bannerbannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 6

Ирис пыталась успокоить себя: «Такое со мной уже бывало: появление острого ощущения любви, когда тело и все вокруг перестает существовать, а есть только это гибкое и нематериальное тело. Оно – это и есть я. Для моего тонкого тела есть постоянная константа его существования – острое состояние любви. Когда физическое тело сверхостро чувствует касание, запахи, дыхание – это трепет души, существующий как состояние «Я». Но ход ее мыслей прервался, и метатело взмыло вверх.


– Что же такое иллюзия? – вибрацией прозвучал вопрос Дана.

– Это то, чего не существует на самом деле, нечто искусственное что ли.

– Но ведь ты сама говорила, что для людей мы как бы и не существуем. Однако мы существуем независимо от их воли.

– Неважно, верят они в наше существование или нет. – ответила Эа. – Мы были, есть и будем, когда уже не будет этих людей, а будут другие. А иллюзия – это вот что. Видишь светящуюся сферу чуть ниже нас? Она будет существовать до тех пор, пока солнечный свет будет отражаться от поверхности озера. Солнечный зайчик есть иллюзия, созданная игрой солнечных лучей, гладью озера и облаками.

– А если исчезнет само солнце, что будет тогда? Ведь игра света и тени, по-твоему, рождает иллюзию, а солнце и есть источник света.

От удивления Эа опустилась поближе к земле. Такого вопроса она совсем не ожидала от Дана.

– Кто я, скажи мне? Помоги понять, кто мы, – снова прозвучал вопрос-просьба.

– Мы – тени, мы – след людей, который они оставили когда-то. Теперь мы стали их тенью, и им кажется, что мы следуем за ними. Нет, мы, тени прошлого, ведем их в жизни по тем тропам судеб, которые еще не пройдены.

– Так значит, я всего лишь след, отпечаток того, что пережил он до момента смерти?

– Вовсе нет. Ты – тень всего, что было и до него, и отпечаток всего, что будет. У будущего, Дан, всегда черты прошлого. Мы – тени, плененные телом. Да, действительно, это плен для нас. В теле невозможно воспринимать все так, как есть: все во всем. Тело несовершенно.

– В теле мир мне казался иным…

– Изменился ты, и изменилось твое восприятие окружающего мира. Осваивайся пока и, главное, не пытайся вернуться в тот мир, это уже невозможно. Все, что тебя окружает, излучает волны. И ты это чувствуешь. Попробуй ощутить меня. Вот видишь, ты обо мне знаешь почти все, все, что в пределах твоих вибраций.

Они только слегка коснулись друг друга.

– А теперь попробуй меня найти.

Она размножилась, оставив в мгновение ока несколько отпечатков себя. Дан безошибочно ее нашел. Его метатело работало мимикой по привычке, когда он пытался что-то сказать.

– Не делай напрасных усилий. Экономь силу, она еще тебе понадобится. Просто провибрируй, и я приму сигнал.

Неуверенно прозвучало:

– Почему я здесь?

– Главное – не отчаяться. Ты лишь потерял возможность видеть, слышать. Твоему нынешнему телу известны ощущения, которые помогут тебе здесь. Вспомни свои ощущения, когда ты плавал в море на глубине. Тогда ты тоже не мог слышать и видеть, но всем своим телом ощущал присутствие рядом кого-то или чего-то. Тебя это пугало, и было желание скорее вынырнуть, не правда ли? Так вот, твое нынешнее положение похоже на постоянное пребывание под водой. Разница лишь в том, что ты, ощущая, уже знаешь, кто это или что это, и способен таким образом по исходным вибрациям своего метатела ориентироваться в пространстве, чувствовать подобное себе и знать о нем все. В тебе сейчас – начало и конец. Ты был, есть и будешь. Я знаю, нелегок груз боли и отчаяния, с которыми ты оказался здесь. Но скоро ты освободишься от них и войдешь в свой мир.

– А что меня освободит от них?

– Ты сам освободишься, а я тебе в этом помогу. Прежде, чем покинуть это место, ты должен понять, почему именно так ты прожил свою короткую земную жизнь, и тогда боль, обида покинут тебя навсегда, и ты вновь станешь чьим-то будущим. А пока ты – прошлое юноши, отравленного ядом мрака, ядом лжи, который накопило человечество за время своего существования. Этот яд состоит из отчужденной психической информации, которая не способна возрождать, или, иначе говоря, из информации нежизни. Она – несовершенство, которое губительно для человеческих душ.

Все имеет свой цвет, свой звук, свою вибрацию. Ложь – это какофония звуков и цветов. Она – грязь, рожденная смешением красок. Это бесформенная, ядовитая масса, порожденная человеческими мыслями, поглощающает все, что не имеет истинного назначения, будь то идея, чувство или ощущение. Имя этой массе – иллюзия. Она создается человеком для самообмана и обмана других людей. За ней прячутся все его страхи. Желание ударить первым возникает из страха. И тогда слабости выдаются за храбрость, чувство соперничества объявляется любовью.

– Но ведь люди лгут и не знают, что лгут! Разве они виноваты?

Эа промолчала.

– Скажи, какая моя лебединая песня… это предсмертная песня?

– Для каждой мерности она своя, – уклончиво ответила Эа. – Видишь ли, смерти как таковой нет.

При этих словах метатело тело Дана встрепенулось.

– Есть мера присутствия в той или иной мерности, – продолжала Эа. – Но в любом случае мы с тобой – сути многомерные, ты ведь продолжаешь быть и, больше того, ты присутствуешь сейчас здесь и там, где помнят о тебе.

– Почему я не могу сдвинуться с места? Я такой тяжелый, а ты так легко перемещаешься из одного прохода в другой.

– Просто ты несвоевременно переместился сюда в большей мере. Вернее, там ты сейчас присутствуешь в меньшей мере, а здесь в большей. И те, кто не знают об этом, думают, что тебя уже нет с ними, и страдают. Страдают в чувствах, в мыслях и тем самым приковали тебя к этому месту. Здесь ты пробудешь до тех пор, пока не свернешься в кокон.

– А что будет потом?

– Потом будет иначе. Пока же я буду рядом с тобой, не постоянно, но буду…

Почти с каждой фразой она меняла свое положение с быстротой молнии. Ее контур не успевал еще растаять в одном коридоре, а она уже появлялась в другом. Но при этом оставалась в его «поле зрения» постоянно, хотя и была за спиной у него, и слева, и справа. Это удивило его.

– Почему я вижу везде, даже со спины.

– Ну наконец-то! – воскликнула Эа. – Заметил! Это и есть особенность твоего нового состояния. Ты в четырехмерности.

– А зачем я здесь?

– Тоже верный вопрос, – мило улыбнулась она, – для работы над ошибками.

– Разве у меня их много? – не разделяя ее веселья, грустно спросил Дан.

– У тебя, у твоей сути – нет. Но то, чем тебя отравили, сплошь из людских ошибок. Этот яд имеет свое название – несовершенство, он поразил твои мерности, и парализовал тебя. Я должна помочь тебе освободиться. Для этого мы вместе подберем противоядие из нужных образов, ты обретешь новую форму и переместишься по Коридору Забвения ближе к Переходу.

– Как долго все это продлится?

– Все произойдет значительно быстрее, чем ты оказался здесь.

– А давно ли я здесь?

– Ровно сорок дней по физическому или один миг по астральному времени. Здесь все измеряется в мигах. Видишь, как я вмиг переместилась…

Его метатело висело на одном месте.

– Ты пытайся двигаться, для тебя остановка подобна смерти, – взволнованно заколыхалась рядом Эа.

– Но ведь я уже умер. Разве возможно умереть еще раз?

– Да. Можно умирать с каждым своим телом. Ты умер в одном измерении… Тебя напугали, ты остановился, выбился из своего ритма и стал добычей паразитов. Они отравили твое метатело, и погибла твоя плоть… Теперь ты должен спасти оставшиеся части своего метатела. Для этого нужно двигаться, догнать свою суть, свое время.

Время определено для каждой сути, и, если ты из него выбиваешься, ты уже не живешь, а догоняешь, чтобы не погибнуть. Спеши, скоро час ухода. У тебя еще есть остатки тела чувств, чувствуй и расставайся с чувствами. Успей осмыслить все телом сознания. Распутывай нити своей памяти, освободись от них, отпусти вовремя свою «бабочку»… Только не останавливайся, потому что только движение – жизнь. Проявись до конца там, где ты присутствуешь больше всего… Спеши, у всего свои сроки.

– А как же ты?

– Я пока остаюсь там, внизу. Мне необходимо еще кое-что для полноты…

– Ты знала, что я здесь буду?

– Да, и давно, хотя день твоего перехода сюда Ирис назвал твой отец.

– Так почему же ты не предупредила меня еще там, почему не нашла меня?

– Пойми меня, там я и Ирис – одно. Я, ее суть, полностью повторяю форму ее тела и проявления в ее чувствах. Ирис очень переживала твой приход сюда, и поэтому я здесь. Она чувствовала через меня твою гибель – отсутствие твоих мерностей в других измерениях. У нее было видение – стая лебедей…

– При чем здесь лебеди?

– Это наш символ. Нас таких немного здесь, и ты один из нас.

– Что это значит?

– Это значит, что мы – небесные сути и являем собой одну монаду присутствия на Земле, один манас.

– Мне тяжело, так тяжело…

– Скоро тебя отпустит твоя боль, и твоя память начнет кристаллизоваться. Представления о времени сотрутся из твоей формы, когда она изменится. Ты уменьшаешься, и время увеличивается. Время величина относительная, как и многое другое. В каждой мерности своя мера времени. Вот сейчас в Коридоре Забвения время протекает через тебя в обратном цикле. Потому что ты как бы в зазеркалье, в тебе отражено то, что было с земным телом, только с обратной стороны. Протекая через тебя, время фильтруется твоей формой. А так как форма твоя меняется в зависимости от мерности, которую ты являешь каждый раз, то обратное время воссоздает образы той мерности, которую следует восстановить. Измерения измеряются только степенью присутствия в них.

Время – это одновременно и наш путь из прошлого в будущее в плотном теле, и перетекание из будущего в прошлое в метателе. Там, где время плотного пересекается с временем тонкого, там осуществляется переход из одного состояния в другое: из жизни земной в небытие или из небытия в жизнь земную. Это тайна рождения и смерти. Пройдя через Коридор Забвения, суть обнуляется, теряет память земную, обретает небесное знание, или наоборот: обретя земную память, теряет небесную и, «заземлившись», погружается в плотный мир. И редко кому из сутей удается перетечь из одного мира в другой без потерь в той или иной памяти. Таких сутей мало, и у них свое назначение в этом мире. Они становятся проводниками для тех сутей, которые пришли на землю с миссией. Я – твой проводник, Дан, доверься мне. Ты должен пройти по Коридору Забвения, чтобы постичь правду здесь, в этой мерности.

– Значит и правд тоже несколько: на каждую мерность своя? – метатело Дана всколыхнулось, и серая кайма вокруг его метаголовы исчезла.

– Именно так, – будто не замечая произошедшего, продолжала Эа. – У каждого своя правда в зависимости от мерности, в которой он пребывает. И когда все правды соединяются в одну, проявляется подлинная истина. Все имеет право быть, но в той мере, которая определена Единым сотворением. Эта мера в каждую эпоху своя, и эталоны ее даются человечеству как образы высшей справедливости – в образах веры. Ты всегда знал, что высшая истина существует, но не принял ее образа. В этом не твоя вина. Когда человек верит в высшее без конкретного четкого образа, он становится уязвимым для паразитов, живущих за счет других. Жертвой становится тот, кто не может предотвратить нападение именем, данным ему Вечным. Такая суть становится легкой добычей для иждивенцев, ее легко заманить в паутину домыслов и иллюзий, откуда ей уже не выбраться.

Ты призвал Всевышнего на помощь, когда было уже поздно, когда все твои мерности были опутаны паутиной страха и страдания. Тебя лишили смысла жизни, и тогда ты написал свою песню, от безысходности не веря больше в свои силы. Паразиты душ опасны тем, что отбирают силу, веру в себя, а значит, и в Вечное, и отравляют суть ядом страдания и смертной тоски. Пораженный этим ядом, человек перестает радоваться жизни, он становится безразличным к ее краскам. Мрачные мысли одолевают его. Усугубляя его состояние, они притягивают взор только к мрачному и безысходному. И ты оказываешься в плену. Ты – жертва, у которой отобрали веру в жизнь, в любовь, а значит в Вечное. Ты обессилен, и чужие беды начинают пожирать тебя медленно и безжалостно.

– Это случилось со мной?

– Да, с тобой и со всеми, кто не сумел выжить или даже родиться в физическом мире. Наше заклинание гласит: лучше умереть физически, но не духовно! А пораженные ядом небытия, становясь маовами, должны или отдать иовам силу или умереть. Но, к сожалению, добровольно они не отдают то, что им уже не принадлежит, и поэтому мы вправе отобрать у них дар. Что и делаем, когда приходит время разделения.

– А как тела узнают об этом?

– Наши тела, Дан, – это мы, только у маовов душа и тело разделены огромной пропастью, а у иовов они неразрывны. И все, что происходит с нами, сутями, все ощутимо и для тела. Работает так же и обратная связь – тела с сутью. Осуществляется эта связь через мыслеформы, доступные только иовам. И тогда представители многих меридов собираются в одном месте, объединенные в манасе одним из образов. Не будучи знакомыми друг с другом по земному, только присутствуя в одном месте в одно время, они создают сильный магнит силы, который притягивает из окружающего пространства силу всех иовов и отделяет ее от силы маовов. На Земле всего двадцать мест, где происходит такое разделение. В эти места притягиваются те, кто должны принять участие в акте силы. Готовый все отдать, истинный иов обретает, а отравленный ядом маовов отдает и честно погибает. Тогда происходит гармонизация окружающего пространства, которую не в состоянии пережить маовы.

Война между добром и злом, как ее понимают люди, – это война между бытием и небытием. А мы, иовы, в единстве с нашими телами – жрецы… Я тебе сейчас покажу, как это происходит.

Эа прикоснулась к метателу Дана и передала ему свои воспоминания об одной из творческих встреч Ирис.


Холодный неуютный зал медленно заполнялся зрителями. Среди них были и просто любопытные, и те, кто знали, зачем пришли, а именно: получить обещанное рекламой пророчество из уст Ирис.

Ирис сидела за инструментом, перебирая клавиши, она настраивалась на встречу. Наушники позволяли ей отстраниться от зрителей, которые шумно рассаживались на облюбованные места. В полупустом зале гуляли волны чьих-то мыслей, которые эхом откатывались от ее сознания: «Какая она! Где она берет деньги? Похожа на цыганку… Вид у нее ведьмы… Дорогой инструмент… Платье красивое, сколько же оно стоит?» «Ш-ш-ш», – шелестели эти мысли, и их волны ударяли Ирис по ногам, не касаясь ее сердца и ума. Ведь она заранее любила этих людей и готова была отдать им часть своей души. «Интересно, она сама здоровая-я-я… по виду ничего: сбитая-я-я… везет же ей: и красивая-я-я, и дар у нее, а я-я-я. На безгрешную не похожа-а-а. Точно у нее есть любовник… Видно, что не такая как все-е-е… Наверное, она сейчас из космоса информацию принимает…»

Когда очередная волна людских мыслей ударила Ирис, она взглянула на зал. Зал заполнился наполовину. Уточнив время, Ирис решила подождать еще несколько минут и начинать встречу. Она снова стала пробовать звучание инструмента, когда из зала донеслось жестко направленное ей в сердце: «Я здесь!» Ирис подняла голову. В зал вошел маов и как бы в ответ на ее взгляд заискивающе раскланялся.

«Что это я на него так реагирую? – подумала Ирис, – его ведь нет на самом деле…» Но сердце забилось тревожно, и волны из зала стали еще более напористыми – они уже докатывались до ее сердца и заставляли трепетать все ее существо.

«Еще одна ненормальная-я-я…Ну поглядим, что она может и покажет… Я ее сейчас шарахну, выдержит? Я еще и не то могу, подумаешь – стихами говорит… Аура у нее непонятная, но я ее вскрою, как банку, никуда не денется… Что за жук у нее на груди? Чили-бо-по, чили-бом, кика-рики-кобо… – это видно о ней информация идет, – Ну что, инопланетянка, потягаемся – кто кого?»

Когда Ирис сняла наушники и внимательнее поглядела в зал, она поняла, что сегодня маовов было больше. Вот почему она так вибрировала.

«Ну что ж, повоюем!» – решительно собралась Эа к бою. А Ирис мило улыбнулась залу и произнесла: «Добрый вечер, друзья! Сегодня я предлагаю вашему вниманию свою творческую программу «Линия красоты». Зал заклокотал, но Ирис уже собралась с силами и, не обращая внимания на море вибраций из зала, захлестывавшее ее, легко нажала на белые клавиши и чистым голосом на фоне объемных звуков стала читать стихи, рожденные ситуацией:


Нет в мире равных начинаний

По силе веры и любви,

Чем те, что создают в сознании

Высот извечные черты.


Зал напряженно вслушивался в голос Ирис. Началось действо, во время которого ей предстоит поднять мысли этих людей до уровня их сутей. И как только их волны совпадут, Ирис уступит место Эа, и та вступит в диалог с теми из них, у кого еще есть шанс спасти свою природу от обращения в маова. Те, кто пришел, отчаянно борясь за свое «Я», встанут сами после слов Ирис: «А теперь поговорим по душам». Так происходило всегда. И из зала повеет родным и светлым. Люди будут молчать, а в их глазах проявятся их сути, их души. И только с душами будет общаться Эа через Ирис.

Однако чтобы свершилось самое главное в действе, Ирис должна синхронизировать зал с образами любви, красоты и вернуть хотя бы на мгновение веру в светлое будущее. С каким же трудом это все удается сделать! Но Ирис не думает о себе, о том, как она выглядит, как ее воспринимают «мохнатые». Она снимает со своей души покров за покровом. Она поет, говорит стихами, танцует, и все это ради тех нескольких душ, чей шанс сегодня – она. Удары, которые она получает от необратимых перерожденцев, она ощутит потом, а сейчас ее тело стало словно прозрачным, и Эа светится всеми цветами радуги, источая аромат неземных цветов. Это она, невесомая и неземная, встав на носочки и подняв руки к небу, молится за всех землян в танце любви, который танцует тело Ирис.

«Я ничего никогда не брала себе от вас. Простите меня и всех нас, собирателей. Мы собираем там, где вы разбрасываете. Мы отбираем то, что не принадлежит вам. Мы соединяем прошлое с будущим. На то воля свыше. Мы – жрецы, собирающие подати и возносящие их как хвалу Вездесущему… Так было всегда и так будет вечно», – звучит в этот момент внутри нее голос Эа.

Она чутко улавливает визг, вой и скрежет зубов, доносящиеся из зала. Это «выродки», не выдержав гармонизации, показали свои истинные лица, и чем меньше одежд, чем ближе Эа, тем больше свирепеют они. Кто-то из них, не выдержав противостояния, вышел из зала, кто-то желчно шепчет соседу: «Фарс!», кто-то кашляет или вскакивает с места и начинает щелкать фотоаппаратом, кто-то выжидает своего момента, чтобы ударить побольнее.

Но для Ирис их нет. Нет и ее самой – она прозрачна, и поэтому именно сейчас особенно не защищено тело Ирис с его несовершенством. Это чувствуют своим хищным нюхом «голодные». Именно они всегда приходят на «кормежку» и садятся в первых рядах, развернув руки ладонями вверх, словно говоря этим «Дай!». Они чувствуют, что в тот момент, когда Эа творит через тело Ирис, происходит аннигиляция, и тело, разрушаясь, выделяет огромное количество энергии. Именно за этой энергией и не за чем другим приходят «голодные» на подобные встречи. Они поедают эфир творящего тела, поэтому после выступления Ирис остается с ледяными конечностями и холодом в солнечном сплетении, а они пышут жаром и возбужденные покидают зал. Они тоже становятся сподручными маовов. Ослабляя жертву, они готовят ее к закланию.

И вот, когда действо будет завершено, и те, кто имел шанс, получат руку помощи свыше, а обессиленная Ирис, по инерции улыбаясь, всем будет раздавать автографы в стихах, один из маовов обязательно подойдет и ударит в самую душу. Он сделает это так, чтобы неблагодарность за полученную энергию и зрелище душевного стриптиза просочилась внутрь ослабленного тела и горечью разлилась по нему. Обида, этот яд лжи – их оружие. Именно обиду пытаются вызвать маовы, лжецы из лжецов, виртуозы лицемерия и предательства. Они прошипят мысленно в тот момент, когда Ирис будет не в состоянии вырваться из круга не насытившихся, лезущих прямо к ее лицу со своими излияниями полумутантов. Нож в спину – прием маовов, и каждый раз она его получает. Самое странное, что маовы – мутанты, так же, как и иовы – трансмутанты, делают это неосознанно, играя роль проводника Небытия или Бытия соответственно.


Метатело Дана возбужденно колыхалось на месте.

– Почему же Ирис в таком случае не сторонится маовов, ведь она их различает?

– Если бы это было так просто для нее. За тысячелетия все так перемешалось, что различить суть иова от маова бывает возможным лишь тогда, когда вибрации истинной гармонии переполняют пространство, что является пыткой для маова – он ее не выдерживает и раскрывается. А иову достаточно быть перегруженным дисгармонией, чтобы, не проявив себя во вне, погибнуть или переродиться. Вот почему иовов все меньше, но каждый из них сильнее тысячи маовов, если только осознает свою миссию.

Иовы борются за каждого из своего мерида (а мерид равен 64 сутям) не на жизнь, а на смерть. И если один из иовов гибнет или перерождается, то его сила переходит к его половине. А если перерождается пара, то сила ее передается сутям другой пары, на которую возлагается, таким образом, усиленная нагрузка.

Многократная нагрузка лежит на Ирис и на всех, кто остался в ее мериде. Их, к сожалению, уже немного – всего восемь. Вот и горят они в священном огне вечности, как свечи, призванные спасти свой манас – суть их мерности.

– Эа, Ирис видела тебя?

– Это первая наша встреча в ее мерности. К нашей встрече она уже была готова.

– А что значат ее слова о Бабочке?

– Это печальная история. Пожалуй, еще не время. Все, что я сообщаю тебе через свои вибрации – опыт, обретенный через тело Ирис, должно быть конечным, как итоговая черта. Тогда только имеет смысл наше общение. Не забывай, что, хотя я еще здесь, но в большей мере присутствую там с Ирис. Поэтому не могу подняться над этим состоянием. А стать Бабочкой значит подняться над обстоятельствами и с высоты этого состояния увидеть все, как есть. Всему свое время. До встречи.

И вмиг ее не стало рядом. Дан уже не чувствовал тоски, когда Эа подчеркнула свое присутствие в другом, покинутом им, измерении. Но у него было желание узнать побольше о Бабочке. Уже во второй раз Эа прерывается на слове «Бабочка». Это было что-то важное для нее и для него. «Для всех», – понял он и погрузился в сон.


«Небесная Бабочка – это эман сути в душе человека», – четко прозвучалo уже в сознании Ирис. На этой мысли Ирис очнулась, непреодолимое желание заставило ее взять бумагу и ручку, и, поставив вверху листа заголовок «Эман», она стала писать:

«Не каждый иов готов отдать за будущее не только жизнь, но и самое ценное для него – силу квантов, а это больше, чем умереть, это означает уйти в небытие, и это необратимо. Таких мало, они владеют силой многомерности, которая сложилась за многие их жизни.

Всякий, кто не предпринимает волевых усилий для победы над своими слабостями, не признает честно наличия их у себя, не способен наполнить форму нужным содержанием, чтобы затем создать свой знаковый эман. Каждый человек снабжен прародительским опытом и силой жизни, только ее нужно извлечь усилиями воли, сгенерировать, используя и прародительский опыт, и приобретенные знания.

Эман рождается огнем, в котором все, не имеющее права на существование, сгорает. Огонь – воля. Он рождается от знания знакового: как должно быть. Он и есть трансген, континуальный Дух. Ты пройдешь крещение огнем в свое время. Все его проходят. Я знаю это, но дождусь ли?

Я знаю, что ты скоро родишься вновь, ты придешь со способностью видеть сути, все то, что прячется за формой. Ведь со временем нашим придется спрятать свой эман, и внешне мы будем неприметными, обычными. Пока мир совершенствовал формы, мы приходили с преобладанием совершенств внешних, тогда сутевой знак еще отражался и в форме.

Однако ложь приспособилась и научила людей исправлять дефекты формы. Настала пора тайных знаков, но они видны и слышны, их можно почувствовать. Только совершенство сутевого знака способно выдержать испытание абсолютной гармонией, которая, как меч, отсекает все неистинное.

На страницу:
3 из 6