
Полная версия
Змей и голубка
Ведьма боролась, и сила ее была присуща женщине вдвое моложе нее – что уж там,мужчине вдвое моложе нее: она пинала, кусала и била меня всюду, куда только могла достать. Но я был слишком тяжел. Я навалился на ведьму всем своим весом и заломил ей руки над головой – достаточно высоко, чтобы вывихнуть старухе плечи. Затем прижал к ее горлу нож.
Она застыла, когда я наклонился к ее уху, вжимая лезвие глубже.
– Да помилует Господь твою душу.
Она расхохоталась, и этот хохот, громкий и хриплый, сотряс все ее тело. Я нахмурился, отстранился – и замер. Женщина подо мной уже не была старухой. Я в ужасе смотрел, как ее дряхлое лицо становится фарфоровым и гладким. Хрупкие волосы загустели и черной копной заструились по плечам.
Она посмотрела на меня и распахнула губы, ближе приникая к моему лицу. Я не мог ни о чем думать, не мог двигаться и даже не знал,хочу ли, – но все же неким образом успел отстраниться прежде, чем ее губы коснулись моих.
Тогда-то я и почувствовал его.
Ее плотный округлый живот вдавился в мое тело.
Господи.
Мой разум опустел. Я отпрыгнул назад – подальше от нее, подальше отэтого существа – и вскочил на ноги. Крики вдали стихли. Тела зашевелились на земле. Затем женщина медленно встала.
Теперь одетая в кроваво-красные одежды, она прижала руку к своему раздувшемуся чреву и улыбнулась.
Ее изумрудные глаза обратились к королевской семье, члены которой сидели на полу кареты, бледные и потрясенные. Они смотрели на нас.
– Мы вернем свои земли, ваши величества, – проговорила ведьма певуче. – Вновь и вновь мы предостерегали вас. Вы не прислушались к нашим словам. Теперь же, уже скоро, мы станцуем на вашем прахе, как плясали вы на пепле наших предков.
Затем она посмотрела мне в глаза. Фарфоровая кожа снова сморщилась, а волосы цвета воронова крыла вновь подернулись сединой. Из прекрасной беременной женщины ведьма снова обратилась в старуху. Она мне подмигнула, и на осунувшемся лице это выглядело жутко.
– Как-нибудь повторим, красавец.
Я лишился дара речи. Никогда прежде я не видел настолько темной магии – настолько беспощадного осквернения человеческого тела. Но ведьмы и не были людьми. Они были гадюками. Демонами во плоти. А я едва не…
Беззубая улыбка ведьмы стала шире, как если бы она прочла мои мысли. Прежде чем я успел шевельнуться – обнажить клинок и отправить ее в ад, где ей было самое место, – ведьма развернулась и исчезла в облаке дыма.
Но перед этим успела послать мне воздушный поцелуй.
Плотный зеленый ковер в кабинете Архиепископа приглушал мои шаги. Окна в этой комнате отсутствовали, а стены были украшены резным деревом. Огонь камина отбрасывал мерцающий свет на бумаги, разложенные на столе. Сам Архиепископ сидел за ним и жестом пригласил меня сесть на деревянный стул напротив.
Я сел. Заставил себя посмотреть ему в глаза. Отбросил жгучий стыд, который разъедал меня изнутри.
Король с семьей сумели сбежать с парада невредимыми, но очень многим это не удалось. Погибли две девушки – одна от руки собственного брата, а другая убила себя сама. Еще десятки казались здоровыми телесно, но в этот самый миг были привязаны ремнями к кроватям двумя этажами выше. Они кричали. Говорили на чужих языках. Не моргая смотрели в потолок пустым взглядом. Священники сделали для этих людей все, что только могли, но я знал – большинство из них в течение двух недель перевезут в больницу для душевнобольных. Тем, кого коснулось колдовство, человеческая медицина очень немногим могла помочь.
Архиепископ смотрел на меня сквозь сложенные домиком пальцы. Холодный взгляд. Поджатые губы. Седина на висках.
– Сегодня ты хорошо справился, Рид.
Я нахмурился и поерзал на месте.
– Простите, господин?
Он мрачно улыбнулся и наклонился вперед.
– Если бы не ты, потерь могло быть куда больше. Король Огюст перед тобой в долгу и поет тебе хвалу. – Архиепископ указал на конверт, лежащий на столе. – Более того, он собирается учинить бал в твою честь.
Стыд у меня в душе вспыхнул жарче. Невероятным усилием воли я заставил себя разжать кулаки. Никаких похвал я не заслужил – ни от короля, ни тем более от своего патриарха. Сегодня я подвел их обоих. Нарушил первое правило братства: «Ворожеи не оставляй в живых».
Я оставил в живых четырех.
Хуже того, я… Я хотел…
Я содрогнулся, не в силах довершить эту мысль.
– Я не могу принять подобный дар, господин.
– И почему же? – Он изогнул темную бровь и снова откинулся назад. Я съежился под его пристальным взглядом. – Ты один не позабыл о главной задаче. Ты один изобличил истинную суть той старухи.
– Жан-Люк…
Архиепископ нетерпеливо отмахнулся.
– Я ценю твою скромность, Рид, но не стоит ею злоупотреблять. Сегодня ты спас много жизней.
– Я… господин, я… – Не способный выдавить больше ни слова, я уставился на свои руки. Они снова сжались в кулаки.
Как и всегда, Архиепископ все понял без объяснений.
– Ах да. – Его голос смягчился. Я поднял взгляд и обнаружил, что он смотрит на меня со странным выражением, прочесть которое я не сумел. – Жан-Люк поведал мне о неприятности, которая приключилась с тобой.
Он говорил мягко, но я слышал разочарование в его словах. И снова стыд захлестнул меня. Я опустил голову.
– Простите, господин. Не знаю, что на меня нашло.
Архиепископ тяжело вздохнул.
– Не тревожься, сын мой. Коварны женские умы – а в особенности ведьминские. Их вероломство не знает границ.
– Простите, господин, но я раньше никогда не видел подобных чар. То существо… было старухой, но потом… изменило свой облик. – Я снова посмотрел на свои кулаки, твердо намереваясь сказать все как есть. – И стало красивой женщиной. – Я глубоко вздохнул и поднял взгляд, сцепив зубы. – Красивой беременной женщиной.
Он скривил губы.
– Матерью.
– Простите?
Архиепископ встал, заложив руки за спину, и стал расхаживать туда-сюда.
– Разве ты позабыл богохульные вероучения ведьм, Рид?
У меня запылали уши. Я резко качнул головой и вспомнил детство, суровых дьяконов, полупустой учебный класс при храме, истлевшую Библию в моих руках.
«Ведьмы не почитают Господа нашего и Спасителя и не признают Священной Троицы – Отца, Сына и Святого Духа. Они воспевают иную троицу, порождение ереси. Триединую богиню».
Даже если бы я не вырос при Церкви, то все равно знал бы об этом – каждый шассер, прежде чем принести присягу, узнает о кощунственных верованиях ведьм.
– Дева, Мать и Старуха, – пробормотал я.
Архиепископ одобрительно кивнул, и я ощутил, как на душе у меня теплеет.
– Воплощение женственности в круге рождения, жизни и смерти… помимо всего прочего. Это, разумеется, святотатство. – Он насмешливо хмыкнул и покачал головой. – Будто Господь может быть женщиной.
Я нахмурился, не глядя ему в глаза.
– Разумеется, господин.
– Ведьмы верят, что их королеву, Госпожу Ведьм, благословила сама богиня. Они верят, что она… то есть оно, это дьявольское отродье, способно принимать обличья троицы по собственной воле. – Архиепископ примолк и поджал губы, посмотрев на меня. – Я полагаю, сегодня тебе довелось встретить саму Госпожу Ведьм.
Я уставился на него.
– Моргану ле Блан?
Он резко кивнул.
– Ее самую.
– Но господин…
– Это и объясняет твой соблазн и неспособность совладать с низменной природой. Госпожа Ведьм невероятно сильна, Рид, в особенности – в этом своем обличье. Ведьмы считают, что Мать воплощает собою плодородие, полноту жизни и… сексуальность. – Лицо Архиепископа исказилось в отвращении, будто последнее слово оставило горечь у него во рту. – Человек слабый на твоем месте поддался бы искушению.
«Но я хотел поддаться». Мое лицо пылало до боли жарко.
Между нами воцарилось молчание. Послышались шаги, и рука Архиепископа опустилась мне на плечо.
– Отринь эти мысли, дабы это дьявольское создание не отравило твой разум и не развратило дух.
Я тяжело сглотнул и заставил себя посмотреть на него.
– Я больше вас не подведу, господин.
– Я знаю. – Ни капли сомнений или неверия. Меня захлестнуло облегчение. – Жизнь, что мы избрали для себя, – жизнь воздержания и самозапретов – таит в себе трудности. – Он сжал мое плечо. – Мы – всего лишь люди. Таков наш бич – с незапамятных времен женщины искушают мужчин. Даже в Эдемском саду, в обители совершенства, Ева соблазнила Адама во грех.
Когда я промолчал, он отпустил мое плечо и вздохнул. Теперь уже устало.
– Поведай об этом нашему Господу, Рид. Исповедуйся, и он простит тебе грехи твои. Если же… спустя время… ты не сумеешь преодолеть эту душевную хворь, возможно, мы найдем тебе жену.
Эти слова тяжелым ударом обрушились на мою гордость и честь. В моей душе вспыхнул гнев. Резкий, ярый и болезненный. С тех пор как король учредил наш священный орден, очень немногие из моих братьев обзавелись женами, и большинство из них с тех пор оставили свои посты и покинули Церковь.
И все же… однажды я думал об этом. Даже жаждал этого. Но не теперь.
– В этом не будет нужды, господин.
Будто прочтя мои мысли, Архиепископ осторожно продолжил:
– Не стану напоминать тебе о прежних твоих проступках, Рид. Ты прекрасно знаешь, что Церковь не может обязать мужчину принять обет безбрачия – даже шассера. Как говорил Петр: «Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Если ты пожелаешь жениться, ни твои братья, ни я не сумеем тебе воспрепятствовать. – Он помолчал, внимательно глядя на меня. – Возможно, юная мадемуазель Трамбле все еще будет согласна на это?
У меня перед глазами вспыхнуло лицо Селии. Утонченное. Прекрасное. Зеленые глаза Селии были полны слез, пропитавших насквозь ткань ее траурного платья.
–Ты не можешь отдать мне свое сердце, Рид. Я не сумею с этим жить.
–Селия, прошу…
–Чудовища, что убили Пип, все еще на свободе. Они должны быть наказаны. Таков твой долг, и я не стану тебе помехой. Пусть твое сердце принадлежит братству. Прошу тебя, прошу, забудь меня.
–Я никогда бы не смог забыть тебя.
–Ты должен.
Я отбросил воспоминание прежде, чем оно поглотило меня с головой.
Нет. Я никогда не женюсь. После смерти сестры Селия дала мне это понять очень ясно.
– «Безбрачным же и вдовам говорю, – договорил я тихо и ровно, – хорошо им оставаться, как я». – Я вновь напряженно уставился на свои кулаки, которые прятал под столом на коленях, мысленно все еще оплакивая будущее и семью, которых у меня никогда не будет. – Прошу вас, господин… Я не стану подвергать угрозе свое будущее в кругу шассеров, связуя себя узами брака. Я ничего не желаю более, чем служить в угоду Господу нашему… И вам.
Затем я бросил на него взгляд, а он мрачно улыбнулся мне.
– Твоя преданность Господу радует меня. А теперь ступай за моей каретой – меня ждут на балу в честь приезда принца. Блажь, на мой взгляд, но Огюст любит побаловать сына…
Архиепископа перебил робкий стук в дверь. Его улыбка померкла, и он кивнул, позволяя мне уйти. Я встал, а Архиепископ обошел свой стол.
– Войдите.
В комнату вошел нескладный новопосвященный юнец. Ансéль, шестнадцати лет, с младенчества сирота, как и я. Я почти не знал его, хотя мы оба выросли при Церкви. Ансель был слишком мал, чтобы водиться со мной или Жаном-Люком.
Он поклонился, прижав правый кулак к сердцу.
– Простите за беспокойство, Ваше Высокопреосвященство. – Ансель достал конверт и сглотнул. – Но у меня для вас письмо. Только что к нашему порогу приходила женщина, она говорит, что сегодня вечером на Западной стороне возле парка Бриндель будет ведьма.
Я застыл. Там жила Селия.
– Женщина? – Архиепископ нахмурился, наклонился и взял письмо. Оттиск печати на нем был в виде розы. Архиепископ достал тонкий нож и вскрыл печать. – Что за женщина?
– Не знаю, Ваше Высокопреосвященство. – Щеки Анселя порозовели. – Она была рыжеволосая и очень… – Он кашлянул и уставился на свои ноги. – Очень красивая.
Архиепископ нахмурился еще больше и открыл конверт.
– Не должно нам прельщаться мирской красотой, Ансель, – сказал он с упреком и обратился к письму. – Ожидаю увидеть тебя завтра на испо… – Архиепископ изумленно распахнул глаза, прочтя написанное.
Я шагнул ближе.
– Господин?
Он не слушал меня и только смотрел на листок. Я сделал еще шаг, и Архиепископ резко вскинул голову и быстро заморгал.
– Я… – Архиепископ потряс головой и закашлялся, снова переведя взгляд на бумагу.
– Господин? – повторил я.
Услышав мой голос, он вдруг кинулся к камину и бросил письмо в огонь.
– Все хорошо! – рявкнул Архиепископ, сцепив руки за спиной. Они дрожали. – Не стоит тревожиться.
Но я встревожился. Я знал Архиепископа лучше всех на свете – и прежде дрожь была ему неведома, ни перед чем. Я посмотрел в камин, где письмо уже обратилось в черный пепел. И вновь мои руки сжались в кулаки. Если ведьма намерена напасть на Селию, как прежде на Филиппу, я ее четвертую. Она будетмолить меня о костре.
Будто ощутив мой взгляд, Архиепископ обернулся ко мне.
– Соберите отряд, капитан Диггори. – Теперь он говорил ровнее. Холоднее. Взгляд Архиепископа снова метнулся к камину, и черты лица его напряглись. – Хоть я и всерьез сомневаюсь в достоверности слов этой женщины, мы должны следовать своим обетам. Обыщите округу и немедля обо всем доложите мне.
Я приложил кулак к груди, поклонился и хотел выйти, но Архиепископ вдруг схватил меня за локоть. Теперь его рука уже не дрожала.
– Если ведьма в самом деле на Западной стороне, приведи ееживой.
Я кивнул и снова поклонился. Решено. Чтобы жить, все конечности ведьме без надобности. Даже голова ей для этого не нужна. Ведьмы способны воскресать до тех самых пор, пока их не сожгут. Наставлений Архиепископа я не нарушу. И если я сумею умалить его неожиданную тревогу, приведя ведьму живой, то я готов привести сразу трех. По одной за него, за Селию и за себя самого.
– Будет сделано.
Кража
ЛуТой ночью мы спешно облачились в свои наряды в Солей-и-Лун. На чердаке театра, в нашем убежище и тихой гавани, было бесконечное множество одежд, способных помочь в маскировке: платья, плащи, парики, туфли и даже исподнее всех размеров, форм и цветов. Сегодня нам с Басом предстояло блуждать под луной под видом парочки влюбленных голубков, разодетых в роскошные наряды знати, а Коко – следовать за нами в качестве сопроводителя.
Я взяла Баса под руку и одарила взглядом, полным обожания.
– Спасибо тебе за помощь.
– Ах, Луи, ты ведь знаешь, как я не люблю это слово. «Помощь» подразумевает, что я оказываю тебе услугу.
Я фыркнула и закатила глаза.
– И впрямь, боже тебя упаси хоть что-нибудь в жизни сделать по доброте душевной и от чистого сердца.
– В моем сердце ничего чистого нет. – Лукаво подмигнув, Бас притянул меня к себе и наклонился ближе – шепнуть что-то на ухо. Он жарко дышал мне в шею. – Только золото.
Ну ясно. Я ткнула его локтем, с виду совершенно невинно, и отстранилась. После того кошмарного парада большую часть дня мы размышляли, как пробраться в дом Трамбле, минуя всю его охрану. В наличии этой охраны мы убедились, прогулявшись мимо его особняка. Родственник Баса жил рядом с Трамбле, поэтому оставалось надеяться, что наше присутствие поблизости ни у кого не вызвало подозрений.
Все было именно так, как описал Бас: лужайка за воротами, которую каждые пять минут обходили стражники. Басс заверил меня: охрана есть и внутри, а помимо них – еще и сторожевые собаки, выученные рвать незваных гостей насмерть. И хотя слуги Трамбле наверняка будут спать, когда мы войдем, они оставались дополнительной загвоздкой, непредсказуемой для нас. Кроме того, предстояло еще найти само хранилище ценностей – на поиски у нас могли уйти дни, а Трамбле, вероятно, вернется всего через несколько часов.
Тяжело сглотнув, я поровнее приладила светлый напомаженный парик и поправила на шее бархотку. Коко почувствовала мою тревогу и ладонью коснулась моей спины.
– Не волнуйся, Лу. Все будет хорошо. Бриндельские деревья не позволят никому учуять колдовство.
Я кивнула и выдавила улыбку.
– Да. Я знаю.
Свернув на улицу, где жил Трамбле, мы замолчали. Хрупкие деревья Бриндельского парка рядом с нами замерцали мягким светом. Сотни лет назад они служили моим предкам священной рощей. Когда же власть в Бельтерре захватила Церковь, власти попытались сжечь деревья дотла – и потерпели в этом сокрушительную неудачу. В отместку роща попросту выросла вновь за несколько дней, и поселенцы были вынуждены строить дома вокруг деревьев. Их волшебство до сих пор пульсировало в земле у меня под ногами – древнее и неизменное.
Мгновение спустя Коко вздохнула и снова коснулась моей спины. Почти что неохотно.
– Но соблюдать осторожность тебе действительно стоит.
Бас тут же обернулся к ней и нахмурился.
– Это в каком еще смысле?
Коко не обратила на него внимания.
– В доме Трамбле тебя ожидает… нечто. Возможно, кольцо, но, может быть, и что-то другое. Мне трудно разглядеть яснее.
– Что? – Я встала как вкопанная и развернулась к ней. – Что это значит?
Она смотрела на меня с болью в глазах.
– Я же сказала – не вижу. Все размыто и неопределенно, но что-то там точно есть. – Коко примолкла и склонила голову набок, будто вглядывалась в меня – или же скорее в нечто, чего не видела я сама. В нечто теплое, влажное, струившееся по венам у меня под кожей. – Этоможет быть нечто враждебное, но вряд ли оно причинит тебе вред. Но в нем определенно чувствуется сила.
– Почему ты не сказала раньше?
– Потому что раньше я не видела этого.
– Коко, мы ведь целый день все планировали…
– Правила устанавливаю не я, Лу! – рявкнула она. – Я вижу лишь то, что показывает твоя кровь.
Несмотря на споры Баса, Коко настояла на том, чтобы уколоть нам пальцы перед уходом. Я не возражала. Коко была Алой дамой и потому, в отличие от меня и других Белых дам, черпала свою магию не из земли. Нет, ее колдовство шло изнутри.
От крови.
Бас нервно взлохматил себе волосы.
– Возможно, стоило взять для дела другую ведьму крови. Бабетта могла бы подойти лучше…
– Черта с два, – прорычала Коко.
– Бабетте доверять нельзя, – добавила я.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Доброе утро, господа (фр.).
2
Душечка (фр.).
3
Здравствуй (фр.).
4
Блядь (фр.).
5
Сучья дочь! (фр.)
6
Невежественная шлюха (фр.).
7
Подруга (фр.).
8
Черт возьми! (фр.)









