Если случится чудо

Л. Дж. Шэн

Если случится чудо

L.J. Shen

IN THE UNLIKELY EVENT

© Конова В., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Посвящается Кристине Линдси, одному из самых добрых людей на этой планете. Ты преждевременно покинула нас, пока я писала эту книгу. Мы вспоминаем тебя каждый раз, когда падает снежинка или мигает лампочка.

Не могу позволить вам испепелить меня, но и сопротивляться вам невозможно.

Ни одна живая душа не способна, вступив в огонь, не сгореть.

А. С. Байетт

Глава первая

Наши дни

Рори

Моя жизнь заключена в красивый снежный шар.

Тот, что давным-давно не доставали с пыльной полки и не встряхивали. Мирная и застывшая – со стороны моя ухоженная «швейцарская деревушка» идеальна. Так и есть. Почти. Похоже, к двадцати шести годам я добилась всего, чего хотела.

Идеальная работа.

Идеальная квартира.

Идеальный парень.

Идеальная ложь.

Ну в общем-то это не совсем ложь. Все мои свершения реальны. Я приложила для того все усилия. Проблема в том, что восемь лет назад я поклялась без раздумий всем пожертвовать, если снова с ним столкнусь. Но тогда я была совсем другим человеком.

Я ощущала потерянность. Переживала утрату. Пала духом. Запуталась.

Но что с того, если прошлое осталось в прошлом и сейчас я смотрю совсем не на него. Нет. Быть того не может.

Ни за что.

Почему тогда не удается оторвать взгляд от загадочного незнакомца, что плавной походкой вошел в банкетный зал отеля «Берчман» и привлек всеобщее внимание?

Разрумянившиеся под неумолимым зимним ветром щеки, аристократичный квадратный подбородок, римский нос и губы, предназначенные для воплощения самых порочных грехов и еще более аморальных утех. Черные как смоль растрепанные волосы завиваются возле ушей, будто изрядно потрепанный плющ. Задумчивый взгляд раскосых глаз, крепкие плечи и узкие бедра – он не просто привлекателен, он идеален. Слишком идеален.

Я алчно желаю разглядеть в нем, как и во всех безжалостных сказочных принцах, признак бессмертия, отличие от рода людского. Доказательство того, что подобное совершенство невозможно.

Заостренные уши. Клыки. Хвост.

Господи боже мой, да хоть что-нибудь. Что угодно.

Он высокий, но не поэтому на него обращают такое пристальное внимание. Нет, Мэлаки Доэрти вызывает у людей восхищение, только это никак не связано с высоким ростом, модным прикидом или миллионами на банковском счету. Одно его существование вынуждает женщин падать ниц. Я уже это наблюдала. Наблюдаю и сейчас.

Все взгляды на этом балу прикованы к загадочному мужчине, включая мой.

Хватит, Рори. Это не он.

Вот бы только взглянуть ему в глаза. Только так я могла бы положить этому конец, убедиться, что это не он. Таких глаз ни у кого больше нет. Они редкого фиолетового оттенка, напоминающего измельченный леденец.

«Дефицит меланина в сочетании с отражающимся от кровеносных сосудов светом», – объяснил Мэл в ночь, когда одним движением лишил меня невинности, сердца и трусиков.

Я наблюдаю, как мужчина деловито проходит мимо охраны в вип-ложу, не обращая внимания на любопытные взгляды женщин, томно прикусывающих губы. Даже знаменитости кидаются ему на шею и пытаются завязать беседу, подстраиваясь под его небрежную походку. Крупный лысый вышибала отцепляет красную бархатную веревку, разделяющую смертных от небожителей.

Мужчина, который никак не может быть Мэлом, неторопливо подходит к бару, разглядывая что-то. То есть кого-то – магната звукозаписывающей компании Джеффа Райнера, на коленях которого расположилась подающая надежды звезда R&B-музыки Элис Кристенсен, известная как Элишес. Лицо сорокалетнего Джеффа красное от злоупотребления алкоголем и наркотиками.

Мужчина подходит, Райнер встает, а Элис соскальзывает с его колен, со шлепком упав на пол. Перешагнув через нее, он стремглав подлетает к таинственному человеку, с пафосом падает на колени и, выдернув из нагрудного кармана стопку денег, машет ею перед лицом незнакомца. Мужчина, который точно не Мэл, с безразличием ухмыляется, вырывает деньги из пальцев-сарделек Райнера и засовывает их в карман пальто. Попутно что-то говорит Райнеру, и тот спешно поднимается на ноги.

Эта сцена все ставит на свои места.

Мэл скорее бы умер, чем заключил сделку с акулой вроде моего босса. Устроил бы ритуал самосожжения, чем пришел на гламурную вечеринку. Выпил бы яд прямо из бутылки, чем связался с таким, как Джефф Райнер.

Мэл не равнодушный надменный позер. Он сам делает себе стрижку, дает пять незнакомцам и считает коричневый соус[1] лекарством от всех невзгод. Мэл презирает пышные мероприятия, развлекательные журналы, типичные звукозаписывающие компании и изысканные блюда. Он обожает свою маму, веселится и пьет до упаду и пишет песни под бескрайним ночным небом, лежа у себя на заднем дворе. Он отказался от чека в шестнадцать тысяч баксов, который ему хотела всучить популярная поп-певица, чтобы купить одну из его песен, и здорово повеселился, когда ее озадаченный менеджер и агент пытались понять значение слова «нет».

«Но так было восемь лет назад, – посещает меня мысль. – И только на двадцать четыре часа».

Что я знаю о настоящем Мэлаки Доэрти?

Что я вообще о нем знала?

– А вот и она.

Кэллам обвивает руками мою талию. На долю секунды меня застает врасплох этот аристократичный британский акцент, и от неожиданности я вздрагиваю.

– Красавица бала, – чувствую возле уха его холодные с улицы губы.

– Ты успел. – Я поворачиваюсь, обхватываю его шею руками и быстро, как будто прикладываю карточку учетного времени, чмокаю в губы. На Кэлламе светло-серый рабочий костюм.

– А могло быть иначе? – морщит он нос.

Никогда. Кэллам – самый пунктуальный и надежный мужчина, с которым я встречалась. Полная противоположность эксцентричному, необязательному Мэлу. Снова взглянув на своего парня, я вижу, что он не забыл повязать мой любимый галстук. Темно-зеленый с золотистыми полосками. Где-то через две недели после начала наших отношений мы были в магазине и я сказала, что галстук напоминает мне об Ирландии. Кэллам тут же его купил.

Я выдергиваю из сумочки фотоаппарат, подаренный им на день рождения, и делаю снимок богатого парня с пухлыми губами, который заглядывает мне в глаза в поисках одобрения.

Четыре года назад после окончания колледжа я стала подрабатывать на фрилансе фотографом в «Блю Хилл Рекордс». Они платили какой-то мизер, но «мизер» лучше обычного «ничего», которым меня награждали первые три года стажировки. Еще я подрабатываю барменом, чтобы хватало на аренду баснословно дорогой квартиры на Манхэттене.

Я сама выбрала жизнь банальной нищенки с Манхэттена. От умершего отца мне досталось наследство, но я не собираюсь к нему прикасаться. Такая мысль даже в голову мне не приходит. Будь моя воля, сожгла бы эти деньги, но тогда маму хватит удар, а я не хочу, чтобы ее смерть оказалась на моей совести.

Мне никогда не нужны были деньги. Я просто хотела общаться с отцом.

– Выглядишь великолепно, любовь моя. – Кэллам обхватывает мой подбородок большим пальцем и заставляет поднять голову.

Неужели правда? Мужчин вроде Кэллама обычно привлекают девушки другой породы. У меня бледная, почти болезненного вида кожа, большие зеленые глаза, густо обведенные подводкой, кольцо в носу и неувядающая любовь к панк-року, которая, наверное, немного не к лицу девушке зрелого возраста, приближающегося к двадцати семи годам.

Сейчас мои волосы выкрашены в платиновый блонд, но проглядывает золотисто-рыжий натуральный оттенок. «Как земляника на снегу», – говорит Кэллам, когда у меня отрастают корни. Я одета в платье в красно-белую полоску, ботинки, на шее чокер с шипами, а волосы повязаны в небрежный конский хвост. Проще говоря, я могла бы сойти за старомодного призрака, который попал к Спенсерам[2].

Порой я подозреваю, что в первую очередь Кэллам запал на мой облик. На эту чудаковатую яркую обертку, которая подняла бы ему статус гораздо быстрее, чем обычная искусственная женушка.

«Вы только взгляните, какой Кэллам современный и прогрессивный со своей модной артистичной девушкой, хватающейся за любую серьезную работу. У нее натуральная грудь, и она не знается с продавщицами из «Нейман Маркус»[3].

– Я похожа на кого-то из актерского состава «Битлджуса», – смеюсь я, целуя его в шею. От его хриплого стона по телу пробегает дрожь.

Тыльной стороной кисти Кэллам убирает выбившийся из моей прически локон и прижимается губами к оголившемуся местечку на шее.

– А мне нравится «Битлджус».

Он ни разу не смотрел этот фильм. Кэллам признался еще на первом свидании, но поправлять его не к месту. Как будто я нарочно ищу проблемы в наших отношениях.

– А знаешь, кто еще мне нравится? – Кэллам наклоняется, чтобы еще раз поцеловать меня. – Ты в том колье от «Тиффани», что я тебе купил.

Ах да. То, что он подарил мне вместе с подобающим платьем, потому что я, конечно, классная, но рядом с его друзьями не всегда выгляжу так, как надо.

– Полегче, мне через пару месяцев исполнится двадцать семь. Не подавай идей, – подтруниваю я над ним. Слова кажутся пустыми, но я-то знаю, как ему приятно их слышать.

– Отец любит говорить: «Напугал шлюху членом». Знаешь, что это значит, Аврора Белль Дженкинс?

Вот такой он, мой парень – брокер с Уолл-стрит. С дипломами Итона и Оксфорда. Сквернослов с безупречными манерами.

Мужчина, чья единственная вина заключается в том, что его одобряет моя мать.

Богатый. Влиятельный. Образованный.

Надежный. Добрый. Скучный.

Но мама не знает, что Кэллам мне нравится вопреки этим качествам, а не благодаря им. Прошло полгода, прежде чем я уступила его настойчивости, потому как знала, что он нравится матери, а то, что ей нравится, обычно фальшивое и пошлое.

Он обхаживал меня несколько месяцев. А потом вдруг заявился в тот самый бар на первом этаже его дома, где я и работаю, и стукнул кулаком по барной стойке.

– Скажи, что мне сделать, чтобы ты стала моей, – небрежно пробормотал он тем вечером.

– Перестань выглядеть таким собранным и здравомыслящим, – невозмутимо заявила я. – В тебе есть все, что желает для меня мать. А моя мать всегда ошибается в своем выборе.

– Поэтому ты постоянно отказываешь? – Кэллам недоуменно нахмурился. – Я прихожу сюда каждый вечер, умоляя дать мне шанс, а ты не соглашаешься, потому что я, не дай бог, могу понравиться твоей матери?

Я пожала плечами и, протянув руку за очередным запотевшим стаканом, вытерла конденсат.

– Да я же полный отморозок. Меня отчислили с первого курса Оксфорда. С позором. И не потому, что плохо учился.

Я приподняла бровь, со скепсисом ему улыбнувшись. Этого мне мало.

Кэллам громко выдохнул, тряся руками так, будто готовился к марафону.

– Ладно, сейчас придумаю. У меня на заднице родимое пятно размером с кулак. Я до сих пор ем на завтрак глазированные хлопья. Каждый божий день. Тренер говорит, что у меня руки как у Риса Иванса, соседа Хью Гранта из «Ноттинг-Хилла». Я… я… я не умею плавать! – Он ликующе вскинул руки вверх, и посетители рядом с нами отвлеклись от своих стаканов и заулыбались.

Я хихикнула, качая головой. Может, Кэллам не без изъянов, но он совершенно не похож на тех придурков, к которым меня обычно тянуло. Дебби, моя мать, постоянно сетовала, что мне нравятся последние отбросы общества. Испорченные, непризнанные пьяницы, которые могут принести только боль и венерические заболевания.

Доля правды в ее словах была. Я нечасто засматривалась на мужчин, но если так случалось, то заморочек у них было больше, чем страниц в журнале «Вог».

Тут Кэллам наклонился вперед и, распластавшись на барной стойке, прикрыл рот руками, словно собирался что-то прошептать мне на ухо.

– Могу я поведать тебе тайну?

– Боюсь, ты в любом случае это сделаешь.

– Думаю, ты появилась на этой земле, чтобы стать моей погибелью.

Я рассмеялась и сделала шаг назад. В голове всплыл давний разговор с Мэлом, и я вспомнила, что уже слышала эти слова много лет назад. Я никогда не забывала все, что мы с ним друг другу говорили.

Мэл сказал, что я могу уничтожить его.

Он тогда не знал, что в каком-то смысле тоже меня уничтожил.

Каждый день, что я жила без него, тянулся как улитка, оставляя за собой дорожку слизи.

– Ладно, парень, вызову-ка тебе такси, – похлопала я Кэллама по руке.

Тогда я еще не знала, что в этом здании ему принадлежит целый пентхаус.

Он снова надул губы.

– Я серьезно.

Кэллам прекрасно понимал, что привлекателен. Знал о своих достоинствах, очаровательном акценте, умел обработать девушку так, чтобы она дала ему номер. Увы, на меня такие чары не действовали.

Отставив в сторону чистый стакан, я закинула полотенце на плечо.

Кэллам потер большим пальцем губы.

– Могу я поведать тебе еще один секрет?

Именно в эту секунду я заметила: даже когда он не надувает губы, они у него безумно чувственные.

– Ты всегда просишь разрешение перед тем, как задать вопрос? – Я с интересом наклонила голову.

Кэллам рассмеялся:

– Хочешь верь, хочешь нет, но обычно спрашивают разрешения у меня. Кстати, я ведь не пьян. Видишь это пиво? Ты налила мне всего одну пинту, и стакан стоит полный. Аврора, я не надираться сюда пришел. Я пришел ради тебя.

Я застыла, не сводя глаз с пинты пива. Он говорил правду. Я знала, потому что обслуживала его каждый вечер. До меня дошло, что дорогой одеждой, безупречностью манер, сдержанностью Кэллам совершенно не похож на Мэла. Возможно, именно он мне и нужен, чтобы в голову перестали лезть непрошеные воспоминания об ирландском поэте.

Значит, Кэллам совершенно не похож на моего отца.

Значит, ради себя же самой я должна дать ему шанс.

Он моя работа над ошибками. Мой второй шанс. Мое спасение.

– Так что? Пойдешь со мной на свидание? – упрашивал он. – Обещаю доказать, что я на удивление неуравновешенный, малость безграмотный и жутко непредсказуемый.

– Ладно, – закатила я глаза и беззаботно улыбнулась.

– Ха! – Он торжествующе ударил по барной стойке. – Было немного непредсказуемо, правда? – Кэллам развалился на стуле и отпихнул от себя стакан пива, как будто тот внушал ему отвращение. – Дамы не в силах мне отказать, – бросил он.

Вернувшись мыслями в банкетный зал, я глубоко вздыхаю, глядя на Кэллама.

– А ты, без сомнений, хочешь поведать мне все о шлюхах и членах, – говорю я, чувствуя его возбуждение через узкие брюки и свое платье.

К слову, тем вечером в баре Кэллам соврал. У него нет ни одного грубого, опасного или случайного изъяна. Что касается родимого пятна? Его кожа чиста, как белоснежный лист бумаги.

Кэллам Брукс в длинных белых носках, с золотисто-бежевыми волосами, внушительным ростом и подтянутым телом хорош собой, словно глава семьи, проживающей в летнем домике в Нантакете, у него два или три ребенка, а по выходным он щеголяет в рубашке поло и играет в гольф. Моя лучшая подруга Саммер любит прикалываться, что он выглядит как идеальный кандидат в партию Дэвида Дюка[4].

Кэллам смотрит мне прямо в глаза.

– Я сторонник моногамии, мне тридцать два, и мы встречаемся почти год. Рори, меня не пугают обязательства. Если бы все зависело от меня, ты переехала бы в мою квартиру уже завтра утром.

Я расстегиваю его пиджак и развязываю галстук, просто чтобы чем-то себя занять. Мне тоже нравится Кэллам, но год – недостаточный срок для того, чтобы съезжаться.

«Тебе это не помешало через двадцать четыре часа после знакомства наобещать Мэлу провести с ним остаток жизни», – думаю я.

Да, но тогда я только-только познала член и оргазм, доставленный мужскими руками. До сих пор продолжаю искать оправдания своим поступкам, совершенным в восемнадцатилетнем возрасте.

Кэллам ведет меня к столику. Мы подсаживаемся к типам из бухгалтерии и маркетинга в деловых костюмах, они жуют закуски, обсуждают хеджевые фонды и новые пляжные городки, затмившие Хэмптон.

Кэллам непринужденно вливается в разговор, попивая через трубочку содовую. Он по-прежнему не берет в рот ни капли спиртного. Я заостряю внимание на своих коллегах, стараясь выбросить из головы мужчину в вип-ложе.

Как я уже говорила, это не Мэл. И… ну ладно, ладно. Давайте сделаем уступку моему безумному мозгу и представим, что это он. Ну и что? Он меня не заметил. Ну а я не собираюсь к нему подходить. Наверное, он заскочил в город на пару денечков. Мэл удивительно предан своей семье, ферме, стране. Познакомившись с ним, я сразу это поняла. Этот мужчина не переедет в Америку. Даже ради девушки.

Тем более ради девушки.

И точно не ради этой девушки.

Ради денег? Ему на них плевать. Всегда было плевать.

Я покусываю хлебную палочку, опрокидываю два бокала вина и оказываюсь втянутой в бурную беседу о пляжных домиках и лучших туалетах на Манхэттене (лидирует мебельный магазин на углу Хаустон-Ист и Бродвея). К нашему столику плавной походкой направляется Уитни, помощница Райнера и чертова сука. Ее бедра раскачиваются как маятник. Платиновые волосы уложены в короткий боб так четко, будто парикмахер пользовался линейкой. Платье, напоминающее БДСМ-униформу, скроено из кожаных полосок, прикрывающих лишь грудь и бедра. Уитни наклоняет голову и выпячивает алые губы.

Люди за столиком замолкают, потому что Уитни хранит секреты так же, как я воздерживаюсь от углеводов. Пример: хлебные палочки и вино.

– Аврора, – вкрадчиво произносит она, положив на талию руку с идеальным маникюром.

Все зовут меня Рори, но Уитни – только Авророй. Однажды на фотосессии одного известного поп-певца, куда она заявилась вместе с Райнером, я совершила оплошность и упомянула о неприязни к своему полному имени. С тех пор я для нее только Аврора. Скажи я, что у меня аллергия на деньги, Уитни тут же переведет все средства компании на мой банковский счет.

А это мысль.

– Уит. – Не удостоив ее взглядом, я засовываю в рот последний кусочек хлебной палочки.

– Мистер Райнер хочет поговорить с тобой на балконе. – Уитни смотрит над меня, сведя выщипанные брови. Честное слово, она получает удовольствие, когда прочищает горло и с намеком добавляет: – Наедине.

Расправив плечи и высоко задрав голову, я опрокидываю для храбрости третий бокал вина и иду на террасу в вип-ложу. Райнер скор на сексуальные домогательства, тем более под кайфом и пьяный. А сейчас он точно пьян. Я засовываю салфетку с логотипом отеля в кармашек платья. Оглянувшись, вижу, что Уитни усаживается на мое место и кладет накрашенные красным когти Кэлламу на плечо, попутно стрельнув в его сторону приторной улыбочкой. Уитни из кожи вон лезет, чтобы доказать свое превосходство надо мной. И это, конечно же, так, если в качестве критерия брать мошенницу из искусственного пригорода «Отчаянных домохозяек».

Напоследок я вижу, как она шепчет Кэлламу что-то сокровенное. Он хмурится, отрицательно качает головой и кажется расстроенным ее предложением.

Распахнув двойные двери, я выхожу на совершенно пустой балкон. Здесь холоднее, чем в сердце у моей матери. Я потираю руки, проклиная себя за то, что оставила пальто в зале, и ступаю к перилам, с восхищением взирая на панораму.

Стоит мороз, но мне всегда холодно. С самого рождения и сколько себя помню я всюду ношу свитеры и пуховые куртки. Словно моя кожа навсегда покрыта невидимой коркой льда.

Я смотрю вверх, на звезды, и даже при такой погоде восторгаюсь их красотой.

Слышу приближающиеся за спиной шаги. На плечи опускается что-то тяжелое. Дорогое шерстяное пальто, еще хранящее тепло чужого тела. Пальто пахнет роскошным мужским ароматом: землей, сосной, сигаретами и слишком затратным для розничной продажи одеколоном. Сбоку появляется тень. Он ставит стакан с виски на широкие мраморные перила, облокачивается на них почти рядом со мной, но не касается.

Я поворачиваю голову, ожидая увидеть Райнера, но сталкиваюсь лицом к лицу с… Мэлом.

С моим Мэлом. Это все-таки он.

Мэлаки Доэрти с лиловыми глазами. С завораживающей улыбкой. С договором, который я подписала на салфетке.

С обломком моего сердца, который он так и не вернул.

Только теперь он не улыбается. Он словно и не рад меня видеть.

Мэл убеждал, что в случае встречи женится на мне, невзирая на обстоятельства. Но эта клятва была дана почти десять лет назад под влиянием алкоголя, страсти и юности. Всего лишь как вероятный сценарий.

Мэл произносит:

– Привет, дорогая.

От его голоса с резковатым ирландским акцентом у меня подкашиваются ноги, и я хватаюсь за перила.

Падают первые хлопья снега. Мне на нос. На ресницы. На плечи. В снежном шаре разражается буря.

Глава вторая

Восемь лет назад

Рори

Я прислоняюсь спиной к отцовскому надгробию. Вырвав пару травинок, подкидываю их в воздух и смотрю, как они плавно приземляются на мои заляпанные ботинки. Звонят церковные колокола, солнце заходит за зеленые горы.

– Знаешь, мог бы и подождать. Завязать с выпивкой на месяц-другой, чтобы я успела с тобой познакомиться, – бурчу я и выдергиваю из ушей наушники. Сворачиваю приложение на телефоне, в котором еще глухо играет песня «One» группы U2, а потом бросаю его на землю.

– Извини. Вышло грубо. От усталости я обычно бываю капризной и… Да ведь ты и сам бы это знал, реши познакомиться со мной лично. Господи, пап, ну и гад же ты.

Но, даже выдав такое признание, я все равно в него не верю. Он не гад. Отец наверняка был замечательным человеком.

Я резко опускаю голову на каменную плиту и закрываю глаза.

Стоит середина лета, я привычно мерзну и выжата как лимон после долгого перелета из Нью-Йорка в Дублин. А еще – после сорокапятиминутного спора с регистратором хостела, потому что с сайта моя бронь пропала, а свободных номеров у них не осталось. Закинув свой небольшой чемоданчик в отель около Темпл-бар, я приняла душ, съела полпачки засохших чипсов из мини-бара и ужаснулась счету, который мне придется оплатить за непредвиденную смену жилья, что, несомненно, на корню пресечет мою мечту обновить камеру перед отъездом в колледж.

А потом еще мама позвонила, сообщив в своей фирменной тактичной манере, что после поездки в Ирландию домой я могу не возвращаться.

– Что это вообще такое? – потребовала она объяснений. – Во-первых, он умер. Во-вторых, жила ты без него и прекрасно жила бы дальше. Уж тут поверь мне на слово, солнышко.

– Легко тебе говорить. Ты так и не позволила мне выяснить это самой.

– Он был пьяницей, дармоедом и жутким бабником.

– А еще талантливым и смешным и каждый год присылал мне подарки на Рождество и дни рождения. И его презенты были занимательнее твоих подарочных сертификатов в «Сефору» и сыворотки для роста бровей, – буркнула я.

– Прошу прощения, я хотела, чтобы у тебя были полезные вещи. На них ты могла приобрести отличный тональник, чтобы замазать родимое пятно. Легко быть прикольным родителем, не участвуя в воспитании дочери! – фыркнула мать. – Ты ищешь свою сводную сестру? Спорим, она живет в расфуфыренном доме? Деньги ведь кому-то достались.

Так она намекала, что деньги наверняка достались не мне.

Я хотела найти сводную сестру, но не знала, с чего начать. Если честно, поездка вообще вышла спонтанной. Мне вдруг захотелось побывать в стране, где похоронен папа. И чего я ждала? Некой мистической связи с этим холодным камнем под головой? Возможно. Но вслух никогда не признаюсь.

– Все сказала, мам?

– Попрошу не разговаривать со мной в подобном тоне, юная леди. Я жизнь положила на твое воспитание, пока он лишь пропивал твое наследство.

Я фыркнула.

Деньги, деньги, деньги. Все всегда сводится к деньгам.

– Поверить не могу, что его похоронили рядом с церковью, – задумчиво произнесла мама. – Надеюсь, трава, как его сердце, не почернеет.

Пожаловавшись на свои слишком заметные недавно окрашенные пряди и выжав из меня обещание купить в дьюти-фри на обратном пути блок «Парламента», мать повесила трубку.

И вот я здесь, сижу на кладбище посреди Дублина и пялюсь на серую белку, которая глазеет на пачку чипсов, торчащую из моего рюкзака. Завидую меховому покрову зверька. Я всерьез подумываю, что с удовольствием бы ходила в меховой шубке, только бы спрятаться от вечного холода.

– Да они даже невкусные. Зачем мариновать чипсы? Дикость какая-то. – Я вытаскиваю пачку из рюкзака, достаю кусочек и бросаю белке. Испугавшись, она отпрыгивает, но через секунду робко крадется к угощению. Животное нюхает пластинку, хватает крохотными коготками и удирает на ближайшее дерево.