Полная версия
Похождения полковника Скрыбочкина
Иногда Скрыбочкин останавливался и машинальными пальцами ощупывал стены домов, впитавшие в себя столько солнечного тепла, что казалось, им впору светиться. Это не давало окончательного утешения, зато вносило в существование неприкаянного скитальца размеренность, позволявшую не сомневаться в завтрашнем дне. Ибо даже при глобальных катаклизмах и конце света на его долю останется вполне достаточно энергии, которую можно будет черпать из окружающей среды, дабы не потерять себя в одночасье. Скрыбочкин полагал, что при таком положении вещей беспокоиться о себе преждевременно и малоинтересно. И старался не беспокоиться. Хотя это у него не всегда получалось.
Ещё он часто ходил на городской пляж. Не ради телесной гигиены или загара, а потому что помнил: любая тяжесть убавляется в воде. И в минуты, когда к нему в сердце просачивалось ощущение трудноподъёмной меланхолии, Скрыбочкин отправлялся поплескаться в ласковых волнах залива Гонаив и заодно позабавиться зрелищем разбегавшихся с пляжа купальщиков и купальщиц, которые только что радостно виризжали, играли в мяч, брызгались водой или, разбившись попарно, жевали губы друг дружке для взаимного удовольствия, а теперь, готовые затоптать кого угодно, буксовали в песке с максимальной скоростной возможностью, подобные лихорадочному копытному стаду, окутанному густым запахом страха и мгой суеверной глупости…
Так и тянулись дни, пластаясь вереницей неторопливых полупрозрачных медуз, о которых не сказать ни хорошего, ни плохого. Ночи, как им и полагается, проскакивали быстрее, хотя, конечно, ни на грамм не прибавляли вразумительности прошедшему времени.
***
После длительного периода бесконтрольного алкогольного отравления трудно считать себя человеком с твёрдыми жизненными принципами. Однако Скрыбочкин без тени сомнения представлял себя именно таковым. И вряд ли существовали силы, способные отвратить его от этого убеждения, поддерживавшего в нём самоуважение и не позволявшего полковнику окончательно раствориться сознанием среди хитросплетённых трущоб Порт-о-Пренса.
А события, как это нередко случается, наворачивались навстречу самопроизвольным движениям Скрыбочкина, перечёркивая надежду на постоянство мира. Одним кромешным утром, зайдя помочиться в попутный ресторан – после того как посетители с криком: «Зомби!» испарились, – Скрыбочкин с удивлением заметил оставшееся сидеть за столиком единственное лицо. Которое показалось знакомым… Это был заросший синей щетиной мужик с утраченной мыслью в глазах. Он пил кюрасао и, безразлично отрыгивая в разные стороны, ковырял вилкой промеж своих недостающих зубов; а в воздухе вокруг него пахло полуразложившимися воспоминаниями тщетной личности, давно утратившей интерес к своему общественному статусу.
– Ты што же, мил челувек, совсем страх потерял или достатошную силу в руках накопил? – громко вопросил Скрыбочкин, оскалившись в дотошной улыбке. – Нет, не пойми за претензию, но просто мне любопытственно, почему это ты не боисся зомби?
– А просто не боюсь, и всё, – на чистом русском языке ответил мужик. – Потому что убеждённый атеист не может верить ни в каких зомби.
И тут Скрыбочкин его узнал:
– Э! Ахферист ты недоразубеждённый, а не атеист! Тля микроскопическая, вот ты хто на самом деле. Да и то среди тлей – самая што ни есть наислепая и тугодумная! Ну дак протри же ты наконец глаза как следует и споглянь на меня, гражданин Корецкий!
Опознанный, вздёрнувшись на стуле, внимательно выставил глазные яблоки навстречу вошедшему. И тоже узнал его, чуть не прикусив язык от изумления:
– Ты?
– Я!
– Не может быть!
– Дак ото ж! Я и сам спервоначалу подумал, што не может быть – однако на самом деле, как видишь, так оно и есть! Чудеса, нда-а-а…
Дело в том, что в Екатеринодаре Скрыбочкину случалось неоднократно набивать морду этому типу по служебной надобности, как подпольному борцу с государственным порядком.
Такая встреча вдали от Родины казалась невероятной. Всерьёз обеспокоившись, не сходит ли он с ума, Корецкий широко распахнул рот, будто ему не хватало воздуха для удовлетворительного дыхания. И на его лице стали быстро сменять друг друга противоречивые чувства, среди которых не угадывалось ни одного положительного.
– Не бойся, не трону, – успокоил Скрыбочкин своего неожиданного визави, благодушно подмигнув ему. И присел рядом, не останавливаясь мыслью на достигнутом:
– Хучь ты и челувек не из лучших, а проще сказать сапропель смердючий, да всё одно мне приятно встретить земляка.
– От сапропеля и слышу! – самолюбиво оборвал его Корецкий.
– Ладно, давай не суперечничать почём зря. Мы же теперя тут одни остались. Чужбина, мать её… Хочешь, братом мне будешь?
– Не дай бог, – вздрогнул Корецкий и опасливо заглянул собеседнику в рот, словно оттуда в любую секунду могла выскочить стая чудовищ. – Зачем ты мне нужен, если я завтра отсюда уплыву.
– Интересно полюбопытствовать, куда это ты сбираешься в плаванье?
– Не могу сказать.
– Вон, значит, как…
Негромко проговорив это, Скрыбочкин нахмурился. Склонил голову набок и забарабанил тёмными на концах ногтями по недопитой бутылке Корецкого. Добывать тайны из чужих душ он умел очень хорошо – не сказать, чтобы испытывал к этому большое тяготение, однако прежняя служба в специальных органах оставила навыки. Сейчас он быстро почувствовал затвердевшее в Корецком упрямство и решил не обострять вопрос, а действовать постепенным методом в обход скользкого момента.
– Не можешь признаться об своём секрете, так и не надобно. Ежли по правде, я тоже не всегда всё могу… Эхма, вот же жисть, а? Ну я-то ладно, у меня судьба такая вертлячая выдалась. А тебя-то што ж это по свету носит из конца в конец, как будто хто ненароком насыпал тебе перцу под хвост?
Ответом ему были невразумительные жесты.
– Понимаю. Долго, наверное, рассказывать. Да и то: любому обидно прожить целую жисть и не извлечь ни одного сколь-нибудь привлекательного рисунка из линий своей судьбы. Вот и ты, видать, рыпнулся сдуру в какую-нито завлекательную чертовасию, через которую тебя вона куда закинуло… Ну што ж, разными путями нас сюда прошвырнуло, а подеваться всё одно некуда: жребий этот не тобой и мной взапущен по наши души. Потому добро пожалувать в сказку, как говорится в народных мудростях!
С такими словами Скрыбочкин радушно распахнул руки для объятия. Но Корецкий, не пожелав откликнуться на упомянутый жест, выказал нулевое движение навстречу полковнику. Это нисколько не обескуражило Скрыбочкина. Он опустил ладони на стол и, подавшись вперёд, промолвил безобидным голосом:
– Бес с тобой, бывший гражданин Корецкий. Давай, бросай своё кюрасао, выпьем хучь по-людски. Рому, например. За встречу. А заодно и мозговые изгибины прополощем, штоб у нас от этой проклятущей жары мыслительное вещество не окостенело окончательно.
Они приступили к делу со всей серьёзностью, какую может позволить человеческий организм, и закончили к ночи, когда Корецкий, истощив остатки рассудка, захрапел и перекинулся лицом в размазанные по полу плевки и битую посуду.
Имея при себе заднюю мысль, Скрыбочкин между брудершафтами выведал его историю.
Меньше года тому назад Корецкий бежал в Германию для службы западным разведкам. Где его сочли непригодным по умственному развитию и указали на дверь. Корецкий скитался по миру, пока не приблудился на Гаити. Где в крайней нужде попрошайничал у чернокожих и ворошил помойки, отбирая у обезьян пищевые отходы… Тем временем кубинские спецслужбы устроили на Гаити перевалочный пункт для наркотиков и оружия. Наркотики везли из Колумбии в США, а на вырученные деньги покупали вооружения. Часть из которых оставляли на Кубе, а другую часть переправляли медельинскому картелю в Колумбию… Корецкого наняли сопровождать оружие. В 4.00 он должен был подняться на борт ожидавшего его в порту пиратского судна. Вечером ему выдали аванс в размере трёх тысяч долларов (он тут же приобрёл в секс-шопе электронный эректор, потому что планировал вернуться в Россию, и упомянутое приспособление требовалось ему, чтобы хоть как-то общаться с женой; а также накупил таблеток от ежеминутной диареи, которой страдал с тех пор, как начал питаться с помойки). Остаток денег он, конечно, спустил в ресторане.
…В 3.00 Скрыбочкин растолкал Корецкого.
– Я решил отправиться в плаванье вместе с тобой, – объявил он. – Хлипустьерам на корабле скажешь, што я – твой телохранитель, понял?
– Понял, – поник Корецкий. – А зачем тебе Колумбия?
– В правильном направлении маракуешь, – хлопнул его по плечу Скрыбочкин. – Колумбия не только мне, а нам обоим, друже, никоим боком не потребная, тут даже говорить не об чем. Поплывём, конешно, в Россию.
– А про команду корабля забыл? Кто из них согласится поменять планы в угоду твоему желанию? Это бред!
– Совсем не бред. Не беспокойся об пустяшных вопросах. От команды избавимся, потому ничьего согласия нам не потребуется.
– Как это – избавимся? – от изумления Корецкий напрягся так, что у него чуть не треснула кожа на спине. – Да ты, наверное, совсем с ума свихнулся! Это же целый корабль, да ещё с оружием! Там экипаж – человек двадцать, если не больше! Нет-нет, это совершенно недопустимо, это равносильно самоубийству! Я в подобных делах участвовать не согласен!
– А твоего согласия тоже не требуется.
– Не требуется? Нет, я не понимаю, ерунда какая-то. Ну ладно, хоть я и не намерен совать голову в петлю, но раз уж ты настаиваешь на какой-то непонятной авантюре, то хотя бы обрисуй мне приблизительную конфигурацию своих соображений.
– Как есть по всей правде обрисувать?
– Именно по всей правде, а как же ещё.
– Конфигурация простая: невмочь мне уже эта заграница, поперёк горла встала. Пора честь знать и возвертаться домой.
– Ничего у тебя не получится, только всё дело испортишь и подведёшь нас обоих под монастырь! В итоге мы вообще никуда не уплывём!
– А я говорю, уплывём.
– А если останемся в дураках и погибнем почём зря?
– Не боись, друже. В таких щекотных вопросах мне завсегда сопутствует успешность.
Сказав это, Скрыбочкин почесал правое ухо и, раздвинув брови, добавил:
– Што-то, гляжу я, у тебя дюже крепкое торможение закладено в мозг. Да ладно, не терзай себя трудными мыслями, не то счас, чего доброго, почнёшь хрустеть умственными шестерёнками друг об дружку, а всё одно ничего хорошего не насоображаешь – пустое мучение на тебя глядеть… Ежли я пообещал благополучную оконцовку нашему скитальчеству, значит, так тому и быть!
***
Под покровом ночной темноты они поднялись на борт корабля, и тот спешно покинул порт.
Трусоватый Корецкий решил прибегнуть к хитрости и расцеловал в щетинистые щёки бледного от кокаина капитана, одновременно шепнув тому, что дело проваливается, потому как Скрыбочкин содержит его под надзором. Ничего не разобрав в шёпоте Корецкого, капитан брезгливо отёр ладонями щёки и на всякий случай отошёл подальше от подозрительного пассажира.
Скрыбочкина же заинтересовало происходившее поодаль: гигантский одноглазый боцман с чёрной бородой и выставленными в стороны ноздрями, ругаясь на трёх языках и взмахивая смертоносными кулаками, размазывал по палубе пятерых матросов.
– Хос-с-споди-и-и, за што этот бугай верлиокий мордует личный состав? – оторопел Скрыбочкин.
– За нарушение дисциплины, – пояснил капитан. – Они избили взвод морских пехотинцев в кабаке. А денег на взятку для полиции не имели, так как уже всё пропили.
– И што?
– Пришлось расплачиваться боцману.
– Тогда другое дело, – понимающе кивнул Скрыбочкин.
Он извлёк из кармана бутылку бренди и принялся утолять жажду под мерцавшими на небе чистыми летними звёздами. Корецкий, воспользовавшись моментом, стал подмигивать капитану, совершая лицом загадочные поползновения. Тот не ожидал подобного оборота рутинной действительности, оттого сконфузился и нервно пробормотал:
– Сейчас возьму что-нибудь промочить горло.
После чего метнулся к себе в каюту.
Скрыбочкин оторвался от бутылки и озадаченно поглядел на Корецкого:
– Што это с ним, ты понял или нет?
– Откуда мне понимать, – пожал тот плечами. – Идиотская страна, идиотские люди, вот и всё понятие. Я и сам здесь чувствую себя так, будто ещё вчера у меня была как минимум дюжина глаз, а сегодня их повыкололи, и теперь мне надо мучиться и ждать, пока на пустых местах проклюнется новое зрение. Это ты втравил нас в авантюру, несмотря на мои остережения, вот сам и понимай про всё, что тебе нужно.
…Через скорое время капитан воротился из своей каюты с бутылкой рома. И со скрытым намёком в движениях приблизился к Скрыбочкину:
– Не знаю, заметили ли вы, но мне показалось, что ваш спутник несколько странно себя ведёт.
– В каком смысле?
– Подмигивает. И жесты делает… похабные.
Скрыбочкин, выпучив зрительные факторы, раздвинул зубы в ледяной улыбке. И вокруг него воцарилась такая плотная тишина, что казалось, при желании её можно было потрогать пальцами, а не то укусить ради пущей проверки или ударить чем-нибудь крепким и не внушающим сомнений. Впрочем, беззвучное удивление полковника длилось не долее нескольких секунд. Затем он понял, что Корецкий задумал предательство, и его мысль форсированно заработала:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Garanhão – жеребец; парень, чувак (португальск.)
2
Machão – «суперсамец», увеличительное от Macho – самец (португальск.)
3
Fodedor – мужчина с репутацией полового гиганта (португальск.)
4
Фолия (буквально – безумие) – португальский народный танец и танцевальная песня. В средние века фолию считали «потешным» карнавальным танцем, его исполняли мужчины, наряженные женщинами; они вели себя настолько шумно и вызывающе, что казались сумасшедшими (этим и обусловлено название танца).