Где-то рядом. Часть 1

Алина Распопова

Где-то рядом. Часть 1

Синий дым

Я свернул с шоссе, как вдруг на дорогу выбежал заяц. Серый шустрый он пронёсся прямо перед моими колёсами. Я резко затормозил. Клубы пыли взметнулись вверх, а заяц исчез. Он скрылся в высокой траве.

Я вышел из машины. Воздух был чист и свеж, пахло надвигающимся дождём. Просёлочная дорога уходила в поле и вела к деревне. Туда я и направлялся, коря себя за то, что так долго заставил ждать своего визита мать. Ещё в конце весны просила она приехать поправить в доме крышу. Я же собрался только сегодня. Стоял уже август, последние дни лета, за которыми последует сырой сентябрь.

Пшеницу уже скосили. Повсюду на полях ещё лежали тюки с соломой.

«Мог бы выбраться и раньше», – упрекал я себя.

Мать о помощи просила нечасто и сейчас, приближаясь к деревне, я все больше стыдился того, что не сорвался сюда раньше, по первому маминому зову. Дела, дела… Они поглотили всё моё время, спокойствие и сон съела сиюминутная суета.

Возле знака с надписью: «Михеевка» я притормозил. Начиналась деревня. Здесь прошло моё детство. Речка, лес… Окончив школу, я уехал отсюда в город, да так в нём и закрепился. В Михеевке осталась мать. Отец умер лет десять назад, сестры повыскакивали замуж и здесь уже не жили. Осталось ещё полдеревни всяких родственников, но вот крышу матери перекрыть было некому. Да я и сам понимал, что для матери я единственная опора.

Проехав в конец улицы, я остановился у нашего дома. Мать в огороде, услышала меня, заскрипела калитка.

– Приехал, Ванечка, сынок, – раздался родной голос.

Мать суетилась.

– Оставляй, оставляй тут машину, никто её не тронет. Проходи, сынок, иди в дом.

– Мам, может, давай хоть крышу сначала гляну. Смотри, дождь, кажется, собирается…

– Да что ж это, прямо с дороги и сразу на крышу… Столько проехал, и сразу работать. Может, пронесёт её, эту тучу. Да и Сенька там уже на крыше что-то латал…

– Мам… Ты иди в дом, а мне скажи, где лестница.

– Так там она, в сарае.

Где находится утварь и инструменты, я хорошо знал. С отцом, считай своими руками, весь дом в своё время перестроили.

Залез на крышу. Красивый вид открывался отсюда. Простор!

Деревня стояла на пригорке. Внизу зеркальной лентой, в которой отражались облака, блестела река. Луг возле реки выглядел пронзительно зелёным, в пойме паслись коровы. Дальше, до самого горизонта тянулись лишь изредка пересекаемые полосами деревьев поля. Небо хмурилось.

Я осмотрел крышу. Насчитал три новые латки. Сделаны они были небрежно. «Конечно, работал-то Семён не для себя», – подумалось мне. – «А матери, наверняка, пришлось ещё и бутылку ему поставить…» Стало неловко за то, что маме пришлось обращаться к чужому человеку.

Когда я слез с крыши и вошёл в дом, мать вовсю хлопотала, собирая на стол. Плита пыхтела, кипели кастрюли.

– Иди сынок, садись, покушай… Подождёт эта крыша. Постоит пока.

– Мам, следующим летом перекрою её всю заново, обещаю, – потягивая носом запах настоящего наваристого борща, ответил я. – Раз уж стала течь, лучше не будет. Куплю материалов, возьму с собой людей, всё сделаем.

– Да ты не переживай, сынок, поешь…

Мать придвинула ко мне тарелку с пирогами, поставила на стол крынку со сметаной. Мамина еда самая вкусная. Я как будто вернулся в детство. Вспомнилась беззаботная жизнь, сёстры, отец…

– Столько проехал, совсем, наверно, голодный… – продолжала причитать мать.

– Мам, ну тут всего-то до города сто двадцать километров, – сказал я, а самому стало совестно. Ехать-то всего чуть больше часа, а я два месяца собирался. Вон мама как рада.

– Как там Танюша? – расспрашивала мать. – Я носочки ей связала, ты не забудь забрать.

– Не забуду, – пообещал я. – Хорошо всё у нас, сейчас Катерина с Танюшкой на море.

– А тебя что же не взяли? – всплеснула руками мать.

– Мам, ну у меня дела, я работаю… Надо бы мне крышу тебе получше заделать, а то осенью ещё, чего доброго, потечёт. Пару листов шифера надо раздобыть. Пойду, наверно, к Мишке-председателю попрошу. Найдётся уж, наверняка, где-нибудь в вашем хозяйстве.

Когда-то с Мишкой мы сидели за одной партой. Он так и остался в деревне, был теперь главой хозяйства, своих одноклассников никогда не забывал. Помогал всем.

– Ой, не сказала я тебе, – всплеснула руками мама. – Ведь нет Мишки, помер…

– Мам, да что ты такое говоришь… – вскочил я. – Как помер? Отчего? Мы ж с ним одного года…

– Да вот помер, недели две назад. Всем селом похоронили…

– Да как же так?

Я был растерян. Мишке, как и мне, было тридцать два года. На здоровье он никогда не жаловался.

– Мам, а что ж произошло? Отчего умер? Не болел же вроде…

– Ой, там такая история… – махнула рукой мама и, смахнув слезу, села рядом на стул.

Известие о смерти Мишки-председателя заставило меня отложить ложку, я приготовился слушать.

– Нашли его, значит, в погребе, – начала мать. – Причём даже не в погребе, а рядом с ним. Лежал он так, будто убегал от кого-то, – провела мама в воздухе руками. – Вот как будто вылезти из погреба пытался, да так и застыл. Говорят, жуткое зрелище. Сам ногами на лестнице, руки вверх тянет, глаза выпучены… Ой, бррр… Говорю это, а у самой мурашки по коже.

Мама поёжилась.

– Да ладно тебе, придумывают, наверно, люди. Кто его нашёл?

– Нашла его, значит, Зинка. Председатель-то от очередной жены, воде как, ушёл. А Зинка, это соседка его, приходит помогать ему по хозяйству.

– Ну, ясно, наверно понаврала она всё, – махнул рукой я.

– Да все его видели таким, на её крики вся деревня сбежалась…

– И ты пошла?

– Не, врать не буду, я побоялась. Мёртвым председателя не видела…

– А врачи-то что говорят?

– Так и врачи то тоже ничего не поняли. Даже в город его возили. Сказали, ничего не нашли, полностью здоровенький…

– Здоровенький не умрёт.

Я призадумался, Мишку было жалко.

– А ещё все говорят, что не сам Мишка умер, что-то недоброе поселилось у него в доме. Не зря он из погреба бежал. Вроде как приведение…

– Вот сказки-то! Вы тут совсем уже… Придумываете небылицы и сами в них верите.

– Не, ты послушай сынок. Говорят, когда забирали председателя, видели что-то такое… Вот как будто туман какой в погребе. Только синий… Цвета такого яркого…

– Мам, ну какой может быть в погребе туман! Бабы твои по чём зря языками молотят. Понапридумывали всё, а ты и веришь… Наверняка сердце у Мишки прихватило, вот и умер. Сейчас часто так, инфаркт. И всё.

Мать надулась.

Я доел борщ.

– Мам, пойду я пройдусь, зайду к ребятам. Может, шифер у кого найду, да про Мишку ещё чего узнаю. А то ты так и будешь думать, что его призрак убил. Всё это ерунда!

Мать сложила мне пирогов, да дала, на всякий случай, бутылку.

Те, кого я знал, жили неподалёку. Идти пришлось недолго. Подойдя к дому Федьки Крюкова, я услышал, как на него ругается жена. Увидев меня, Федька тут же собрался и пулей вылетел из дома.

– Достала, – сквозь зубы, прохрипел он. – Хорошо, что ты зашёл. Сейчас у Вовки посидим, только за Колькой и Санькой зайдём. Давно приехал?

– Не, к обеду…

Уже через полчаса мы сидели все впятером за столом у Вовки. Мать его сразу ушла к соседке, тёте Любе. На столе, как положено, стояла выпивка и закуска. Вовка уже принёс из сарая и поставил на стол самогон

– Ну, за встречу!..

Зазвенели стаканы. Ещё через полчаса мы уже вели разговоры о жизни, мужики наперебой галдели. Прошло время, я решил заговорить о том, зачем пришёл.

– Сань, слышь, мне бы шиферу листов пять матери на крышу раздобыть, – начал я.

– Да, дружище, не вопрос, найдём…

– Только мне бы к завтрашнему дню надо…

– Ну, так завтра и найдём. Вон Матвей недавно крышу крыл, наверняка, что-то осталось. Ты наливай, дружище, наливай…

Я налил. Снова выпили.

– Оно бы, конечно, лучше к Мишке-председателю. У того всё можно было достать, – продолжал Санька, закусывая картошкой. – Но ты ж не знаешь, дружище, нет его… Царство ему небесное.

– Знаю. Мать сказала… – ответил я, чувствуя, что всё хуже ворочаю языком.

– Да, странноватенькая история-то, – включился в разговор Федька. – Ты бы видел-то, каким его нашли…

– А ты сам видел?

– Так я ж там был, когда его из дома-то выносили. Вот как тебя сейчас видел… Ужас, как вспомню, так вздрогну.

– Да чего ж там страшного?

– А я-то тебе сейчас всё расскажу…

Федька залпом допил содержимое своего стакана и начал:

– Ну это было недельки две, нет три назад… Пятого-то числа. У меня в тот самый день как раз был выходной…

– Да ладно тебе, выходной, болели мы тогда все утром после проводов у Митяя… В армию сына Митяя Лыкова провожали, – пояснил для меня Вовка.

– Вот не надо, – всполошился Федька. – Я был тогда-то в трезвом уме и твёрдой памяти и уже проснулся, когда сосед мой Петруха сказал мне, что председателя убили. Я сразу туда. А там, у дома Мишки-председателя, уже народищу полным-полно. Полиция понаехала, аж три машины. В дом никого не пускают. Но я-то подобрался прямо к крыльцу. Стою, жду, слушаю, что народец-то говорит. Председателя нашла, значит, Зинка… Говорят, еле откачали её-то, такую страсть увидела. Из погребка не смог он вылезти.

– Да как же это так? – удивился я.

– А вот то-то и оно. Мишку-то помнишь? Он был мужик шустрый, но по всем статьям здоровый. Почти не выпивал… А тут, говорят, в погребка застрял… Вот сам скажи, как такое может быть?

Я только пожал плечами.

– Ну а потом полицейские-то тело его понесли. Они-то его прикрыли сверху, но на крылечке, в аккурат, эта их простынка с покойника-то и сползла. Я как увидел Председателя-то, так ахнул.

Федька, не дожидаясь нас, налил себе ещё один стакан.

– Лицо у покойничка всё-то перекошено, глазищи выпучены, а ручки так и остались скрюченными. Видать, как он ими за лесенку погребка-то цеплялся, так вот прямо в миг и окоченел… Фу, не видел кошмарнее физиономии, как будто сам сатана за ним гнался…

Федька перекрестился.

– Ну скажешь тоже… Сатана. Ты меня слушай. Слушай, что сейчас скажу, – включился в разговор Колька. – Точно все говорят, что это синий дым его убил.

– Какой ещё синий дым? – переспросил я.

Теперь Колька, прежде чем начать свой рассказ, залпом осушил свой стакан.

– Вань, ты меня слушай, это же смерть у нас уж не первая.

Колька подпёр рукой голову.

– Помнишь дядьку Лешего… Ну который жил ещё от Мишки-председателя через три дома.

– Помню, – кивнул я.

– Ну, так вот слушай, месяца два назад он ведь тоже на тот свет отправился.

– Как так-то? – удивился я.

– А вот так. Бабка Пелагея его нашла. Зашла к Лешему, а он валяется возле двери…

– А вокруг него что-то вроде синего дыма… Так Пелагея всем потом рассказывала, – это вступил в разговор Санька.

– Ага, только бабка Пелагея почти слепая, почитай вообще ничего не видит, – деловито заметил молчавший до этого Вовка, дожёвывая последнюю картошку.

– Есть такое, дружище, – согласился Санька. – Пелагея-то сама жалилась, что плохо разглядела тогда Лешего, но что-то вокруг него синенькое, говорит, летало… Только когда полиция приехала, ничего уже там не было.

– А при чём же тут смерть председателя? – не мог понять я.

– Так ведь как же… Всё ж похоже, один в один. Во-первых, – Санька загнул палец, – дядька Леший тоже перед смертью от кого-то убегал. Нашли его аккурат возле двери его дома, он как бежал, так прямо на бочок и завалился. Одна нога впереди, другая позади…

– Ага, и жуткая гримаса на лице…

– А во-вторых…, – Санька хотел уже загнуть второй палец.

– Ага, Леший на складе у председателя работал, – перебил его Вовка, – кто его знает, чего они там притащили.

– Слушайте меня, точно вам говорю, бабка Пелагея не брешет, это всё синий дым…

– Ага, брат мой двоюродный, помнишь Серёжку? – продолжал Вовка. – Он в райцентре в полиции служит. Рассказал мне всё. Ничего они тогда не нашли. Улик ноль. Посторонних дома ни у Лешего, ни у председателя не было. Ага, на вскрытие обоих возили, и Лешего, и председателя.

– И что? – оживился я.

– А ничего. Экспертиза показала, что никаких повреждений… Сначала думали, что отравление, так и в крови, и в желудке всё чисто. Вот и думай…

– Да точно вам говорю, Леший с председателем что-то со склада себе притащили. Может газ какой, вот и траванулись…

– Так полиция ж всё у них в домах перерыла…

– Ага, значит, искали плохо, – деловито хрустнув солёным огурцом, сказал Вовка. – Самим надо идти искать. Синий дым просто так ни откуда не возьмётся. Значит, что-то позапрятал председатель в погребе…

– Точно, надо в дом председателя идти! Полиции-то что, они своё дело сделали, а то что тут вся деревня этим дымом будет травиться, им дела нет… а нам тут жить. Вдруг этот синий дым пойдёт-то по деревне, – подхватил Федька.

– Надо идти, надо идти… – загалдели Колька и Санька.

– Ага, сейчас выпьем, и пойдём, – сказал Вовка. – Бабка Пелагея хоть и слепая, а синий дым-то разглядела… Значит, и мы найдём, откуда этот дым идёт.

Через час мы стояли у дома председателя. Была глубокая ночь. Все деревенские в округе спали. Да, хорош, был местный самогон. К этому моменту я уже ничего не соображал. В кромешной тьме я, боясь потеряться в бурьянах, топал вслед за Санькой, и всё равно по дороге наступил случайно на какие-то доски, опрокинул ведро.

Щёлкнув зажигалкой, Вовка уверенно сковырнул пальцем полицейскую пломбу с двери и надел взятый с собою из дома противогаз. Колька и Санька натянули на себя старые, найденные нами в Вовкином сарае респираторы. Мне же досталось мокрое полотенце, которое я кое-как повязал на лицо.

Вошли в дом. Здесь было до жути тихо. Свет решили не включать. Мои глаза никак не могли привыкнуть к темноте.

Вовка и Федька пошли вперёд. Ругаясь и матерясь, шаря руками во мраке, пытались они найти ручку крышки погреба. В моей же голове вертелась только мысль о том, что хорошо бы при случае пробраться в сарай председателя и посмотреть там шифер…

Санька, неожиданно для всех запаниковал. Он принялся отговаривать всех он нашей затеи. Он твердил всё что-то про смерть, про синий дым, и тут дверь погреба скрипнула. Я услышал только пару резких вскриков и всё, наступила тишина.

Нащупав, в темноте стену, держась за неё я стал продвигаться вперёд. Мокрая тряпка на лице мешала дышать. Я прошёл комнату и очутился перед распахнутой крышкой погреба. Чуть было не споткнувшись о неё в темноте, я посмотрел вниз. Там, в погребе было нечто. Это был тот самый синий дым. Переливаясь всеми оттенками от бирюзового до тёмно-синего он клубился, заполняя собою весь погреб.

Дым был будто живой. То поднимаясь, то опускаясь, словно дыша, он принимал причудливые формы. То мне казалось, я вижу в нём какие-то лица, то вдруг он становился совершенно плотным и однородным, то притворялся грозовой тучей с искорками молний, то непроглядным утренним туманом. Я потёр глаза, мне хотелось получше разглядеть его.

Я протянул руку, пытаясь погрузить её в дым, тот встрепенулся и недовольно отпрянул, опустился вниз и затаился.

– Санька, Вовка… – позвал я.

Мне никто не отвечал. Не зная, что делать дальше, я накрыл крышкой погреб и сел рядом, чтобы не дать синему дыму испариться. Я был уверен, что друзья мои уже побежали за подмогой.

Я очнулся от того, что меня кто-то тряс. Солнечный луч скользил по стене. Я лежал на полу незнакомого мне дома. Вокруг полно было полицейских.

– Живой! – кинулась ко мне мать.

– Конечно, живой… Что со мной случится, – еле двигая языком, сказал я.

В голове гудело, у меня было жуткое похмелье. Наконец, вспомнилось всё вчерашнее. Я недоуменно оглядывался по сторонам.

– Где я? – спросил я у помогающего мне встать полицейского.

– Вань, это ж дом председателя… – ответила за него мать. – Нашли вас тут…

– А где Вовка, Санька, Федька?..

– Ваши друзья мертвы, – холодно произнёс кто-то из полиции.

Я посмотрел на пол и обомлел. Санька, Колька, Вовка и Федька лежали на полу со мной рядом. Гримасы их лиц были ужасны, а позы тел таковы, будто все они пытались убежать от кого-то. В центре комнаты покоилась крышка, закрывающая погреб.

– Там синий дым… – попытался объяснить я кому-то из полицейских. – Он там, в погребе.

– Разберёмся, – деловито ответил мне человек в форме. – Пока же вы задержаны, как обвиняемый в проникновении в чужой дом и в убийстве четырёх человек.

Мать всплеснула руками. Её вывели из дома, меня же, повезли в участок.

Уже через час я давал показания в районном отделении полиции.

– Итак, вы говорите, что это Владимир Шилов предложил всем вам отправиться в дом председателя. В котором часу это было?

Я рассказывал следователю обо всём, что мог вспомнить. Голова моя гудела. Мне принесли аспирин. Из разговора полицейских я понял, что как единственный оставшийся из нашей компании в живых, теперь я обвиняюсь в убийстве своих товарищей. Эх, Вовка, Федька, Колька, Санька… Зачем же мы с вами пошли в этот злосчастный дом?

– Послушайте, – пытаясь прийти в себя, вспомнил я, – это же всё синий дым. Я видел его там в погребе…

– Мы обыскали погреб, ничего там нет, – сухо ответил полицейский, записывая что-то за мной. – По дороге в дом председателя вы не заметили ничего странного?

Я покачал головой. Теперь вся наша вчерашняя выходка представлялась мне сплошным пьяным безумием.

– О чём вы говорили по дороге в дом председателя?

– Так о синем дыме и говорили… – вспомнил я. – Санька, Александр Лапин, рассказывал о том, как и в других деревнях, народ погибал от синего дыма…

– И вас это не остановило? – внимательно посмотрел на меня полицейский.

– Послушайте, – устало ответил я, – я был пьян. Отвык я от местного самогона. Я шёл за всеми, не отдавая себе отчёта. Но синий дым в погребе я видел… Он там был.

– А что было, когда вы вошли в дом?

– Ребята пошли вперёд, я не успел за ними, потом они закричали и всё…

Меня отвели в камеру. Через три дня, за неимением улик, меня отпустили.

– Мы провели вскрытие, на телах ваших друзей не обнаружено никаких повреждений, внутренние органы целы, в крови не содержится никаких отравляющих веществ, – сказал мне следователь.

– Я же говорю вам, это синий дым!

Я был уверен, что причиной столь стремительной смерти моих одноклассников был тот самый злосчастный синий дым, который я увидел в погребе.

– Почему же он не подействовал на вас? – задал мне вопрос следователь.

Я только пожал плечами. Действительно, я видел синий дым, но остался цел.

Меня отвезли обратно в деревню. Был вечер. Воздух был свеж и чист. Мать всплеснула руками, увидев меня на пороге дома, а потом ещё долго всхлипывала, пытаясь тайком от меня стереть с лица слезы радости.

Только теперь я начал осознавать, что только чудом остался жив.

– Мам, а синий дым не выдумки, – решил поделиться я с матерью уже вечером.

– Мам, я его видел…

– Кого?

– Синий дым. Он был там, в погребе председателя.

Мать заохала, забранилась на меня.

– Ну, зачем, зачем вы туда пошли?.. – причитала она. – Вся деревня давно уже твердит об этой синей смерти, а вы…

– Мам, выпили мы, не соображали ничего. Мне раньше в синий дым не верилось, а теперь я точно знаю, что он существует. Только не понимаю пока, почему он не подействовал на меня…

– Ну, и Слава Богу, что не подействовал, – замахала руками мать. – Не хватало, чтобы ты тоже отправился за Санькой, Вовкой… Как же это так…

Вспомнив о ребятах, мать стала вытирать слезы с глаз.

– Разобраться бы в этом… – пробормотал я.

Утром следующего дня я отправился домой в город. Надо было возвращаться к работе, к своим делам. События, случившиеся в деревне, всю дорогу тревожили меня. Не верилось, что ребят, моих приятелей уже нет. Кто бы мог подумать, что наш поход окончится столь печально… Почему в живых остался именно я?

Оказавшись дома, я тут же был затянут в привычный круговорот забот. Думать о синем дыме было уже некогда. События, произошедшие со мной в деревне, поблекли и затерялись где-то в памяти.

Скоро вернулись с моря жена и дочь. Дел было невпроворот.

Время шло, пробежало почти половина осени. Опавшие листья покрыли землю и уныло шелестели под ногами. Шли дожди. И тут, позвонила мать. Хлюпая в трубку, она перечисляла тех, кто умер в деревне за последние два месяца. Я не верил своим ушам. По словам матери, вот уже больше трети деревни погибла от синего дыма. В деревне теперь постоянно дежурили полицейские, врачи. Однако, никто до сих пор не знал, чем именно опасен синий дым и отчего при встрече с ним погибают люди. Синий дым лишь изредка щадил детей, больных и стариков. Остальные же гибли, не успевая даже вскрикнуть. Мать рассказывала, что синий дым вышел из погребов. Его клубы видели теперь по всей деревне, на дороге, в огородах. Паника росла. Синий дым обычно разгуливал в темноте, но в последнее время и днём стал встречаться частенько.

На следующий же день, отложив все дела, невзирая на возражения жены, я отправился в деревню. Нужно было уговорить мать уехать оттуда хотя бы на время.

Стояло серое октябрьское утро. Уже на подъезде к деревне чувствовалось, что изменился привычный уклад. Несколько полицейских машин стояло прямо у первых домов, чужие люди суетились рядом. Меня не хотели пропускать, но узнав причину моего приезда, расступились. От полицейских я узнал, что вот уже десятки деревень нашего района находятся во власти синего дыма. Непонятный газ распространяется по неведомым законам и убивает практически всех, кто попадается ему на пути. Никаких признаков отравления, никаких повреждений на телах жертв. Синий дым убивал мгновенно. Как же удивились мои собеседники, когда узнали, что я пережил встречу с синим дымом и остался жив.

Приближался к дому матери я уже в полной уверенности в том, что обладаю неким необъяснимым пока иммунитетом, благодаря которому выжил в тот злосчастный вечер, когда моих деревенских приятелей уничтожил синее зло.

Деревня заметно опустела. Похоже, даже те, кто остался жив, либо уехали, либо боялись показать нос из дома. Где-то, запертые в сараях, протяжно мычали коровы.

Мать я нашёл в доме.

– Вань, да зачем же ты приехал, тут такое… Не дай бог с тобой что случится, сынок, – запричитала она.

– Мам, я за тобой, собирайся.

Мать притихла и опустилась на стул. И тут две детские мордашки осторожно выглянули из проёма двери.

– Это Федькины, – сказала мать, указывая на детей и поднесла к тут же покрасневшим от нахлынувших слез глазам платок. – Натальи его тоже нет, а дети уцелели… Вот живут пока у меня, дожидаются, когда их заберут в детдом.

– Да что же это такое… – пробормотал я.

Детей было жалко. Испуганные, молчаливые, настороженно смотрели они на меня.

– Наталья два дня назад прямо на глазах у них погибла, – сказала мать, уже не в силах сдерживать слез.

Я обнял маму за плечи.

– Мам, поехали со мной. Детей Федькиных у полицейских сейчас пристроим, все равно их у тебя скоро заберут… А ты поживёшь пока с нами.

– Никуда я не поеду, сынок… На кого я хозяйство оставлю, скотину? В соседних дворах людей совсем не осталось. Вон Бурёнка Ильиничны, Рыжая Воронцовых теперь на мне…

– Ну какое хозяйство, мама! Мне тебя спасать надо!

– Да что ты, сынок, Бог с тобой. Ничего со мной не случится. Перед иконками постою и обойдётся всё. А уж если что Бог и попустит, так значит пришло моё время, отправлюсь к отцу твоему, Царство ему небесное…

Мать перекрестилась.

– Мама, ну что ты такое говоришь! – возмутился я.

– Сынок, я уже ведь пожила достаточно. Не мне смерти бояться…

Я махнул рукой.

– Никуда не поеду я, Ванюш, – снова повторила мама. – Вас стеснять, да хозяйство своё бросать – это не дело. И детей в чужие руки сразу отдавать не хорошо… У меня пусть поживут. Ничего с нами не станется. Видела я этот синий дым. Не знаю, чего его все пужаются. Вроде как обычный, только синий…

– Где ты видела его, мам? Когда?

– Да вот там видела, возле забора. Покрутится он, покрутится возле калитки, а дальше не заходит. Идут его клубы дальше по улице…

– Значит, не трогает он нашу семью… – пробормотал я.

– В дом не заходит, значит, ничего со мною не станется. Отсидимся… – продолжала убеждать меня мать. – Поезжай, сынок, домой, в город. Не боюсь я синего дыма, не боюсь…

Я отправился домой. Солнце клонилось к горизонту, холодало. «Как же так?» – включив обогрев салона, думал я. – «Столько людей погибло от загадочного синего дыма, а я жив, и мама жива. И дети Федькины уцелели… Жалко было их».

Через неделю меня вызвали в полицию. Расспрашивали о синем дыме.