Изгнанники Менантра. Забытый путь. Книга 3

Макс Домнин

Забытый путь. Книга 3

Глава 1

Крик разнесся по округе, отражаясь многократным эхом от торосов и гигантских валунов, укрытых слежавшимся снегом. Косматая голова на секунду скрылась в густом облаке пара, что вырвался из широко открытого рта охотника. Зверь опустил острый рог к вытоптанному в сугробах пятну. Кровавая дорожка выписывала сложный узор, со множеством завитушек и полукруглых линий, следуя движениям добычи. Носорог устал, шерстяные бока то широко раздувались, то бессильно опадали. Редкие, скрюченные ледяным ветром деревца, окружали вытоптанное пятно. Напротив лохматого великана застыл приземистый человек. Чрезвычайно развитая, широкая грудь поминутно втягивала морозный воздух. Всклокоченная, косматая борода беспорядочно топорщась во все стороны, окружала грубое лицо охотника. Покатый лоб и мощные скулы, с крепким носом выдавали непреклонную волю человека. Черные, маленькие, как у медведя глаза, сверлили зверя из-под нависших надбровных дуг.

Мощный торс прикрывала замшевая куртка, а крепкие, как стволы деревьев, ноги замшевые же штаны и кожаные мокасины. Толстые как корни дуба пальцы сжимали древко короткого копья с каменным наконечником. Листовидная пластина с ретушированным краем, напоминавшим каменную пилу, уставилась на носорога. Чуть в стороне, у огромного валуна, валялись два копья. Одно треснувшее и размочаленное в месте перелома, а второе без наконечника. Острая пластина осталась под лопаткой зверя, откуда по передней ноге шерстяного великана стекала тонкая струйка крови.

Носорог сорвался с места, земля вздрогнула, топот гулким эхом разнесся по окрестностям. Огромный рог боднул в сторону, пытаясь нагнать необычайно шустрого врага. Сделав всего один шаг, человек отошел с траектории атаки. Голова зверя последовала за охотником, но не успела, в то время как каменное жало глубоко вошло в горло жертвы. Страшно захрипев, носорог закрутился вокруг своей оси, древко ударило по ногам человека и опрокинув его на землю переломилось. Охотник попытался перевернуться, но носорог налетел сверху, и тяжело топая мощными, как колонны, ногами, принялся топтать землю.

Под огромной тушей исчез и человек, и вытоптанное пятно снега. Четверть часа спустя зверь зашатался и выдыхая из раздутых ноздрей красную пену отошел к огромному валуну, немного не доходя до камня, носорог рухнул. Шерстяные бока опали, а шумное дыхание стихло.

Кровавое пятно прерывалось лишь смоляными космами поверженного охотника. Светлая замша, обильно залитая кровью, скрывала переломы. Только неестественные выступы под тонкой кожей выдавали истинное положение вещей.

Косматый тяжело дышал, воздух со свистом входил в проломленную грудь. Охотник попытался пошевелить рукой, пальцы слегка дрогнули, а человек громко застонал. Мука исказила грубые черты, медвежьи глаза светились гневом и решимостью. С громким криком он сел, руки как плети повисли по бокам, человек смотрел пустыми глазами на сломанную ногу. Казалось он не понимает, что с ним произошло, но мгновение спустя охотник резким движением вышел на колено целой ноги. Секунду человек удерживал равновесие, а затем рухнул лицом на окровавленный наст.

Теплые руки приятно согрели щеки и лоб.

– Так бабочки иногда садятся, когда неподвижно лежишь в траве, – подумал косматый.

Руки куда-то исчезли, охотник открыл глаза, у самого выхода его дома белел силуэт. Косматый не мог определить кто перед ним. Он знал всех животных, что жили на расстоянии двухсот километров, но такое увидел впервые. Самка нежно смотрела на него огромными, голубыми глазами. В том, что перед ним самка у охотника сомнений не осталось едва мужчина взглянул на значительную грудь, выделявшуюся под тончайшей рубахой, достигавшей стройных щиколоток незнакомки. От мягкого взгляда, влажных глаз у мужчины заныло в груди, а на глаза навернулись слезы умиления. Самка чем-то походила на него, ну конечно потоньше, да и поизящней. Лицо так и вовсе чудное, без волос совершенно, а вот на голове, грива, как у коней. Удивительно, но самка ему нравилась, прежде он не испытывал таких чувств.

Чудная подошла к его спальнику, охотник не чувствовал боли, руки и ноги слушались, не было только сил. Впервые он ощущал себя подобно выпотрошенному оленю. Сколько не поворачивай все равно тело скручивается, а ноги не держат.

– Лежи, – легкая рука коснулась покатого лба, испещренного глубокими дорожками морщин.

Голос незнакомки трогал особые струны где-то внутри охотника. Ему хотелось, чтобы она говорила, сейчас он мог слушать ее вечно.

– Сколько же сотен лет ты прожил? Один, в глуши, бедолага, – узкая кисть прошлась по глазам, мужчина зажмурился от удовольствия.

– Ну теперь я все исправлю, чудо природы, – голубоглазая мягко улыбнулась.

Косматый этого уже не видел, глубокий сон сковал мощное тело.

****

Женщина в белом приходила каждое утро, теперь он знал, что она женщина, и приносила необычную воду. Поначалу косматому от нее делалось плохо, но затем в его голове прояснилось. Он даже начал стесняться дома сложенного из костей шерстяной горы, и обтянутого сшитыми вместе шкурами, открытого очага, и навалов костей за домом. Понять почему ему теперь неловко охотник не мог, ведь прежде он жил, не думая о таких пустяках. Правда жил он один, наверное, потому и не думал. Позже, женщина, ее звали Аар, научила его говорить, ему нравилось учиться. Он и прежде любил смешивать разные штуки. Варить или жечь, колоть, стучать, ему нравился огонь, и его умение уничтожать все до чего коснется красный злыдень. Охотник сам придумал иголку, шитье, и одежду, его руки точно знали, как надо. И вар для копья, он тоже сам научился варить. Такой клей получается, что ни по чем не отобьешь от палки камень. Благо под рукой всегда есть все, что нужно, только подмечай и повторяй, ну и сам не теряйся.

Аар часто нежно касалась охотника, отчего по телу мужчины проходила неведомая прежде истома. Раз не удержавшись он перехватил ее талию, могучая рука притянула женщину к дрожащей от желания груди. Богиня рванулась всем телом, но тонкие запястья утонули в широких ладонях мужчины. На секунду хватка ослабла, но медвежьи объятья окончательно подавили сопротивление. Потрескавшиеся от ветра губы мужчины впились в пухлый рот Аар. Женщина ослабла, от мощных объятий богиню повело, дыхание сбилось, а сердце в груди затрепетало, косматый потянул платье вниз. Ткань затрещала, расползаясь под непреодолимым напором, и обнажая беззащитную плоть женщины. Аар извернулась и вырвалась из объятий, оплеуха звонко шлепнула по щеке. Охотник рассвирепел, в один прыжок Сантар, она дала ему имя Сантар, нагнал обнаженную беглянку. Аар вскрикнула, и заколотила кулачками в широкую грудь косматого. Перехватив в талии, он закинул добычу на плечо и поволок в землянку.

Полог скрыл дневной свет, осталось только призрачное мерцание углей в очаге, да слабый огонек в лампадке, у ложа из шкур.

Косматый швырнул Аар на лежак, и склонился к белянке, в едва различимом силуэте что-то изменилось. В сумраке заблестели огромные глаза, казалось они светились изнутри. По спине мужчины пробежал холодок. Он остановился в нерешительности, желание куда-то испарилось, одурь отступила. Стыд и неловкость сковали все существо могучего охотника. Затравленно глядя на Аар, Сантар отступил к очагу, а затем и к пологу. Изящно изогнувшись Аар поднялась с лежака и совершенно не кроясь шагнула к мужчине, высокая грудь вызывающе смотрела на растерявшегося охотника.

Холод, в прежде пленявших особым теплом и мягкостью глазах, поразил Сантара. Прежде он никогда не ощущал себя таким ничтожным и слабым. Женщина прошла мимо, он чувствовал запах ее тела, а выбившийся локон белокурых волос пощекотал объемные бугры на плече. Сантар вздрогнул, полог отошел в сторону, свет разрезал полумрак жилища, охотник поднял руки к лицу, закрывая глаза. С улицы донесся заливистый смех, высокие ноты сверлили мозг мужчины, все больше вызывая жгучее чувство стыда и отчаяния.

Дни потекли, как и прежде незаметно и стремительно. Аар пришла на следующий день как ни в чем не бывало, и продолжила учить неотесанного мужлана. Вот, только, чем он больше узнавал и понимал, тем сильнее ощущал одиночество. Прежде его это не беспокоило, он всегда, со своего первого дня, был один. Теперь же рядом находилась женщина, и Сантар потерял покой. Поведение богини сводило с ума, желание, смущение и страх рвали душу косматого. Сантар несколько раз пытался поговорить о случившемся, но Аар либо молчала, либо переводила разговор на иные темы.

Холодный ветер трепал край шкуры, прикрывавшей вход в темный дом охотника. Аар пришла раньше обычного, рассвет только окрасил алым горизонт. Женщина вошла тихо, едва слышно шелестя длинным подолом ослепительно белого платья. Сантар приподнялся на ложе из лапника укрытого огромной шкурой пещерного медведя. Очаг алел углями, оставляя красные отблески в глазах мужчины и женщины. Охотник почему-то сразу почувствовал, что привело белую богиню в его лачугу.

Загадочно улыбаясь Аар расстегнула высокий ворот из тончайшего кружева, и оголив плечо, бесшумно шагнула к лежаку Сантара. Платье тихо шурша сползло, по высокой груди, и на мгновение задержавшись на тонкой талии, скользнуло по гладким коленкам на шкуры северных оленей. Удивленный охотник поднялся навстречу, могучие руки перехватили ладное тело, грубые ладони прошлись по трепетной плоти, отвечавшей на прикосновения сладострастной дрожью. Голову кружило желание, дыхание перехватывало, а руки не могли насытиться шелковистой кожей. Они рыскали по телу Аар отыскивая все более укромные места. Влажные губы белянки впились в рот Сантара, чувство тела ушло. Впервые охотник потерял уверенность в том, что он жив. Землянка исчезла, вокруг вились сверкающие силуэты и белесые нити. Они то сходились, то рассыпались мириадами брызг, а в ушах звучал певучий голос белой богини.

****

Вечер заглянул в дом, последние лучи зимнего солнца легли на серо-коричневый мех. Из-за откинутого полога двери ворвался ледяной ветер. Впиваясь в лицо и волосатую грудь Сантара, стихия словно требовала от человека покинуть землянку.

Сантар нехотя поднялся на все еще непослушные ноги, и побрел к выходу, туда где высокая земляная ступень сливалась с горизонтом. Кровавый закат окрасил алым сугробы, окружавшие стоянку охотника. На разлапистой ели, приземистой и кривой, как и все деревья севера, восседал огромный орел. Пестрый, с белой крапиной, и крючковатым клювом, он строго взирал немигающим глазом на человека.

Тяжело взмахнув крылами, огромная птица поднялась в воздух, ель натужно заскрипела. Пронзительный клекот заставил охотника взглянуть на небо. Высоко над головой человека хищная птица сделала круг, и вновь издав крик потянулась к далеким горам.

Схватив плетеные снегоступы, Сантар тронулся за птицей. Позабыв одежду, полуголый, без копья, охотник следовал за орлом.

Вскоре пошли глубокие снега, и резко потемнело. Поодаль завыли волки, а стужа безжалостно впилась в обнаженную плоть. Снегоступы, здорово облегчили погоню, но потемневшее небо поглотило образ птицы. И теперь маяком служили лишь редкие крики орла. Впереди вырос уходящий в небо торос, глыба оледенелого снега возвышалась подобно скале, сверху донесся клекот. Птица кружила над человеком.

Рядом засветились зеленые точки, к первым двум прибавились еще восемь, в десяти шагах завыл волк. Сантар осторожно повернулся, выискивая глазами зеленые огни, перемещавшиеся по кругу. Раздался гневный рык, из тьмы вырвался огромный зверь, оскаленные зубы метили в горло человека. Раскрытая ладонь встретила тело хищника, легко отшвырнув вожака стаи на торос. От удара мощной туши с верхушки скатился снег. Волки разбежались, подвывая и скуля. Прямо перед лицом Сантара мелькнули крылья орла. Птица налетела на вожака, крючковатые когти впились в восьмидесятикилограммовую тушу серого, а огромные крылья легко оторвали хищника от земли. Зверь завизжал, а затем перешел на вой, доносившийся откуда-то сверху. Звук быстро приближался, тяжелый удар гулко отозвался в ближайших торосах. Вой мгновенно стих, перед застывшим в немом изумлении охотником лежал покалеченный волк. Кровь еще парила, но Сантар скорее чувствовал ее тепло, чем видел пар.

Орел прижался к земле и почти касаясь краем крыла пушистых сугробов, полетел вдоль тороса, охотник зашагал следом, на клекот беспрерывно летевший из темноты.

Мягкий свет упал желтым пятном на снег, Сантар задубел, но упорно шел за птицей. Несмело заглянув в освещенную пещеру, из льда и снега, человек перешагнул границу света и тьмы.

Грот освещал маленький шар, огонек летал под сводом убежища. Все свободное пространство грота занимали молодые девушки, белые, как и его знакомая Аар, только много моложе. Девы расступались, пропуская Сантара внутрь ледяной пещеры. Ближе к центру, прямо на сине-глянцевом полу, на четвереньках стояла белая богиня. Ладное тело, вздрагивало, а взгляд огромных голубых глаз застыл на темной корке гололедицы под ногами. С длинной шеи богини свисала тесемка, на конце которой качался, в такт движениям тела женщины, необычный медальон. Две свитые во едино спирали, точно обнимали одна, другую. Посередине чернела капля. Сантару показалось, что кто-то случайно пролил на каменное украшение растопленную смолу. Аар подняла лицо и взглянула на Сантара. Слабая улыбка едва коснулась четко очерченных губ, а глаза вновь затянуло мучительное переживание материнства. Тонкие пальцы заскребли лед, а из горла женщины вырвался крик. Тело прогнулось, молоденькие повитухи окружили богиню, скрыв момент рождения первого человека от глаз отца.

Звонкий шлепок, и по гроту разнесся высокий крик младенца, расправившиеся легкие получили первый глоток воздуха. Человек родился, а вместе с ним и новое племя.

Белянки расступились, Сантар недоверчиво вгляделся в крохотное тельце, оравшее на руках у Аар. Полная молока грудь оборвала крик, вернув покой под своды снежной пещеры.

Спирали на медальоне колыхнулись, точно щепа от прикосновения медвежьей лапы. Тонкие нити узора расплылись, а грудь Аар, поверх которой украшение лежало, мелко завибрировала. От тела младенца отделился силуэт, со стен и потолка взметнулся снег, лед под ногами потек, показалась земля. Черная жижа парила, быстро теряя влагу, в воздух поднялись первые крупинки почвы. Рассыпаясь в пыль, они превращались в маленькие смерчики, которые тянулись к отделившемуся от ребенка силуэту. Две девы, растолкали подруг, и бросили перед Аар, охапку еловых ветвей, богиня сделала знак одной из дочерей. Девушка щелкнула кресалом, сноп искр упал на поднесенный подругой трут. Веселые огоньки заплясали поверх иссушенной трухи мхов. Ельник нехотя взялся огнем, с трудом отдавая древесину стихии. Смолистый дым окутал пещеру, неизвестно откуда взявшийся ветерок, понес едкое облако к выходу.

Силуэт младенца втягивал все больше земли, огня, горящих углей и водяного пара. Маленькое тельце обрело плотность, и упало в протянутые руки одной из дев. Медальон вздрогнул, и снова от рожденного младенца отделился призрачный силуэт. Нити из земли, огня и пара потянулись к нему, а секундой позже обретшее плоть тельце легло на руки следующей дочери Аар.

Сантар молча взирал на акт творения нового рода, сам не зная почему он ощущал особое благоговение перед женщиной-матерью. Могучий охотник опустился на колени.

– Со дня сего, ты более не одинок. Родила дочь тебе я в жены, и жизнь вложила в племя новое, чтоб скрасить долгий путь среди растений и животных. Прими детей моих, как следует отцу. Тут и жена тебе, и новые друзья. Лишь обожди немного, и Маи приведут народ, что понесет твое наследие.

– Как мне тебя отблагодарить Аар? – спросил потрясенный охотник.

– Люби рожденных мною чад. Не каждый род имеет часть меня в своей основе, особенные будут дети. Веди народ свой к свету, пусть знания не ослепят людей, а породят великие свершения. Учи их мир любить, как любишь сам, – богиня ласково улыбнулась.

– Но я и сам только обрел разум. Твои уроки мне отрыли мир. Чему могу я научить? – Сантар опустил глаза, страх ответственности сковал душу отца.

– Пытливый ум и страсть к познанию, пленили сердце, столь долго спавшее в груди, – тонкие пальцы коснулись обнаженного полукружья, напротив сердца. – А любопытство в ложе привело, служившее убежищем для одного. Достоин ты вести свой род, хоть и случайно зародился образ человека. Прими детей моих, отбрось сомнения и страх, и проведи к величию свой род. Богам подобны станут, потомки первых малышей.

****

Обратный путь Сантар не помнил. Оказавшись в холодной землянке, охотник долго сидел напротив раскрытого входа, глядя на сверкающие просторы заснеженной тундры.

В голове звучали слова Аар, когда-то услышанные от богини в одной из бесконечной череды бесед.

– Наш мир один из многих, и если посмотреть на свод, то целый ворох виден нам, лишь черным небо, выкрасит ночной покой. С рождения всего, на каждом из миров, возникли силы, что могли творить по воле жизнь иную. И все же иногда встречаются изгои, миры что лишены создателей живого. В таких, сама природа, выступает богом, перебирая виды и рода, она выводит удивительных существ. Таких, что даже наша сила не способна породить. Фанарион был щедро одарен, природа здесь лишь наш помощник, вся воля созидания заключена в стихиях. Они родят себе подобных, а мы даем жизнь новым расам, вручая каждой, что-то от себя.

****

Налетел ураган, шишковатые стволы столетних дубов застонали. Широко раскинувшиеся ветви хлестали соседние деревья, треск и скрип поминутно оглашали наполненный ревом стихии лес. Тугие струи ливневого дождя, нещадно били в лица воинов. Сама природа гневалась на слепую ярость людей. Огромные ветви падали под ноги воинов, кого-то убивало на месте, другие продолжали бой не желая уступать стихии.

Камень дополнила медь, к вываренной коже долгие века надежно защищавшей тела людей, добавился металлический панцирь. Головы воинов укрыли клыки кабанов, собранные в причудливые шлемы, а руки сжимали копья с листовидными наконечниками, обитые медью дубины, а также молоты, цельно резанные, из дуба. Особо знатные бойцы носили на поясах длинные мечи с сужающимися к острию клинками.

Витые бороды, оскаленные зубы, сверкающие в бликах молний глаза, и мокрые тела смешались в священной роще. Гулкие удары в кожаные щиты, сменялись вскриками павших или стонами раненных.

О ствол с размаху ударилось тело крепкого воина, в толстой кирасе из меди. Копье и щит отлетели под ноги идущим следом товарищам. Скрежет металла напугал бойцов, они отступили от невысокого, коренастого мужика с огромной дубиной в руке. Взмах дрына, и увесистое навершие мягко плюхнуло в тело знатного воина. Кожаный нагрудник, густо укрытый красной чешуей, вогнулся вместе с ребрами и позвоночником. Воин отлетел в шеренгу, подходившую с левой руки. Прикрываясь огромными, кожаными щитами, копейщики приняла тяжелое тело павшего товарища. Секундное замешательство сменилось вскриком гнева. Выставив копья, бойцы ринулись на силача. Впереди шеренги, между копий, шли воины в медных доспехах с маленьким щитом в одной руке и длинными мечом в другой. Построение приближалось сбоку, а с фронта на здоровяка напирала толпа бойцов попроще.

Коренастый скрывший широкое тело за бронзовой кирасой, от которой вниз тремя рядами спускались сегменты металлической юбки доходившей до колен воина, выставил изящно изогнутый щит. Прямоугольный лист бронзы, с выступом наверху надежно скрывал тело силача. Широкие наплечники, гнутые подобно рукавам, свободно ниспадающим на плечо, загремели, сочленениями, а обутые в сандалии ноги, точно дубовые стволы уперлись в землю. Наголенники, прикрывавшие нижнюю часть ноги, блеснули изгибами витого узора. Тугие кожаные ремешки, крепившие наголенники к ноге, натянулись, грозя в любую секунду лопнуть от натуги вздувшихся буграми икр.

Медный шип утопленный в дубовом комле, прочертил борозду в раскисшей земле Дубина опустилась вниз, перед тем как взлететь наверх, чтобы сеять панику и смерть в рядах врага. Размахнувшись что было сил, коренастый с оглушающим воплем швырнул дубину в ряды, наступавшие сбоку. Строй рассыпался, воины кинулись кто-куда. Но огромный кусок дубового корня все-таки настиг троих противников.

Земля содрогнулась, коренастый кинулся в гущу перепуганных воинов. Острый, длинный меч быстрыми тычками находил щели в сочленениях доспехов, влетал в раскрытые рты кричавших от ужаса врагов, пробивая черепа насквозь. Зацепив медную кирасу коренастый согнул клинок, широкий шит тут же закрыл его от ответного удара копьем. Со спины, с высокого ворота, по касательной слетел полукруглый медный топор. Здоровяк упал на колено и подобрал чье-то копье. Длинное, узкое жало прошило, снизу-вверх, голову копейщика, что успел обойти огромный щит силача. Обратный удар подтоком пробил медный панцирь топорника. Копье намертво застряло в теле павшего, но топор врага славно послужил коренастому.

Ливень усилился, казалось вода падает с неба сплошным потоком. Разлетелся шлем из кабаньих клыков, войлочная основа, вместе с вываренной кожей, смялась, скрывая рассыпавшийся череп воина. Тело рухнуло под ноги силача, топор повело, полукруглое лезвие с отверстиями смялось, напоминая теперь дубинку, окованную металлом.

Молния ударила в землю, совсем близко от здоровяка, из-под кирасы повалил дым, а воин плашмя ухнул в испаряющуюся лужу.

Вопль торжества разнесся по роще, из-за деревьев показались копейщики. Короткие древки засвистели, пронзая влажную тьму. По пути следования сулиц, потоки воды рассекались на мириады брызг. Каменные острия крошились о твердую бронзу доспеха, одно копье пробило бедро коренастого. Он открыл глаза и попытался подняться, кровь ручьями текла в жидкую грязь под ним. В колено согнутой ноги, впилась стрела. От дуба, в десяти шагах, отбежал паренек с узкой дощечкой в руках. Специальный зацеп уже принял новый дротик, готовый в любое мгновение сорваться в сторону силача.

Превозмогая невыносимую боль коренастый поднялся, в панцирь, в шлем и наколенники часто застучали каменные, костяные и медные наконечники. Враги метали копья и дротики издалека, избегая страшного противника. Под колено ударило еще одно копье, силач покачнулся и рухнул на спину. Лицо воина заливал дождь, но он улыбался, зажмурив глаза коренастый ждал последнего удара.

Враги окружили раненного, копья быстро вздрогнули, но жала не нашли жертву. Со всепоглощающим треском в круг воинов ударила молния, слепящие изломы ветвились по бойцам поражая все в радиусе пяти метров. Огромные дубы задымились и вспыхнули, а тела людей рассыпались в прах. Лишь с трудом определяемые контуры медных доспехов, остывая со злобным шипением, светились в жидкой грязи.

Находившийся в центре силач, остался цел. Секундное замешательство копейщиков, прятавшихся в чаще, сменилось беспорядочным бегством. Коренастый перевернулся на живот и пополз следом за врагами, но силы покинули человека. Тяжело вздохнув он упал лицом в коричневую пульпу, размытую небесной влагой.

****

Удило уныло повисло над речкой. В прозрачной воде шустрили мальки, серо-коричневые черточки на фоне пестрого галечника. Иногда солнце выхватывало яркую вспышку, зацепив боковую чешую подросшего рыбьего молодняка. Поплавок вздрогнул, но тут же затих.

Сегодня утром ушел Ванад, мудрый толстяк с глазами ребенка. Он спас его в Священной роще, с тех пор прошло двадцать пять лет. Буря еда не унесла его жизнь, он упал в лужу и, если бы не сердобольный путник наверняка захлебнулся бы.

Толстяк больше года лечил его. Раны плохо затягивались. Несмотря на все усилия Ванада, хромота так и не прошла. Каждую осень Сантар мучился болями в коленях, но не она донимала его. Каждый год с началом листопада, перед глазами всплывали гибель Ванелии, и Охалии. В такие дни голубые глаза Ванелии, так схожие с глазами Аар, точно смотрели на него из другого мира. Его жена почему-то унаследовала прекрасные черты своей матери, а также ее долголетие и умение лечить песней. Дочь, Охалия, напротив пошла в отца. Невысокая, но очень ладная, плотно сбитая и черноокая, девушка казалась полной противоположностью матери. Тысячи лет прожитые вместе, во многом сгладили различия между женщинами, но до конца своих дней мать и дочь держались отстраненно.

Замужество Охалии разрешило многолетний конфликт. Новый дом принял дочь Сантара и вскоре его род пополнился тремя прекрасными внуками. Сын правителя Танада, Семиокл оказался на редкость одаренным малым. Вместе с тестем они создали удивительный сплав из меди и олова. Долгие поиски идеального соотношения привели их к открытию, несколько граммов секретного минерала делали бронзу твердой и гибкой.

Открытие заинтересовало василевса Гамананда, он пригласил Танада и Семиокла на пир по случаю рождения наследника. При дворе Гамананда было принято держать несколько наложниц, помимо жены. Молодые девы, чаще дочери непокорных василевсов, или врагов Интурии, конфедерации городов-государств, регулярно приносили потомство. По желанию отца, некоторые из его отпрысков могли получить право наследовать трон. Вот по случаю рождения очередного претендента на внимание василевса и состоялось празднество во дворце Гамананда.