Полная версия
Медвежья невеста
Руки – все в браслетах из разноцветных камней и кожаных ремешков. Я бы даже не смогла сосчитать, сколько висело на каждой – по три или пять?
На шее у нее были белые, вроде бы жемчужные, бусы.
…А полные красные губы блестели так ярко, будто только что напились крови.
«Брр!» – мысленно окрестилась я, – «Привидится же такое! И ничего она не напилась!».
Я послала продавщице милую улыбку и представилась:
– Меня зовут Дарина, я приехала к вам на лето погостить.
– К кому? – серьезно спросили меня.
– В пятьдесят седьмой дом. К тете Свете, – легко ответила я.
И никак не ожидала, что мой ответ вызовет неудовольствие.
– Опять Светка шалит, – вздохнула продавщица и встряхнула телесами, – Совсем совесть потеряла. Таких худосочных посылает. Жуть!
Учитывая красные, словно бы налившиеся кровью губы, я вздрогнула. И посыл не поняла.
– Чем вам не угодила тетя Света? – воинственно спросила я, – Она хорошая женщина, и мамина подруга. Не наговаривайте!
Потом я подумала и добавила:
– Никто меня не присылал. Я сама приехала!
– Ну-ну! – скептически цокнула языком женщина, – Наши парни любят посбитнее, да посочнее, чтобы всё кругленькое было, да мягонькое. В прошлый год девица тоже ни с чем уехала, даром что рыжая. Наши рыженьких особенно любят, сразу женятся.
Я стояла и ловила ртом воздух. Это надо же!.. Наглость продавщицы не знала границ. Я возмущенно пыхтела, пока она мне все это говорила и только дивилась местной недалекости. То есть она думает, что я приехала на лето не отдыхать, а шашни крутить, заводить «курортные» романы и пытаться выскочить замуж!
– Я замуж не собираюсь! – резко ответила я, – Спасибо, кушали. Наелись!.. Вы меня обслуживать будете или здесь местный круг любителей поболтать? Мне две пачки макарон, батон колбасы вареной, кусок сыра Российского и два пакетика молока.
– А молока зачем? – вскинулась продавщица.
– Котиков буду приманивать. Вдруг мыши или крысы, – любезно объяснила я.
Не признаваться же любительнице сплетен, что сама люблю на ночь попить молочка с печеньем. Правда, выбор печенья здесь тоже был невелик. Два вида, и оба с топленым молоком.
– Еще кочан капусты, батон хлеба и плавленные сырки, – я деловито тыкала пальчиком, мысленно вытирая со лба пот.
Продавщица, наконец-то, занялась своим прямым делом и не возвращалась к сомнительным разговорам. Я даже заметила бейджик с именем Галина на полке. Вешать на себя такую безвкусицу, женщина видимо посчитала ненужным.
… Закупилась я знатно, взяла всё по максимому, на половину имеющейся налички, чтобы лишний раз в магазин не ходить.
На улицу вывалилась с двумя пакетами в руках и полностью забитым рюкзаком. И чуть не сбила с ног высокую девушку с сумочкой через плечо. Она остолбенело оглядывала меня, вывеску «Магазин», а когда я, кряхтя и охая, спустилась со ступенек, набралась смелости и спросила:
– Извините, а «Четверочка» здесь есть? Или «Микси»?
– Нет. А вы не местная?
– Только сегодня приехала. Меня зовут Алина.
Я прислонила пакеты к стенке и критично оглядела новенькую. Так-с, метр сто восемьдесят, килограмм шестьдесят пять, может быть, и весит. Симпатичная шатенка.
Продавщице не понравится.
– Дарина. Я тоже сегодня приехала. Магазинов других тут нет. Парней местных остерегайся.
– А что с ними? – распахнула глаза девица.
– Говорят, чисто звери! – хмыкнула я и подхватила пакеты, – Ладно. Пойду я. Жара, боюсь, продукты испортятся.
– До свидания! – покладисто ответила девушка и легко взлетела по ступенькам, – Надеюсь, еще увидимся!
Я промолчала. Заводить новые знакомства мне не хотелось. Общаться «ни о чем» – тоже. Девушка внушала тревогу своим дружелюбием и открытостью – с такой свяжешься и забудешь, что такое слово «тишина».
А мне очень хотелось побыть в одиночестве. Немножко пострадать, поесть сладостей, поглядеть в лунную звездную ночь. Почитать книжки, порисовать скетчи. В общем, пережить развод.
Тащилась я по деревне, как бурлаки по Волге. Только что ни вздыхала и не причитала. Солнце поднялось в зенит, и я с ужасом поняла, что здесь, в сибирской глубинке, адская жара.
– С ума сойти! – выдохнула я, когда добралась до своего крылечка, – Думала, не дойду.
Открыла замок, затащила сумки на терраску. Смахнула обувь, вытерла пот со лба, отдышалась. Подхватила опять сумки и потащила к холодильнику. Пока шла, краем глаза выхватила, что в кухне царит беспорядок. Сковородки валяются на полу, кастрюля стоит на подоконнике. Поварешки, ложки валяются у печки, словно их специально разложили для странного натюрморта.
Да что здесь такое произошло? Обыск, что ли?!
Я быстро выгрузила продукты в холодильник, плотно закрыла дверцу и заглянула в комнату.
Мда, здесь тоже кто-то рылся, на этот раз – в моих вещах. Кофты были вытащены из чемодана. Содержимое косметички валялось по полу. Гигиенические предметы закинуты на кровать, а книги… мои книги чуть не разорвали! Они валялись в таком виде, что я взбесилась моментально.
И мне даже гадать не надо было, кто в этом беспорядке виноват.
Медведев, гад такой! Говорил, что ноги его не будет в моем доме, а сам дождался, пока я уйду и рылся в моих вещах!
У-у, он у меня получит! Вот прямо сейчас пойду и проясню этот момент раз и навсегда!
Оглядевшись в поисках чего-нибудь подходящего, остановилась на поварёшке. Схватила ее, грозно взвесила в руке. Нормально. Пусть и не весть какое оружие, но на первый раз сойдет.
Правда, ругаться лучше в удобной одежде. А пока я шла по жаркой улице, успела изрядно вспотеть.
Быстро накинула на себя цветастый халат, в котором еще год назад отдыхала в Турции, схватила поварешку и бодро ринулась к соседской калитке.
В этот раз он меня своими глазищами не испугает. Надумал чего, над бедной девушкой измываться.
Ну, Медведев, ну, мерзкий гад! В этот раз ему точно попадет.
Калитка соседа вновь была приоткрыта.
Ждет меня. Определенно, это у него такие дурацкие игры. Дикарь! Не знает, что есть такая вещь, как воспитанность. Так что с него взять?
Ступая по тропинке, я вспомнила слова продавщицы о невестах и разозлилась еще больше. Это надо ж, невесты к ним приезжают, ты только посмотри! Короли какие выискались!
В темно-коричневую, довольно крепкую деревянную дверь, я постучала кулаком. Поварешку зажала в левой руке, готовая к нападению.
– Кто там? – лениво спросил голос.
Вроде бы мужчины, но какой-то измененный. Мерзкий такой, высокий и с подковыркой.
Еще шутить вздумал?!
– Я! – грозно ответила.
– «Я» бывают разные, – всё-таки решил пошутить надо мной Медведев.
И зря! От этого я взъерепилась, не по-детски, и не выдержала, ударила ногой по двери.
– Открывай по-хорошему! Или я за себя не ручаюсь!
Никто не ответил. Тогда я рассвирепела еще больше и принялась дубасить по двери и поварешкой, и ногой, и свободным кулаком. Грохот поднялся знатный.
– Открывай, гад! Я тебе все патлы выдерну! – натурально орала я, потеряв над собой контроль.
Так он меня выбесил этой своей подлостью, этой тихушностью, мол даже дверь боится открывать и смотреть мне в глаза, что я даже не услышала шагов позади себя.
И только когда крепкие руки схватили за талию и понесли куда-то назад спиной, я истошно заорала:
– Па-ма-ги-те! А-а!
Чувство меня накрыло страшное: будто какая-то сила, неведомая и неясная, волокла меня в Преисподнюю.
– А-а-а! – кричала я.
– Замолчи! Тихо! Заткнись!– орал кто-то мне в ухо.
Я не могла замолчать. Мне было страшно. Меня тащило неведомое чудище несколько метров волоком, носками кед я плыла по воздуху, как в каком-то фантастическом кино.
И всё это время меня держали пленником тяжелые и крепкие чужие руки.
Руки!
Эта мысль подействовала отрезвляюще. Меня держит человек, а не чудовище.
И значит, я могу договориться с ним.
– Отпусти! – жалко мяукнула я и попыталась вырваться из захвата, – Отпусти, кому говорю?
Вспомнила, что держу в руке поварешку, оружие всё-таки, и размахнулась, со всей силы ударила куда-то влево, наугад.
– Черт! –державший меня не успел уклониться. Я чувствовала, как заехала по чему-то твердому, – Ненормальная!
– Сам такой.
Меня отпустили. Я шлепнулась на землю, как куль с мешком, и отползла. Поднялась на четвереньки, всё еще держа поварешку в руках.
– Ты кто такой? – настороженно уставилась на парня лет двадцати семи.
Высокого, кудрявого шатена. В темно-синих джинсах и красной майке.
– Мирон, – парень потирал лоб, – Ты чего дерешься?
Я почувствовала укол совести. Совсем легкий, поэтому тут же сама принялась нападать:
– А ты чего хватаешь? Чуть до инфаркта меня не довел!
– Да я к Тимофею пришел по делу, – смущенно ответил тот и спрятал глаза, – А тут ты ему дверь ломаешь. Нехорошо…
– Нехорошо по моим вещам лазить! – недовольно сощурилась я, – С Тимофеем дружишь, значит?
– Угу, – парень обошел меня по кругу, – Только его, видать, дома нет. Вышел бы.
– Он бы у меня быстро вышел! – снова помахала я поварешкой. Увидела, как парень вздрогнул и испытала легкое чувство злорадства, – Да только боится он меня!
– Тим никого не боится, – возразил парень, – Он не такой.
– Да-а?! – я встала, отряхнула сарафан и снова бросилась к двери, – А давай посмотрим. Тимоф-фей! Открывай!
И постучала громко кулаком по двери. Так, чтобы не было сомнений, что меня слышат.
Никто не отозвался. Противный голос, который спрашивал меня, теперь не отвечал.
– Да что он себе позволяет? – снова взорвалась я и принялась бить ногой по двери, – Открывай, Медведев! Срочно! Открывай, я кому сказала?!!
– Постой! – Мирон снова подхватил меня и оттащил от двери, – Ты весь дом перепугаешь. Нет его дома. Ушел. Иначе вышел бы…
– Ну как же нет, если он разговаривал со мной пару минут назад?! – я уставилась в лицо парня и увидела тень, скользнувшую и тут же исчезнувшую, по его лицу, – А…он не один живет? Что-то я не подумала… Кто там, мать или сестра?
– Нет, – парень покачал головой, – Там никого нет.
– О, может, жена его?
– Он не женат. Да что ты пристала-то к нему? – теперь уже Мирон сверкал голубыми глазами, – Что случилось?
Не могло же мне послышаться? Или могло?
Жара стоит ужасающая, градусов тридцать. А я сумки тащила по самому солнцепеку, устала. Могло послышаться и почудиться всякое.
Чувствуя, что напряжение падает, и я потихоньку оттаиваю, буркнула:
– Да много, что случилось! Колодец забит, воды нет, хоть помирай от жажды! Вещи разбросаны, шоколадки пропадают! Ой, шоколад! –с досады я чуть не взвыла, – Забыла купить молочную шоколадку! Конфет взяла, но они с начинками. А шоколадку простую купить забыла…
Даже ногой топнула с негодования.
А парень тем временем улыбнулся и потер лоб:
– Если драться не будешь, посмотрю, что там с колодцем. А с другим помочь не могу – бабское дело. Сама купишь.
– Что ты говоришь, бабское? – я грозно помахала своим оружием, но увидев, как парень опасливо отодвинулся, рассмеялась, – Да ладно. Пошутила я. Любой помощи буду рада! И чаем угощу с печеньем и конфетами. С этим колодцем, я вообще не знаю, что делать. Воды дома ни капли нет!
– Пошли, – парень первым направился к калитке, – Где ты живешь? Я не специалист по колодцам, но бате помогал много раз, чистил…
– В пятьдесят седьмом. Это который за забором! – легко ответила я, – Соседняя калитка.
– Правда, что ли? – резко остановился парень, а я, не ожидая внезапной остановки, больно налетела на его спину, – В ведьмином дому?
Глава 5
– Почему в ведьмином? – вид у парня был серьезный, – Это шутка такая? Ты решил меня напугать?
– Нет. Все знают, – буркнул Мирон и торопливо вышел на улицу.
– Эй, подожди! – мне показалось, что он сейчас испугается и уйдет. Единственный человек, который может помочь мне с колодцем! Нет, так просто я не сдамся, – Мирон, стой! Мне очень нужна твоя помощь!
Парень остановился у лавочки. Искоса поглядел:
– А ты не ведьма?
– Нет, что ты. Я в такое даже не верю!
Спрятав поварешку за спину, лучезарно улыбнулась. Придется поуговаривать, да надавить на жалость. Парень он с виду приличный, вежливый. Не то, что Медведев.
– Миронушка, ну не бросай девушку в беде, – мягко попеняла ему я, – Как тебе не стыдно? Я же ни за что не сдвину эту крышку. Она сто пудов весит. И умру от жажды. А смерть моя будет на твоей совести!
– Ну да… на моей! – парень глядел все еще недоверчиво, но глаза заблестели – поверил, что шучу и расслабился, – Ты одна приехала? Без родственников?
– Одна. В отпуск. Порисовать хотела на природе и отдохнуть.
– Художница, что ли? – в голосе Мирона послышалась теплота, – А рисуешь красиво? Я живопись люблю. Сам когда-то рисовал в школе.
Вот и общее хобби нашлось! Мысленно я потерла ладошки: всё, теперь он точно мой.
– Пойдем, покажу, – чувствуя себя самым коварным искусителем, я подошла к своей калитке и приоткрыла ее, – Даю честное слово, что лягушек не варю, корней мандрагоры не выращиваю, а в черепе настойку не держу. Я самый обычный человек, слабый и беззащитный.
Парень несмело улыбнулся.
– А слабым нужно помогать?
– Так точно! – рассмеялась я, и стена между нами треснула.
Мирон мне действительно сильно помог: сдвинул тяжеленую крышку, показал, как работает механизм – оказывается, он был не просто замысловатым, а механическим. Нашел масло в сарае и смазал мне этот механизм, чтобы крышка отходила плавно и без лишних усилий. Помог наколоть дрова, чтобы я смогла затопить печку и вскипятить воды в котелке.
– Электричество есть, а чайника – нет! – возмущалась я, наворачивая круги по кухне, пока Мирон раздувал огонь, – Только беспорядок есть.
Я чувствовала себя очень неудобно, прибираясь при госте. Пока Мирон колол дрова, найденные в одном из сараев, я быстренько собрала с пола кухни утварь и поставила на место. А вот со своим гардеробом управиться не успела – нижнее белье лишь спрятала, да носки с люстры сняла.
Причем, я помнила, что раньше на ней ничего не висело. А теперь – вот они, розовые носки в сердечки радуют глаз наравне с пластиковыми висюльками.
– Так ты сегодня приехала? – переспросил парень и отвел глаза, – Не буду мешать тебе распаковывать вещи. Огонь разводить умеешь?
– Чисто теоретически, – призналась я.
Мирон покачал головой, пробормотав что-то про городских, и вот теперь я познавала эту науку на практике.
– Не забывай про мелкие щепки, их лучше кидать сразу на газету, – давал указания Мирон, – И дуй. Вот так…
Скептически я посмотрела на небезопасный способ и кивнула. Ладно. Буду знать, что можно дуть. Однако пластиковый веер никто не отменял. Я видела такой у знакомых на даче. Надо будет спросить в магазине. Махать веером все-таки приятнее, чем совать лицо в огонь.
– А Тимофей он ведь странный, да? – завела я разговор за чаем.
Ждали мы, пока закипит вода в котелке, долго. Я еще крышку от него не сразу нашла. А потом, уже в самом конце, когда вода почти вскипела, и я перебирала посуду в тумбочке, увидела в самом углу нижней полки пыльный, но зато чугунный чайник.
Поставила его в раковину и вымыла под одобрительным взглядом Мирона.
– А хозяюшка ты ничего так, – ответил он мне, с удовольствием откусывая третью конфету, – Со вкусом одеваешься. На лицо симпатична и фигурка ничего… Замуж хочешь?
Я даже сбилась с шага и чуть не приложилась бедром об угол стола.
– Ты чего?
– Да просто… – парень взял печенье и покрутил, разглядывая нарисованную коровку, – Сегодня двадцать первое июня. Вот я и подумал, вдруг ты замуж хочешь?
Связи я между этими двумя понятиями не увидела. Какие-то местные суеверия?
– Не хочу! – ответила воинственно, – И раз уж ты завел эту тему, то передай сразу всем на деревне: я приехала сюда от-ды-хать! Дышать свежим воздухом и рисовать скетчи. Картины, если по-простому. Меня мужчины не интересуют!
– О! – парень вдруг вытаращился на меня и побагровел, – То есть ты из этой… богемы, что ли?
Запоздало я догадалась, как он трактовал мои слова.
– Нет. Не из богемы, я в разводе, – пояснила с нажимом.
А сама с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Вот же…придумал!
– О! – снова удивился парень и даже печенье уронил на стол, – То есть ты уже была замужем?
– Была.
– Но обычно они присылают незамужних девушек… – пробормотал он себе под нос и встал, – Ну, я пойду? Спасибо за чай. Если понадобится что – обращайся. Дом тридцать шестой. Всегда помогу.
– Куда же ты? – побег паренька, видимо, рассчитывавшего посвататься к первой встречной, был шит белыми нитками.
Обиделся, что ли? Мысль о том, что он всерьез прощупывал почву и спрашивал меня про женитьбу, я отметала как неразумную.
– А как же рисунки? Ты ведь хотел посмотреть, как я рисую.
– А, ну да! – отмер он и послушно остановился, – Давай посмотрю. Я в школе тоже рисовал, на кружок ходил.
Сдерживая улыбку, полезла в чемодан. Достала альбом, усадила парня в бордовое кресло и всунула ему его в руки.
– Вот эти два наброска я сделала в поезде. Пейзаж за окном и сонный пассажир. Как тебе? Карандашом, конечно, не так передается атмосфера…
– Красиво! – уважительно отозвался Мирони перелистнул странички, – Больше ничего нет?
– Остальное я планирую нарисовать на пленэре.
– Где? – не понял парень.
– В лесу. Отведешь меня?
– Там у нас такого нет, – отрицательно кивнул он, – Там лес и всё. Деревья, ягоды, грибы… Пленёра нет.
– Пленэр – это рисование на свежем воздухе, с натуры. Естественное освещение, естественные условия – вот это вот всё… Неужели не слышал? Вам на кружке не рассказывали? Это когда художник выбирается со скетчбуком или мольбертом на природу…
– Нет, мы только гуашью рисовали, – перебил меня Мирон и опять уткнулся в мой рисунок. Особенно ему понравился вид из окна – горы вдалеке, сосны и кусты на переднем плане, – А с тобой можно на твой пленэр?
– Конечно! – воодушевилась я. Как здорово, что Мирон интересуется искусством!
Во-первых, по чужим лесам лучше ходить с человеком, который там все знает. У маминой сестры на даче я, к примеру, ориентируюсь. А в этих лесах здесь – нет.
А во-вторых, надо же наладить контакт хоть с кем-то в поселке. Вдруг опять колодец преподнесёт сюрприз. Или печка, не дай бог, что-нибудь «выкинет». Я же не умею пользоваться этими устаревшими предметами. Запросто могу что-то сломать или испортить. Вот и будет у меня в наличии хоть один мужчина, кто сможет мне помочь, наладить и починить.
Поэтому я искренне ответила:
– Буду рада, если ты покажешь красивые места. Полянки, возвышенности, опушки, которые можно зарисовать. Живность, опять же, меня очень интересует. В Сибири я впервые…
– К-какая живность? – парень даже икнул и изменился в лице, – У нас самая обыкновенная живность. Березки, птички, кабаны… Ничего особенного!
– Березки – это не живность! – засмеялась я и шлепнула его по плечу, – Ты чего испугался? Я не буду охотиться на зверей. Просто было бы здорово зарисовать белочку или лисичку. В настоящем лесу, в движении… Разумеется, я понимаю, что лучше сначала сделать фото на телефон, а потом перерисовать. Но ведь и увидеть это нужно самой. Все эти краски, движения, перекаты мышц… Всегда мечтала рисовать с натуры!
– Лисы передают бешенство! – строго ответил Мирон и отложил альбом на журнальный столик, – Мне пора. Мать просила по хозяйству подсобить. Ты когда в лес собираешься?
– Завтра с утра, – я подпрыгнула вслед за гостем.
Правильно. Чего ходить вокруг да около. Надо сразу договориться!
– Часов в шесть? – уточнил Мирон, – Или пораньше?
– Эм… – я почувствовала себя соней, – Часов в девять я обычно встаю в отпуске… Но ради леса готова встать и в восемь.
– Хорошо. Тогда к девяти я подойду к твоей калитке, – сказал он и направился к выходу, – Возьми пшикалку от клещей, их много, энцефалит переносят… И сапоги повыше возьми. Вдруг змею встретим.
– Угу! – кисло отозвалась в ответ, вспоминая, что ни того, ни другого у меня нет.
Хотела взять аэрозоль от комаров и прочей живности, и забыла. А про сапоги… Я их сознательно оставила дома, понадеялась на хозяйские. Наверняка у тети Светы они были!
Надо залезть в сарай и устроить ревизию.
– Прощай! – помахал мне на крылечке Мирон и дождавшись кивка, легкой походкой направился к калитке.
«Хороший парень, – подумала я, глядя ему вслед, – Хозяйственный, дружелюбный. Спокойный… Не то, что сосед. И на лицо симпатичный… Вот только заводить отношения не хочу. Болит. Еще очень болит после предательства Сашки… Лучше уж одной. Как там было?»…
Я закрыла за ним дверь, вернулась на кухню и подлила себе кипятка из котелка.
– Хочу печенье ем, хочу конфеты жую, или шоколад. И мне хорошо! И никто не нужен… Да! – громко сказала себе я и отпила из кружки.
Щербатой такой. Старой и фарфоровой. Залюбовалась на милую пастушку, пасущуюся на лугу, и даже не поверила своим ушам, когда услышала:
– Да!
Обернулась посмотреть, кто ж это со мной говорит. А вокруг – никого. Сердце пропустило удар, но я смело приказала себе не дрейфить. Наверняка, кто-то пошутил и спрятался!
Я выглянула в окно, и даже форточку открыла.
Никого.
Опять послышалось? Что-то пугают меня повторные галлюцинации в один день.
– Кто сказал «Да»? – громко спросила.
Но никто не ответил.
– Спишем на перегруз после тяжелого дня, – решила я и поднялась со стула, – Что ж, пора готовить ужин и разбирать сарай. Поищу сапоги, дождевик… Вдруг еще что-нибудь полезное найдется…
Вот в сарае всё и началось.
Сначала пришлось вытащить во двор мешки с одеждой. Их было так много, что можно было одеть весь поселок. И занимали они пол сарая. Вилы, лопаты и несколько секаторов аккуратно висели на крючках на стенах. Комод с какими-то гвоздями, отвертками и мужскими штучками, я разглядывать не стала, закрыла сразу же. Понятно, что инструменты в загородном доме должны быть. Наверное, в этом комоде и нашел масло для смазки Мирон.
Пыли здесь было немеряно! Она покрывала толстым слоем ржавый велосипед, люльку от мотоцикла и старый письменный стол.
Несколько табуреток, крепких с виду, я вытащила к крыльцу. Пусть проветрятся, возьму в дом. Пригодятся.
Потом снова вернулась к одежде. Поцыкала, повздыхала и засунула обратно в мешки.
Почему все это хранилось и для чего – мне было непонятно. Даже если списать на сентиментальность, выходило слишком странно. К чему хранить устаревшие вещи, которые сейчас никто не носит? Мужские рубашки с вышивкой, сарафаны, длинные и в пол. Были среди них относительно современные в мелкий цветочек какие носили в семидесятые. А были и такие, что я всерьез задумалась, не пела ли тетя Света в молодости в каком-нибудь русском народном хоре. Рассказывала она о таком? Вроде нет.
Вот для выступлений наряды весьма подходили – ярких цветов, с вышивкой и жемчужинками. Платки цветастые, темные и красные, с мелкими и крупными цветами.
Даже кокошников обнаружилось два.
В двух стоявших в углу мешках я, наконец, обнаружила обувь. Она тоже была женской и мужской. Лапти, сандалии, кожаные сапоги. Красные.
Я повертела их в руках и подумала, может, в поселке Радуга когда-то проходили съемки? Вот и остался реквизит. Выкинуть – жалко, все таки денег стоит и качество хорошее, а носить негде?
Да, это объяснение выглядело самым разумным.
А что, раньше часто киношники выезжали в поля и деревни, чтобы снимать крестьянскую жизнь «с натуры».
– И всё-таки, почему нет резиновых сапог? – я устало обвела взглядом сарай, – Целый вечер зазря провозилась, – и облокотилась о комод с инструментами, – Макароны варить не буду, сил нет. Сделаю бутерброд с чаем.
– И мне! – вдруг сказал кто-то.
Боже, как я испугалась! Чуть богу душу не отдала! Дернулась так, что ударилась копчиком о деревяшку. До звездочек в глазах.
Кричать не стала. Не смогла. В горле образовался ком, и я замерла в испуге. Уставилась в дальний угол сарая, из которого доносился голос, и осипшим голосом спросила:
– Кто… здесь?
– Я! – хихикнул кто-то.
Меня прошиб пот. Значит, хулиган, который лазит по моим вещам – здесь?
Но…где? Если только за пальто спрятался, что висят на крючках в углу.
А я даже не успела разобрать толком тот угол! Ну висит что-то типа шинели, или зимнего пальто. Еще фартуки, какие строители раньше носили, и еще какие-то тряпки. Сапог под ними видно не было, ну я и не трогала ту одежду.
А теперь, выходило, что зря?!
– Кто это «я»? – медленно пятясь задом к выходу, я нервно осматривала сарай, ожидая нападения, – Кто «здесь»? А ну, выходи!
– А ну выходи, – перекликнулся со мной голос, только уже с улицы, позади меня, – Выходи!