Бывшие. Последний шанс

Ольга Арунд

Бывшие. Последний шанс

Глава 1. Олеся

Когда ты дизайнер – это прекрасно. Гораздо хуже, когда ты хреновый дизайнер.

Хреновый дизайнер, который опаздывает на сделку всей жизни.

Перестук каблуков сливается в барабанную дробь, рискуя одним фальшивым тактом сломать мне шею на мраморной лестнице, а очередная телефонная вибрация неприятно бдзыкает по бедру.

Впереди последний пролёт, а всё, что хочет высказать мне шеф, он и так выскажет. Правда, уже после подписания контракта – и за опоздание, и за ущерб имиджу, и за то, что улыбаюсь недостаточно услужливо. И его не волнуют ни пробки, ни задержавшийся каменщик по Косулинскому проекту.

Его волнует ведущий дизайнер, которого нет.

Ещё бы!

Меня бы тоже волновало, если бы двум скромным федеральным компаниям приспичило объединиться и построить охренительное офисное здание в центре нашего города.

– Олеся, там тебя… – округлив глаза, начинает Аня, стоит мне показаться в приёмной шефа.

– Иду.

Пальто летит в кресло, следом – распечатки по последним двум стройкам. Потом заберу, после получасового выговора. А теперь…

Выдохнуть.

Смахнуть пылинки с юбки.

Улыбнуться.

И в миллионный раз открыть эту дверь.

– Добрый день! Прошу прощение за опоздание.

Прошмыгнуть мышью не даёт гордость, состроить «В гробу вас всех видала» – то, что мне здесь пока платят. И тот, от кого зависит размер моего банковского счёта, сопровождает недовольным взглядом быстрое, но ни разу несуетливое дефиле к месту по его правую руку.

– Романовская Олеся Сергеевна, ведущий дизайнер вашего проекта, – с ненатуральной улыбкой сообщает Ляшенко Павел Петрович, владелец архитектурного бюро «Ляшенко и партнёры» и, по совместительству, мой работодатель. – Обладательница Железной награды в категории «Архитектура, дизайн зданий и сооружений» международной премии A' Design Award.

– Рада с вами познако… – Мой взгляд, наконец, отрывается от стола, на котором я до этого раскладывалась. – …миться.

Чёрт!

– И мы рады, наконец, увидеть ту, кто обеспечит успех GreenTeam.

Где зам? Где представитель? Почему, блин, здесь сидит именно он?

– Рад представить Кирилла Александровича, – влезает шеф, пока передо мной мелькают картины ни разу не будущего дизайна, – владельца «КлутсФин» и одного из заказчиков проекта. Надежда Игоревна, юрист «КлутсФин»…

Да какая уже разница кто тут кто, если глаза Кирилла Александровича никак не желают отрываться от моих, и ему откровенно плевать на распинающегося шефа. Можно подумать, он первый раз выслушивает всё это «честь для нас», «работа в удовольствие» и другое бла-бла-бла.

Не-ет, Самсонов смотрит только на меня.

Соблазняет. Дразнит. Заставляет вспомнить ту единственную ночь, когда сломались правила и рухнули все запреты.

– Что же, раз теперь все в сборе и знакомы…

Знакомы? Как бы да, мы знакомы.

Только не с Кириллом Александровичем. Не так официально. Потому что никто не будет думать об официозе, когда с одной стороны холодное железо машины, а с другой – обжигающее тело малознакомого мужчины. И искреннее: «Бесишь!» перед сносящим крышу поцелуем.

Потому что да, бешу. Не одного Кира Самсонова, но его – однозначно больше всех. С душой. Так, чтобы до скрипа зубов и холодной ярости в снисходительном обычно взгляде. Вот только меньше всего ожидалось, что его злость примет такой формат.

И что Кирилл Александрович окажется отцом моего будущего ребёнка.

Пока шеф отвлекается на нашего юриста, мне удаётся проскользнуть к двери. Контракт подписан, работодатель почти доволен и высказываться постфактум на тему моей якобы профнепригодности не станет.

– Олеся Сергеевна, – идеально-вежливый голос Самсонова останавливает меня уже в приёмной. – Могу я ещё раз взглянуть на предварительный дизайн GreenTeam?

– Конечно, Кирилл Александрович. – У тебя что, других дел нет? – Оставьте свои контакты, и я вышлю вам все наработки… – Взгляд на наручные часы. – Минут через десять.

– Олеся Сергеевна, я занятой человек и через десять минут буду ехать на следующую встречу. – Куда нам, простым смертным, до великих и ужасных! – У вас нет рабочего места? – с неподдельным удивлением интересуется этот…

– Олеся Сергеевна может выслать всю документацию на мой электронный адрес. – Его юрист, длинноногая блондинистая и грудастая Надежда Игоревна улыбается так широко, что демонстрирует мне ряд ровных белых зубов. – В удобное для Кирилла Александровича время я предоставлю выжимку из проекта.

Забавнее всего то, что «в удобное Кириллу Александровичу время» в её исполнении звучит как «только скажи и я разденусь прямо здесь». И становится интересно, Самсонов, что, не придерживается золотого правила «Не гадь там, где работаешь»? Хотя…

Наблюдающая за весельем, секретарша шефа Аня улыбается в ответ на мой взгляд. Возможно, спать с начальством теперь новый тренд.

– Надежда Игоревна, насколько я помню, в офисе вас ждут инвесторы. – Намёк понятен не только мне, как бы юрист тоже проникается, естественно, ни взглядом, ни жестом не дав понять, что это её задевает.

Интересная выдержка, явно многолетняя.

И позлорадствовать бы, но от Самсоновского отношения к любовницам, пусть даже на всё готовым, тошнит больше, чем от еды. А ещё откровенно напрягает, лежащий в верхнем ящике моего стола, тест. Тот самый, который за сутки вряд ли разрядился настолько, чтобы распрощаться с многообещающим «Беременна 2—3 недели».

– Действительно, – как ни в чём не бывало, улыбается Надежда Игоревна. – Спасибо за напоминание, мне и правда, нужно ехать. Была рада познакомиться!

И радости этой хоть ложкой ешь – счастье так и светится в тёмных глазах как бы юриста.

– До встречи.

И это не мне – Самсонову.

Нет, правда, её так разбирает только потому, что она с ним спит?

И почему это так бесит меня?

Хотя со мной как раз понятно, с первой нашей встречи Кирилл Самсонов стал моим персональным раздражающим фактором. И не любить кобелей это нормально. Особенно таких – заматеревших, профессиональных, которые даже не думают скрываться.

Вот только жаль, что это не помешало мне с ним же и переспать.

– Ань, я у себя, за вещами потом приду.

– Как скажешь, – пожимает плечами она и возвращается к компьютеру.

– Прошу. – Вместо того чтобы просто пройти в мой кабинет, Самсонов выпендривается и тут – стоит и насмешливо на меня смотрит.

– Только после вас, Олеся Сергеевна.

Это зачатки джентльменства или лишний повод оценить вид сзади? С другой стороны, всё, что хотел, Самсонов уже оценил. И даже не сегодня.

– Присаживайтесь, Кирилл Александрович, и рассказывайте, что конкретно вас интересует – экспликация, визуализация или обойдёмся простой развёрткой?

Собственный кабинет и собственный стол придают уверенности – как минимум в том, что мой маленький секрет так и останется только моим секретом. Осталось придумать как бы так извернуться, чтобы полтора года стройки не проходили под неусыпным Самсоновским взглядом.

Увы, считать он умеет.

А я не так чтобы умею врать.

– Красивый кабинет. – Уже не спешит ни на какую встречу Кирилл Александрович.

Вместо этого он осматривается и останавливает взгляд на той самой награде, которая исключительно благодаря стонам шефа выставлена на всеобщее обозрение.

Ровно по центру стеллажа во всю стену, захочешь – не пропустишь.

– Мне тоже нравится.

Да, дизайнер из меня хороший.

Был.

– Зато не нравлюсь я, – констатирует Самсонов, облокачивается о спинку кресла и переводит всё внимание на меня. – Почему?

– Не люблю кобелей.

Честный вопрос – честный ответ. И никакого желания играть с ним в поддавки. На карту поставлено то, что впервые страшно терять – мой ребёнок и будущее, в котором Самсонов мне ни за каким чёртом не нужен.

Да и кому нужен мужчина из категории «развлеклись-разбежались»? Ведь каким бы впечатляющим Самсонов ни был, он не станет ни любящим отцом, ни заботливым мужем – ему при рождении этого не досталось. А мне достался мозг, который понимает, что этого экземпляра не исправит даже могила.

Выпрямившись, я бросаю взгляд на часы:

– У вас мало времени, Кирилл Александрович, и много дел. Так как насчёт развёртки?

– Переспать со мной нелюбовь тебе не помешала. – И этот паршивец с самой наглой ухмылкой расстёгивает пуговицу пиджака и устраивается в кресле.

Хорош, зар-раза!

Несмотря ни на что – хорош.

В тёмном, явно сшитом на заказ, костюме, с галстуком в цвет, в идеально начищенных ботинках. О чём, вообще, говорить, если одни только Самсоновские запонки выглядят круче, чем половина наших дизайн-проектов?

И вот этот вот образчик мужской сексуальности расслабленно сидит в моём кабинете, задавая глупые вопросы. С жирным таким намёком. Который мой мозг расшифровывает правильно, примерно представляя причины и следствия, только пользы в этом – ноль, потому что внутри всё равно предвкушающе екает.

Не сердце – этот орган атрофировался после тридцати лет простоя.

– Сплю я дома, – положив локти на стол и сцепив пальцы, сообщаю с язвительной усмешкой. – Вне дома я…

– Предлагаю повторить.

Как не давлюсь собственными словами – не знаю.

Повторить? Серьёзно?

Но нет, Кирилл Александрович не шутит.

Кирилл Александрович смотрит на меня и молчит. Просто молчит, в то время как мурашки дружным строем маршируют вдоль позвоночника, захватывая все остальные, жаждущие повторения, части тела.

Да, Самсонову есть что предложить.

Да, забыть об этом сложно.

И да, мой отказ в систему Самсоновских координат не входит.

– Самсонов, – ласково и с нежной улыбкой, – ты охренел?

– Я рационален, – невозмутимо, словно читает лекции по управлению финансами, отвечает он. – Работать нам, госпожа Романовская, долго, так почему бы не провести это сложное время приятно? Тем более, – подаётся вперёд всё Самсоновское эго, – что я тебя хочу, а остальное вопрос времени.

Непробиваемый! И реально обнаглевший до такой степени, что отказ кажется ему интереснее согласия.

– Хотеть невредно, – усмехнувшись, я откидываюсь на спинку стула и закидываю ногу на ногу. – Или ты думаешь, что, работая с тобой, я стану прибегать по каждому щелчку? Вернись в себя, Самсонов – эта встреча станет единственной в веренице бесконечной будущей переписки. И переписки даже не с тобой, с каким-нибудь замом по проектам, есть же у тебя такой? Или и здесь подсунешь свою безотказную как бы юриста?

– Разве желание клиента – не закон? – И мне бы ответить, на исконном русском, который матерный, но слова заканчиваются, когда Кирилл Александрович поднимается.

По-хозяйски обходя мой стол, с бездушным интересом скользнув взглядом по пресс-папье и монитору. Становясь всё ближе, пока, наконец, не разворачивает меня к себе за подлокотники офисного стула.

Заставляя дёрнуться, когда от его неаккуратного движения приоткрывается ящик с лежащим внутри тестом.

Глава 2. Кирилл

Что-то меняется.

В глазах, позе, во всей той самоуверенности, что сквозит в каждом её движении.

Олеся, которая оказалась Сергеевной и Романовской, напрягается. Уже по-настоящему, а раздражающая всё это время насмешка прячется за серьёзным выражением распахнутых глаз.

Ещё шаг.

На моих губах ироничная ухмылка, внутри – стопроцентная уверенность, что она не устоит. И это слова даже не возбуждённого мужчины – аналитика, сделавшего неплохую карьеру в финансах.

Нас больше не разделяет огромный стол, и от следующего моего движения она дёргается. Без доли влечения. Без фальши. Не от желания набить себе цену, а из-за вполне натурального опасения.

Испугалась? Она? Чего?

Даже моей наглости не хватит, чтобы решить, что меня. Кто угодно мог, но не эта, во всех смыслах языкастая, особа. Не после того, как… а вот как и сколько лучше не вспоминать. Не когда, вместо того, чтобы нависнуть, надавить обаянием и авторитетом на удачно встретившуюся Романовскую, я хмурюсь, встречаясь с ней взглядом.

Простым. Взглядом.

Впервые настолько близко, впервые никуда не торопясь. И минуты вдруг останавливаются.

Бьют под дых.

Раскаляют кислород в лёгких, заставляя задохнуться и отступить.

Найти, наконец, причину, почему с первой же минуты знакомства эта девчонка появлялась, словно из ниоткуда. В мыслях, воспоминаниями – всегда не вовремя.

Почему ослепила тем, как отзывчиво поддавалась мне в ту ночь.

Почему после взгляд то и дело натыкался на ХАмсу в вазе с хламом— брелок-амулет в виде руки, украшенный синей глазурью.

Такой же синей, как тёмное море, бушующее сейчас в глазах напротив – обманчивое, манящее. Почти забытое.

И воскресшее в памяти бездонными глазами той, кого уже не удастся вернуть.

Щелчок закрывшейся двери заставляет моргнуть и выйти из транса.

Контракт. Романовская. Кабинет.

– Мне нужно идти. – Голос предаёт, выдавая откровенным хрипом, но она всё равно не поймёт.

Разворот. Дверь. Коридор.

Самсонов, ты куда-то ехал.

Куда? Хрен его знает. Да и неважно, можно позвонить секретарше и уточнить или набрать Надю, которая всегда в курсе и вряд ли уехала далеко. Вот только мысли о последней хочется побыстрее выкинуть из головы. Желательно навсегда, и одно это заставляет озадаченно дёрнуть подбородком.

Не помогает.

Вернуться бы помогло, только я не вернусь. Ни в «Ляшенко и партнёры», ни к Романовской. Хотя к ней тянет, тянет настолько, что накинуть пальто и выйти на улицу стоит нечеловеческих усилий.

Но уж в чём, а в стремлении к эмоциональному мазохизму меня обвинить нельзя. Хотя он стопроцентно начнётся, если сейчас не сесть в машину. И он же откинет на одиннадцать лет назад, в тот год, когда один короткий звонок лишил меня всех надежд.

– Кирилл, я выхожу замуж.

Чего стоило поздравить единственную в мире женщину, которая мне нужна, вспоминать не хочется даже сейчас. Как и то, что Кира приглашала меня на свадьбу, и даже её солдафон подтвердил, что да, будут рады.

Вот только видеть её в белом и с другим? Проще сдохнуть.

Поэтому в тот поганый, солнечный и жаркий, день третьего июля в баре опустели полторы бутылки виски, половина бутылки коньяка и один бокал шампанского. Последний, потому что совсем не поздравить её я не мог. Хотя бы так. А потом пошёл и снял первую же попавшуюся девицу в первом же попавшемся клубе. И изначально провальный план стал только хуже, стоило проснуться утром.

С гудящей головой, помятому, разбитому. С совсем молоденькой блондинкой, которой дай бог, чтобы было хотя бы двадцать.

Действительно, хреновые воспоминания.

В реальность возвращает глубокий и морозный, обжигающий лёгкие, вдох. Приводит в порядок чувства. Хотя какие, к чертям, чувства!

О чём, вообще, можно говорить, если в одно мгновение мне напрочь отбило мозг.

А ведь казалось, что всё забыто. Забито сотнями блондинок, брюнеток и ещё хрен пойми кого. Стёрто каблуками разной высоты. Смыто чужими руками, губами и ласками.

– Кирилл Александрович…

– Сам.

И водитель отступает, переходя на пассажирское – удивлённый, но молчаливый.

Когда я последний раз садился за руль? Полгода? Год назад? Некогда, некуда, всё на бегу, да и работать удобнее, не думая о пробках и очередном повороте – есть способ потратить нервы поинтереснее.

Но не сегодня.

Здесь и сейчас мне физически необходимо отвлечься. Забить голову чем-то неважным, но отнимающим всё внимание, чтобы, хоть до вечера, не вспоминать о глазах, что так похожи на глаза Киры.

Единственной женщины, которую я любил.

Единственной, которую не верну никогда1.

– Кирилл Александрович? – Мелодичный голос пробивается в уши через слой ваты.

Надёжной, как моя дружба, если китайцы решатся и проведут обещанную многомиллионную транзакцию.

В голове творится чёрт-те что, одни рефлексы в сознании, и именно они позволяют вернуться к терминам, схемам и попытке запудрить перспективным партнёрам мозги. Если бы при этом из мыслей ещё исчез напряжённый взгляд Романовской, моим восторгам и вовсе не стало бы предела. Но, увы.

Ещё полчаса в конференц-зале звучит смешанная, русско-китайская речь, после чего симпатичная рыженькая переводчица уходит вместе с довольной делегацией. Как только за ними закрывается тяжёлая матовая стеклянная дверь, моя рука сама тянется к узлу галстука. Сегодня мне везде душно. Может, заболеваю?

Только если очередным кретинизмом.

– Кирилл, ты занят? – На пороге появляется Надя, как всегда, идеальная и перманентно радостная.

– Нет, – устало потерев лоб. – Какие-то проблемы с Иваном Фёдоровичем?

– Нет, – в тон отзывается Надя и присаживается на стол передо мной, – господин Сухоруков всем доволен и на всё согласен, только конкретную сумму и сроки он хочет обсудить лично с тобой.

– Когда? – Перевёрнутый дисплеем вверх, телефон показывает ноль звонков и ноль сообщений, и сегодня это раздражает как никогда раньше.

– Дней через пять—семь, – вздохнув, она легко сметает несуществующую пылинку с моего плеча. – Завтра Иван Фёдорович улетает с семьёй в отпуск и будет недоступен какое-то время. Кирилл, у тебя усталый вид, – без перехода, с тревогой во взгляде мягко улыбается Надя, – отдохни, пока есть время. Съезди куда-нибудь… да даже просто сними дом на пару дней.

– С тобой? – Хмыкнув, я поднимаюсь и отхожу к окну.

– Мог бы и не напоминать. – Без раздражения и грусти, с едва ощутимой горечью в голосе.

– О чём?

Неинтересно. Так же, как и проезжающие где-то далеко внизу автомобили.

Помнится, не так давно пришлось переплатить только за этот вид – набережную с одной стороны и, кипящий жизнью, центр города с другой. Хотя как недавно… Кире нравилось. И мой кабинет появился именно там, куда указала тонкая и хрупкая ладонь с массивным кольцом на безымянном пальце.

Ей нравился вид на закатную набережную, мне нравился её детский восторг.

– О том, что я такая же твоя подстилка, как и все другие.

– Прекрати. – Когда я оборачиваюсь, в ней ничего не меняется – всё та же невозмутимость, несмотря на смысл слов. – Ты моё доверенное лицо.

– Ты никому не доверяешь, – покачав головой, Надя встаёт и поправляет узкую юбку. – Но и к этому можно привыкнуть.

Впервые за пять лет нашей связи внутри появляется что-то похожее на раскаяние. Ненадолго, только чтобы кольнуть чужой обидой и исчезнуть. Придя в «КлутсФин» много лет назад, Надя доказала, что за смазливой мордашкой и аппетитными формами скрывается незаурядный аналитический ум. И она же стала единственной, с кем у меня сохранилось подобие дружбы.

Вот только с друзьями не спят.

– Ты освободилась? Подвезти тебя до дома? – Неслыханное предложение из разряда тех, что сам от себя не ожидаешь.

– Я на машине, – медленно отзывается Надя, вглядываясь в меня внимательнее.

Что ты пытаешься разглядеть? Порядочность?

Мне бы тоже разглядеть, но всё, на что меня хватает – каждый раз вызывать такси случайным любовницам. Люди ведь не меняются, какие бы красивые песни об этом ни пели. Я не изменился, оставшись тем же эгоистом, что и десять лет назад. Разница лишь в том, что с Кирой у меня была надежда, а без жены не осталось ничего.

– Как скажешь.

Свёрнутый в несколько раз галстук небрежно засунут в карман, телефон ложится в ладонь. И, не оборачиваясь, я выхожу из осточертевшего уже конференц-зала.

Восемь.

Получасовая езда по городу заканчивается плавной остановкой неизвестно где. Хотя как неизвестно, ещё квартал и по правой стороне будет оперный театр, а напротив Гуманитарный университет, куда Кира перешла учиться после… всего. Хуже мрачных воспоминаний только то, что слева от меня светится объёмная вывеска «Ляшенко и партнёры», но даже сам себе я не признАюсь, как здесь оказался.

Эмоциональный мазохизм, значит? Не знаю, как удалось в это влипнуть именно сейчас, но просто взять и уехать – аттракцион из разряда за гранью. Моих сил уж точно.

Ты непроходимый идиот, Самсонов, и время ничему тебя не учит.

Так и есть, но это хотя бы удаётся признать, в отличие от желания ещё раз увидеть Романовскую. Зачем? Чтобы удостовериться – собственный ступор не привиделся. И чтобы проверить, действительно ли она так похожа на Киру, потому что, если да…

Готовность рискнуть всем, лишь бы получить ещё один шанс, в одно мгновение захватывает сознание.

Сразу, без проволочек и аналитики.

Наплевав на этичность, адекватность и запреты, на то, что такая замена – это стопроцентно по-скотски.

Вот только отчаянная решимость уже меняет меня под себя. Нашёптывая, убеждая, склоняя к тому, что цель оправдывает средства, особенно если цель – увидеть прежнюю любовь в таком знакомом взгляде.

И ещё вчера это казалось бы безумием, издевательством над самим собой, но сегодня…

Что-то словно толкает под руку, заставляя повернуться и увидеть Романовскую, в тёмном длинном пальто и светлом, намотанном вокруг шеи, шарфе. И ожидающее у входа такси, в которое она и садится. Пять секунд простоя и непримечательный, если не считать цвета, седан выезжает в полосу.

А мой мотор послушно отзывается, плавно трогая машину с места.

Самсонов, ты всё-таки идиот!

Глава 3. Олеся

В лаконичном и вылизанном до блеска холле частной клиники меня пробирает нервная, но в то же время восторженная дрожь. Положительный тест это, конечно, прекрасно, но хочется доказательств поубедительнее. Таких, чтобы сбилось с ритма сердце и перехватило дыхание.

Не от мифической любви, не от внезапной страсти, не от признания на работе.

От чего-то правильного и действительно важного.

– Олеся Сергеевна? – выглянувшая из кабинета врач подходит и забирает документы. – Прекрасно, я вызову вас минут через пять.

Становится нечем занять резко похолодевшие руки. Как и голову, и мысли сходят с ума вместе со мной, перескакивая с одного на другое. С Аниных жалоб на довольного шефа, который пришёл после обеда не высказаться на мой счёт, а ради поздравлений со сделкой. Со звонка проштрафившегося деревянщика2 на обед, от которого меня едва не вывернуло. С айтишника Вани, который чинил мне принтер, на Самсонова.

И если остальное я считала безобидным, то мысли о Кирилле Александровиче оказываются некстати. Потому что сомнений в его будущем отцовстве просто нет. И мои предпочтения ни при чём, всё гораздо проще – последние недели выдались настолько рабочими, что дома меня хватало только на то, чтобы доползти до подушки.

Я бы и беременность пропустила, но позавчера выкинула наисвежайшую, только что приготовленную пасту с морепродуктами. До этого бывшую моей любимой. Вот только от одного воспоминания о кисловатом томатном аромате в желудке поднимается неприятная волна. Я откидываю голову на холодную стену и пытаюсь подумать о чём-нибудь другом.

Даже Самсонов в этом случае меньшее из зол.

– Олеся Сергеевна, заходите.

Как же страшно. И волнительно. И страшно!

Поднявшись, приходится глубоко вдохнуть и выдохнуть чтобы пройти эти несколько шагов.

Шагов, которые разделят мою жизнь на «до» и «после».

Не знаю, что отражается у меня на лице, но внутри всё нарастает и нарастает чистое, ничем не замутнённое чувство абсолютного счастья. Какого-то нереального восторга. Перескоков с «Не верю!» на «Надо купить новые сапоги, потому что ноябрь, снег и гололёд».

Ещё и растерянная улыбка не сходит с лица с момента, как мне вручили заключение с прицепленной к нему фотографией. И плевать, что в нём не видно ничего, кроме чёрного овала и светлой точки. Я подожду. И как все ненормальные, сохраню первый снимок своего ребёнка. Даже такой.

Не портит настроение и начавшийся мелкий снег, за время приёма укрывший слякоть и лужи неровным белым слоем. Всё равно растает, хотя неприятностей может доставить и сейчас. Как назло, каблук проскальзывает на плитке и только перила спасают от неловкого падения.

Лучше бы клинкер положили. Выглядит он нисколько не хуже керамогранита, но при этом не скользит.

Последние три ступени обходятся без происшествий, если не считать того, что вызывать такси придётся с улицы, в клинике об этом подзабылось. Откровенно говоря, позабылось обо всём, и непривычная улыбка снова появляется на губах.

Шесть недель.

Покачав головой, я снимаю перчатку, чтобы достать телефон. Откинув волосы за спину, выуживаю его из внутреннего кармана сумки и поднимаю взгляд. Чтобы встретиться с ироничными глазами Самсонова.

Тревога бьёт в грудь, на лбу сама собой появляется хмурая складка, а радость прячется в дальнем уголке сознания.

– Привет.

Самсонов стоит на тротуаре рядом с вытянутым тёмным седаном, мигающим аварийными огнями. Засунув руки в карманы распахнутого чёрного пальто, в костюме и без галстука. Потерял? Или оставил трофеем как бы юристу?