Поцелуй шелки

– Вряд ли можно назвать Лютера невинным.

От этого имени у меня скручивает живот.

– Мэйзи, – Подаксис нежно похлопывает меня по колену. – Ты не хотела его убивать.

– Это не имеет значения, – отвечаю я хриплым, надрывающимся голосом, поднимаюсь на ноги и отступаю в сторону от своего друга. – Любить меня смертельно опасно. Я не могу так рисковать.

– Так вот как ты хочешь провести остаток своей жизни? Воровать, чтобы выжить, и держать всех на расстоянии вытянутой руки?

Чего я хочу, так это спокойно прожить свою жизнь, не беспокоясь о том, что королева Нимуэ найдет меня и попытается использовать мою смертоносную магию. Только я не могу заставить себя произнести это вслух, потому что тогда возникнет еще больше вопросов. Еще больше неприятных воспоминаний. Как, например, тот факт, что я фейри и, если не получу смертельную рану одним из немногих способов, которые могут нас убить, буду жить вечно.

И та, кто охотится за мной, тоже.

Я не просто так называю свой план «прятаться вечно».

Этот факт пугает только тогда, когда задумываешься, насколько долгой может быть вечность. Неудивительно, что отец хотел выдать меня замуж за члена королевской семьи на суше. Сделай я это, все изменилось бы. Мне не пришлось бы прятаться и воровать. Я больше не принадлежала бы к Морскому королевству, а королева Нимуэ не посмела бы забрать меня из королевского дома, расположенного на суше.

Но я уже смирилась, что этот брак не мог состояться. Не в моем случае.

Никогда.

Я смотрю на море, и в глазах рябит от отблеска лунного света на воде.

– Я просто хочу выжить.

– Знаешь, в жизни есть нечто большее, чем…

– Святые ракушки, что это такое? – Я напрягаюсь, когда понимаю, что смотрю вовсе не на лунный свет, а на что-то другое. То, чего там быть не должно. Я на мгновение зажмуриваюсь, но отрицать увиденное просто невозможно. – Пожар.

Глава IV

Ночь такая темная, что я едва могу разглядеть завитки дыма, поднимающиеся в небо над местом кораблекрушения. Хотя отсюда корабля не видно, я точно знаю, что он там есть. Пожар относительно невелик, поэтому судно, думаю, не больше двухмачтовой шхуны. Несмотря на отсутствие вокруг торговых портов, близость его к берегу наводит на мысль, что оно направлялось в док. Даже если кораблекрушение произошло по эту сторону стены, окружающее его море сохранило часть магии острова. Это означает, что несчастье произошло в водах фейри, что оставляет два возможных варианта развития событий. Первое: кораблекрушение было несчастным случаем, а второе: следствием нападения.

И атаковали фейри.

Если так, было ли это законно? При приближении неизвестного судна к Фейривэю фейри имеют полное право остановить его любым способом.

Но если его заманили в коварные сети…

Нет, есть несколько гораздо более вероятных возможностей. Например, это торговое судно, которому одобрили въезд на остров, но капитан неправильно рассчитал координаты. Или это рыбацкая лодка, столкнувшаяся с неспокойным морем, отправившим ее далеко от специально отведенных для рыбалки вод. А что, если поврежденная шхуна просто ищет безопасную гавань для ремонта?

Мой желудок сжимается. Если случилось что-то из этого, то нападение фейри может только усугубить ситуацию, ведь на борту могут находиться невинные люди.

– Это не твое дело, Мэйзи, – предупреждающе говорит Подаксис. – Нам пора уходить. Если это несчастный случай, кто-нибудь обязательно придет на помощь.

– Знаю, – говорю я, но обнаруживаю, что приросла к месту, не в силах отвести взгляд. Что, если он ошибается? Что, если только я заметила этот огонь? Поскольку с мыса Вега вид открывается так далеко, никто к востоку от Люменаса не сможет разглядеть пламя, а к западу отсюда есть только несколько прибрежных городов, расположенных достаточно близко, чтобы заметить кораблекрушение.

– Я знаю этот взгляд, – начинает Подаксис. – Ты не можешь так рисковать.

Он прав, но мое сердце все равно пропускает удар. Это не первое кораблекрушение, свидетелем которого я стала. Дома, со своего пляжа, я видела еще несколько. Всякий раз, когда подобное происходило в водах возле дворца Бершарбор, мои братья плыли туда, чтобы помочь. Иногда к ним присоединялся даже отец. Были ли моряки людьми или фейри, не имело значения. Как благой король Морского королевства, отец всеми силами старался поддерживать мир между людьми и фейри, чему способствовало спасение человеческих жизней при любой возможности. В отличие от Нимуэ, неблагой королевы Морского королевства, которая, вероятно, стала причиной большей части кораблекрушений, которые мне довелось увидеть за свою жизнь. Ее не просто так называют Королевой-убийцей. По крайней мере, так всегда говорил мой отец. И, в отличие от нее, когда дело доходило до спасения людей, он никогда не оставался в стороне и не успокаивался, пока не будет найден каждый выживший.

Но сейчас… кажется, никто не спешит на помощь этому кораблю. Похоже, никто даже не замечает пожара.

Никто, кроме меня.

По мере того как корабль все больше и больше уходит под воду, мое настроение становится все более мрачным. Скоро поглощенное огнем судно опустится на морское дно. Ничего, кроме щепок, не останется, чтобы доказать, что оно вообще когда-то было здесь.

И все, что я могу делать, это стоять и смотреть. Быть свидетелем смерти. Если рискну сделать что-нибудь еще, то могу попасться Нимуэ. Если корабль атаковали фейри, они все еще могут быть поблизости. И если они увидят меня, узнают…

Подаксис дергает меня за брюки.

– Нам пора идти.

– Ракушки, – чертыхаюсь я себе под нос. – Ты прав.

Сжимая пальцы в кулаки, я собираюсь с силами и начинаю отворачиваться, но мое сердце колотится в знак протеста. Но только теперь уже скудное пламя скрывается из виду, как краем глаза я замечаю темную фигуру, движущуюся в воде. Я замираю. А затем поворачиваюсь и подхожу так близко к краю обрыва, как только осмеливаюсь. Я щурюсь, чтобы разглядеть, что именно плещется между волнами. Но фигура исчезает. Я хмурюсь, уверенная, что видела что-то…

Снова движение, на этот раз ближе. Силуэт напоминает голову и размахивающие руки. У меня перехватывает дыхание.

– Там человек.

– Где?

Я указываю в нужном направлении, но фигура уже скрывается под волной.

– Он тонет.

– Ты ему ничего не должна. Если заплыл так далеко, доберется до берега самостоятельно.

Он прав только в том случае, если выживший является чистокровным фейри. Если он человек или фейри только наполовину, ему не удастся пройти через магическую стену без должного сопровождения. Даже если речь идет о фейри, они ведь тоже могут утомиться. Море кажется относительно спокойным, но, учитывая, как далеко фигура находится от места крушения, она уже проплыла приличное расстояние, но все равно преодолела только полпути до берега. Еще большее беспокойство вызывает то, сколько времени прошло с тех пор, как выживший показывался на поверхности воды. Будь то человек или фейри в благой форме, я сомневаюсь, что он протянет под водой еще хоть немного.

Я прикусываю губу, ожидая увидеть, как снова покажется фигура. Секунды тикают. Одна. Две. Три.

Четыре.

Голова снова показывается на поверхности, но на этот раз только на мгновение.

– Ракушки, – стискиваю я челюсти и сбрасываю пальто, жилет и ботинки, оставаясь в одной рубашке и брюках с подтяжками.

– Мэйзи, нет! – кричит Подаксис, когда я начинаю спускаться по склону утеса. – У тебя даже нет с собой тюленьей шкуры.

– Я отличный пловец, – говорю я, ступая на один скалистый выступ за другим. По правде говоря, я никогда не плавала в благой форме. Даже будучи тюленем, всего несколько раз выходила в открытый океан и не отплывала слишком далеко от берега. Я никогда раньше не помогала отцу спасать людей. В этом не было необходимости, когда рядом были мои старшие братья.

Ошеломляющее чувство того, что я веду себя неразумно, захлестывает меня, вызывая панику. Этого чувства почти достаточно, чтобы заставить меня передумать. Почти.

Но если я ничего не сделаю и позволю этому человеку умереть… чем я лучше убийцы?

Ты не убийца, дитя мое. Я не смогу смотреть, как из тебя делают чудовище.

Отец никогда бы не позволил моряку утонуть, если бы имелся хотя бы крошечный шанс его спасти. Я, возможно, не отличаюсь такой же отвагой или честностью, как отец, но он верил в меня. Даже узнав, что я сделала, он верил, что я не убийца.

Слезы наворачиваются на глаза от непоколебимости этой веры – веры, которой я теперь, невзирая на риск, обязана отдать должное уважение. Это придает мне уверенности, и я ускоряю шаг. Подаксис следует за мной по пятам, пробираясь по камням с гораздо большей легкостью. Я спускаюсь вниз так быстро, как только осмеливаюсь, пока мои ноги наконец не натыкаются на полоску скалистого берега. Не раздумывая ни секунды, я ныряю в море.

Вода мгновенно пропитывает мою одежду, обжигает кожу, как лед. Это совсем не похоже на то, что я чувствовала в шкуре тюленя. С ней у меня были утешительные слои жира для защиты от холодной воды и перепончатые ласты, чтобы с легкостью продвигаться вперед. Теперь же все кажется неправильным. Мои брюки и рубашка слишком тяжелые, а конечности слишком длинные, тонкие и холодные. Моя благая форма не создана для плавания так, как неблагая. В то время как с утеса волны казались мне мягкими, теперь они ощущаются сильными, а течение таким мощным, что вот-вот грозит разорвать меня надвое. На ужасающую секунду я сожалею о своем импульсивном решении спасти бьющегося в воде незнакомца, потому что это может в любой момент привести меня к смерти.

«Нет, океан не станет моей погибелью, – говорю я себе. – Даже в благой форме я все еще остаюсь шелки. А вода – их владения».

Паника не отступает, но мое тело расслабляется. Я закрываю глаза и перестаю бороться с течением. Вместо этого я сосредотачиваюсь на ощущении воды на моей коже. Не на том, насколько холодной она кажется или как неправильно чувствует себя мое тело в море. Я пытаюсь наладить новую форму отношений с водным пространством. Мои руки и ноги, хоть и не имеют ничего общего с ластами, все еще движутся сквозь волны, все еще встречают то сопротивление, к которому я привыкла.

Мои легкие горят, пока я пытаюсь найти нужный ритм, движение, которое подтолкнет меня вверх и вперед, чтобы глотнуть воздуха. И наконец-то я нахожу его. Мои руки прорезают путь вперед, а затем опускаются по сторонам – очень похоже на то, как плавают русалки. Мои ноги поначалу пытаются имитировать волнистые движения их хвоста, пока я продвигаюсь вверх. Тем не менее я обнаруживаю, что если вытяну ноги и оттолкнусь ими, то смогу получить столь необходимые силы для движения вперед. Возможно, моей технике не хватает элегантности, но вскоре я уже рассекаю воду почти с легкостью.

Как раз в тот момент, когда я думаю, что мои легкие вот-вот разорвутся в груди, мне удается вынырнуть на поверхность и сделать столь необходимый глоток воздуха. Продолжая плыть, оглядываюсь на берег, пытаясь оценить, где нахожусь и как далеко заплыла: камни и берег все еще хорошо видны. После этого я ищу следы кораблекрушения. Сначала ничего не бросается в глаза, но через мгновение появляется вспышка света – почти догоревший огонь. Судя по моему расположению относительно берега и пожара, я должна быть рядом с тонущим моряком. Если он еще не ушел ко дну.

Держа голову над водой, я оглядываюсь по сторонам и проплываю еще немного вперед. Волны обрушиваются на мое лицо, затуманивая зрение. Куда бы я ни смотрела, моряка не видно.

Мое сердце замирает. Я потерпела неудачу. Зря рисковала собственной жизнью и безопасностью.

– Помогите, – доносится едва слышимый сквозь шум океана глубокий, но слабый голос.

Откуда исходит звук? Я отплываю все дальше от берега, оглядываясь по сторонам и напрягая слух, чтобы не обращать внимания на грохот волн.

До меня снова доносится:

– Помогите.

На этот раз он ближе. Яснее.

Я плыву туда, откуда слышится мольба, и замечаю в воде фигуру: голову и руки, слабо хватающиеся за деревянную доску. Это мужчина. Накатывает еще одна волна, уносящая его с собой. Я ныряю под воду и плыву к утопающему. Добравшись до того места, где видела его в последний раз, огибаю круг, разыскиваю в темных глубинах какие-либо признаки его присутствия. Вскоре воздух в моих легких заканчивается, и я выныриваю на поверхность. Оглядываюсь по сторонам, но утопающего нигде нет. Нигде. Я жду. И жду. Прислушиваюсь. Снова и снова.

Ничего.

– Ракушки! – шлепаю я ладонью по поверхности воды. Он только что был здесь, а теперь его нет. Последняя волна, должно быть, забрала с собой все силы, что у него оставались. Я делаю глубокий вдох и ныряю. Вода жжет мне глаза, все видится в мрачных тонах, – в шкуре тюленя все совсем не так. В неблагой форме я могу видеть под водой ясно. Теперь же я с таким же успехом могла бы быть слепой.

Секунды тикают. Я чувствую себя беспомощной, представляя, как моряк погружается все глубже и глубже на дно, отдаляясь с каждым ударом моего сердца. Если бы только он мог просто оставаться на месте…

Мой пульс учащается, когда в голову приходит идея.

Я вроде как знаю способ остановить время.

Это рискованно. Я редко отправляюсь в Двенадцатое королевство дважды за один день из-за того, какой ущерб наносит мне подобное путешествие, но я уже зашла так далеко, пытаясь спасти этого моряка. Главным образом меня убеждает не сдаваться чистое упрямство, так что я не собираюсь опускать руки. Отец, как и мои братья, никогда этого не делали.

Поэтому я закрываю глаза.

И исчезаю.

Я никогда раньше не входила в Двенадцатое королевство под водой, поэтому меня удивляет то, как мало это отличается от моментов на суше. Мир становится фиолетовым. Все вокруг замирает, кроме движущихся, кружащихся частиц, из которых состоит вся материя. В почти неподвижном океане мое тело обретает новое ощущение невесомости. Если во время моего побега, в ресторане, я чувствовала, будто тащусь по вязкой грязи, то здесь обнаруживаю, что могу двигаться с немного большей легкостью и плавностью. Я расталкиваю частицы в стороны, пока плыву по воде, которая больше не является водой, рассекая замершие течения в поисках признаков жизни. В Двенадцатом королевстве фиолетовые частицы, из которых состоят живые существа, всегда отчетливее, поэтому я сосредотачиваюсь на самых ярких оттенках. Рыба здесь, угорь там. Миллиарды искр света блестят повсюду, но нет ничего похожего по размерам на человека. Я расталкиваю все больше и больше частиц, наполовину проплывая, наполовину проходя сквозь них.

Затем мои легкие начинают сжиматься.

Не от недостатка воздуха.

От того, что мое пребывание в Двенадцатом королевстве подходит к концу.

Я поворачиваюсь то в одну, то в другую сторону, двигаясь быстрее, несмотря на то, что зрение расплывается по краям. Моряк должен быть где-то здесь.

Частицы начинают становиться больше, плотнее, вибрируя все медленнее. Скоро время возобновит свой ход, а у меня, скорее всего, не хватит сил сопротивляться этому.

У меня нет выбора. Я должна вернуться на поверхность.

Мое сердце замирает от поражения, когда я начинаю плыть вверх, где частицы все еще ничтожно малы.

Вот тогда я и замечаю его.

Ярко-фиолетовое тело, дрейфующее слева от меня.

Я устремляюсь к нему, мои легкие горят все сильнее с каждым взмахом рук, с каждым ударом ног. В глазах у меня почти темно, когда Двенадцатое королевство начинает растворяться. Мой желудок сжимается, а горло саднит, на этот раз и от потребности в воздухе. Я протягиваю руку вслепую… и натыкаюсь на что-то твердое.

Хватаясь за все, что только можно – за руку, за ногу, – я поднимаюсь вверх, сквозь последние остатки застывшего времени. Мои движения перестают быть быстрыми и плавными. Но я почти на месте. Почти.

Мои губы заглатывают воздух как раз в тот момент, когда Двенадцатое королевство исчезает и оставляет морю шанс выбросить меня на берег.

Глава V

Я едва сохраняю здравый рассудок, когда возвращаюсь на пляж. Каждое движение – агония. Изнеможение от плавания в благой форме, последствия путешествия в Двенадцатое королевство, тяжесть потерявшего сознание моряка рядом со мной – все это оставляет меня едва способной передвигаться, и я помогаю себе лишь редкими и слабыми гребками. Только это удерживает нас от того, чтобы свернуть в неверном направлении и разбиться о скалы, расположившиеся под обрывом.

Каким-то чудом мои ноги в конце концов натыкаются на скалистый берег. Я падаю на спину, отпуская свой груз и позволяя ему рухнуть рядом со мной. Отворачиваюсь от моряка, откашливаясь водой и желчью. Слезы текут по щекам, когда рыдание вырывается из моей груди.

– Мэйзи, – доносится дрожащий голос Подаксиса рядом со мной, но у меня нет сил открыть глаза. – О, ваше высочество, вам не следовало этого делать.

– Возможно, – удается мне прохрипеть.

В течение нескольких мучительных минут я ничего не могу делать, кроме как лежать и конвульсивно содрогаться, переводя дыхание, набираясь хоть какого-то подобия сил, пока нежные волны омывают мои ноги. С каждой секундой тревога пронизывает меня все сильнее. Начинается отлив, так что можно без опасений оставаться на пляже, но меня волнует судьба человека, которого я спасла. Я должна найти в себе силы сдвинуться с места. Нужно перевернуться и убедиться, что он жив. Вздрогнув, поднимаю голову, которая кажется слишком тяжелой, но я заставляю себя перевернуться на другой бок.

Несколько раз моргаю, пораженная тем, как близко от меня спасенный моряк. Первое, что привлекает мое внимание, – круглые уши, свидетельствующие о том, что он, по крайней мере, наполовину человек. Это меня не удивляет, ведь я с самого начала сомневалась, что выживший в кораблекрушении может быть фейри. У нас мало причин выходить в море, даже в защищенных водах. Так кого же я спасла?

Я обращаю свое внимание на его лицо: глаза закрыты, рот слегка приоткрыт. Страх сковывает мой желудок.

– Он мертв?

Подаксис подбегает к моряку с другой стороны и постукивает когтем по его плечу. Мужчина не двигается.

– Не знаю, – говорит он с паникой в голосе. – Может, мне его ущипнуть?

– Не щипай. Мне нужно проверить его жизненную силу. – Я пытаюсь вспомнить все, что почерпнула из спасений, свидетелем которых когда-то была. Напрягая свои слабые конечности, я подтягиваюсь ближе, наполовину прижимаясь к груди моряка, и кладу пальцы у основания его горла, имитируя то, что, как я видела, делали мои братья. – Черт возьми, я не знаю, как это делать. Я ничего не чувствую, но, может быть, у меня просто пальцы окоченели.

– Я все еще могу его ущипнуть. Если этот парень жив, он точно закричит.

Игнорируя Подаксиса, я поднимаю руку мужчины, переворачиваю его ладонь, пока не нахожу нужное место на запястье. Опять же, не уверена, правильно ли все делаю, но прижимаю пальцы к складке под ладонью незнакомца. Я знаю, что мои братья таким образом проверяли, жив ли человек, но что они делали, если никаких признаков жизни найти не удалось?

Когда в моей голове проносятся воспоминания, ответ приходит быстро.

– Поцелуй жизни, – говорю я себе под нос. – Я не могу это сделать.

– Поцелуй? Зачем тебе целовать его, Мэйзи? Это абсурдно и в высшей степени нелогично.

– Нет, Подаксис. Разве ты не помнишь? Когда мои братья спасали, казалось бы, уже захлебнувшихся моряков, они прикладывали свои рты к их ртам и вдыхали в них жизнь. – Я бросаю взгляд на приоткрытые губы мужчины. – Но я не могу этого сделать, не убив его.

Подаксис стучит когтями.

– Может, нам стоит просто оставить его здесь?

– Нет, только не сейчас. Я уверена, что есть какой-то другой способ. – Я заставляю себя присесть и тру глаза, как будто это поможет мне увидеть решение. Как еще мои братья помогали тонущим людям? Я воспроизвожу последнее кораблекрушение, свидетелем которого стала. Это произошло много лет назад, но все же…

Я, будто бы сквозь туман, наблюдаю за воспоминанием. В нем мой младший брат подплывает к месту крушения в форме тюленя. Вот он возвращается с выжившим, снимает тюленью шкуру, проверяет жизненную силу на шее и запястье моряка, а после дарит ему поцелуй жизни, положив ладони на грудь моряка…

– Вот оно! – Я прижимаю руки к центру груди мужчины и пытаюсь имитировать движения из воспоминания. Я ожидаю, что грудь незнакомца с каждым разом будет подниматься и опускаться, но она тверда, как камень. – Это намного сложнее, чем казалось.

– Может, нужно прикоснуться к обнаженной коже.

Я не могу вспомнить, снимали ли мои братья рубашки с тех, кого им удалось спасти, но эта идея – лучшее, что у нас есть.

– Довольно умно, Подаксис.

Дрожащими пальцами я спешу расстегнуть жилет моряка. Хотя в темноте не разглядеть, какого он цвета, меня удивляет гладкость парчи, из которой он сшит. Похоже, этот человек не простой моряк или рыбак. Возможно, он даже принадлежит к аристократическому роду. Расстегнув его жилет, я перехожу к рубашке. Румянец ползет по моим щекам от осознания. Я раздеваю мужчину. Подобного я не делала даже для Мартина. Тяжело сглатываю и, прогоняя эти мысли из головы, расстегиваю последнюю пуговицу. Затем распахиваю полы в стороны и кладу руки на обнаженную кожу мужчины.

Когда мои ладони упираются в твердые мышцы, у меня перехватывает дыхание.

– Ой.

– Что случилось? – переминается с ножки на ножку Подаксис.

Я усмехаюсь, приподняв уголок губ.

– Ну, этот совсем не тощий.

– Не думаю, что на его костях есть жир.

– Что бы это ни было… Кажется, мне оно нравится.

– Сейчас не время глазеть, Мэйзи. Возможно, он уже мертв.

– Фу, ты прав.

Возвращаясь к делу, я пробую повторить когда-то увиденные движения, но нахожу их такими же неэффективными, как и раньше. Должна ли я надавить сильнее? Может, я положила руки не на то место? Стиснув зубы, перекидываю ногу через мужчину и усаживаюсь верхом на его бедрах, а затем прикладываю столько усилий, сколько могу, чтобы снова и снова давить на его грудь.

– Не думаю, что это работает, – тихо замечает Подаксис. Мое сердце замирает от сожаления, которое я слышу в его голосе.

– Это должно сработать.

– Ты сделала все возможное. Отец гордился бы тобой.

При упоминании об отце у меня слабеют руки. Чертыхнувшись, я прекращаю свои усилия и поднимаюсь на ноги. Злые слезы текут по моим щекам, когда я отхожу от тела моряка. Все было напрасно. Я пыталась спасти его, пыталась как-то компенсировать ту жизнь, которую украла…

– Мэйзи, кажется, он дышит.

Я резко оборачиваюсь.

– Правда?

Подаксис машет когтем в сторону лица мужчины.

– Может быть.

Мое сердце колотится, когда я возвращаюсь к спасенному и приседаю перед ним. Обхватив его лицо руками, прикладываю ухо к его губам. Сначала мне слышен только ритмичный звук волн, что набегают на берег, а затем – вздох. Неровный и неглубокий, но все же вздох. Через несколько секунд слышится еще один.

Тепло наполняет мою грудь, когда я отстраняюсь, глядя в лицо моряка.

– Он дышит. Он жив!

– Ты сделала это, Мэйзи! Замечательно! Теперь мы можем идти?

Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Теперь, когда стало понятно, что моряк жив, что мне с ним делать? Я не могу просто оставить его здесь. Не могу ведь? Мои бесплодные усилия продавить его крепкую грудь свидетельствуют о том, что он слишком тяжелый, чтобы перетащить его подальше от воды. Мой взгляд скользит по все еще расстегнутой рубашке, но я заставляю себя снова посмотреть в лицо незнакомца. В лунном свете его кожа кажется бронзовой, а волосы черными. Или, может быть, они просто потемнели от воды. Как бы то ни было, я ловлю себя на мысли, что хотела бы увидеть его при дневном свете. Мой взгляд падает на рот, на губы, которые, как я теперь знаю, полны жизни. На самом деле, они полные во всех смыслах. Гораздо полнее, чем у Мартина. И этот нос. Как раз их тех, что мне нравятся: немного кривоватый, возможно, сломанный раз или два, и совсем не изящный. Я видела похожих на него мужчин на плакатах возле боксерских арен улицы Галлей.

– Он довольно привлекательный, не находишь?

Подаксис в ответ закатывает глаза.

Все еще обхватывая руками лицо мужчины, я придвигаюсь ближе, чтобы изучить длину черных ресниц, которые касаются высоких скул. Чего бы я только не отдала, чтобы иметь такие же. Мои такие короткие, бледные и розовые, в то время как его…

Брызги воды заливают мое лицо, когда мужчина дергается вперед в приступе сильного кашля. Я визжу, отдергиваю руки и отползаю, упираясь в берег локтями.

– О, ради святых ракушек, он отвратителен!

– Он только что… плюнул в тебя?

Я отчаянно тру лицо и отползаю еще дальше от незнакомца. Когда же осмеливаюсь взглянуть на него в следующий раз, он все еще лежит на спине с закрытыми глазами, но его дыхание кажется более отчетливым.