Заклинание бабочек

– Что ты чувствуешь, Клеопатра?

– Мне холодно! – ответила трясущаяся в ознобе девочка.

– Это твое тело чувствует приближение «часа твоей истины», и сила земли борется в нем с силой Неба за первенство. Приближается час рождения в этом земном теле девочки из династии Птолемеев – небесной сути по имени Эа!

Клеопатра вдруг успокоилась, дрожь прекратилась, и по ее телу от ямочки на шее стало разливаться тепло.

– Эа, – повторила она и широко улыбнулась. Ее руки сами по себе прижались к тому месту, откуда она не желала выпускать то, что сейчас ощущала в себе.

– Не беспокойся, Эа-Клеопатра, ты – одно нераздельное целое и останешься таким до окончания назначенного срока. Что ты чувствуешь?

– Мне легко, – девочка развела руки в стороны и огляделась вокруг: внизу простирался огромный город, окутанный утренним туманом. – Мне кажется, я умею летать.

– Можешь, но не в этом теле, а своим Ка, только это тайна для всех, кроме тебя, меня и Вечных. И твое тайное имя никто не должен знать, в нем – твоя сила и твоя беззащитность.

Никто и никогда не произносит своего истинного имени в присутствии врага. Это имя огненное на древнем языке жрецов. Имя-знак защищено семью иными именами. Каждое из них скрывает последующее.

Считав знак судьбы, враг уже владеет твоей судьбой. Повторить видимую форму тела легче, чем знак сути, потому что его скрывает форма. Знание знака сути человека дает власть над ним. А вопроизвести знак в обратной последовательности значит обречь человека на бездну небытия.

Первые отблески восходящего за горизонтом солнца окрасили небо в нежно-розовый цвет. Порыв ветра разметал длинные, черные волосы девочки по белоснежной одежде, в складках которой отражался розовый цвет неба. Она была похожа на нежный цветок, раскрывающийся навстречу солнцу. Вокруг ее тела сиял нежно-голубой с розово-фиолетовым оттенком свет.

«Она божественна!» – восхищался видением Оата-о. Он встал на колено перед девочкой и, черпая обеими ладонями из вазы еще влажные от ночной росы лепестки цветов, стал осыпать ими юное создание, повторяя множество раз:

– Приветствую тебя, Эа, дитя Небес, да хранит тебя Вездесущий!

Девочка улыбалась, она была как никогда счастлива в этот ранний утренний час своего рождения перед восходом светила. Ветер подхватывал лепестки, кружил их на площадке в пестром танце и уносил куда-то вниз. Вихрь подхватил и фигурку именинницы. Не удержавшись от восторга, она закружилась и поднялась на носочки в танце радости, сопровождаемом ее счастливым смехом, порывами ветра и шепотом жреца. Он стоял на коленях и, воздев руки к небу, молился великому Ра в лике восходящего солнца, благодаря Вездесущего, всех Вечных за честь, оказанную ему.

А девочка вновь стала юной принцессой, наследницей династии и уже с любопытством вглядывалась в очертания города, в ожидании увидеть подготовку торжеств в ее честь. Но город будто вымер – он спал, и только ритуальное песнопение в храме напоминало о жизни в нем.

Прошло три дня. Девочка заливисто смеялась, когда в ее покои вошел верховный жрец, и она не смогла скрыть своей чарующей улыбки, обратив на него две миндалины своих живых глаз. Из ее рук вырвалась и пронеслась мимо маленькая зеленая обезьянка, и забралась под юбку стражнику, отчего тот глупо таращил глаза, но не смел двинуться с места. Клеопатра снова прыснула от разбиравшего ее смеха. Однако глаза ее при этом уже не смеялись, они ждали… Оата-о тоже ждал. Он стоял молча, слегка наклонив в приветствие голову, высокий, сухощавый, стареющий мужчина, весь исполненный достоинства.

Девочка резко встала с кресла, хлопнула в ладоши. В покоях мгновенно воцарилась тишина, и слуги, низко кланяясь, удалились, волоча за лапы притихшую обезьянку. Клеопатра поклонилась жрецу и произнесла:

– Приветствую Вас, Учитель! Я ждала Вас!

– Ты готова слушать меня? – спросил жрец девочку, раскладывавшую на доске палочки для письма.

– Да, готова! – прекратив движения, ответила она.

– Оставь эти принадлежности, они нам не понадобятся. Грамота, которой владеют наши современники и которой будут владеть наши потомки, отличается от той, которой я собираюсь тебя учить как язык, на котором говорят сейчас и будут говорить потом, от языка Вечности, на котором говорят боги, и который неизменен во времени как все сущее. Я буду учить тебя этому языку, потому что на нем говорит истина, и в нем – суть вещей. Этот язык не записывается так, как обычная грамота. Каждый его знак – это имя той природы, которая развивается согласно этому имени и выполняет роль, отведенную этим именем в Едином Сотворении. Это имена Вездесущего, проявленного везде и во всем. И о них мы будем сейчас с тобой говорить. Посчитай, Клеопатра, пальцы своих рук и ног.

– Двадцать, – не задумываясь, ответила девочка.

– У тебя и у всех людей – по двадцать пальцев. А у твоей обезьянки?

– Столько же. Я их как раз считала, когда Вы вошли, и это меня рассмешило!

– Что именно тебя рассмешило?

– То, что она похожа на меня. И глаза у нее смышленые. Но она никогда не станет мной, как бы ни гримасничала.

– Ты права: каждому дано то, что дано. В праязыке эта данность определена назначением всего сущего. У Вездесущего двадцать два имени. Одно из них – главное имя Вездесущего, отражает все в целом, и знать его не дано никому. Другое – имя всего того, что в целом, но уже не Вездесущий, и этого имени никто не смеет знать. А все остальные имена известны с начала мира: их двадцать, они же повторяются во всем и наверху, и внизу, и внутри, и снаружи. Вот эти имена мы и будем изучать с тобой. Но сначала тебе нужно приготовиться: три дня не говори ни с кем, не смейся, не плач, береги свой голос внутри. Ибо соприкосновение с Вечным всегда чревато, и к Нему нужно относиться неизменно с почтением. Все, что Ему несозвучно, разрушается. Поэтому не слушай даже музыку, а внимай голосам птиц и воды. Ты все поняла, Клео?

Жрец назвал сокращенным именем девочку, на что она улыбнулась, кивнув головой.

– Вот видишь, я назвал тебя тем именем, которым называют тебя близкие, и ты тут же изменила правилам и повела себя согласно имени всеми обожаемой, красивой девочки, а не ученицы.

Девочка смутилась и опустила глаза.

– Ты все поняла, Клеопатра? – повторил учитель тем же спокойным, ровным голосом, который проникал прямо в сердце девушки.

– Да, я все поняла, Учитель.

– Тогда расскажи, но только так, как поняла ты, не повторяя мои слова.

– Двадцать два имени Вездесущего – это все, что есть, было и будет. Я – человек, и у меня есть имя. И оттого, как меня назовут, я могу измениться. Вот почему самое главное мое имя – Эа, которое знает Вездесущий, я и Вы, Учитель, хранится в тайне. Во мне это имя всего, что принадлежит Вездесущему. У меня есть двадцать пальцев, и у каждого при этом – свое место и назначение: с помощью пальцев на руках, я, например, рисую, играю на флейте, ем, собираю цветы или указываю на раба, которого следует наказать…

Учитель пристально следил за ходом мысли девочки, не давая ей отвлекаться от главного. И девочка почувствовала, что потеряла последовательность, ощутив неприятный холодок в животе. Она закусила свои пухлые губки и стала теребить край своего хитона.

– Эа! – обратился к ней Учитель, – у твоего целого нет рабов, продолжай!

При звуке этого имени внутри у нее все вздрогнуло:

– Вы правы, Оата-о! У всех людей есть пальцы на ногах, с их помощью они ходят, танцуют, бегают… И у каждого пальца человека тоже свое назначение и название, которое соответствует их расположению на руках или ногах. Правда, у обезьян, – оживилась девочка, – тоже есть пальцы, но обезьяны – не люди и не будут людьми, хотя они тоже часть всего, что было, есть и будет!

Восторг охватил сердце учителя: «Я в ней не ошибся!» Но вслух он тем же ровным голосом произнес:

– Я согласен с тобой. Ты все поняла верно. Готовься к следующему уроку.

И после взаимных поклонов Верховный жрец удалился.

Клеопатра, возбужденная всем происшедшим, не могла успокоиться. Ей хотелось что-то сделать, и она, невзирая на предупреждение учителя, вывела на папирусе три имени в один ряд: Клео, Клеопатра, Эа, и стала рассматривать символы, из которых слагались на листе эти имена, пытаясь найти что-то общее. Но тут она вспомнила, что, через три дня на четвертый, будет всеобщий День Ликования. Это день восхождения династии Птолемеев на престол, ее любимый праздник, когда весь дворец украшают цветами, повсюду звучит музыка, и обнаженные рабы танцуют диковинные танцы своих стран.

«А как же урок?» – застучало у нее в голове. – «Может, Учитель ошибся, нужно его догнать». – Она было вскочила, чтобы броситься за ним как Клео, но тут же одернула себя.

– Можно войти? – спросила за занавеской служанка.

Клеопатра молча кивнула.

Спустя три дня Оата-а встречал ее у входа в свою обитель.

– Ты мужественно выдержала испытание, – ответил он на молчаливое приветствие повзрослевшей за три дня девочки. Празднично одетая юная девушка, исполненная твердости и достоинства была прекрасна как богиня. Жрец протянул ей руку и сказал:

– Мы поднимемся наверх, чтобы увидеть все, что происходит внизу.

По винтовой лестнице они поднялись на вершину огромной колонны храма. У Клеопатры перехватило дыхание от открывшегося вида. Вся площадь у храма была подобна разноцветному морю из тел празднующих День Ликования людей. Это море волновалось и шумело тысячами голосов, и все это зрелище обрамлял пылающий от заходящего солнца горизонт.

Клеопатра готова была закричать в восторге от переполнявших ее ощущений. Расширенные зрачки сделали ее глаза бездонными и, глядя прямо в них, Оата-о произнес:

– Вот теперь ты знаешь, что любое терпение всегда вознаграждается.

Девушка не знала, как себя вести, можно ли отвечать Учителю.

– Послушай, Эа, себя и, если захочешь, скажи, – тут же ответил на ее мысли он. Клеопатра замерла на секунду и отрицательно кивнула головой. – Ты права, еще не время.

Он снял со своей руки амулет со скарабеем из сердолика и протянул ей.

– Обратимся к Вечным за благословением.

Жрец стал на колени. Клеопатра поступила так же. Она сложила у лба ладони, в которых сомкнула амулет, и молча молилась Великому Ра, который уходил за горизонт, чтобы уступить на время свое правление Гору. Как только солнце скрылось за горизонтом, и небо окрасилось в ярко-малиновый цвет, жрец поднялся с колен и, повернувшись к Клеопатре, сказал:

– Дай волю своему голосу и позволь ему соединиться с праязыком и со всем сущим. Ты готова, Эа?

Она разомкнула ладони, повесила на шею поверх своих драгоценных украшений амулет с сердоликовым скарабеем и двадцатью бусинами вокруг него и встала с колен.

– Во имя Вечности! – воскликнул жрец и скрестил руки на груди.

Клеопатра сделала то же самое. И тут произошло невероятное: из уст жреца полились неведомые звуки, которые заставляли ее тело трепетать до тех пор, пока она не освобождалась от них, повторяя вслух то, что вливалось в ее тело через уши, глаза, руки, сердце. Гортанные звуки, повторяемых трижды имен знаков, сливались в мелодию чудной песни. Бледная Клеопатра качалась от перенапряжения.

– Во имя Вечного, так было, есть и будет! – жрец поднял руки к небу.

Первые звезды украсили небосвод. Глядя на небо, Оата-о спросил девушку:

– Что из всего прозвучавшего, охватило твое Ка и повлекло твое существо вверх, туда? – кивнул он на звезды.

– КХООММ, – несмело произнесла девушка.

– Верно, это имя твоей судьбы. Это знак твоего Дома там, наверху, и правит в нем Исида-Мать. И означает оно: воссоздание-любовь. Да, да, ты – женщина, воплощение любви высшей, и об этом говорит твое тайное имя – Эа. Ты была, есть и будешь всегда Эа, потому что Вездесущий вечен. Все, кто были до тебя в этом мире, и будут потом нести в себе Ка по имени Эа, – это тоже ты. И смысл ваших жизней – воссоздание всего, что разрушено, возрождение жизни любовью.

Щеки девушки зарумянились, и в уголках черных с голубой каймой глаз-миндалин показались слезы счастья. По-детски размазывая слезы по щекам, Клеопатра дрожащим от волнения голосом сказала:

– Благодарю, Учитель!

– Благодари Вечных за то, что они даруют нам счастье познания мира через возможность все вспоминать. Я не открыл сейчас тебе ничего нового, я только помог твоему Ка вспомнить имена всего, что было, есть и будет, для того, чтобы ты поняла, что все находится во всем. И, чтобы познать что-то большое, достаточно вспомнить что-то малое и наоборот. Помни об этом всегда, Эа! – Жрец положил на голову девушки правую руку, а левую поднес к своему сердцу. – Я освобождаю твой ум от избытка сложности, которая присуща моему знаку «АХАТХ» и могла передаться тебе во время урока. Оставайся собой, Клеопатра. Ведь сегодня великий день для твоей династии, и ты – ее будущее. Это твой праздник.

После этих слов к девушке словно вернулся реальный слух, и несмолкающий шум толпы и музыка увлекли ее по винтовой лестнице вниз.

Каждый урок для Клеопатры был праздником познания. Все ее мысли были обращены теперь к Учителю, открывшему ей потайную завесу мира. Вот и сейчас его голос звучал ровно и доходил до самых глубин ее сознания.

– Третий день от начала лунного месяца – день огня. В это день зажги огонь алтаря, сядь удобно и созерцай завораживающий танец огня. Забудь о теле, его нет, есть только мысль и пламя. Они сольются. Мысль – это огонь пространства. Перетекай, соберись из всех измерений в одну точку, точку своего знака, и через него соединись с пламенем. Пламя подчинится твоему знаку и станцует только для тебя твой танец силы, и ты осознаешь то, что мешает тебе быть собой и идти дальше.

Ты там, где твоя мысль, запомни это. Мысль подобна молнии. Твое метатело как ее вспышка перенесет тебя туда, где сконцентрирована твоя мысль. Назови суть твоего действия сочетанием звуков, словом, которое в полной мере определяет его, и ты уже присутствуешь в нем полностью.

Твое дыхание – продолжение твоей мысли. Твоя мысль – продолжение Тени Вечности. Отдай свое дыхание Тени Вечности, верни ей жизнь и ты услышишь ее голос – голос своего прошлого, настоящего и будущего.

Стань огнем, умей сжигать все, что мешает стать огнем… Назови тайное имя и слейся с очищающим огнем. То, что произойдет, уже не будет зависеть от тебя, ибо суд вершит Вездесущий, а ты лишь орудие в Его руках. Силы твои в твоем знаке, в нем – высшее начало.

Трон ждет тебя. Правь и властвуй над прахом. Но души не твои. Царствуй справедливо, не ненависть, а любовь – твое оружие!

Когда мы любим, то вместе образуем Единое. Мы живем и умираем друг другом. Мы живем во множестве лиц и тел одними чувствами, мыслями, ощущениями. В каждом из нас живут чьи-то мысли, чувства, ощущения, хотя мы их считаем своими.

Восторг любви – это твоя победа, а ненависть – поражение.

Управлять можно словом, можно действием, а можно молчанием. Не концентрируя мысль не на чем конкретно, молись о справедливости. Наши представления о справедливости разнятся. У каждого измерения свое понятие справедливости. Но всегда следует помнить о высшей инстанции. Тот ум, который способен понять справедливость с позиции бесконечности, гениален. Его ждут будущие поколения. Лишь он способен продвинуть сознание народов.

Любая форма создает звук, вибрацию. Когда ты научишься слышать звуки форм, научишься озвучивать формы, ты овладеешь сутью вещей. Бесконечное множество форм единого содержания – это игра пространства. Если ты сможешь разгадать тайну имени, знака, ты овладеешь силой проницания. Ты есть во всем, и все есть в тебе. Думай, учись говорить языком проницания!

Правильно назвать предмет созерцания – значит подобрать ключ к его тайне. Форма – это иллюзия, мираж. За миражем скрывается главное – суть всего.

Однажды Клеопатра спросила жреца:

– Что нужно делать, чтобы заглянуть за горизонт?

– Перемещаться. Обогнуть всю землю. Вот тебе и ответ. Если ты стоишь на месте, то горизонт остается неизменным. Когда же ты движешься, то сам меняешь для себя горизонт. Так и в знании: двигаясь в сторону горизонта, рано или поздно ты возвращаешься к той же точке, откуда начал свое познание, конечно же, с багажом познанного. Но именно в этой точке ты понимаешь, что ничего не знаешь, так как прошел землю только вдоль. И вряд ли достанет сил пройти ее еще и поперек в поисках подобного.

– Но разве нельзя из одной точки увидеть все сразу?

– Для этого нужно родиться гением, символом которого является сфинкс. Ему известно целое. Он – идеал земного бытия, его итог. Он – воплощение мудрости. Тело животного, крылья птицы и голова человека символизируют силу, а не страх, полет чувств, а не приземленность, мощь разума. Таков символ гения, ума, способного побеждать и возноситься в высоты. Но это и есть ключ к вечной тайне, ибо все живое стремится к совершенству. Именно сфинкс охраняет вход в тайну, он же является и ключом к ней. Те, чьи Ка отзовутся на этот пароль, станут вхожи в иной, высший мир. Сфинкс – это символ бессмертия. Если умрет зверь – тело, будут жить душа и мысль. Если погибнет душа, мысль продолжит жизнь. И мысль воссоздаст все вновь. На примере сфинкса понятно, что тело и крылья служат голове. И острые когти этого существа готовы растерзать все несовершенное, что посягнет на тайну совершенства.

Сокровище, которое хранит он – это жизнь. Вобрав в себя самое лучшее от всех рас, родится человек планеты, тело, душа и сознание которого, поглощая свет Земли и Солнца, родят свет мысли. И тогда не будет тьмы, ибо тьмы нет, но бывает мало света.

У сфинкса женское лицо, потому что гений призван родить свет – в этом его назначение, свет, который разгонит мрак и откроет истину вещей в природе.

– Могу ли я, о великий Оато-а, уподобиться сфинксу?

– У тебя иное предназначение. Ты погрузишься сама во тьму, чтобы спустя века через свой образ указать путь той, которая станет подобной сфинксу.

– Что мне для этого нужно делать?

– Просто живи в любви, слушай свой внутренний голос и помни, что ты во всем права, ибо ты свершаешь волю Вездесущего.

После этих слов жрец немного ссутулился словно опустил крылья. Клеопатра поняла, что ей следует удалиться. Она, склонила голову и так пятилась до самого выхода, пока перед ней не закрылись ворота. «Выйди так, как вошла», – помнила она.

«Память – это обрамление вечности. Не бойся услышать ее голос, впусти ее в свои ум, чувства, ощущения. Прости себя и всех, кто был с тобой там, в прошлом. Ты не смеешь судить, судит Время… А оно выбрало тебя в защитники… Вспомни о том, что тебе известны нравы и нормы морали того времени, найди черту предела сознания той Клеопатры и сегодняшней тебя. Осознай себя и вбери через ее божественность все, что вокруг, найди ее предельность. И тогда увидишь то, что она явила миру, и найдешь свое место в ее судьбе. Знай – мертвые не лгут», – эта фраза прозвучала в голове Ирис перед тем, как она вздрогнула, оттого что хлопнула входная дверь. Сознание ее постепенно вернулось к земной реальности, хотя в голове все еще звучало эхо того голоса.

– Ты дома? – раздался голос ее мужа.

– Иду, иду! – Ирис поспешила навстречу нагруженному пакетами мужу.

Ее личное время закончилось, и она приступила к своим домашним заботам. Однако за чисткой картошки она стала развивать мысль о том, ради чего живут разные люди.

«Где же та черта, за которой жизнь человека перестает быть целесообразной с точки зрения эволюции? В какой момент человек начинает жить по программе небытия? Вот, например, мой муж. Я знаю, что он вкладывает все свои силы и любовь в меня и детей. Дети – его продолжение, его будущее. Если бы он не принял этого ритма жизни, то нарушил бы закон эволюции. Пусть он не все понимает и принимает в моих делах, но он меня любит. Он уверен в том, что я делаю что-то важное для всех, поэтому терпит и прощает мне многое: мое в большей степени отсутствие, нежели присутствие, дома, мои отношения с Крисом, да и то, что я предпочитаю общению с ним общение с Леоном, Атаном, Рэмом, Эмми, Неа… Он не замкнут на своем эго и не требует к себе особого внимания. Он гордится моими успехами и успехами детей, всегда подставит плечо, если нам трудно. Будь я обычной земной женщиной, большего счастья и не желала бы. Уютный дом, красивые, талантливые дети, заботливый, надежный муж – просто идиллия! Но эту идиллию может разрушить отсутствие будущего, если не у моих детей, то у детей моих детей. И мне это небезразлично. Да, в нашем доме царит любовь, и мы живем в ее ритме. Но есть то, что разрушает любовь, опустошает души людские, и оно не имеет права на существование, оно преступно по своему содержанию, и имя ему – иллюзия!»

Соединив концы двух нитей рассуждения в своих мыслях, Ирис обрадовалась: «Все, что в любви, – вечно, а все, что в нелюбви, – иллюзия. И я должна научиться отделять иллюзию от подлинного». – Ирис отложила нож. – «Но прежде, чем отделить, я должна увидеть эту иллюзию в себе. Этим и надо заняться», – решила Ирис, хотя пока не знала, как это нужно будет делать.

Кухонные размышления стали неотъемлемой частью ее семейной жизни. Когда тело Ирис находилось в обыденном ритме и механически выполняло привычную работу, мысли ее вращались в ином измерении. Иногда она выбегала из кухни, чтобы записать пришедшую ей в голову мысль. Из таких, записанных на ходу, мыслей потом складывались в голове целые идеи. Идеи ложились в основу методик исследований в области психоморфологии (она была признанным специалистом именно в этой области психологии).

Все приемы информационной разгрузки Ирис разрабатывала сама и опробовала сначала на себе, а потом докладывала о них в Академии и на конференциях. Но это была форма деятельности, которая позволяла ее сути адаптироваться в мире людей. Кто же она была на самом деле – современная привлекательная женщина, ученый, талантливая исполнительница своих песен и танцев?

Проходя мимо зеркала, Ирис на мгновенье задержалась и спросила свое отражение: кто же я? Отражение размножилось на бесчисленное количество форм, которые шлейфом уходили вдаль по зеркальному коридору. Ее хотелось заглянуть как можно дальше, чтобы понять, где заканчивается она. «Сколько меня было до меня, сколько меня будет после меня? Сколько угодно Всевышнему. Пока этому миру для его существования, для его преображения, наконец, для химических реакций нужен такой элемент как «Ирис-Эа», который когда-то существовал самостоятельно как Эа, заземлился, вступая в реакцию с телом, и участвует в процессе жизни как Ирис. Но главное, этот элемент необходим бесконечному процессу жизни, ибо все во всем.

Они – все те, кто был до меня, мной, во мне и во всем меня окружающем, они – в почве под ногами, там их прах, они – в водах рек и океанов. Превратившись в облака, часть из них дождем вернулась на землю. Они – в траве, деревьях, в телах животных… Они бесконечно возвращаются и живут, питая меня памятью. Они в огне молний и пожаров. Извержения вулканов – это их мысли, которые унеслись к сфере пространственного огня. Эти мысли во мне, в моей плоти, этот огонь в моей душе, и я это чувствую, в этом проявляется бесконечность.

Во времени нет пристанища ни для чего, оно – течение, и островки памяти – всего лишь иллюзия, созданная человеческим сознанием. Вопросом «Зачем эта иллюзия?» задавались многие, но никто не смог на него ответить. Пожалуй, я должна высветить то, что известно всем, но остается за завесой тайны лишь потому, что иллюзия и есть одна из форм существования мысли, ее проявленность в этом мире.

Вдруг что-то, легкое как ветер, коснулось ее мыслей и скорее не прозвучало, а прошло вибрацией: «Так что же такое иллюзия?», и на Ирис навалилась невероятная слабость.

Ирис не испугалась, а поняла, что это зазвучала в ней связь Дана с Эа. Она пошла в каминную и легла на диван, чтобы дать возможность Ирис, став Эа, переместиться в иное измерение. И уже лежа на спине со скрещенными руками и ногами, Ирис продолжала размышлять.

«Значит ли это, что я, Ирис, – это тоже иллюзия? – думала она, четко чувствуя свое тонкое «Я», свою суть: она повторяла форму физического тела, но была прозрачной с фиолетово-синим отливом. – Моя суть концентрирует в себе все, что не подвержено иллюзиям».