Кризис

Генри Киссинджер

Кризис

Посвящается моим внукам

Сэму, Софии, Уиллу и Джулиане

Серия «Мировой порядок»

Henry Kissinger

CRISIS

The Anatomy of Two Major Foreign Policy Crises

Перевод с английского В. Верченко

Печатается с разрешения Free Press, a Division of Simon & Schuster, Inc., и литературного агентства Andrew Nurnberg.

Киссинджер, Генри.

Кризис / Генри Киссинджер; [перевод с английского В. Верченко]. – Москва: Издательство АСТ, 2023. – 512 с. – (Мировой порядок).

ISBN 978-5-17-145086-1

© Henry A. Kissinger, 2003

© Перевод. В. Верченко, 2021

© Издание на русском языке AST Publishers, 2023

Вступление

В то время как я работал в администрациях Ричарда М. Никсона и Джеральда Р. Форда советником по национальной безопасности, а затем государственным секретарем, занимая эти обе должности одновременно с 1973 до конца 1975 года, мои секретари печатали стенограммы подавляющего большинства моих телефонных разговоров. Эти стенограммы в оригинале никогда не редактировались во время печатания. Цель их печатания состояла в том, чтобы дать мне возможность выполнять данные мною обещания или достигнутые во время разговора договоренности и включать их в памятные записки для президента или в иные документы. В 1977 году я сдал эти рабочие документы в Библиотеку Конгресса, а в 1980 году предоставил их на рассмотрение Государственному департаменту. С 1997 года эти записи использовались историческим отделом Госдепартамента для публикации в своих сериях о внешней политике. В 2001 году я передал все записи телефонных бесед в совете национальной безопасности в Национальный архив США, а стенограммы бесед в качестве государственного секретаря в Госдепартамент, чтобы дать возможность этим ведомствам работать с ними и сделать их общедоступными.

Эти разговоры передают атмосферу, в которой принимались важные решения, и характер отношений, на которых строилась национальная политика. Поскольку решения по телефону отражают срочность момента, они не всегда содержат весь спектр соображений, лежащих в основе причин их принятия. Для полной картины того или иного исторического момента необходимы записи различных межведомственных встреч и стенограммы личных разговоров с президентом. Тем не менее эти разговоры дают точную картину важных факторов, влияющих на принятие решений, особенно во время быстро меняющихся событий, описанных в этом сборнике. Каждый раздел предваряется кратким описанием, которое продолжается там, где есть пробелы в стенограммах телефонных разговоров. Там, где это было необходимо для достижения последовательности хода событий, я включил краткие обзоры соответствующих межведомственных встреч.

Эта книга затрагивает два кризиса, которые были решены – что важно – преимущественно по телефону: война на Ближнем Востоке в октябре 1973 года и окончательный уход из Индокитая в 1975 году. Во время ближневосточной войны телефон использовался очень часто, потому что, когда она разразилась, я был в Нью-Йорке, принимал участие в Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций, а затем элементарная нехватка времени затрудняла использование более официальных средств связи. Окончательный выход из Вьетнама должен был быть осуществлен в чрезвычайных условиях, требующих частых телефонных контактов.

Два кризиса, описанные в этой книге, сопровождались внутренними кризисами в самих Соединенных Штатах. Ближневосточная война случилась в разгар Уотергейтского кризиса; действительно, два ее кульминационных события охватили весь период войны. Во время начала вооруженного конфликта, 6 октября, президент Никсон был вынужден решать дела с отставкой вице-президента Спиро Агню. В течение второй недели Никсон вел переговоры о порядке передачи записей секретных бесед в Белом доме. Это привело к отставке Эллиота Ричардсона с поста генерального прокурора и увольнению Арчибальда Кокса с поста специального прокурора. Так называемая «субботняя резня» произошла вечером, когда я был в Москве 20 октября и вел переговоры о прекращении огня на Ближнем Востоке. Вскоре это привело к началу процедуры импичмента президента Никсона в палате представителей. В результате, пока прилагались эти усилия, Александр Хейг был, как показывают разговоры, главным посредником в контактах с Никсоном даже для меня.

Уход из Вьетнама стал концом одного из самых острых разногласий в истории Америки, и позиция всех ключевых игроков определялась позициями, которые они занимали ранее, хотя к моменту фактического ухода эти расхождения уже были преодолены самим ходом событий. Тем не менее основные категории дебатов продолжались в течение последнего месяца, даже когда Индокитай был охвачен катастрофой.

Читатель должен помнить, что разговоры отражают атмосферу кризисных моментов. Таким образом, на деле существующие повседневные различия между Государственным департаментом и министерством обороны кажутся более драматичными, чем их конечный результат. По фундаментальным вопросам мы с министром обороны Джеймсом Шлезингером обычно оказывались на одной стороне, даже если мы прибывали туда окольными путями, в значительной степени под влиянием возглавляемого нами бюрократического аппарата. Хорошей иллюстрацией является воздушный лифт в Израиль, история которого прослеживается на этих страницах.

Совет национальной безопасности дал согласие на публикацию этих телефонных разговоров, и я хочу поблагодарить доктора Кондолизу Райс за их тщательную проверку ее сотрудниками. Я внес по их просьбе некоторые корректировки и указал размещение удаленных мест соответствующим образом в виде многоточия, заключенного в квадратные скобки, как указано далее: […]. Сами беседы были немного отредактированы, чтобы исключить повторы. Такие корректировки отмечены простым многоточием:… Обычные слова вежливости, такие как приветствия и прощания в начале и в конце разговора, также были опущены.

Время указано по Североамериканскому восточному стандартному времени.

Ближневосточная война 1973 года

Ближневосточный кризис, который перерос в войну в 1973 году, состоял из многих компонентов: арабо-израильский конфликт, идеологическая борьба между умеренными арабами и радикалами, а также соперничество сверхдержав, США и Советского Союза. Эти составные части имели в своей основе разное происхождение и со временем переплелись в сложный клубок; решение для одного не могло быть достигнуто без того, чтобы не затронуть другие.

Создание Государства Израиль при американской (а в то время и советской) поддержке в 1948 году привело к разжиганию арабского национализма и к войне, в конце которой границы были определены по линиям на момент заключения перемирия. Созданный как нация силой оружия, Израиль с тех пор жил непризнанным со стороны его соседей, которые подвергали его остракизму и ненавидели всеми фибрами души. В 1956 году Израиль двинулся на Синайский полуостров в качестве дополнения к англо-французской Суэцкой операции. Вынужденный Организацией Объединенных Наций вернуться к границе 1947 года, Израиль добился демилитаризации Синая и свободы судоходства в свой порт на Красном море в Эйлате. В июне 1967 года Израиль прорвался через линию перемирия после того, как подстрекаемый советской дезинформацией Египет при президенте Гамале Абдель Насере объявил блокаду Эйлата и угрожающе двинул свою армию на демилитаризованный Синайский полуостров по направлению к Израилю. Война закончилась за шесть дней, а Израиль отвоевал Синайский полуостров у Египта, Западный берег реки Иордан и Голанские высоты у Сирии. Такое унижение усугубило разочарование арабов.

Израиль, который никак не хотел смириться с принятыми границами, не видел никакой существенной разницы между расположением его границ в том или ином неприемлемом месте. Обреченный на враждебное отношение со стороны арабов, он стремился создать как можно более широкий пояс безопасности и сохранить все свои завоевания. В результате этого поражения арабские страны под руководством президента Египта Насера заняли вызывающе непримиримую позицию. На саммите Лиги арабских государств в Хартуме они приняли принцип трех «нет»: «Нет мира с Израилем, никакого признания Израиля, никаких переговоров с ним». Началась война на истощение, в рамках которой Советский Союз создал систему противовоздушной обороны, состоящую из зенитно-ракетных комплексов, размещенных вдоль Суэцкого канала. В 1970 году в Иордании произошел переворот по инициативе Организации освобождения Палестины. Сирия вторглась в Иорданию в поддержку ООП, вооруженные силы Соединенных Штатов были приведены в боевую готовность, и кризис закончился изгнанием ООП из Иордании.

После этого арабские страны разрывались между своим идеологическим и религиозным неприятием существования израильского государства и практической реальностью, заключающейся в том, что они не могли изменить статус-кво, кроме как с помощью той или иной формы дипломатии. Умеренные арабские правительства, такие как Иордания и (при Насере – неоднозначно) Египет, нащупывали свой путь к формуле, которая приняла Израиль на его довоенных (1967) границах (то есть линиях перемирия 1947 года). Но до урегулирования статуса арабских палестинцев они не позволят ничего другого, кроме прекращения состояния войн – иной формы перемирия – вместо полного мира, которого требует Израиль.

И в дальнейшем палестинский вопрос пребывал в еще большем тупике из-за позиции палестинских националистов, которые отказывались признать законность Израиля на любых условиях. Сирия отказывалась вести переговоры при любых обстоятельствах; она возражала против самого существования Израиля, а не его границ. Ирак усиленно добавлял свой вес к весу радикалов, как поступали и Ливия, и Алжир. ООП, претензия которой на то, чтобы представлять всех палестинцев, еще не была признана арабскими государствами, призывала к созданию светского государства в Палестине, то есть к исчезновению Израиля. А сам Израиль все больше и больше отождествлял свою безопасность с присутствием на Западном берегу. Этот тупик блокировал дипломатию Ближнего Востока на все годы между войнами 1967 и 1973 годов.

Символом тупика была резолюция 242 Совета Безопасности ООН от 22 ноября 1967 года. В ней говорилось о «справедливом и прочном мире» в «безопасных и признанных границах», но не содержалось определения ни одного из предложенных прилагательных. Отвергнутая некоторыми арабскими государствами, истолкованная теми, кто принял ее, а также Израилем в соответствии с их предубеждениями, эта резолюция стала скорее выражением тупика, чем средством его разрешения. Те арабские лидеры, которые были готовы к переговорам, трактовали ее как требование полного возврата Израиля к границам, существовавшим до июня 1967 года. Израиль же утверждал, что ни одна из его довоенных границ не была безопасной; он настаивал на сохранении части оккупированной территории каждого из своих соседей. Чтобы вдвойне убедиться в том, что его интересы защищены, Израиль выдвинул требование, столь же разумное, сколь и невыполнимое: чтобы арабские государства вели переговоры с ним напрямую. Другими словами, Израиль потребовал признания в качестве предварительного условия переговоров.

Арабские государства, чтобы их не обманули, прежде чем они обратятся к дипломатии, добивались признания своих территориальных требований. Ни один арабский лидер, каким бы умеренным он ни был, не мог согласиться с притязаниями Израиля и выжить в атмосфере унижения, радикализма и советского влияния того периода. Ни один израильский премьер-министр не мог остаться на своем посту, если отказывался от претензий на некоторые из оккупированных территорий в качестве платы за участие в переговорах. Израиль питал иллюзию, что сможет как приобрести значительную территорию, так и достичь мира. Его арабские противники предавались противоположной иллюзии – что они могут вернуть себе территорию, не предлагая мира.

Египет стал ключом к ближневосточной дипломатии. Тактическая необходимость подкрепила тот факт, что Египет заработал своими размерами, традициями, культурным влиянием и жертвами в серии арабо-израильских войн. Египет был самой густонаселенной арабской страной, культурным центром региона. Его учителя были основой образовательной системы арабского мира; его университеты привлекали студентов со всего региона. У него была самая длинная непрерываемая история среди всех наций, за исключением Китая. И он принял на себя основной удар арабо-израильского конфликта. И как монархия, и как республика, он вел борьбу, которая вышла за пределы узких египетских национальных интересов. Он принес своих молодых людей в жертву делу арабского единства и палестинского самоопределения. При этом потерял Синайский полуостров и неоднократно рисковал своим национальным единством. Египет заслужил право заключить мир.

Но, оставаясь президентом, Насер сковывал Египет своими противоречивыми действиями. Он показал общую готовность участвовать в мирном процессе, хотя и во имя невыполнимой программы. Потребовал возвращения Израиля к границам 1967 года в обмен на отказ Египта от враждебного отношения; поставил переговоры о мире в зависимость от израильского урегулирования с палестинцами, а затем от требования ликвидации еврейского государства. Также Насер не стал бы вести прямые переговоры с Израилем. Скорее Америку попросили бы добиться ухода Израиля с оккупированных территорий, взамен чего Насер наделил бы нас преимуществом от восстановленных дипломатических отношений. Тем временем Каирское радио оставалось центром антиамериканской – а точнее, антизападной – пропаганды на всем Ближнем Востоке. Короче говоря, Насер хотел вести арабский мир с антиамериканской позиции, чтобы представить любые уступки, которых он добивался, как завоеванные воинственными арабами, поддерживаемыми советским оружием и советским дипломатическим прикрытием. Соединенные Штаты не были заинтересованы в оправдании такого курса.

В сложившейся тупиковой ситуации роль Советского Союза колебалась от проявления враждебности до полной растерянности. Его поставки оружия способствовали росту непримиримости арабов. Но это не привело ни к чему хорошему, кроме как к увеличению опасности тупиковой ситуации; он не мог ее устранить. СССР так и не удалось выбрать для себя одну из дилемм. Односторонне одобряя все позиции своих арабских подопечных, он не мог продвигать ни переговорный процесс, ни собственную роль. В силу этого у нас не было причин поддерживать программу бичевавших нас арабских радикалов; в том маловероятном случае, если бы мы вдруг изменили нашу точку зрения, нам не понадобился бы Советский Союз в качестве посредника. Другими словами, Москва могла бы внести эффективный вклад в решение, только в какой-то степени дистанцируясь от требований арабов и, таким образом, поставив под угрозу некоторых из своих друзей в арабском мире. Но если бы она этого не сделала, то рисковала бы поддерживать цели, которых не могла бы осуществить, и тем самым не могла бы не вызвать презрения как страдающая немощью. Москва могла раздувать тлеющие угли кризиса, но, как только те перерастали в пламя, могла использовать их в своих целях, только разжигая конфронтацию между великими державами, чего до тех пор тщательно избегала.

Как и другие игроки, Советский Союз выжидал. Он выступал в роли адвоката арабов, но не смог продвинуть их дело; он выиграл время за счет поставок оружия, но это только увеличило степень возможного насилия, не изменив при этом лежащих в его основе реальностей.

У Америки не было никакого интереса в навязывании урегулирования Израилю под всесторонним давлением, поскольку это укрепило бы убеждение в том, что с Америкой лучше всего бороться с помощью вымогательства. В арабском мире нам нужно было усилить умеренных против радикалов, правительства, связанные с Западом, против подопечных вассалов Советского Союза. Поэтому мы принципиально отказались от каких-либо уступок Египту, до тех пор пока Насер (или его преемник Анвар Садат, если на то пошло) опирался на антизападную риторику, подкрепленную присутствием советских боевых войск. И мы не видели никакого смысла действовать совместно с Советским Союзом, пока позиция Москвы совпадала с радикальной арабской программой. Рано или поздно, как мы были убеждены, Египет или какое-либо другое государство признают, что опора на советскую поддержку и радикальную риторику гарантировала полный крах их устремлений. В этот момент Египет мог бы пожелать ликвидировать советское военное присутствие («выслать» – вот слово, использованное мной во время сильно раскритикованного брифинга 26 июня 1970 года) и рассмотреть достижимые цели. Тогда настал бы момент для крупной американской инициативы, которая, в случае необходимости, подтолкнула бы наших израильских друзей к новым подходам.

В 1970 году Насер умер, а Анвар Садат начал двигаться в этом направлении, хотя и несколько неоднозначно. Он продолжал полагаться на советскую военную технику, одновременно осторожно изучая дипломатические альтернативы. В 1971 году была предпринята попытка достичь соглашения о разъединении вдоль Суэцкого канала под эгидой представителя ООН, шведского дипломата Гуннара Ярринга. Но она ничем не кончилась, потому что Израиль не видел никакой пользы в уступках после размещения до 20 тысяч советских военных «технических специалистов» вдоль Суэцкого канала; у Соединенных Штатов не было стимула использовать давление, а Советы не были готовы бросить прямой вызов Соединенным Штатам.

В 1972 году Садат выслал советских военных специалистов, после того как Советский Союз не смог добиться дипломатического прогресса на Ближнем Востоке во время встречи на высшем уровне Ричарда Никсона и Леонида Брежнева в Москве. Но условия для разрыва еще не созрели. Президентские выборы в Соединенных Штатах и необходимость заниматься завершением войны во Вьетнаме помешали любому продвижению в 1972 году. В 1973 году в Израиле проходили выборы, и Никсон пообещал премьер-министру Израиля Голде Меир отложить дипломатические инициативы до 1 ноября. Тем не менее он ясно дал понять, что Соединенные Штаты предпримут серьезные дипломатические усилия в дальнейшем. В рамках подготовительной работы я в 1973 году дважды встречался с Мохаммедом Хафизом Исмаилом, советником Садата по национальной безопасности, и в таком же духе я также говорил с министром иностранных дел Египта Мохаммедом эль-Зайятом 5 октября 1973 года, за день до начала войны.

Тем не менее Садат удивил все стороны, начав войну 6 октября 1973 года. Неожиданностью стал провал политического анализа. Все американские и израильские оценки до октября 1973 года были едины в том, что Египет и Сирия не обладают военным потенциалом, чтобы вернуть территорию силой оружия. Поначалу никто не понял, что Садат стремился не к завоеванию, а к изменению равновесия на переговорах, которые он намеревался начать. Шок от войны, как рассуждал он, позволит обеим сторонам – Израилю, равно как и Египту, – продемонстрировать гибкость, которая была невозможна, пока Израиль считал себя более сильным в военном плане, а Египет был парализован национальным унижением. Параллельно и мы сами пришли точно к такому же выводу.

Политические предположения, так или иначе, влияют на оценки разведки. Не далее как в полдень 5 октября, менее чем за сутки до атаки, ЦРУ сообщило президенту:

«Похоже, что обе стороны все больше озабочены действиями друг друга. Слухи и сообщения агентов могут подпитывать нарастающее, судя по всему, беспокойство. Проведенные военные приготовления не указывают на то, что какая-либо сторона намеревается начать первой боевые действия».

На этом фоне в октябре 1973 года неожиданно разразилась ближневосточная война.

Определение стратегии

6 октября 1973 года в 6:15 утра я спал в своем номере в отеле «Уолдорф тауэр» в Нью-Йорке, моей штаб-квартире во время ежегодной сессии Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций, когда Джозеф Дж. Сиско, энергичный и блестящий помощник госсекретаря по делам Ближнего Востока и Южной Азии, ворвался в мою спальню. Заставив себя проснуться, я услышал хриплый голос Сиско, который утверждал, что Израиль и две арабские страны, Египет и Сирия, собираются начать войну. Однако он был уверен, что все это было ошибкой, – каждая сторона на самом деле неверно истолковывала намерения другой. Если я немедленно и решительно направлю их на путь истинный, то смогу взять ситуацию под контроль еще до начала военных действий. Это была лестная оценка моих способностей. К сожалению, она оказалась преувеличенной.

Так поступить Сиско заставило срочное сообщение посла США в Израиле – бывшего сенатора Кеннета Китинга. Двумя часами ранее премьер-министр Голда Меир вызвала Китинга в свой кабинет в Тель-Авиве. Для израильского лидера было необычно находиться на работе в тот день – это был Иом-кипур, День искупления, самый святой день в году для евреев. Это день, который проводят в посте, молитве и размышлениях; он должен напоминать человеку о его ничтожности по отношению к Богу и является кульминацией периода Высоких Святых Дней; день, в который, согласно традиции, Бог решает судьбу всех смертных в наступающем году.

Поразительное послание Голды, по сути, состояло в том, что встреча Израиля с судьбой уже началась. «У нас могут быть проблемы», – сказала она Китингу. Передвижения египетских и сирийских войск, которые и Израиль, и США считали просто военными учениями, внезапно приняли угрожающий оборот. Китинг напомнил ей, что не прошло еще и двенадцати часов после того, как представители министерства обороны Израиля заверили его, что ситуация неопасна. «Это уже не так», – ответила госпожа Меир; теперь израильтяне были убеждены, что скоординированное нападение Египта и Сирии начнется позднее тем же вечером. Поскольку арабы, несомненно, потерпят поражение, как предположила она, кризис должен быть результатом их непонимания намерений Израиля. Не могут ли Соединенные Штаты срочно передать Советскому Союзу, а также арабским соседям Израиля, что Израиль не намеревается нападать ни на Египет, ни на Сирию? Израиль призывал «какие-то» резервы, но в доказательство своих мирных намерений приостанавливал всеобщую мобилизацию. Китинг спросил, планирует ли Израиль превентивный удар. Голда настойчиво повторила, что Израиль желает избежать кровопролития; он ни при каких обстоятельствах не станет первым предпринимать какие-либо враждебные действия.

Когда Сиско разбудил меня, Ближнему Востоку оставалось всего полтора часа мира и покоя. Египет и Сирия так искусно замаскировали свои военные приготовления, что даже на этом этапе израильтяне предполагали, что нападение произойдет на 4 часа позже установленного времени. Я знал, что никакая дипломатия не сработает, если арабское нападение было заранее спланировано. Но на мое мнение по-прежнему оказывали воздействие постоянные израильские сообщения, подтвержденные депешами американской разведки о том, что такое нападение практически невозможно. Поэтому я погрузился в лихорадочный период напряженной дипломатии, чтобы предотвратить столкновение, более чем наполовину убежденный в том, что причина действий Египта и Сирии коренится в непонимании намерений Израиля.

Первым моим шагом было позвонить послу СССР Анатолию Добрынину, как того просила премьер-министр Израиля, что, очевидно, разбудило и его.

СОВЕТСКИЙ ПОСОЛ АНАТОЛИЙ ДОБРЫНИН – КИССИНДЖЕР

Суббота, 6 октября 1973 года

6:40 утра

К: Где мы нашли Вас?

Д: Дома.

К: Вы в Мэриленде?

Д: Я в посольстве.

К: У нас есть информация от израильтян, что арабы и сирийцы планируют нападение в течение следующих шести часов и что ваши люди эвакуируют гражданских лиц из Дамаска и Каира.

Д: Сирийцы и кто?

К: И Египет планирует атаку в течение следующих шести часов.

Д: Да.

К: И что ваши люди эвакуируют некоторых мирных жителей из Дамаска и Каира.

…

Д: Они попросили Вас сказать нам это?

К: Они попросили нас рассказать об этом. Я только что получил это сообщение от израильтян.

Д: Именно это они сказали?

К: Все верно.

Д: [Не слышит.]

К: Израильтяне говорят нам, что Египет и Сирия планируют нападение в ближайшее время и что ваши люди эвакуируются из Дамаска и Каира.

Д: Да.

К: Если причина вашей эвакуации…

Д: Для наше…

К: Да. Советская эвакуация – это опасения израильского нападения, затем израильтяне просят нас сказать вам, а также просят нас сказать об этом арабам.

Д: Израильтяне?