Прошлое мстит

Ванесса тяжело вздохнула. Внезапно ею овладела усталость. Понимая по тяжести в ногах, что гуляла слишком долго, она вернулась в дом. Войдя в дверь и положив перчатки, Ванесса услышала, как Лео тихо разговаривает по телефону в своем кабинете.

Проходя мимо старинного позолоченного зеркала высотой в человеческий рост, которое было отвинчено от стены и стояло наклонно, Ванесса осознала, что пожилая дама с сутулыми плечами, хрупкой фигурой и тонкими светло-седыми волосами – она сама. Ванесса остановилась и взглянула в лицо своему отражению, несмотря на отчаянное желание отвернуться. Она никогда не была классической красавицей, но умела извлечь максимум из того, что имела: приятных черт лица и широкой улыбки, не подводившей хозяйку, если той требовалось добиться желаемого. «Улыбка на мегаватт», называл это Ричард, от которой его сердце будет замирать, сказал он ей в тот вечер, когда они встретились.

Ванесса была высокой. «Верблюжонок», как прозвал ее отец из-за длинных загорелых рук и ног, которыми, как она помнила, Ванесса крепко обхватывала его, когда он сажал ее на закорки во время долгих прогулок. Его интерес к ней как к единственному ребенку дал Ванессе непоколебимую веру в себя и бесконечный запас позитива, который не иссякал – вплоть до той ночи, когда исчезла Элис.

Густые длинные светлые волосы теперь стали тонкими, почти белыми, и были подстрижены коротко в попытке скрыть их плачевное состояние. Кожа была бледной, почти прозрачной, а ключицы проступали под блузкой. Ванесса внимательно разглядывала себя в зеркале, ее зеленые глаза хмуро смотрели на нее в ответ. В юности их сравнивали со сверкающими изумрудами, теперь же они больше походили на мутное бутылочное стекло. Старость жестока, предупреждала Ванессу мать, но в молодости старость казалась чем-то посторонним и бесконечно далеким от нее, а теперь внезапно наступила.

– Совещание назначено на завтра. Спасибо. Я дам тебе знать, как только появятся новости. Нет, я не предвижу никаких проблем. Глава архитектурного департамента намерен это одобрить, а это означает, что дела на мази. – Через полуоткрытую дверь Ванесса слышала напряжение в голосе сына. Он поднял голову и увидел мать, а через несколько секунд закончил разговор и, взволнованный и хмурый, вышел в коридор.

– Как ты себя чувствуешь, мам? – спросил он, слегка запыхавшись.

– Я в порядке, дорогой, спасибо. – Ванесса сняла куртку и повесила ее на вешалку. Та была переполнена одеждой, и когда Ванесса пристроила свою, другая упала.

– Эта штука вот-вот опрокинется, – вздохнула она. – Было бы неплохо, если бы Хелен изредка наводила порядок.

– Извини, мам, я сам все приберу. – Лео с кряхтением поднял пальто, валявшееся около его ног.

– У тебя и так достаточно дел, – заметила Ванесса. – Я не знаю, как ты все успеваешь.

– Ничего, мне не трудно. – Он нахмурился. – Я не знал, куда ты подевалась. Ты ходила где-то целую вечность. Я добрался до края леса, но тебя не увидел.

Ванесса улыбнулась сыну. Лео был высоким, как и его отец, и несмотря на то, что скоро ему должно было исполниться шестьдесят, до сих пор сохранил густую копну светлых волос, ниспадавших на его улыбающиеся зеленые глаза. Он унаследовал суровую красоту Ричарда, его кожа выглядела обветренной от жизни, проводимой под открытым небом, но на этом сходство между отцом и сыном заканчивалось. Ричард был чрезвычайно самоуверенным, вспыльчивым, как бык нападавшим на жизнь и на всех, кого в ней встречал, почти не обращая внимания на хаос, который оставлял после себя. Лео, напротив, от рождения был склонен к тревогам, беспокоился о том, что люди, в первую очередь отец, думают о нем, и принимал все близко к сердцу. Он провел бо́льшую часть своей взрослой жизни, пытаясь разгрести беспорядок в делах, который для Ричарда был нормой, но недавно Ванесса поняла, что он дошел до точки. Продажа поместья теперь оставалась их единственным выходом, и он чувствовал себя неудачником.

– Я просто хотела побыть одна, – объяснила она. – Тебе не нужно так сильно обо мне беспокоиться. У тебя хватает забот, ты себя совсем не бережешь.

– Я в порядке. Сегодня утром у меня последняя встреча в деревенской ратуше, и я хотел убедиться, что ты хорошо себя чувствуешь, прежде чем уйду.

Ванесса окинула взглядом коридор: перегруженная стойка для пальто, кучи прогулочных башмаков, покрытых грязью; поводков для собак, шляп и перчаток на грязном полу из черно-белого кафеля. Лео вечно работал, пропадая либо на ферме, либо на бесконечных встречах с архитекторами и чиновниками-планировщиками. Тогда как Хелен, его жена, казалось, просто порхала вокруг целыми днями, как птица со сломанным крылом, давая знать о своем присутствии, суетясь над вещами, которые не требовали ее внимания, и забывая про те, какие в нем нуждались. Их дом напоминал свалку, и уборкой в нем пренебрегали. Хелен готовила для Сиенны, но для Лео редко, и хотя Сиенна была одета безукоризненно, Лео всегда выглядел ужасно. Хелен управляла жизнью Сиенны, как военным кораблем, однако Тисовое поместье и дом, который Ванесса лелеяла всю свою жизнь, явно не представляли для нее интереса. Каждый день у Ванессы разрывалось сердце от того, что Хелен так очевидно не могла дождаться, когда же избавится от дома, судя по всему, намереваясь прибрать деньги к рукам.

Словно прочитав ее мысли, Хелен появилась в коридоре, заставив Ванессу вздрогнуть.

– Доброе утро, Ванесса, – тепло поздоровалась она. – Извините, я не хотела вас напугать. – Ее взгляд упал на туфли свекрови. – Господи, да вы насквозь промокли! Вы, наверное, замерзли. Лео развел огонь в гостиной, скорее идите туда.

– Хорошо, спасибо, Хелен.

Ванесса разглядывала невестку чуть дольше, чем следовало, словно искала ключ к разгадке того, что творится на самом деле в глубине этих голубых глаз. Она не хотела смутить ее, но Хелен напоминала ей мышь, которая завела привычку являться к ней в кухню каждый вечер. Она садилась в углу и смотрела телевизор за компанию с Ванессой, пока однажды не исчезла так же внезапно, как и появилась. Обычно Ванесса притворялась, будто глядит на экран, хотя на самом деле следила за зверьком, пытаясь понять его. Мышь выглядела милой и невинной, однако постоянно была начеку, в любую секунду готовая броситься наутек, пошевеливая усами. Было трудно не провести сравнения с мышиными чертами лица Хелен и ее суетливыми манерами.

Ванесса не понимала, что все-таки Лео нашел в Хелен. Она не испытывала к невестке особой неприязни, но в той мало к чему можно было привязаться. Хелен не показывала свое истинное лицо и, похоже, остерегалась даже собственной тени. Лео мог бы жениться на любой другой – каждая девушка, с кем он заговаривал, таяла в его присутствии, и судя по тому, как им интересовались подруги Ванессы, любая из их дочерей не отказалась бы от возможности его очаровать, однако Лео выбрал Хелен, на которую нельзя было по-настоящему обидеться и которая не могла как следует постоять за себя в споре. Сейчас Хелен было пятьдесят три, но она до сих пор чем-то напоминала ребенка и в определенном смысле казалась более уязвимой, чем Сиенна, которая появилась весьма неожиданно, когда Хелен исполнилось сорок шесть. Хелен отчаянно стремилась всем угодить, улыбка не сходила с ее губ, но никогда не достигала ее печальных глаз.

– Вы видели Сиенну, когда гуляли? – спросила Хелен, входя в гостиную в сопровождении Ванессы. Она подошла к окну и машинально передвинула журналы на кофейном столике в углу. Одна беспорядочная куча поближе к другой, подумала Ванесса.

– Да, она каталась на велосипеде. Но тебе ведь пора везти ее в школу, не так ли? – произнесла Ванесса, взглянув на часы.

– Думаю, Лео захватит ее по дороге на свою встречу, – ответила Хелен.

– Может, ты сама ее отвезешь? Лео выглядит очень замотанным, похоже, рабочие вопросы его не отпускают.

Хелен вяло улыбнулась и начала собирать различные школьные принадлежности, разбросанные по комнате, складывая их в рюкзак дочери. Сиенна – это единственное, что интересует Хелен, подумала Ванесса, наблюдая за ней. Невестка редко общалась или встречалась с подругами, они с Лео не устраивали званых обедов и не выбирались в паб. Ее мир вращался вокруг послешкольных кружков Сиенны, игр на свежем воздухе и домашних заданий. Хелен следила за дочерью, как ястреб, вкладывая в нее каждую унцию своих сил. У Сиенны не было ни единой мысли, о которой не знала бы Хелен. Она до сих пор часто спала вместе с дочерью, в то время как Лео ночевал один. Ричард не потерпел бы такого даже на одну ночь, не говоря уж про семь лет. Возможно, у нынешнего поколения иное к этому отношение, но так повелось еще с тех пор, когда Сиенна была совсем крошкой. Ванесса часто задумывалась, не потому ли Лео слегка холодноват с дочерью. Сиенна обожала отца, а тот всегда выглядел отстраненно рядом с ней, и Ванессе приходило в голову, что возможная причина в том, что ее внучка встала между ним и Хелен. Лео часто повторял, что не любит детей, и вдруг в возрасте сорока пяти лет Хелен объявила о своей беременности. Лео не был суров к Сиенне, отнюдь нет, однако редко играл с ней и не казался особенно любящим или заинтересованным отцом, каким Ричард был с Элис. Впрочем, сразу после родов Хелен почти не подпускала Лео к дочери.

В свои самые мрачные моменты Ванесса думала, что это зависть вызывает у нее раздражение при виде того, как Хелен носится с Сиенной. Она считала, что у них с Элис были прекрасные отношения, но суть в том, что Хелен никогда не потеряла бы Сиенну. Ни за что на свете. Она не выпускала ее из виду слишком надолго. Вероятно, причина, по которой Хелен постоянно следила за дочерью, как раз и заключалась в исчезновении Элис. Хелен видела, что́ потеря ребенка сделала с матерью мужа; последствия пропажи Элис сопровождали их всю жизнь в Тисовом поместье, по сей день, несмотря на то, что миновало почти пятьдесят лет.

– Хорошо погуляли? – спросила Хелен, наблюдая в окно за Сиенной и своим вопросом возвращая Ванессу в настоящее.

– Да, я ходила к Дому викария. Там все готово к сносу.

Хелен медленно повернулась и посмотрела на нее, покраснев, но ничего не сказала.

– Странно, что от дома, когда-то полного жизни, осталась только холодная, пустая оболочка. Я понятия не имею, что произошло с семьей Джеймсов – Нелл и Бобби, так ведь их звали? Ты не знаешь, Лео?

– О чем, мам? – Сын появился в дверях, озабоченно хмурясь. – Хелен, ты не видела мои ключи от машины?

Его жена продолжала разглядывать Ванессу.

– По-моему, они на столе в столовой.

– Посмотри под кучами бумаг и газет, – посоветовала Ванесса. – Меня бы не удивило, если бы Бобби Джеймс находился в тюрьме. Ужасный ребенок, устроивший пожар в коровнике. Ты помнишь, Лео?

– Смутно. – Он покосился на Хелен, которая повернулась к ним спиной.

– Смутно? Я никогда этого не забуду. Он явно решил сжечь животных заживо. Ричард подоспел вовремя. – Ванесса нахмурилась. – А ты куда собрался?

– Я же говорил тебе, мама. Сегодня последнее совещание по земельному планированию в деревенской администрации. Завтра День «Д».

Хелен прошмыгнула мимо них с рюкзаком Сиенны.

– Почему бы тебе не позволить Хелен самой отвезти ребенка в школу? – спросила Ванесса сына. – Я бы быстренько поджарила для нас завтрак.

– Я куплю что-нибудь после собрания, мама. Хелен, ты приготовишь маме завтрак? Мне пора идти, иначе опоздаю. – Лео наконец нашел ключи и кинулся к выходу.

Ванесса обернулась, когда Сиенна ворвалась в комнату.

– Пока, бабуля! – воскликнула она, бросаясь в объятия бабушки, ее щеки раскраснелись от холода.

– Пока, дорогая, желаю тебе чудесного дня.

– Увидимся на собрании, Хелен! – крикнул Лео. – Я займу для тебя стул.

Ванесса посмотрела на невестку, которая, похоже, пребывала в своем обычном настроении. Ей не нравилось находиться рядом с Хелен, когда та была молчалива и задумчива; она опасалась того, что происходит под поверхностью. Ванесса всегда остро осознавала факт, что не вполне доверяет этой женщине, но по-настоящему не понимала почему, и это вызывало у нее чувство вины и опустошенности.

– Пойду прилягу, пожалуй, – произнесла она. – Ноги гудят, я гуляла дольше, чем нужно.

Ванесса остановилась у подножия огромной широкой лестницы, ведущей на верхний этаж дома. В большом георгианском поместье чувствовалось запустение. Краска на окне рядом с тем местом, где она стояла, давно облупилась; ковер на ступенях выглядел выцветшим и потертым, а несколько плиток под ее ногами потрескались. Отопление всегда работало слабо, если вообще работало, и в доме постоянно было холодно.

Ванесса начала медленно подниматься по ступеням, на каждой из которых что-то лежало – книги, предметы одежды и газеты. Она пробегала взглядом по отслоившимся обоям, украшенным разнообразными большими картинами и огромными зеркалами, пока не добралась до верха, где на полу у стены стояла фотография Ричарда и Лео. Это был черно-белый снимок, они вдвоем на тракторе, и Ванесса хорошо помнила тот день. Стоял жаркий июльский полдень, Лео тогда было года четыре, и Ричард посадил сына к себе на колени, чтобы тот мог управлять. Лео плакал все это время, желая поскорее слезть, а Ричард потерял терпение и шлепнул его. Ванесса тогда была беременна Элис и решила устроить семейный пикник в обеденный перерыв – Ричард все дни напролет трудился в поле, несколько недель подряд. Лео не хотел идти, и Ванесса знала, что в итоге все закончится слезами, но все равно пошла и повела сына, потому что ей было одиноко – удел жены фермера.

Как и она сама, Лео ненавидел жизнь на ферме. Однако в отличие от нее не пытался скрыть это. Он плакал, если падал, поднимал рев, если за ним гнался кто-либо из животных или когда пачкал руки. Элис, напротив, любила сельскую жизнь так же сильно, как отец. Чем страшнее приключение, тем лучше. Они с Ричардом обожали друг друга, и Элис расплакалась бы, если бы отец отправился куда-то без нее. Как только Элис научилась ходить, она всюду сопровождала отца, возвращаясь домой на его плечах после кормления коров или починки забора, такая чумазая, что Ванесса едва могла разглядеть ее лицо.

– Еще, папочка! – была коронная фраза Элис всякий раз, когда Ричард подбрасывал ее в воздух, или сажал на высокий забор, или перекидывал через канаву, отчего она всякий раз падала и ушибалась, а Ванесса в ужасе отшатывалась. Но через мгновение дочь уже отряхивалась и снова протягивала руки: – Еще, папочка!

Ванесса добралась до двери в свою спальню и замерла, как всегда, чтобы взглянуть на портрет Элис. На картине, которую она заказала, дочь была изображена в красном праздничном платье – как в ту ночь, когда пропала.

– Мамочка, почему мне нельзя остаться в комбинезоне? – послышался высокий голосок.

Ванесса посмотрела вниз и увидела зеленые глаза своей девочки, вопросительно глядящие на нее, пока дочь поднималась на площадку. На одной руке Элис несла красное платье, на другой – голубое атласное, и была в комбинезоне, пропитанном грязным растаявшим снегом после игры на улице. Вокруг губ виднелись пятна чего-то, похожего на шоколадный торт, а щеки и кончики пальцев покраснели, когда она вошла в теплое помещение. Ванесса взяла холодные ладони дочери и сжала в своих, растирая, чтобы согреть. Серебряный браслетик-цепочка Элис с болтающейся буквой «А», который Ванесса подарила ей на Рождество, сверкал под светом ламп.

В спальне Ванесса медленно приблизилась к окну и посмотрела вниз на подъездную дорожку. Сиенна помахала ей из окна машины. Ванесса помахала в ответ, и, когда автомобиль скрылся за углом, лицо девочки все еще мелькало перед ее внутренним взором.

Как же похожа на Элис, думала Ванесса. Она так похожа на Элис, что это почти невыносимо.

Глава вторая

Уиллоу

Четверг, 21 декабря 2017 года

Каблуки Уиллоу Джеймс громко цокали, пока она поднималась по деревянным ступеням и пересекала сцену актового зала Кингстонской администрации, в котором проходили сотни рождественских спектаклей, летних ярмарок и вечеров игры в бинго.

Положив свои заметки на кафедру, Уиллоу спрятала дрожащие руки за спину и посмотрела на море лиц, глядящих на нее в ожидании. Она решила одеться элегантнее, чем обычно, но вдруг почувствовала неловкость из-за своего наряда – недавно купленного темно-синего блейзера и белой блузки от «Зара», узких джинсов и коричневых сапог. Уиллоу придала феном волнистость своему черному каре, нанесла любимую помаду «Шанель» нежно-телесного оттенка и темно-серые тени, подчеркивающие ее льдисто-голубые глаза. Но теперь она беспокоилась, что выглядит слишком формально. Уиллоу всегда старалась выглядеть попроще для встреч с жителями деревни, чтобы не казаться им чересчур официальной, но сегодня решила, что заключительная презентация оправдывает боевую раскраску.

Питер, смотритель здания, сообщил ей с гордостью, что выставил более сотни стульев перед выступлением. Все они теперь были заполнены, а запоздавшие слушатели все еще прибывали, толпясь в дверях. Питер, добродушный мужчина с седыми волосами и улыбающимися глазами, поведал, что занимает должность смотрителя почти сорок лет.

Стоя в ожидании, пока стихнет шум голосов, Уиллоу оглядела аудиторию в поисках знакомых лиц и заметила своего босса, Майка Скотта, разговаривающего по мобильному телефону. Их клиент, Лео Хилтон, с кем они больше года работали над планами жилищного строительства стоимостью в пять миллионов фунтов, только что прибыл и пробирался по проходу, чтобы сесть рядом с ним. Майк, как обычно, был свежевыбрит и одет в свою неизменную черную водолазку, джинсы и черное пальто. Лео, будто для контраста с ним, был в непромокаемой куртке, высоких ботинках и бейсболке. Место по другую сторону от Лео оставалось свободным – для его жены, предположила Уиллоу. Она встречалась с Хелен пару раз, мимолетно, и помнила ее как тихую женщину с тонкими чертами лица, которая не принимала большого участия в проекте.

Двумя рядами дальше сидел Чарли, приятель Уиллоу, и его родители – Лидия и Джон. Они гордо улыбались ей, оживленно общаясь со своими друзьями и соседями из Кингстона, где прожили более десяти лет. Джон ободряюще подмигнул Уиллоу, а Лидия помахала.

Вскоре в зале воцарилась тишина, лишь где-то сзади требовательно кричал маленький ребенок. Уиллоу глубоко вздохнула и заставила себя улыбнуться.

– Приветствую всех и благодарю за то, что пришли. – Хотя она наклонилась к микрофону, ее голос звучал тихо в переполненном помещении.

– Мы вас не слышим, уважаемая! – прокричал мужчина с задних рядов, и собравшиеся жители деревни снова стали перешептываться между собой. Уиллоу ощутила, как ее лицо вспыхнуло, а по коже побежали мурашки, когда она взглянула на Майка, хмуро наблюдавшего за ней.

Она начала возиться с микрофоном, безрезультатно постукивая по нему, пока Лео не выскочил на сцену и не включил его.

– Вот так, – сказал он, подмигнув ей. Пряди светлых волос выбивались из-под его кепки.

– Благодарю, Лео! – произнесла Уиллоу, и микрофон визгливо зафонил.

Она заметила, как женщины средних лет из первого ряда с обожанием смотрели на Лео, пока тот спрыгивал со сцены и возвращался на свое место. На каждом собрании, которое Уиллоу проводила вместе с ним, Лео, казалось, производил необычайный эффект на людей – как на мужчин, так и на женщин. Он излучал обаяние, но не напоказ; держался тепло, дружелюбно и предупредительно, часто запоминая мельчайшие подробности из жизни людей. Лео открыто говорил о собственных недостатках – какой он неорганизованный, рассеянный и забывчивый, – но всегда старался изо всех сил помочь. Ему не помешало бы подстричься, Лео часто появлялся в поношенной одежде, однако был очень хорош собой, напоминая Уиллоу ковбоев из вестернов, которые любил смотреть ее отец. Сиенна обожала Лео, хотя тот, похоже, никогда не был особенно увлечен дочерью. Он на нее не сердился, но, если Сиенна забиралась к нему на колени во время деловых встреч и задавала вопросы, Лео редко обращал на нее внимание. А если она скакала вокруг, когда Уиллоу с Майком приезжали к ним на участок по рабочим вопросам, то отправлял ее обратно в дом. Впрочем, что я в этом понимаю, подумала Уиллоу. Ее отношения с собственным отцом определенно оставляли желать лучшего, так что она имела мало положительного опыта.

Уиллоу вздохнула и заново начала свою речь.

– Доброе утро и большое спасибо, что пришли сюда в такой холодный декабрьский день. – Ее голос гремел по залу, микрофон наконец ожил. – Это прекрасное свидетельство замечательной сплоченности общины Кингстона, места, которое я хорошо узнала за последний год. И очень приятно, что многие из вас выбрались ознакомиться с нашим окончательным вариантом этого впечатляющего строительства. Завтра он будет представлен архитектурному департаменту.

Уиллоу глубоко вздохнула и, осмотревшись, поймала взгляды нескольких местных жителей, с кем работала в прошлом году: выслушивая их и развеивая озабоченность по поводу увеличения интенсивности дорожного движения, к которому приведет строительство; встречаясь с ними за кофе, чтобы погасить их страхи насчет утраты здания деревенской ратуши; обсуждая вопросы о плане развития территории, чтобы передать их сотрудникам отдела по охране окружающей среды в Брайтоне, с которыми она находится в крепких, доверительных отношениях, для достижения различных компромиссов, устраивающих всех участников.

– Теперь, на заключительном этапе проектирования, надеюсь, вы понимаете, как мы благодарны каждому из вас, кто обратился к нам, сотрудничал с нами и поддержал точку зрения нашего архитектурного бюро – плечом к плечу с мистером Лео Хилтоном, разработавшим этот долговременный, взаимовыгодный и впечатляющий новый проект для Кингстона. Я знаю, многие из вас глубоко опечалены тем, что вместо этой прекрасной деревенской ратуши и Дома викария, которые так дороги вам, здесь вскоре появится нечто иное. Но, уверяю вас, мы внимательно выслушали все пожелания и сегодня хотим предложить вашему вниманию презентацию нового общественного центра с библиотекой. Как мы надеемся, он станет точкой притяжения для всех жителей деревни.

Уиллоу повернулась к экрану проектора и продемонстрировала первое изображение. Ей потребовался месяц, чтобы полностью разработать весь проект, состоявший из десяти частных домов и «общественного хаба», как любил называть его Майк. Однако этому предшествовали двенадцать месяцев борьбы: сбор экспертных заключений, составление отчетов, победа над различными консультантами, от кого зависело утверждение планов, и – наиболее сложное из всего – привлечение на свою сторону местных жителей, чтобы они не возражали против реализации проекта. А он вышел на финишную прямую, и до его одобрения оставалось лишь двадцать четыре часа.

– Не мог бы кто-нибудь погасить свет? Спасибо, Питер, вы мой герой! – произнесла Уиллоу, когда тот показал ей большой палец с противоположного конца зала и щелкнул выключателем, погрузив всех присутствующих во тьму. – Надо будет подарить вам супергеройский плащ на Рождество! – добавила она, и зрители заулыбались.

Уиллоу начала свой доклад, сопровождая его изображениями на экране, но первая же картинка «Коттеджный поселок “Тисовое дерево”: реализованная мечта» вернула ее в тот день, когда Майк вызвал ее к себе в кабинет и объявил, что ей дают первый крупный самостоятельный проект. После без малого пяти лет попыток Уиллоу как-то проявить себя, пока она изготовляла чертежи для других архитекторов, застряв за своим столом и лишь изредка выбираясь по особому приглашению на строительные площадки и встречи с планировщиками, но в то же время отчаянно желая создавать собственные пространства и не получая на это шанса, ей поручили разработать с нуля проект стоимостью в пять миллионов фунтов.

– В общем, задача непростая, Уиллоу, – сказал Майк, наклонившись через стол. – Мы сносим не только занесенное в охранный список георгианское поместье, освобождая площадку под новые дома, но и коттедж викария с деревенской администрацией, чтобы привести в порядок дорожную инфраструктуру. – Он постукивал ручкой по блокноту, пока не продырявил страницу. – Это здание относится к заповедной зоне, однако оно блокирует весь участок. Мы не можем строить вокруг него. Большой красивый особняк считается сердцем деревни, его все любят, поэтому тебе нужно спроектировать новую застройку таким образом, чтобы она выглядела гораздо интереснее нынешней. Позднее нам потребуется найти консультанта по охране окружающей среды, и он объяснит, что проект улучшает и сохраняет территорию, а также нескольких специалистов-экологов, которые подтвердят, какой она будет зеленой.

По мере того как Майк продолжал, до Уиллоу начинало доходить, что дом, который шеф описывал как «сердце деревни», кажется ей пугающе знакомым. Очень быстро ее энтузиазм сменился страхом, а по шее поползли мурашки.

– Очень важно – и мы надеемся, что это дело как раз по тебе, – получить согласие местных жителей и убедить их, что существующее здание торчит там как бельмо на глазу. Кроме того, разумеется, тебе нужно найти инженера-строителя, который заявит, что оно разваливается. Это будет нелегко.