Флорист

– А что в твоём понятии нормальная работа сейчас?

– Работа каким-нибудь менеджером, руководителем, или специалистом в узкой сфере. Все мои знакомые стали кем-то. Кто-то вндёт свой бизнес, кто-то построил успешную карьеру, а я что… Таскаю коробки с полуфабрикатами, да надрываю спину в поте лица.

– Специалистом в той или иной сфере можно стать, если ты получишь соответствующее образование. Желание получить образование должно стать для тебя мотивацией, чтобы оставить твою нынешнюю работу, поскольку физическая работа-это работа на износ, и твой организм ощутит последствия такой работы годы спустя. Другой вопрос-в том, почему ты смотришь на преуспевших в чём-то людей снизу вверх?

– Ну, они успешнне меня тем, что у них есть высокий доход, они могут себе многое позволить. Они во многом лучше меня, умнее, престижнее. У них более высокий статус.

– Значит, для тебя основной критерий-это высокий доход и статус. Не буду спорить, деньги нужны всем. Но то, что касается собственной карьеры, бизнеса, получения специальности, всё это должно быть твоим добровольным решением, а не по указке общества. Ты сам ставишь те цели, которые сделают тебя и твою жизнь лучше и только Ты, решаешь, что тебе нужно в этой жизни, а что нет. Думаешь, люди, построившие карьеру, свой бизнес, ставшие специалистами, автоматически стали счастливыми? Не спорю, может кто-то и стал от этого счастлив, но счастье-это очень глубокое чувство, которое может формироваться от многих факторов. Это не просто удовлетворение своей жизнью, но осознание своей собственной значимости. Будет ли человек счастлив по-настоящему, если он осознает, что его собственная значимость оценивается только карьерой, бизнесом и другими материальными вещами? Нет! Счастлив тот, кто всегда любит и принимает себя таким, какой он есть.

– В ваших словах есть логика. Возможно, так оно и должно быть, но не могу я пока это принять. Не могу и всё.

– А если бы ты по воле несчасного случая стал инвалидом и утратил свою трудоспособность. Ты уже не сможешь работать ни менеджером, ни грузчиком, ни кем-либо ещё. Какие мысли, эмоции и чувства возникли бы при этом в твоём сознании?

– Того, что теперь жизнь моя кончена и мне больше нечего в ней ловить.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что я тогда буду неполноценным. У меня самого мать, пережившая инсульт. У неё левая часть лица и рука почти парализованы, а правая рука сильно немеет. Кто будет за мной присматривать? Кому я буду нужен?

– Прежде всего-самому себе. А теперь представь, каково твоей матери чувствовать себя? Какие у неё мысли? И в каком ключе она ведёт с тобой разговоры на тему её болезни?

– Она говорит, что чувствует себя обузой, ничтожеством. На что я отвечаю ей, что это вовсе не так. Что она вовсе не обуза, просто так, увы, сложились обстоятельства.

– Тогда почему ты не считаешь точно также про самого себя? Почему ты считаешь, что если ты станешь инвалидом, то станешь ничтожеством? Потому что ты считаешь, что твоя ценность измеряется твоей трудоспособностью, твоей нужностью обществу или своим родным и близким. Это вовсе не так! Твоя ценность как работника как и твоя работа не определяет тебя как полноценную личность. Да, она может определить и развить в тебе такие качества как отвественность, аккуратность, внимательность и коммуникативность. Ты можешь быть ценным человеком как сотрудник, или член общества, если дело касается совершения нравственных поступков, но свою самоценность как человека определяешь только ты сам. Ты должен научиться ценить себя и уважать таким, какой ты есть, в независимости от того, успешен ты или нет. Своим родным ты нужен любым. Таким, каким ты являешься.

Твоё нерациональное мышление, зависимость от чужого признания, стремление к перфекционизму и низкая самооценка не дают тебе нормально работать над собой. Ты стал принимать свои незначительные недостатки как данность, всё преувеличивать и возводить в сверх-обобщение того, что «я не справлюсь ни с одной работой.»

Самая главная твоя ошибка-в ошибочном мышлении и может быть, в недостатке дисциплины. Поэтому, нам стоит провести когнитивно-поведенческую терапию.

Ты уже сам отчасти нашёл рациональную мысль, касаемо вопроса «что будет я стану инвалидом?» Жизнь-штука непредсказуемая и в ней есть обстоятельства, которые могут сложиться, увы, не в нашу пользу.

Нам придётся признать, что в каких-то случаях мы не сможем совладать с ситуацией и что-либо исправить, но в эти и другие критические моменты важно не терять чувства самоуважения и самообладания.

– Раз, по-вашему, человек должен научиться уважать себя в независимости от того что я выберу, карьеру, образование или работу за гроши, то человеку не будет никакого смысла стремиться к вышеперечисленному. Зачем к чему-то стремиться, если ты итак доволен собой?

– И снова мимо.

– Это ещё почему?

– Твоё утверждение доказывает то, о чём я говорила. То есть, ты считаешь, что человек должен жить своими целями. Да, не буду спорить, для людей важно ставить себе цели и достигать их. Но разница в том, что человек, уважающий и любящий себя, не будет корить себя из-за провала в своих целях. Он может обнаружить свои ошибки, постарается исправить их, внести коррективы и пересмотреть свои цели, или вовсе их оставить. Даже если он поймёт, что его цель недостижима или он просто не захочет больше стремиться к ней, это не сделает его менее ценным. Просто важно понимать, что к неудачам в своих целях, как и в жизни, в целом, стоит относиться спокойнее и не ставить свои цели смыслом всей своей жизни, иначе многое ценное упускается из виду.

– Всё равно, я виноват во многом.

– Виноват? В чём именно? -Дженна недоумённо взглянула на пациента.

– В том, что моя мать стала почти что инвалидом… -из глаз Уильяма полились слёзы.-Я не могу сейчас об этом говорить.

– Я поняла. Тогда, я хочу спросить тебя вот о чём. Как давно ты начал ощущать это чувство заниженной самооценки?

– Хм, дай подумать. Наверное, ещё с детства.

– А какое у тебя было детство?

– Дерьмовое. И это ещё мягко сказано. Воспитывался в приёмной семье. К слову, фамилию мне от этой приёмной семейки дали, а своих настоящих предков я в глаза не видел. Когда малым был, их то ли не стало, то ли они пропали без вести. Я не знаю, да и знать не хочу. Короче, исчезли они из моей жизни. Узнал я об этом, когда повзрослее стал.

– А что ты почувствовал, когда узнал, что они у тебя были?

– Ну, я тогда огорчился. Тому, что они у меня были, а потом БАМ и их не стало. Думал, познакомиться с ними. Спросить, почему они меня оставили. Думал, могли бы они быть лучше моей приёмной матери.

– А что с ней не так?

– Как бы вам объяснить. С ней вроде бы были и нормальные отношения, но с другой стороны мне не нравилось, что она во всем мне указывала. Особенно в детстве. «Делай, как я говорю», «Не дружи с этим человеком. Он-плохой.» «Ой, давай я сама всё сделаю, а ты пока посиди поиграй в приставку». И всё в этом духе. Но когда она начала ходить в церковь, всё стало ещё хуже.

Дженна делала заметки в своей тетради.

– А она давала тебе проявлять самостоятельность?

– Только если в очень мелочных и незначительных вещах. Да что там говорить? Она водила меня в школу за руку до 11 лет. Какая там, к чёрту самостоятельность?

– А ты разговаривал с ней на эту тему? Пробовал отстоять свою позицию, как взрослого, самостоятельного человека?

– Конечно пробовал. Но это всё было как об стенку горох. Как только я собирался сделать что-то сам, она тут же понаставит мне тысячу ограничений и запретов. Я щас даже случай один опишу. Решили мы как-то с моим школьным приятелем петард купить на Рождество. Ну и запустили их, да так что потом такой салют был отпадный! Так вот, когда она узнала, что мы их пускали, она такую истерику закатила, как будто я её лично собирался в гроб загнать. Хотя всё прошло нормально, а она как заведётся «Вы что, совсем сдурели??» «Вы же могли бы себе пальцы подорвать себе!» «Петарды детям не игрушка, тем более для тебя, Уильям!», «Я запрещаю тебе пользоваться петардами» и тому подобное. В эти моменты она становилась крайне невыносимой. Хотя в общем она всегда проявляла ко мне заботу. Я бы даже сказал, черезчур проявляла.

– Понятно. Это типичная гиперопека, перетекающая в гиперконтроль. Порой родители так беспокоятся за своих детей, что не осознают, что их чрезмерная опека способна навредить.

– Только я одного в толк не уразумею. К чему такая сверхзабота ко мне, если я ей не родной?

– У неё был супруг или просто мужчина?

– Был у неё супруг, но он умер при печальных обстоятельствах. С тех пор она никогда не имела дела с противоположным полом. Просто не везло ей в этом.

– Из-за того что ты остался один в её семье, она выместила на тебя всю любовь. Такое бывает у матерей-одиночек и это не зависит от того родной ты или приёмный. Так она подсознательно компенсировала своё одиночество и понимая, что ты у неё остался один, не хотела тебя ни коем образом терять. А чувствовал ли ты, что ты в какой-то степени мог заменить ей мужа?

– В каком смысле?

– В том смысле, что могла ли она при общении с тобой обсуждать с тобой всяческие темы и проблемы и в обществе с тобой не замечать за собой недостаток мужчины?

– Ну, когда повзрослел, она много о чём со мной разговаривала. И да, в мужчине она не нуждалась.

– А поднимались ли в этих разговорах взрослые темы? Например, темы сексуальной жизни?

– Нет. Для неё это было табу. Даже в 18 лет она крайне неохотно со мной разговаривала со мной на эти темы.

– Ага. Вот оно что.

Она снова сделала записи в свою тетрадь.

– Ты описал своё детство как «дерьмовое». А можешь ли ты рассказать, что у тебя произошло такого, что заставило тебя так его охарактиризовать? Может, какие-то травмирующие события? Или проблемы со сверстниками? Были ли проблемы в общении с противоположным полом?

– Вот сейчас прям без ножа режете!

– Но мне нужно знать о тебе всё, чтобы помочь тебе.

– Хорошо, я расскажу вам, но не сейчас. Давайте завтра, хорошо?

– Но ведь прошло ещё только 50 минут. У нас ещё есть время.

– Поверьте, я от вас никуда не денусь. Просто, мне надо ещё отдохнуть немного, морально собраться с духом. А это занимает время.

– Верю, ну хорошо. Тогда завтра утром у нас с тобой ещё один сеанс. И прежде чем ты уйдёшь, хочу спросить тебя вот что. Что ты почувствовал во время и после твоей попытки суицида?

– Когда я падал, я чувствовал облегчение и одновременно испуг. Испуг того, что что-то пойдёт не так. Вообще, все эти мысли пролетали в моей голове не один десяток раз и до прыжка. Но что получилось, то получилось. А сейчас я чувствую тоску, апатию, ещё большую бессмысленность всего вокруг и себя самого. Бессмысленность, что-либо делать. Ведь что бы я не сделал, всё пойдёт по одному месту.

– Я поняла. А есть ли у тебя проблемы со сном, аппетитом?

– С аппетитом вроде как всё, как и раньше. А вот со сном проблемы. Я когда просыпаюсь от кошмаров, больше не могу нормально заснуть.

– А какие у тебя кошмары?

– Разные. Но об этом, правда, лучше поговорить до завтра.

– Вот список препаратов, которые тебе нужно принять. Среди них болеутоляющие, нейропротекторы. Их нужно принять при головной боли. От тошноты и рвоты надо принимать церукал. Из антидепрессантов я выписала тебе Миртазапин. Он также оказывает снотворный и противорвотный эффект. Все эти препараты тебе нужно принимать строго по рецепту. Жду тебя на следующей неделе.

Несколько дней спустя Уильяма перевели в общую палату. Там он пролежал до обеда. В комнате было двое дежурных санитаров. Судя по своей комплекции, это были натуральные вышибалы. С такими даже если сам захочешь устроить бунт, они лишь одним своим махом могут выбить всё это жедание из тебя. До обеда ещё оставалось время. В одиночестве он не хотел его коротать и он попытался заговорить с санитарами, на что они ответили, что им положено разговаривать с пациентами только по ограниченным вопросам. Помимо него в палате точно также пластом лежал и пялился в потолок один тип. Уильям решил заговорить с ним.

– Эй, ты там живой?

– Ну вроде как дышу.

– Слава Богу. А то я думал, тут уже и поговорить не с кем будет. Эти двое не в счёт. Ну их. Как звать тебя?

– Я не помню.

– Что?

– Говорю же. Не помню. Но все меня зовут Питер.

– А почему так?

– Ну я им сам разрешил так себя называть.

– Ты бы хоть для приличия встал, что-ли.

– Прости. Совсем правила приличия позабыл.

Перед Уильямом предстал бледный, лысый, голубоглазый мужчина. Вообще, было трудно определить его возраст.

– За что ты здесь?

– Амнезия и биполярное расстройство.

– Это когда у тебя фаза гиперактивности сменяется депрессией?

– Можно и так сказать. Только у меня выражена гипомания, а когда она наступает-это ничуть не лучше, чем быть в депрессии, поскольку я точно знаю, что одно состояние неизбежно сменится другим. И пока меня не вылечат, я буду мучаться от этого. Я не смогу это контролировать.

– И какая фаза у тебя сейчас?

– Фаза преобладающей апатии и чувства бессмысленности собственной жизни. Если бы ты только знал, как это мучительно-жить с таким недугом.

– Сочувствую тебе. Долго ты тут?

– Пятый месяц. Вообще, довольно тяжко тут. Хотя ремнями меня не так часто привязывают как, например, одну девчонку Лилит из 7й палаты. Та просто буйнопомешанная. Полагаю, ты тут в первый раз?

– Есть такое.

– Тогда стоит держаться вместе. Конечно, это-не тюрьма, но одиночество человека везде способно свести с ума и время тут-не то лёд, не то каучук. Скоро время обеда, как раз узнаем там друг друга получше.

– Знаешь. Ты мне напоминаешь олного моего давнего знакомого. У вас глаза похожие.

– Даже не знаю, хорошо это или плохо? А какие отношения у тебя были с этим знакомым?

– Ух, давно я его не видел. Ещё с детства. Он помогал мне во многом и многому научил. Правда, жизнь вас всё же разделила.

– Понимаю. Ну, пойдём. Время обеда.

Обед был довольно скуден. Кормили чем попало, но с голоду умереть не давали никому, ибо жизнь каждого пациента здесь была важна. А такие вещи, как комфорт были уже вторичны.

Пообщавшись с Питером, Уильям понял, что тот, в общем-то-неплохой парень. Жалко было его конечно из-за его заболевания и амнезии, но жизнь-штука вообще непонятная. Кому-то дано больше наслаждаться, а кому-то страдать.

Поздно вечером санитар снова сделал Уильяму укол.

***

– Знаешь, пока у нас ещё есть время, давай-ка сгоняем в кафе. Выпьем кофе, обсудим материалы дела и наши дальнейшие планы. Что скажешь?

– Давайте. Я не против.

– Прошу. Оставь все эти формальности. Давай общаться на «ты».

– Хорошо. Как скажешь.

Они вошли в кафе под названием «Milky way». С виду это была простая забегаловка, но для Джорджа это был не просто перевалочный пункт, где он мог за чашкой эспрессо и двойным сырным сэндвичем обдумать детали дела, но местом его ностальгии. Именно здесь он провёл свою молодость ещё с начала своей карьеры. Когда он и Джеймс Варден-ныне комиссар полиции, были ещё напарниками.

Он открыл папку с документами, разложил их на столе и обратился к своему напарнику.

– Итак, Тайлер, прежде всего я хочу ввести тебя в курс дела. Мы имеем дело не с обычным преступником, а профессионалом своего дела. Местные не в курсе его существования. Их просто оповестили о том, что в городе орудует серийный убийца. Полиция окрестила его Флористом. По какой-то причине он оставляет цветы на местах преступлений. Мы пытались найти символизм в этом ритуальном действии, но попали впросак.

Поначалу мы полагали, что каждый цветок символизирует время года, когда было совершено преступление. Например, если рядом с убитым А был возложен букет сирени, а преступление было совершено в мае-июне и то же самое было с преступником Б, которому возложили, допустим, космею, а преступление произошло где-то с середины июня-июля, то такая теория имела место быть.

Больше года назад мы поймали одного парнишку на одном из мест преступлений. Он всё отнекивался, оправдывался, но улики говорили об обратном. Его посадили за серию совершённых убийств. Уже будучи в тюрьме, он покончил с собой. Повесился в собственной камере.

После этого у нас был год затишья. Никаких убийств подобного рода вообще. Да и преступлений у нас было крайне мало. Меньше десятка крупных дел за полгода. Потом произошли серийные убийства женщин. Они происходили довольно редко и крайне аккуратно. И вот теперь, он вернулся вновь. Что интересно-так это то, что и в этот раз он не ошибся со своей жертвой.

Джордж указал на дело о Саймоне Дугласе.

– Этот человек был приговорён к долгому сроку за серийные убийства девушек и женщин, взачастую несущие в себе насильственный характер. Он был найден мёртвым под мостом. В его нагрудном кармане был найден Василёк. Вскрытие показало, что причиной его смерти послужил тетродотоксин-сильнейший яд паралитического воздействия, добываемый из печени рыбы фугу. При высокой дозе вызывает смерть от паралича органов дыхания.

При обыске места преступления мы не нашли ничего, кроме следов колёс, которые, судя по следу рисунка от шин, направлялись с севера на юг. Кинологи и служебные собаки не смогли ничем помочь, так как и жертва и следы преступника обработаны химическими веществами. Это не только отбивает нюх у собак, но и даёт время преступнику скрыть свой запаховый след. И в этом заключается его основное преимущество. Он действует крайне аккуратно, не оставляя своих следов и даже свидетели не помогают. Он использует перчатки, бахилы и всевозможные виды химии, чтобы скрыть свои потожировые следы. Ни дактилоскопический порошок, ни ультрафиолетовые фонарики тут не помогают. Второе его преимущество в том, что из всевозможных средств убийства он использует преимущественно яды. Как правило, они оставляют меньше всего следов.

– Яды. Хм, как это по-женски.-Тайлер слегка улыбнулся.

– Не скажи. Был один раз, когда наш преступник прибегал к крайне жестоким методам. В одном заброшенном складе нашли расчленённый труп человека на столе. Его было трудно опознать, но экспертиза показала, что это был Винсент Пейн. Он занимался распространением наркотиков в Оултауне и зарабатывал на смертях людей кровавые деньги. Самое интересное-то, как убийца пытался скрыть свои орудия убийства. Это был склад заброшенной фабрики, где на удивление была найдена взорванная доменная печь. Кое-что всё-таки смогло уцелеть. Эксперты-реконструкторы смогли установить, что это были инструменты по расчленению Пейна. Именно после этого мы и нашли того парня, которого считали преступником.

– А были ли ещё убийства подобного рода, как с этим наркодиллером?

– Нет, он был в порядке исключения.

– Вот как.

– По правде говоря, строго между нами.-Джордж подошёл к Тайлеру вплотную, говоря полушёпотом.-Я считаю, что такие как этот наркодиллер и ему подобные ублюдки заслужили такую участь. Пока что за свою «карьеру» наш линчеватель не убил ни одного невинного человека, но это не значит, что он не ошибётся в своей следующей жертве. Он-не Бог, а лишь простой смертный и пока что мы не можем знать его мотивов. Что им движет? Личная месть? Жажда правосудия? Или одержимость идеей создавать собственную справедливость своим кровавым путём?

Тайлер сложил руки и приложил их пальцы к переносице, наморщив лоб. Он задумался о чём-то своём. Джордж отошёл от него и пролистал бумаги с делами.

– Теперь перейдём к нашему делу. Сейчас нам нужно обыскать квартиру Дугласа. Судя по последним данным, он проживал на Бэйкер-авеню. Так что, доедай быстрее свой сэндвич и приступаем к работе.

Бэйкер-авеню распологался в северной части Оултауна. Многоквартирный дом был построен больше 30ти лет назад. У входа сидела преклонного возраста женщина-консьерж. Джордж в знак привествия снял шляпу и вежливо поздоровался с женщиной. Он показал ей удостоверение.

– Доброго вам времени суток. Мы из полиции. Проводим важное расследование. Насколько нам известно, в этом доме проживал человек по имени Саймон Дуглас. Не могли бы ли вы сообщить нам его номер квартиры?

– Д-да, конечно. Сейчас, одну минутку.

Консьержка начала обыскивать свои шкафчики. Она выложила на стол книжку и провела по странице пальцем.

– Сэр, номер квартиры с этим человеком-четыреста семнадцатый. Этаж четвёртый.

– Премного вам благодарен, мэм.

Поднявшись на нужный этаж, детективы немного повозились с замком двери. Благо, она была такой же старой, как и всё остальное тут.

Вся квартира была пропитана запахом ацетона. Окна были открыты.

– Похоже, наш преступник побывал тут.

Сначала обыскали прихожую. Ничего. Затем, обыскали гостиную, сан узлы и спальную комнату. Снова никаких зацепок. Не было никаких следов присутствия, кроме сильного запаха ацетона и красок.

– Джордж, взгляни на это.

Одна из стен была покрашенной, но краска оставалась свежей.

– Любопытно. Он что, решил заняться покраской стен ночью?

– Возможно. А может, преступник пытался обставить всё так, будто Дуглас затеял ремонт, вот и воняет тут химозой.

Детективы ещё некоторое время молчали, обыскивая квартиру.

– Глянь, что я нашёл, Тайлер!

На столе кухни стояла бутылка с молоком и остатки овощей с фруктами. Детективы осмотрели их УФ-фонариками. На них прослеживались четкие отпечатки пальцев.

– То, что нам нужно.

Запакаковав молоко и тарелку с едой в пакеты, они ещё раз всё обыскали и не найдя ничего важного, отправились было вниз к консьержке, но тут глазу Купера попалась одна дыра в стене гостиной. Она была совсем небольшой, размером с напёрсток. Но то, что было внутри неё, вызвало у детективов недоумение. Это была миниатюрная скрытая камера, чьей объектив смотрел в сторону гостиной и кухни, которая располагалась прямо от гостиного зала.

Они пошли по следу провода, ведущий в коридор, но он оборвался там, где начинается кабель канал, в котором находилась вся телефония и домофония. Детективы взяли камеру как улику.

– Скажите пожалуйста, мисс. Вы не в курсе, приходил ли сюда Дуглас в ночь с 8 по 9е сентября?

– Да, он был здесь.

– А не видели ли вы кого-нибудь, кто был с ним в это время или как кто-то уходил через парадную дверь ночью? Может, был кто-то из посторонних.

– Нет, я не видела, его с кем-либо. И не видела, чтобы кто-то ночью выходил через парадную дверь.

– А есть ли у вас запасные выходы?

– Есть один. Как проходите по корридору прямо, сверните налево, а потом, направо. Там вы найдёте чёрную металлическую дверь рядом с кладовками. Обычно мы её закрываем на ключ и засов. Я делаю обход каждые полтора часа. Проверяю в том числе и заднюю дверь. Но и при обходе я никого не видела.

– А когда вы делали обход примерно с полуночи до трёх часов, засов был открыт или закрыт?

– Засов был открыт.

– И во сколько это было?

– В 1:32 ночи. Попробуйте опросить соседей. Может, они что-то знают.

Тайлер и Джордж разделились. Купер стучался к соседям, а Филлипс обследовал путь к запасному выходу. Тут также чувствовался запах ацетона. Дверь была целой и на ней было множество отпечатков пальцев. Попытав счастье, он решил вопользоваться дактиллоскопическим порошком, однако как и ожидалось, чёткого рисунка не удалось добиться.

Тем временем, Купер смог подловить одного очевидца, который последним видел Дугласа живым.

– Да, вы знаете, кажется я видел кого-то рядом с ним. Это были парень и девушка. Парня я сразу узнал. Его вроде как Крис зовут. Он жил в квартире на одном этаже со мной. А вот девушку его я видел впервые. Они таскали материалы для ремонта. Девушка таскала рулоны обоев, а парень брал вещи потяжелее. Всякие там мешки с клеем, штукатуркой и тому подобное. Девушка ещё так нечаянно врезалась в Саймона, так он аж очки уронил и ничего без них не видел. Она перед ним так сердобольно извинялась, мол, «Простите меня пожалуйста, я такая неряха!». Ну и помогла ему всё в сумки собрать. Парень её тоже подключился. Потом они разошлись по своим квартирам. Такая вот история.

– Ага. А скажите мне, во сколько вы видели их? Не замечали ли вы на этой парочке перчаток или запах каких-либо химических растворителей? И не называли ли они жертву по имени или фамилии?

– Это было около 11 вечера. А вот всего остального я уже не помню. Тускло было в подъезде. Да и далеко я от них был. У нас корридор-то длинный. Однако я точно слышал, что ни он ни она не произносили его имени. Да и ушёл я тогда почти сразу к себе в квартиру. Что было дальше-не знаю.

– А откуда вам известно его имя?

– Ну как же? Мы соседи. Часто пересекаемся друг с другом.

– А кем он вам представлялся? Знали ли вы, кем он был?

– Как он мне сам говорил, он был механиком на заводе.