Полуночная ведьма

Ник хмыкнул, искоса взглянув на подругу детства.

– Клио говорила, ты теперь тоже используешь рассветную магию истины. – «Рассветную» он выделил особенно.

Морриган повела плечом, не желая объяснять разницу между штатными чтицами и ею, истинной зеркальной ведьмой. Ник посерьезнел, между бровей пролегла складка.

– Если честно, что-то мне подсказывает, что в этот раз на спектрографии чтицы ничего не обнаружат. Исхожу из того, что в рисунке тэны вижу я сам.

Спектрографии эти, надежда на чтиц… Морриган начала раздражаться, кожей ощущая, как утекает драгоценное время.

– Ты видишь След? – не выдержав, спросила она.

Людей с более чутким восприятием, а значит, умением отличать полуночную магию от рассветной, во всем мире существовало не так уж мало. Куда меньше тех, кто среди облака тэны мог отыскать След – призрачный шлейф, который при должном мастерстве следопыта мог привести к полуночному колдуну. Именно таких чаще всего вербовали в охотники и агенты Департамента и Трибунала. И раз к двадцати трем годам Ник дослужился до младшего инспектора, он должен быть неплохим следопытом.

Он мрачно покачал головой.

– След рассеян, прости. Но я сделаю все возможное, чтобы отыскать Клио. – У порога Ник на мгновение задержался. Проронил, не оборачиваясь: – Я рад, что ты обратилась к свету.

– Ой, иди ты, – вспылила Морриган, но дверь уже беззвучно закрылась.

Полностью положиться на Ника и бездействовать? Увольте. В детстве они дружили, но достаточно ли этого, чтобы полиция бросила все силы на поиски Клио? Морриган не могла так рисковать, не могла отдать судьбу сестры в чужие руки. Да и сидеть без дела не умела.

Она скинула на стол кожаную сумку с длинным ремешком, которую носила через плечо. Выудила оттуда полуночный осколок истины и тонкие свечи, аккуратно сложенные в картонную коробку.

Рассветная магия проявляла далеко не все.

Жизнь и смерть всегда были неразрывно связаны, неотделимы друг от друга, как две части змеи, что кусала себя за хвост. Мир теней накладывал отпечаток на мироздание, оставлял в мире живых свой след. Чтобы тайное стало явным, оставалось только этот след разглядеть.

Зеркальные колдуны пользовались уважением благодаря достаточно редкому и весьма непростому в освоении дару. Во всяком случае, это касалось дара полуночных зеркалиц и зеркальников. Никому не под силу переубедить Морриган в том, что рассветная магия истины до смешного проста. Силой Дану рассветная энергия окутывала все живое пространство. Даже не слишком сильные рассветные ведьмы могли различить линии жизни, пронизывающие и людей, и горы с реками, и деревья с цветами, и самый крохотный лепесток, что было важно для природных ведьм и друидов[1].

А вот заглядывать в мир теней и пытаться разгадать его знаки – все равно что пытаться говорить со смертью на ее языке. Трудно сказать, насколько тяжело далось Морриган умение читать мир живых через призму мира мертвых. С одной стороны, это было так же легко и естественно, как дыхание. С другой – потребовались долгие годы, чтобы научиться дышать… так.

Растерев воздух между большим, указательным и средним пальцем, Морриган разожгла искру. Прикоснулась к фитилю свечи, и мгновение спустя на нем заплясало пламя. Она помедлила, прежде чем поднести зажженную свечу к осколку. «Я не использую полуночную магию, – напомнила Морриган самой себе. – Лишь ее касаюсь».

Для большинства богобоязненных фанатиков даже мельком брошенный в мир теней взгляд – преступление против Дану. Дескать, мир смерти должен оставаться там, за завесой, как это было когда-то, века назад. Что ж… хорошо, что их здесь нет.

Поднеся зажженную свечу на уровень глаз, Морриган заглянула в мир теней сквозь полуночный осколок. Незримо путешествуя по Вуали, она надеялась увидеть то, что скрыто от глаз обычных людей. Отпечаток, знак, символ – что-нибудь, что даст понять, где искать Клио.

Реальность превзошла все ее ожидания.

Сначала не происходило ничего особенного. Будто густой слой сажи, окружающее пространство в отражении покрывала тэна. Подобное происходило всякий раз на месте действия полуночных чар. Мир теней молчал: вглядываясь в искаженное отражение мира живых, Морриган не замечала ничего необычного. Пока взгляд не упал на испещренное трещинами зеркало у стены, которое привлекло ее внимание, едва она перешагнула порог спальни. Закаленная охотой на отступников и самыми жуткими последствиями их чар, Морриган почти разучилась и бояться, и удивляться. Но то, что предстало глазам, ее потрясло.

Там, на дне зеркальной глади, отраженной осколком истины в ее руке, застыла… Клио. На нежном лице – шок. На тонкой шейке – амулет зова и простая серебристая цепочка с трилистником, оберегом для защиты и удачи, который когда-то подарила ей Морриган.

Не помог.

Это была не сама Клио. Вернее, не ее тело, а эфемерное подобие, энергетический слепок, видимый лишь в мире теней. Душа Клиодны Блэр, запертая в треснувшем зеркале, словно муха в янтаре.

Глава 3. Тьма и тени

Она все-таки здесь, в Кенгьюбери.

Клио исступленно закричала: «Морри!» Не в первый и не в последний, наверное, раз. Замолотила бы по зеркалу, существуй оно в этой реальности. Но здесь была лишь пугающая чернильная мгла и тишина, что прерывалась зовущими голосами. Да и в руках не осталось прежней силы, что отличала мертвых от живых.

Отныне она – лишь еще одна из сонма духов, блуждающих в мире теней.

Тьма за ее спиной была живой и… голодной. Клио не оборачивалась, но постоянно чувствовала бегущий по позвонкам холодок.

«Как это возможно? Разве душа может чувствовать? Фантомные ощущения?»

Отрешенные мысли прирожденного исследователя – или же истинной представительницы семейства Блэр – сменились горячей, удушающей волной паники.

– Морриган!

«Не оставляй меня здесь. Пожалуйста, не оставляй!»

«Она не услышит тебя».

Был ли это ее собственный внутренний голос или шепот одного из духов, Клио не знала, но, протестуя, закричала громче:

– Морри!

Сестра смотрела на нее сквозь завесу широко раскрытыми глазами. В них, полуночных, плескался ужас, который едва вязался с образом Морриган. Не каждый день видишь запертую в зеркале душу младшей сестры.

Клио раз за разом прокручивала тот злополучный полдень, пытаясь понять, что же случилось… и могла ли она это предотвратить. Уроки в школе, дорога, быстрый обед… Детали словно тонули в тумане. Она ощутила нечто странное, некую чужеродную силу, проявившуюся в одно мгновение. Шагнула к зеркалу, по которому пробежала рябь…

Морриган подобной легкомысленности никогда бы себе не позволила.

А потом темнота… и ни малейшего проблеска боли. Только холод, идущий откуда-то изнутри, прорезающие тишину голоса и чернильная пустота без конца и без края. Такой, во всяком случае, она казалась на первый взгляд. А еще чудом сохранившееся окно – замочная скважина, через которую Клио могла заглядывать в мир живых. Напомнивший о себе после ее смерти родовой дар зеркалицы.

Отсюда, из зеркала, ставшего мостом между двумя мирами, Клио не видела улицу, а потому не знала, сколько дней – или бесконечно долгих часов – минуло.

Зато она увидела Морриган.

Сестра, что ворвалась в дом хищной птицей, выглядела еще жестче, еще решительнее, чем прежде, а она и в детстве мягким характером похвастаться не могла. Алая помада, подведенные темным глаза. Как и прежде, Морриган отвергала естественность и скромность, будто ежечасно бросая вызов окружающему миру, желая одним своим появлением стереть его безликость, взорвать серость и пустоту. Истинная аристократка с тонкими чертами, и вместе с тем… истинная ведьма: тяжелая волна черных волос ниспадает на спину, черные глаза, обычно холодные и бесстрастные, горят на побледневшем лице. Клио казалась самой себе лишь тенью старшей сестры, ее юной и выцветшей копией… Что же, теперь об этом можно не волноваться.

Следом появился Ник. Прерывисто вздохнув, Клио прильнула к зеркалу, словно к биноскопу[2] на смотровой площадке Кенгьюбери. Тревога на его лице казалась такой чуждой… Он и впрямь так сильно волновался за нее?

Когда-то они дружили, все трое. Ник, в детстве – сама неугомонность, россыпь шуток, проказ и невинных подтруниваний. Клио, радостно хохочущая над любой, даже самой нелепой его шуткой. Всегда серьезная Морри, которая при любом подходящем и совершенно неподходящем случае напоминала, что «она, как-никак, потомственная полуночная ведьма». И хотя Ник на четыре года старше, именно Морриган была вожаком их маленькой стаи. На редкость суровым и упрямым, надо сказать, вожаком – из тех, с кем лучше согласиться, чем затевать все равно обреченный на провал спор.

Дружба распалась, когда Морриган стала вольной. Пока она училась в школе охотников и путешествовала по провинции, выполняя наемничьи заказы, Ник пошел по стопам отца, став агентом Департамента. Пускай в последние пару лет они и отдалились друг от друга, пусть встречались лишь пару раз в месяц, да и то случайно, наспех обмениваясь улыбками и банальными фразами, Клио всегда была рада его видеть. Даже сейчас, когда их разделяла зеркальная стена.

Иногда казалось, что в мире существовало два Николаса Куинна. Один – улыбчивый, никогда не унывающий молодой мужчина в потертых джинсах и хлопковой рубашке с небрежно закатанными рукавами, что неизменно притягивала внимание Клио к его рукам. Тем, что больше подошли бы пианисту, нежели детективу. Привлекательный парень с вечно растрепанными густыми волосами, в которые так и хотелось запустить пальцы.

Другой – педант, чинный, деловитый агент, так непохожий на проказливого мальчишку, которым он был когда-то. Случалось, Клио сталкивалась с Ником, идущим по следу. Плотно сомкнутые губы, прорезавшаяся складка меж темных бровей, цепкий взгляд, скользящий по ней и не замечающий, потому что не она была его целью. В такие моменты он напоминал охотничьего пса или тихого, но опасного хищника. Такому Нику она старалась не мешать.

И все же казалось, что этот образ – от носков начищенных ботинок до кончиков приглаженных волос – Ник, ее Ник, доставал из гардероба, встряхивал и надевал перед работой. Прятал за безупречной маской мальчишескую улыбку, которая, заставляя ее сердце сбиваться с ритма, выдавала его молодость и легкий нрав. Боялся, наверное, что коллеги посчитают его слишком несерьезным. Быть может, такой образ необходим, когда в двадцать три ты уже младший инспектор. И без того многие считали, будто Ник стал агентом исключительно благодаря отцу, в прошлом – главе Департамента, а после его смерти продвинулся по карьерной лестнице по протекции его друзей. А не потому, что был прекрасным следопытом.

Но тот, первый Ник, что был старым другом, а не почти незнакомцем, увидев Клио, всегда останавливался, чтобы немного поболтать. Спросить, что у нее нового, как она справляется, как ее учеба, словно заботливый старший брат. Знал бы он, что Клио не желала видеть его своим братом. Точно не им.

За спиной раздался голосок. Тонкий, слабый, он все же заставил ее вздрогнуть.

– Иди к нам…

Клио обхватила себя руками за плечи. Сейчас она казалась себе такой слабой! Будь на ее месте Морриган, уже давно бы разорвала Вуаль ко всем демонам, перевернула бы мир теней вверх дном, прорубила бы в нем тоннель… но выбралась. Клио подавила желание затравленно обернуться. Толку-то? Чем ее слабая рассветная магия может помочь здесь, в мире вечной полуночи?

– Стань одной из нас…

Шептали не души. Тени. Жалкие отголоски душ, что бродили на нижних планах мира теней, недоступных даже таким сильным полуночным ведьмам, как Морриган. Какой была Морриган в свои четырнадцать лет.

Клио нервно теребила спутавшиеся светлые волосы, глядя в пустоту, заменившую окно в мир живых. Портал-зеркало, ставшее для нее, увы, односторонним. Она не отрывала взгляда от комнаты в шаге от себя. От комнаты, что осталась в ином, живом мире. От учебников в книжном шкафу, оказавшихся теперь бесполезными. В мире теней ей пригодились бы совсем иные знания – те, которых она всю жизнь старалась избегать.

– Идем со мной.

А в этом голосе слышалась жизнь – потерянная, но не забытая. Свежая душа, новая гостья потустороннего мира, готовая отправиться в путь – навстречу покою, что неотделим от забвения.

Клио боялась оторвать взгляд от комнаты. Боялась, что, потеряв зрительный контакт, разорвет протянутую между ними тонкую ниточку, и комната, последний фрагмент ее прошлой жизни, исчезнет. И все же стрельнула глазами в сторону души. Отчего-то стало светлей, хоть источника Клио обнаружить не сумела. Тусклый свет, разлитый нигде и всюду, будто вшитый в окружающий полумрак, позволил разглядеть рыжие волосы и усеявшие лицо веснушки. Чистокровная ирландка, дитя солнца, оказавшаяся в царстве темноты. Кажется, или свет исходил от нее?

– Идем со мной, – настойчиво повторила она.

– Не могу, – сдавленно проговорила Клио.

Рыжая незнакомка скорбно поджала губы.

– Придется. Не знала раньше, а теперь чувствую: когда-нибудь придется уйти.

Когда-нибудь – это уже что-то. Это уже не «сейчас», а значит…

– Я подожду. Морри… Моя сестра… Она что-нибудь придумает.

– Ты надеешься обмануть смерть? – хохотнула рыжая.

Почудилось, тьма за спиной Клио рассмеялась тоже. Надменно, неискренне. Придвинулась ближе, разевая голодный рот, и света на их островке стало меньше.

«У семьи Блэр непростые отношения со смертью».

Клио прерывисто вздохнула. Невозможно быть дочерью Бадб и не знать хоть немного о мире теней, что ожидает тебя за гранью. Даже если тебе всего шестнадцать, и твоя мечта – стать врачом – никоим образом не связана с магией.

Карты разложены на незримом столе, и теперь ей предстоял нелегкий выбор. С помощью матери привязать себя к живому миру, зная, что до самого конца она так и останется для него чем-то чуждым, инородным. Что пребывание среди живых будет сопряжено с болью и неумолимым тиканьем невидимых часов, отсчитывающих время до неизбежного возвращения в мир мертвых.

Отказавшись от полуночной магии, что нитями прошьет ее душу, можно навсегда остаться в этом доме. Тенью, видимой лишь для таких, как Морриган, полуночных ведьм-зеркалиц. Ощущаемой лишь такими, как Ник. И провести безликую жизнь в облике тени – эха, отголоска себя прежней.

Или же уйти на глубину, чтобы там обрести покой.

«Я не готова. Прости меня, Дану, за такую банальность! Но я правда еще не готова».

– Я просто хочу поговорить с сестрой в последний раз, – упрямо прошептала Клио.

Вот только что сказать Морриган, она еще не придумала. «Я тебя люблю»? Неловкая, неудобная для них обеих правда.

Плавное движение хрупких плеч, скрытых светлым платьем.

– Как хочешь. Меня она все равно не спасет.

Рыжая скользнула взглядом по пространству, в которое так упорно всматривалась Клио. Для нее Морриган останется невидима: этот осколок живого мира сшит с душой Клио, а потому открыт только ей одной.

– Удачи, – после недолгого молчания сказала она.

Когда Клио обернулась в следующий раз, рыжей уже след простыл.

Она стиснула руки, от накатившей волной острой тоски царапнула ногтями по ладони. Не слишком болезненно, но… неприятно. Прикрыла веки и, сосредоточившись, представила боль в виде отдельного от души элемента. Представила, как чья-то белая, объятая мягким свечением рука погружается в плоть и вырывает его из груди. Это казалось правильным, естественным и совсем не страшным.

Духи ведь не могут испытывать боль.

Выдохнув, Клио вонзила ногти в ладонь, и… ничего не почувствовала.

«Кукла, – подумалось ей. – Мертвая кукла».

Испугавшись, она вернула боль в эфемерное тело. Потерянно взглянула на замершую по ту сторону зеркала Морриган.

– Не уходи, – лишившись последних сил, прошептала Клио.

– Не уходи, – вторили тени.

Сестра протянула руку, и мир вдруг потух, как будто в комнате перегорели все лампочки и погасли все сущности света.

– Нет!

Зеркало – мост между мирами – исчезло. Осталась только Клио – душа с фантомным отголоском боли.

И голодная тьма.

Глава 4. Душа, вырванная из оков

Руки, сжимающие осколок и свечу, задрожали. Из горла вырвался сдавленный всхлип. Морриган зажмурилась и стояла так, мысленно отсчитывая секунды. От одной до бесконечности – пока страх, боль и ярость не перестанут рвать душу. В какой-то момент поняла, что не дождется. Оставалось одно: запрятать эмоции в непроницаемый, непробиваемый кокон. Клио нуждалась в помощи хладнокровной охотницы, умелой ведьмы, а не сходящей с ума от беспокойства старшей сестры.

Она осторожно приблизилась к зеркалу, через осколок истины глядя на его отражение в мире теней. Всмотрелась в лицо той, что казалась застывшей между двумя мирами – миром мертвых и миром живых. Миловидное лицо сердечком, широко распахнутые глаза цвета морской волны. Обеих сестер природа и материнские гены наградили черными волосами, но Клио упорно красила их в жемчужно-платиновый блонд разрешенной Трибуналом иллюзорной магией. Да так искусно, что никто и не догадывался, что этот цвет волос ей не родной.

Тот самый случай, когда облик идеально отражал истинную сущность, таким нехитрым способом словно проводя между сестрами черту. Клиодна – мягкая, нежная, отзывчивая, мечтающая спасать чужие жизни, оставалась на светлой стороне, тогда как Морриган, охотница за головами и практикующая ведьма, балансировала на тонкой грани между тьмой и светом.

– Что с тобой сделали? – прошептала она, ледяными пальцами касаясь зеркальной глади. Касаясь щеки того, что было слепком, отражением ее сестры.

Казалось, какая-то неведомая сила затянула Клио в зеркало. Но если там, внутри, ее душа, то где же тогда искать тело?

Безмолвная Клио в зазеркалье не могла дать ответ, но и оставлять сестру пойманной в клетку Морриган не желала. Отставила свечу и положила осколок на пол таким образом, чтобы в нем отражалась Клио. Прикрыв глаза, соткала из воздуха прочную сферу, магией холода отшлифовала стенки, чтобы та стала видимой, напоминающей стеклянный шарик.

Сжимая в руке филактерий[3], дитя союза простейших рассветных чар, Морриган протянула руку к зеркалу.

– Anam sa roino.

Отдельные элементы заклинания на пракельтском звучали как «душа», «из» и «граница». Душа, вырванная из оков – так Морриган его перевела.

Зеркало с хрустом ломалось, опадая осколками на пол, высвобожденная энергия Клио тонкой эфемерной дымкой перетекала в сферу. Удостоверившись, что вытянула всю до последней капли, Морриган срастила осколки, придавая зеркалу первоначальный вид. На случай, если в дом нагрянут агенты Департамента.

Призвав на помощь магию истины, она тщательно и неспешно изучила филактерий. Спустя час сдалась, так и не сумев понять, что за чары заточили Клио. Плохой знак, если учесть, что Морриган была не кем иным, как зеркалицей. А значит, тот, кто затянул душу Клио в зеркало, в обращении с ними был куда искуснее сестер Блэр.

Морриган не слишком доверяла спиритуалистам. Хотя стоило признать, список людей, которым она могла всецело довериться, состоял всего из двух имен: Клио и… Морриган Блэр. Однако сейчас она нуждалась в помощи того, кто способен заглянуть в чужую душу, провести ниточку от нее в мир теней и помочь ей услышать сестру.

Все, что так или иначе связано с миром теней, а значит, со смертью, относилось к магии полуночной. А потому с поисками подходящей кандидатуры Ник, законопослушный слуга Департамента, помочь ей не мог. Пришлось перетряхнуть старые связи, погребенные под пылью прожитых вдали от Кенгьюбери лет, и отыскать спиритуалиста самостоятельно.

Удивительно, но колдун принимал посетителей не где-нибудь на окраине города или и вовсе в печально известных Ямах, а в так называемом деловом квартале – «стеклянном сердце» столицы графства Колуэр. Морриган странно чувствовала себя среди стоящих поодаль, будто чурающихся друг друга стеклянных высоток. Броские, холодные, они были так не похожи на остальную часть Кенгьюбери – лабиринты склеенных в сплошную стену аккуратных прямоугольников домов, не вырастающих выше трех-четырех этажей.

Здесь в большинстве своем зарабатывали на жизнь не только рассветные колдуны и ведьмы, но и люди вроде Клио. Те, кто отказывался иметь к магии хоть какое-то отношение. Большинство из них либо с детства бесталанны, либо полны дурацких предубеждений. Главное из них: стоит только обратиться к магии, и продиктованное любопытством желание превратится в неутолимую жажду. А там и до полуночной магии недалеко – а значит, и судьбы человека, вечно преследуемого Трибуналом.

Может, в этом и была доля истины. Может, магия – и впрямь вечный соблазн. Но на что людям дана сила воли?

Брови сами собой взлетели вверх, когда Морриган увидела, чем официально занималась контора спиритуалиста Лукаса МакМурри. А именно продажей охладителей из решетчатого пластика с запечатанной в них рассветной магией, создающей в комнате легкий ветерок. Достаточно бесполезное устройство, если учесть, что подобными стихийными чарами в городе владел каждый третий.

Морриган одобрительно хмыкнула. Выходит, никаких магических шаров, свечей и спиритических досок?

МакМурри не понравился ей с первого взгляда, даром что о нем ходила молва как о самом лучшем специалисте по «связям с обще… с ушедшими в мир теней». Слишком белые, явно крашеные, волосы, слишком скуластое, даже близко не ирландское, лицо, покрытое золотистым загаром. Иностранцам Морриган доверяла еще меньше, чем всем остальным. А еще у МакМурри был на редкость нелепый для сорокалетнего (на вид) наряд: линялые драные джинсы, сквозь которые просвечивала загорелая кожа, обтягивающая футболка с ярким абстрактным принтом (Морриган мысленно охарактеризовала его словом «мазня») и модные белые кроссовки, которые ожидаешь увидеть на одноклассниках Клио.

Имя сестры впилось в разум колючей проволокой, напоминая, зачем она здесь. Уж точно не для порицания чужого (без сомнения, ужасного) вкуса.

МакМурри провел пятерней по волосам и нарочито небрежно засунул ее в карман джинсов. Морриган на всякий случай поискала взглядом человека, более подходящего на роль спиритуалиста, но, если не считать их двоих, контора оказалась пуста.

– Интересуют наши охладители?

Морриган на мгновение ослепила белоснежная улыбка.

– Даже близко нет. Скорей, дополнительные услуги.

Спиритуалист тут же посерьезнел. Даже руку из кармана вытащил.

– Как я могу быть уверен, что тебе можно доверять?

Рассветная магия его не убедит – многие агенты Трибунала владеют ею. Нужна именно полуночная. «Ну, мне не привыкать», – с усталым раздражением подумала Морриган.

Столько лет сторониться полуночных чар, чтобы теперь призывать их одни за другими. Но если эта та цена, которую придется заплатить, чтобы отыскать убийцу Клио… или даже просто услышать ее голос…

Она взяла в руки осколок, огненным касанием зажгла свечу. Подойдя к МакМурри, оплела ниточкой тянущейся из зеркала полуночной энергии часы на его запястье. Прошептала: «Farto moralia». Часы, оставшись в отражении осколка, с руки спиритуалиста исчезли. МакМурри, хмыкнув, недоверчиво потер опустевшее запястье.

Бесхитростный трюк, ничьей жизни не угрожающий, и все же относился он к магии теневой, а значит, полуночной. Еще одно доказательство того, что порой бескомпромиссное разграничение на рассветную и полуночную магию неоправданно, а агенты Трибунала – фанатики и глупцы, одержимые по-детски наивной идеей, что мир так легко поделить на черное и белое.

На губах Морриган заиграла улыбка, стоило только вспомнить, как малышка Клио донимала мать расспросами о том, почему две главные ветви магии называются именно так. И почему та, которой обучает дочерей Бадб (когда-то она пыталась привлечь к полуночной магии обеих), запрещена и наказуема.

От ответа Бадб в памяти осталось немного – Леди Ворон любила вопросы исключительно по существу. Например, как поглотить чужую душу или заставить человека задохнуться собственной тенью, словно туго обернутым вокруг шеи шелковым шарфом. На худой конец, в какой последовательности смешать травы, чтобы развязать человеку язык. Тогда, как умела, объяснила Морриган. Рассказала о том, что в древние века люди в большинстве своем были подвержены страхам и суевериям. Именно они решили, что мир, каким его знали сейчас, появился одновременно с Дану. А вместе с богиней-матерью появился и свет – прежде мир утопал во тьме.

Рассветные чары – это сила, которая олицетворяла Дану. Свет, жизнь, исцеление, созидание. Стихия – пока она не призвана, чтобы навредить другим, пока в чары не вплетены капли чужой крови. И ничья душа не отнята чужим колдовством.

Темные дела вершились в темное время. Только с приходом ночи на погосты, в некрополи и могильники приходили кладбищенские ведьмы, чтобы, оставшись никем не замеченными, унести в широких рукавах человеческую кость – необходимый атрибут для большинства их ритуалов, еще до рассвета превращенный в костяную пыль. Колдуны хаоса в ночи приносили жертвы Балору. После полуночи принимали свою темную, пугающую личину вервольфы и, сбившись в стаи, долго выли на луну. Охотились кровожадные бааван-ши, прячущие под платьями оленьи копыта, зная, что во тьме никто не увидит горящих голодом глаз, никого не испугает кровь на клыках, заострившихся и выросших вдвое.