Сказка о принце. Книга первая

Дверь снова распахнулась. Вета замерла за портьерой. Шаги отца она узнала бы из тысячи.

– 

Прошу садиться, господа, – раздался глуховатый голос отца.

Заскрипели кресла под весом грузных фигур, зазвенели бокалы, в которых наливали вино. Вета закусила губу. Отец… Как постарел он, как постарел! Даже голос стал другим – тяжелым, явно больным и усталым, надтреснутым.

И тут она услышала надменный бас, от которого сжалось сердце:

– Господин Радич, мы не стали бы вас беспокоить в такое время, но вы сами желали этой встречи.

– Да, господа, – отец заворочался в кресле.

– Прежде всего, – продолжал Гайцберг, – позвольте выразить вам соболезнования. Искренние, – прибавил он тихо. – Мне очень жаль. Ваша жена, граф, была чудесным человеком.

«О Боже!» – едва не вырвалось у Веты, и она зажала рот обеими руками. Теперь она поняла, что означают черные ленты у входа и зеркала, затянутые черным крепом.

– Да, милорд, – кивнул граф, – но я уже давно оплакал ее кончину. Милена была больна уже год, с тех самых пор, как…

– Да-да, – проговорил герцог. – Я помню… Карел, честное слово, мне очень жаль. Ваша жена была удивительной женщиной. И… Карел, не нужно, право.

– Простите, милорд, – послышался срывающийся голос графа. – Еще минуту.

После паузы Вета услышала другой голос, который сначала не узнала:

– Давайте поговорим о делах, граф. Может быть, это вас отвлечет. Вы не хотите узнать новости?

– Да… – все еще чуть задыхаясь, ответил граф. – Как здоровье Его Величества?

– Плохо, – ответил герцог, и Вете показалось, что в голосе его проскользнули злорадные нотки. – Плохо, но пока не безнадежно. Лекари говорят, есть надежда на выздоровление. Надеюсь, наши молитвы помогут, но… – он вздохнул.

От следующих его слов у Веты перехватило дыхание от ужаса:

– Слава Богу, нам не пришлось брать на душу этот грех. И это еще раз показывает, что за нас – судьба, что мы были правы. Все складывается наилучшим образом.

– Для нас в любом случае все складывается хорошо, – проговорил второй гость. – Имя регента названо, а вы, милорд, еще и родственник королевского дома… так что, – он засмеялся, – мы в любом случае ничего не теряем.

– А что слышно о… – граф тактично умолк.

– Есть хорошие новости, – довольно сказал герцог. – Два дня назад предположительно его видели в столице.

Наступила тишина.

Вета отчего-то сразу поняла, о ком идет речь, и сердце ее тревожно забилось.

– Где именно? – спросил Карел.

– У дома Марча, естественно, как я и предполагал, – Гайцберг вздохнул. – Позавчера вечером некий человек подошел к особняку Марча и спросил хозяина. Предлог – королевская почта. Этот человек покинул дом лишь на рассвете, а вот потом… в городе мои люди потеряли его.

– Значит, все-таки Марч, – с досадой проворчал второй гость. – Я знал, что этим кончится рано или поздно!

– Как бы там ни было, Марча нельзя было трогать. Пока. Чтобы не спугнуть принца…

– Но, может быть, это был вовсе не Патрик? – спросил граф.

– Среди слуг Марча у меня свой человек, он описал мне этого незнакомца. Он похож на Патрика, и еще – на руках характерные шрамы…

– И что же теперь?

– Предупреждена городская стража и стража у Ворот, но пока поиски не дали результата. За домом Марча тоже усилено наблюдение. Пока остается только ждать. Но небольшая зацепка у нас все-таки есть – вчера днем мой человек дал знак проследить за одним из слуг лорда. И знаете, куда привел нас след? Граф, вы ни за что этому не поверите – сюда, в ваше поместье, к охотничьей хижине в глубине леса!

– Сю-да? – граф не смог сдержать удивления. – Но… кто и как? почему?

– Слуга Марча встретился здесь с девушкой, по виду – крестьянкой, и передал ей бумажный конверт и какое-то кольцо.

Вета в ужасе закусила губу.

– Девица? Но кто?

– Понятия не имею, кто это может быть. Может, конечно, просто бродяжка, и она не имеет никакого отношения к принцу, но… чем черт не шутит. Со вчерашнего дня у хижины оставлен наблюдатель.

– Очень странно, – медленно проговорил Карел. – И что же теперь?

– Что теперь? Да ничего. Если человек, которого мы подозреваем, действительно Патрик, если девица эта – не просто случайность, то рано или поздно он вернется сюда, и тогда…. Простите, граф, частные владения, да, но это дело государственной важности. Думаю, вы не станете нам мешать. Сейчас часть моих людей уже расположились в засаде – с приказом задерживать всякого, кто появится там. Живым, разумеется. И, кстати, хорошо бы узнать, где виконт Дейк, если он еще жив. Бежали-то они вместе.

Вета едва сдержалась, чтобы не выскочить из-за занавески и не броситься в ноги отцу, не закричать: «Не выдавай!». Она помертвела от мысли, что в эту минуту принц, должно быть, ни о чем не догадывается, а она не может даже предупредить его. Скорее бы они ушли из библиотеки, скорее бы, ей нужно выбраться отсюда и бежать, бежать…

От горьких мыслей ее отвлек голос отца:

– Я бы не стал утверждать так уверенно, – задумчиво говорил граф. – В прежние времена Патрик был лучшим фехтовальщиком королевства. – Он вздохнул. – Что ж… как говорится, дай ему Бог.

– Карел, – с изумлением протянул герцог, – вы сами-то понимаете, что сейчас сказали?

Граф Радич помолчал, а потом заговорил решительно.

– Не только понимаю, но и отдаю себе отчет, вот в чем дело. Собственно, по этому поводу я и хотел с вами встретиться, господа, – сказал он, вставая с кресла. – Я хочу сказать вам… что выхожу из игры.

В комнате наступила тишина.

– Я не ослышался, Карел? – спросил второй, и Вета наконец-то узнала этот тягучий, чуть гнусавый голос, а узнав, помертвела. Лорд Диколи, военный министр… неужели? – Я правильно вас понял?

– Да, сэр Диколи, – кивнул отец. И, помолчав, заговорил: – Буду с вами откровенен, господа. Я устал. У меня нет больше сил. Вы знаете, все это время я был вашим верным помощником.

– Да, несомненно, – согласился герцог.

– Я поддерживал все ваши замыслы. Я помогал вам в изготовлении ложных бумаг. Я лжесвидетельствовал на следствии.

«Боже!» – ахнула Вета про себя. Отец, отец, как ты мог?

– Мне искренне симпатичен молодой принц, но я обещал вам – и выполнил свое обещание.

– И я щедро наградил вас, Карел, – заметил герцог. – Разве не так?

– Да, милорд, и я благодарен вам. Но со смертью Милены у меня не осталось ничего. Я отдал вам даже дочь…

– Карел, я ведь уже объяснял вам, – раздраженно перебил Диколи, – что это была ошибка! Ведь вы же помните наш уговор: Иветту вместе с дочерью барона Конена должны были переправить через границу, ей совершенно ничего не угрожало. Арест и суд – все это было лишь спектаклем. Но нельзя, никак нельзя было открыться ей, потому что иначе она не смогла бы вести себя на суде и на допросах так естественно. Кто же знал, что ваша дочь окажется столь малодушной и покончит с собой?

– Я все помню, – тихо сказал Карел. – Я вас не виню, господа. Никто не мог предугадать, но… но моей Веты больше нет. И позавчера… словом, мне пришла весть, что мой сын погиб на дуэли.

– О Господи, – тихо сказал герцог. – Примите мои…

– У меня не осталось ничего, – продолжал граф, – и потому мне нечего больше ждать от жизни. Господа, я стар и болен. Я никого не хочу видеть. Хочу уехать… или остаться здесь, в поместье, тихо доживать свои дни и ни о чем не думать, только вспоминать. Вспоминать то счастливое время, когда мои самые любимые люди были со мной… – голос его сорвался.

Несколько минут все трое молчали.

Вета стиснула пальцы. Брат погиб? Она пыталась вспомнить его лицо – и не могла. Йозеф остался где-то далеко-далеко, в невероятно счастливом прошлом. Значит, отец решил пожертвовать дочерью ради сына? Вета никогда особенно не вникала в финансовые дела отца, но как часто ругался граф, вынужденный оплачивать многочисленные карточные долги беспутного наследника. Вот, значит, откуда он брал деньги. Что ж… вполне логично. Земли деда заложены и перезаложены, и если бы не служба герцогу, им грозила бы нищета. Интересно, знала ли об этом мама?

Вряд ли, ответила она сама себе. Иначе не умерла бы, узнав о смерти Веты… а, может, и вовсе уехала бы с ней.

Хитро придумано. По щекам девушки струились слезы. Как же должен был измучиться и отчаяться отец, чтобы решиться на такое! Как же… а, может, он и не любил ее вовсе? Да нет, что ты, ответила она сама себе. Ведь не просто так толкнул ее отец в эту страшную рубку, он подготовил запасные ходы, и если бы Вета так по-идиотски не выдала себя за погибшую Жанну, то жила бы сейчас за границей, в тепле и довольстве, не зная ни боли, ни ужаса каторги, не пройдя через все, через что пришлось пройти. И не было бы ни смерти Яна, ни… ничего бы не было.

Откуда ты знаешь, спросила она сама себя. И Патрика рядом с ней не было бы тоже. И не было бы того крошечного, который – или которая – растет сейчас в глубине ее тела. Интересно, обрадовался бы отец, узнав, что у него будет внук?

– Надеюсь, вы понимаете, Карел, – заговорил, наконец, Диколи, – надеюсь, мне не нужно вам говорить о молчании? Я предупреждаю вас заранее, да и предупреждал, собственно, но если вы захотите хоть что-то рассказать…

– Не беспокойтесь, господа, я буду молчать до конца жизни. Но больше… большего не просите. Достаточно уже я взял греха на душу – хотя бы перед молодым принцем.

– Граф, вас никто силком не тянул за руку, – раздраженно сказал герцог. – Вы согласились на все добровольно, и с самого начала я предупреждал вас, что риск есть – и немалый. Да, дело того стоило, но…

– После обещания таких денег? – усмехнулся граф. – Нет, я не спорю, господа, и не обвиняю никого, я сам ввязался во все это. Но я и тогда не стал скрывать от вас, и сейчас не скрываю: молодой принц мне по-человечески симпатичен. Согласен, это не тот король, которого мне хотелось бы видеть на троне.

– С его идиотской честностью, – проворчал Диколи, – с его принципами, с его желанием блага народу… издеваетесь? Да нам всем конец пришел бы в первый же день его правления!

– Ну, не преувеличивайте, – снисходительно проговорил герцог и обернулся к Радичу. – Во все времена, при всех королях заговоры – это часть истории. Вспомните, сколько династий прерывали вовремя кинжал и яд. Неудобных – убирают, вот и все.

– А вы не верите в легенду о праве истинной крови? – спросил вдруг Карел.

– А, в эти старые сказки про родинку на спине и благо страны при истинном короле? Марч, как помешанный, твердит об этом и заразил своим страхом половину дворца. Нет, граф, не верю. Благо страны зависит от нас самих, а не от глупой веры в потусторонние силы. Я верю только в ум, расчет и хладнокровие. Они не подводили меня еще ни разу и, смею надеяться, не подведут никогда. Две попытки срывались, но третья-то удалась!

– Как дела в Совете? – хмуро спросил граф, меняя тему.

– О, вполне пристойно! Вчера подал в отставку барон Родорф – на наших условиях…

– Надо же… все-таки подал. Как вам это удалось?

– Есть способы, – герцог усмехнулся. – Теперь – считайте: Родорф наш, Стейф наш, Марч раскрылся и теперь безопасен… вот только интересно, сам-то он понимает это? Маркк – упокой, Господи, его душу – помог, конечно… очень удачным был его арест, очень своевременным; черт возьми, какая великая вещь – пытка, под ней все честны и искренни, как младенцы. Думаю, что ядро оппозиции мы обнаружили и вычистили.

– Не факт.

– Не факт, конечно, но…

– А Лестин? – спросил граф, задумчиво глядя в окно.

– Лестин ведет себя тихо, и это немного странно. Казалось бы, ему-то в первую очередь положено возмутиться – он был воспитателем наследного принца, он, я думаю, искренне привязан к нему. А вот поди ж ты – за год ничего, совершенно ничего, никаких подозрений, ни одной зацепки. Или он так хитро маскируется, или же и вправду принял ситуацию и примирился с ней.

– Или я ничего не понимаю в людях, – отозвался Карел, – или он просто выжидает. Увидите, Лестин еще покажет себя.

– Возможно. Но пока… Нет, не думаю, что он опасен.

– Как знать, как знать, – вздохнул Карел. – Да, а что дал розыск? Удалось установить, кто помог бежать Патрику и молодому Дейку?

Герцог неопределенно пожал плечами.

– Ну, дело сдвинулось с мертвой точки, но… оборвалось на половине. Комендант этот, Штаббс, неожиданно умер под следствием. Не исключаю, что ему помогли это сделать. Жаль… он мог бы рассказать нам много полезного.

«Дочка у меня… на тебя похожа», – вспомнила Вета. Сдавило горло.

– Еще несколько месяцев – и все разрешилось бы само собой, – говорил герцог, – если б не этот дурацкий побег. Но, господа, это говорит и о том, что мы недооценивали мальчишку – папенькин характер, однако. Может, конечно, они с Дейком действительно бежали сами. Но мне отчего-то в это не верится. Ну да это теперь дело десятое.

Они помолчали.

– Кстати, все забываю спросить, – нарушил тишину Карел, – может, хоть теперь вы объясните мне, что же все-таки случилось тогда после праздника? Как вам удалось сделать так, что король поверил вам, а не принцу?

Диколи усмехнулся.

– Не было бы счастья, да случай помог, причем, в последний момент. Помните, граф, появился у нас новый лакей? Такой… услужливый очень, долговязый?

– Н-нет… признаться, не помню.

– Ну, не суть важно. А лакей этот, если присмотреться, очень похож на молодого принца. Я сразу не смог сообразить, кого же он мне напоминает, – волосы у него темные, и это различие существенно затрудняет узнавание… но походка, движения – один в один Патрик.

– Этого субчика, – вступил в разговор герцог, – я вытащил почти из петли за разбой и убийства – ему грозила виселица, – полагая, что такой тип может нам пригодиться, и не ошибся.

– Парик, небольшой грим, костюм, сшитый за большие деньги в большой тайне, маска – и не отличить, кто из них принц, а кто лакей. Самое сложное было – после пира задержать Патрика как можно дольше не дать ему добраться до своих покоев слишком рано. На пиру мои люди подсыпали и ему, и Его Величеству небольшую дозу… ммм… некоего вещества, затуманивавшего сознание… после его приема человек чувствует себя как после хорошей попойки. Соображать, – он усмехнулся, – в таком состоянии несколько затруднительно.

Карел кивнул.

– То-то я удивлялся – что это король такой… никакой.

– Вы, кстати, отлично справились со своей ролью, граф, я уже говорил вам это и могу повторить еще много раз. Убедить короля немедленно вызвать к себе принца – после того, как он отпустил его…

– Ничего сложного, – пожал плечами граф. – Ну, а что же дальше?

– А дальше – едва мы получили от вас сигнал, как наш двойник вошел в кабинет короля и напал на него. Его Величество оказался крепче, чем мы думали, – он сумел даже сопротивляться… впрочем, мы же не ставили себе целью убить его – нужно было просто ранить. Услышав шаги принца и условный кашель охраны за дверью, этот тип скрылся через потайную дверь, ключ у нас был. Вот и все. Ну, а при виде его высочества с кинжалом, всего в крови, кто усомнится в том, что это был не он? Да и король, придя в сознание, «помнил» все – зелье сделало свое дело, Его Величество не распознал подмены… мы изрядно рисковали, но, черт возьми, дело того стоило. Да и время уже поджимало. А потом – улики налицо, компрометирующие бумаги изъяты у принца при обыске, чего же еще?

– Его Величество разгневан был столь сильно, что само следствие велось формально. А подкинуть ему мысль соучастников и заговора было нетрудно.

– Жаль, конечно, – снова вступил Диколи, – что эта история так сильно подействовала на короля. Мы-то надеялись, что он проживет еще хотя бы несколько лет… Жаль, прежде всего, тем, что началась эта вот чехарда с наследованием. И надо ж было какому-то идиоту придумать этот дурацкий закон о том, что женщины не наследуют! Взошла бы на престол Вирджиния – и никаких проблем, она бы действовала так, как нужно нам. А тут…

– Так оно так, но иметь дело с женщинами – то еще занятие, – раздраженно проговорил герцог. – Они со своими чувствами совершенно непредсказуемы и ломают нам все планы. За примерами далеко ходить не надо – помните, какую штуку выкинула герцогиня фон Тьерри?

– Тьерри? – Карел засмеялся, закашлялся, замахал руками. – Осенью? Еще бы не помнить!

– Да уж, – хмыкнул Диколи. – А какие взгляды она бросала на Патрика весь прошлый год! Я ее понимаю – мальчик на диво хорош собой…

– Был, – заметил герцог. – Не думаю, что каторга пошла ему на пользу. Но так или иначе, а принц отказался уехать с ней. И слава Богу! меня, если честно, чуть удар не хватил, когда я узнал об этом. Представляете, какую кашу мог заварить Патрик, оказавшись за границей? Я всегда подозревал, – он стукнул кулаком по столу, – что Анна фон Тьерри не так проста, как кажется. Можете представить – через пару лет появляется ребенок, бастард, в котором течет кровь Дювалей! Я задним числом думаю: уж не этого ли добивалась Анна с самого своего появления здесь? Не принц ли был ее главной целью?

– Не исключено, кстати, – заметил Радич, – что первоначальные планы Анны были совсем другими. Вы не допускаете мысли, что потом она могла просто-напросто влюбиться в его высочество?

– Кто их поймет, этих баб, – проворчал герцог. – Впрочем, у нее все равно ничего не получилось.

– А я не удивлен, – хмыкнул Диколи. – Юность же, прости Господи. Чувства, порядочность, долг и прочая ерунда. И потом, Патрик, при всей его горячности и ветрености, – человек последовательный. Думаю, к тому моменту он еще не избавился от чувства к принцессе Эвелине Залесской.

– Что лишний раз доказывает, – перебил его герцог, – что принц мог стать не очень хорошим правителем, и подтверждает, насколько мы были правы. Неумение пожертвовать малым ради великого… а в его случае свобода – это очень много. Это не те качества, которые нужны королю. Порядочность и честь хороши там, где их можно принять в расчет. Если же дело касается великих целей, то все средства хороши, а принц так и не смог это понять. Помните историю со Стейфом, Карел?

– Помню, – проворчал граф. – Но не могу не признать, что тогда принц поступил не так уж и глупо.

– Так или иначе, принц сам облегчил нам задачу. А себе – усложнил. Черт возьми, мне стоило бы поблагодарить его за это – скольких проблем нам удалось избежать! Теперь нам нужно убрать его как можно скорее. Видит Бог, я этого не хотел. Мы надеялись, что Патрик умрет сам, каторга –не то место, где живут долго. Иногда мне его даже жаль… дурак, что ни говори.

– В конечном счете все ведь сложилось в нашу пользу, милорд, – задумчиво проговорил Карел.

– В целом, да. Но скольких нервов мне это стоило! И скольких еще будет стоить потом, когда вырастет Август… и созреет до замужества малышка Изабель.

– Полно, милорд, – поморщился Диколи. – Будем решать проблемы по мере возникновения. Пока что у нас есть несколько лет спокойной жизни.

– Вряд ли эта жизнь будет спокойной, пока жив Патрик, – рассудительно заметил Карел. – Он представляет собой реальную опасность для существующей власти.

– Надеюсь, мои люди эту опасность устранят, – сухо ответил герцог. – Я, правда, велел взять его живым – мне нужно кое о чем порасспросить его. Надеюсь, что через неделю-другую все закончится. А пока я настоятельно рекомендую вам, Карел, не выходить из дома некоторое время. Хотя бы нынешним вечером. Понимаю, что вам это тяжело, но представьте, что вы станете делать, если во владениях своих столкнетесь нос к носу с молодым принцем?

– Да, – вздохнул граф, – увы. Представил. Могу совершенно точно сказать, что мне будет перед ним… стыдно.

Когда стихли голоса за дверью, когда смолкли на лестнице шаги, Вета осторожно выглянула из-за портьеры. Смеркалось. На цыпочках подошла она к двери, прислушиваясь. Приоткрыв дверь и убедившись, что в коридоре никого нет, Вета схватила узелок с золотом, забыв про кинжалы, и кинулась к выходу. Только бы не нарваться ни на кого, только бы не нарваться! Внизу гомонили слуги, из кухни тянуло запахом поджаренной курицы. Вета судорожно сглотнула и выскользнула из дома.

Она не помнила, как бежала по дорожке прочь от дома. Увидят? Плевать. Главное – успеть! Если бежать бегом, она, наверное, сможет добраться до хижины через полчаса. Ну, через час. Нет, не получится… она не в состоянии бежать всю дорогу.

Сбивалось дыхание, волосы выбились из-под чепца, а поправить было некогда. Расстегнутый ворот давил на горло и грудь. Мучительно болело сердце. В густых сумерках причудливо изменились очертания знакомых с детства мест, и Вета все никак не могла сообразить, сколько еще осталось до хижины. Она то переходила на шаг, задыхаясь, то снова пускалась бегом. Тропинка петляла, терялась в траве. Девушка остановилась и огляделась. Куда идти, в какую сторону? Неужели заблудилась?

Нет, вон корявое дерево, похожее на древнюю башню. От него – направо. Скорее!

Посвежело, воздух стал зябким. Темнота опустилась незаметно, но очень быстро. Вета поежилась и прибавила шагу. На небе высыпали очень яркие звезды, в траве проснулись какие-то кузнечики. Ни огонька кругом, и жутко, а тропинка смутно светится в темноте. Башмаки на ногах кажутся пудовыми. Она одернула себя – скорее…

Скоро взойдет луна, идти станет легче. Деревья высились темной стеной. Как постарел отец! Если бы она знала, что известие о ее смерти убьет маму, сделала ли бы она то, что сделала? Какая теперь разница? Мамы нет. Слезы струились по щекам. Если когда-нибудь они встретятся с отцом, она упадет ему в ноги и попросит прощения… за маму, только за маму, но не за свое решение.

Как тихо вокруг! Каждую минуту она страшилась услышать сзади топот копыт. Торопятся всадники, скачут к имению графа Карела, чтобы поймать мятежника, беглого каторжника. Нет, они ведь уже там – герцог сказал, что в хижине ждет засада. Так зачем же она торопится туда – ведь все равно опоздала? Опередить Патрика, убедиться, что там еще нет его… перехватить его на тропе и остановить, не пустить, увести! Она успеет, она должна успеть, потому что если опоздает, если Патрика убьют, ей станет незачем жить. Герцог сказал, взять живым… но Патрик не может не понимать, что это означает всего лишь несколько лишних недель, заполненных болью, пытками, издевательствами. Он скорее кинется грудью на клинок, чем попадет в их руки живым…

Не разумом, а скорее памятью угадала Вета нужный поворот. Бегом, по высокой траве, напрямик, без дороги, не свалиться в яму, скорее… Как страшно! Неужели там ее ждет засада? Вета остановилась, подняла голову, отыскала в темном небе яркую Венеру. Попросила беззвучно: помоги. И, задыхаясь, прислонилась к дереву. Ноги не держали.

Дорога до хижины показалась ей вечностью. А когда впереди замелькал свет, девушка остановилась. Бог весть, кого или что увидит она. Остановиться, переждать, всмотреться…

Сквозь оглушительный стук сердца пробился звон стали о сталь, громкие голоса. Боже, неужели она опоздала, и солдаты Гайцберга уже здесь? Нет, о нет!

Тяжело дыша, она коснулась рукой корявого ствола.

– Господи, – сказала она вслух и поразилась тому, как глухо и надтреснуто звучит ее голос. – Господи, сделай так, чтобы я успела. Прошу Тебя. Пусть они еще не придут сюда, пусть Патрик будет жив. Господи, пожалуйста. Выполни мою просьбу, и больше я никогда-никогда ни о чем молить Тебя не буду. Пусть он будет жив. Мне ничего не нужно больше.

Вета пробежала, задыхаясь, еще немного и остановилась. Очень осторожно выглянула из-за дерева. И сдавленно охнула.

Поляна перед хижиной была залита неверным светом факелов, в свете этом метались тени множества людей, и отражавшийся блеск обнаженных клинков и ружейных стволов слепил глаза. На крыльце громко охали и суетились – там перевязывали раненых. Вета метнулась взглядом по поляне. Где же он, где же?

Сердце ее задергалось где-то в горле и замерло. Неподвижная фигура, распростертая на земле, приковала ее взгляд. Очень белой казалась рубашка лежащего ничком человека, и смутно светились во тьме его волосы…

– Упрямый, чертяка, – громко сказал кто-то. – До последнего защищался. Предложили – сдавайся, так ни в какую!

– Знал бы, кого берем, – сто раз подумал бы, – пробурчал другой голос прямо рядом с деревом. – Это ж, говорят, лучший фехтовальщик был во всей стране…

Один из солдат склонился над лежащим.

– Не дышит.

– Я же приказал – живым! – раздался надменный, холодный голос, и Вета сжалась от ужаса – она узнала его.

Две высокие фигуры спустились по скрипучим ступенькам. Солдаты выпрямились и замерли.

– Но, ваша милость, – оправдывался усатый капрал, – никак не можно было живым взять. Защищался, как сумасшедший, троих наших поранил. Вон, Дюнуа едва жив…

– Ладно, – брезгливо сказал герцог Гайцберг. – В каком-то смысле так даже лучше. По крайней мере, меньше хлопот.

Солдаты переминались с ноги на ногу, и, наконец, капрал угрюмо спросил: