почти на месте и, ведомая моим желанием, вылетает с территории больницы.

Один красный.

Другой.

Кто-то где-то сигналит, но мне не до этого.

«Прости, если отвлекаю…»

Горько усмехнувшись, подрезаю на повороте очередной автобус и заносом ухожу влево. И кто кого должен прощать?

Осознанная вина, привкусом горечи на языке, не идёт ни в какое сравнение с чувством спущенной в унитаз жизни. И кто виноват?

Посмотри в зеркало – узнаешь.

Смотрел, толку-то.

Кира ушла не тогда, когда увидела мою измену. Не тогда, когда собирала вещи, и даже не в зале суда, когда нас развели. Она ушла, когда на её защиту встал рослый детина без признаков интеллекта на лице. Типичный солдафон, который оказался лучшим мужем, лучшим отцом и лучшим хрен знает кем ещё.

Самое громкое падение в моей жизни. И самое убийственное.

Взревев мотором, машина пролетает под жёлтый и сворачивает на ту самую улицу Степана Разина. Областная ГИБДД, и отделение полиции тут же, бок к боку. Удивительно, как зажравшиеся высшие чины терпят такое соседство, но что есть, то есть.

Хватает пары звонков, чтобы меня признали своим и пропустили на служебную стоянку. Сделай эти скупердяи нормальную парковку, обошлось бы без крайностей, но её нет. А парковаться перед крыльцом областного ГАИ может, и бесстрашно, но откровенно глупо.

– Вы куда?

Здесь мне бывать ещё не приходилось. И тем приятнее вместо обшарпанных стен видеть на стенах пластиковые панели под дерево. Вот только останавливают меня даже до рамки.

– Сына задержали, мне звонили. – Долгий взгляд не впечатляет уже потому, что исходит от тощего лейтенанта, только-только избавившегося от подростковых прыщей.

– Проходите.

Сказать проще, чем сделать и ещё несколько минут уходит на то, чтобы добраться до местного администратора.

– Самсонов Александр Кириллович, – отчеканиваю, вскинувшемуся было очередному лейтенанту. – Где?

– Седьмой кабинет, – мгновенно теряет он ко мне интерес.

И вот что должен ощущать отец, забирающий сына почти из тюрьмы?

Разочарование? Страх? Вину? Думать, что не справился? Решать, что делать?

Нет.

Ни один нерв не дёргается, когда я открываю дверь седьмого кабинета. Где, прислонившись к стене и развалившись, сидит мой сын. Когда-то – голубоглазый, светловолосый ангел, радующийся тиру и новой папиной машине.

Когда-то.

– Вы кто? – ровно интересуется уже капитан, отрывая глаза от протокола.

– Самсонов Кирилл Александрович.

– Отец? – кивает он одновременно с, раздавшимся от стены, презрительным хмыком.

– Отец. – От того ангела остались разве что глаза, всё остальное заметно прогрессировало и, как по мне, не в лучшую сторону.

– Ну что же, Кирилл Александрович, слушайте…

Глава 9. Кирилл

– Пап, – слышится из-за спины мрачное, без тени раскаяния в голосе.

– Сядь и помолчи. – Приказ из разряда тех, что я привык отдавать.

– Ты можешь хоть раз меня нормально послушать? Хоть один раз… – хлопнув дверью, Сашка поворачивается ко мне и упирается носом в предупреждающе поднятую ладонь.

– Да? – Как же хочется избавить её от этих встревоженных интонаций. Обнять, успокоить, убедить, что со всем справлюсь. – Кир?

– Всё нормально, не переживай, – отвечаю с улыбкой в голосе, – идиотская случайность. Ты же знаешь, как работают наши доблестные мундиры.

– Случайность? – недоверчиво переспрашивает Кира под насупленный взгляд Сашки.

Мы разговариваем по громкой связи, и он всё слышит.

– Да какие-то подростки устроили на набережной то ли разборки, то ли ещё чего, а Сашка просто попал под руку. Сгребли, не спрашивая, кто прав, а кто виноват, и привезли в обезьянник всем скопом.

– В смысле попал под руку? – под истошное «Ма-ам!» с того конца трубки, пытается понять Кира. – Каким образом?

– А это ты потом у нашего сына спросишь. – Никакой драмы с моей стороны и болеющая дочь с другой не дают ей уловить ложь. – Заодно научишь, что при виде чужой драки надо уносить ноги, а не подрабатывать миротворцем.

– Вот сейчас кто бы говорил! – окончательно успокаивается Кира. – Сам и объясни, миротворец.