Французская мелодия

– Простите, – голос всё ещё пребывающего на лестнице Ильи заставил всех троих вздрогнуть, – что отрываю вас от столь серьёзных рассуждений, но мне кажется, что я нащупал ещё один рычаг.

Элизабет и Владимир Николаевич, как по команде, кинулись к камину.

К тому времени внутри того что-то заскрежетало. Левая часть начала отходить в сторону, образовав проём шириной не больше полуметра.

– Ну вот, молодые люди, – дождавшись, когда Илья покинет стремянку, профессор, приблизившись к открывшемуся пространству, заглянул внутрь, – перед вами дорога в прошлое. Можете войти. Однако, прежде чем сделаете это, помните – пролететь вихрем, не значит достичь цели. Создать своё, чтобы ваши правнуки когда-нибудь так же, как вы сегодня, колдовали над задачей предков, и есть познание жизни.

Богданов словно окаменел. Показывая француженке глазами на проход, он как бы говорил: «Ну, давай же, иди. Ты так долго об этом мечтала».

Элизабет, подойдя к камину, собралась было войти в образовавшийся проход, но в последний момент, раздумав, сделала шаг назад.

– Я боюсь.

– Боишься? – Илья, не понимая, чего именно боится француженка, отстранив ту, заглянул внутрь камина. – Там внутри никого нет.

– В том-то и дело, что нет. Я это чувствую.

– Столько лет было, и вдруг нет?

– Не знаю. Но мне почему-то кажется, что тайник пуст.

– Так! – подойдя к Элизабет, Владимир Николаевич, взяв за плечи, развернул к себе лицом. – В вас, уважаемая, живёт страх оказаться слабее, чем вы есть на самом деле. Вы сами его в себе вырастили. Теперь же, когда пришло время избавиться, страх этот цепляется за всё, что можно зацепиться. Сделайте шаг, войдите в тайник. Увидите то, о чём думали, о чём мечтали, и боязнь исчезнет сама собой.

Растерянность на лице француженки заставила профессора перевести взгляд на жену.

Екатерине Алексеевне ничего не оставалось, как развести в стороны руки.

– Если Лиза не в состоянии преодолеть страх, ей надо помочь. И сделать это должен Илья.

Заглянув внутрь камина, Богданов перекрестился. Он успел настроить себя на преодоление барьера между прошлым и настоящим, как вдруг раздавшийся за спиной возглас Элизабет, заставил замереть.

– Не надо. Я сама.

Не обращая внимания на недоумённый взгляд Богданова, француженка, дождавшись, когда тот отойдёт в сторону, вошла внутрь камина.

Владимир Николаевич, подойдя к жене, обнял ту за плечи.

– Наслаждайся, дорогая. Мы присутствуем при рождении мгновения вечности. Ещё минута, и взору нашему предстанет то, что когда-то дышало дымом Отечества, тем самым, что, по утверждению поэта, был столь сладок и приятен.

– Не предстанет, – чуть слышно проговорила Екатерина Алексеевна.

– Что значит не предстанет? – не понял Владимир Николаевич.

– То значит, что тайник пуст.

– Как это пуст?

– Очень просто. Кто-то забрал реликвии до того, как Элизабет было сообщено про завещание.

Владимир Николаевич попытался заглянуть жене в глаза.

– Знаешь или предполагаешь?

– Чувствую? – произнесла та, глядя в пустоту открывшегося перед взором пространства.

Владимир Николаевич собрался было привести десятки доводов по поводу того, что внутреннее состояние человека объясняется целым рядом причин, но, заглянув в глаза супруги, предпочёл не вдаваться в полемику, тем более что всё в скором времени должно было разрешится.

Прошло чуть больше двух минут. Элизабет всё ещё находилась внутри камина.

С одной стороны, данный факт радовал, с другой настораживал. Тишина, отсутствие возгласов восторга создавали ощущение нервозности.

– Может, стоит проверить? – не выдержал Илья.

– Подождём, – подал жест Владимир Николаевич.

Ждать пришлось недолго. На вышедшей из тайника Элизабет не было лица.

– Что? – не дожидаясь, когда француженка присядет на край дивана, воскликнул Илья.

– Ничего, – проговорила та и чуть ли ни ничком упала на диван.

– Воды! – вскрикнула Екатерина Алексеевна.

Подскочив, она приподняла голову Элизабет и несколько раз ударила ладонью по щекам.

Элизабет, отрыв глаза, устало улыбнулась: «В тайнике ничего нет».

Со стаканом воды в руке профессор входил в комнату, когда Элизабет рыдала навзрыд.

Екатерина Алексеевна, прижимая голову француженки, проводила рукой по волосам, приговаривая: «Ничего. Всё образуется. Найдутся твои реликвии. Никуда они не денутся».

Владимир Николаевич оглянулся. В комнате не было Ильи. Поняв, что тот решил убедиться в отсутствии содержимого тайника, профессор собрался было последовать его примеру. Передав стакан с водой жене, он даже успел включить принесённый с кухни фонарик, как вдруг из темноты проёма появилась сначала голова Богданова, затем он сам.

– Пусто, – произнёс Илья. – Были сокровища и сплыли. Кто-то побывал здесь до нас. И судя по тому, в каком состоянии находятся стеллажи, произошло это лет десять назад.

– Стеллажи? Какие стеллажи? – переспросил Владимир Николаевич.

– На которых расставляют коробки для хранения. Пыли на полках в сто слоёв, в местах же, где хранились вещи, намного меньше. Кроме того, можно различить следы.

– Так, – присев на край стула, многозначительно проговорил профессор. – Ночь восторга переходит в рассвет разочарования. Интересно знать, кто и когда смог открыть тайник.

– В 1985 году, – как бы, между прочим, произнесла Екатерина Алексеевна, повергнув всех в состояние недоумения.

У Элизабет слёзы высохли сами собой.

Владимир Николаевич, выпучив глаза, открыл рот. Не зная, что сказать, остался сидеть в кресле с видом полного отсутствия мыслей.

Илья, стоя у стола, вцепился в край, будто боялся, что ноги не выдержат, а значит, придётся опуститься на пол.

– Ты, Владимир, тогда был с экспедицией в Туркмении, – стараясь говорить уверенно, чтобы уверенность передалась остальным, произнесла Екатерина Алексеевна. – Я почти месяц со студентами пробыла в лагерях на Волге. Возвратившись домой, поначалу не обратила внимания, что пол весь покрыт пылью, в то время, когда вокруг камина и в коридоре тщательно вымыт. Я, безусловно, всё проверила. Ни тебе следов хождения по квартире, ни следов поисков. Знай я тогда, что внутри камина спрятаны сокровища, я, конечно, бы обратила внимания и на плитки, и на место, где открывается проход, но мне в голову не могло прийти, что кто-то проявляет к нашей квартире особый интерес. Поднимать шум не стала. Факт ограбления отсутствует, стало быть, предъявлять что-либо некому.

– Почему об этом ничего не знаю я?

Владимир Николаевич явно был поражён, узнав то, что кто-то побывал в его доме и даже смог разгадать секрет камина, поэтому выглядел растерянным настолько, что на какое-то время забыл о присутствии в комнате Ильи и Элизабет.

– Потому, что забыла рассказать, – отвечая на возмущённый взгляд мужа, произнесла Екатерина Алексеевна. – Помнила, помнила и забыла. Ты приехал в конце октября. Случилось же это в августе. За два месяца в памяти и не такое могло стереться.

– И когда же ты вспомнила?

– Когда Лиза начала рассказывать про завещание и фамильные драгоценности.

– Ну, ты даёшь, – вздохнув, профессор провёл пятернёй по волосам. – Столько времени молчать.

– А что я должна была сказать? Что по возвращении домой обнаружила отсутствие вокруг камина пыли. Ты бы первый на смех поднял.

– Что, верно, то, верно. Фактов ограбления нет, стало быть – показалось.

Повисшее в тишине ночи напряжение стало свидетелем того, что на смену разочарованию пришло время пережить утрату надежд и мечтаний.

Как не крути, в душе каждый надеялся, что станет свидетелем возрождения чудес, тех, что, прожив девять жизней, должны были появиться на свет вновь. Такое даётся один раз, да и то избранным судьбой, по велению душ тех, кто, создавая эти самые чудеса, наказал тем жить вечно.

Открыть дверь в прошлое! Может быть что-то более величественное? Если только побывать в будущем!

Прошлое же жило в камине обычного Петербургского дома среди обычных людей. Греясь одним теплом, слушая одну тишину, они должны были сродниться и, возможно, сроднились бы. Не представилось случая познакомиться лично. И всё по вине судьбы.

Правду говорят, всё в этом мире относительно. Не бывает так, чтобы переживания и ожидания обходились без страданий, как и разочарование не может быть испытано, минуя время надежд. Утратилась возможность найти что-либо или познать кого-либо, прими утрату такой, какая та есть, ибо не ведает судьба такого понятия как жалость. И всё потому, что души у неё тоже нет.

Прокравшийся сквозь дверь звонок будильника поначалу лишь только тренькнул, после чего, вспомнив, что люди сами попросили разбудить их, зазвенел так, что стало ясно, этот не отстанет, будет орать до тех пор, пока человек сам своею же рукою не заставит его замолчать.

– Утро! – кинув взор на окно, проговорил Владимир Николаевич. – Жизнь начала новый разбег. Бежать следом, догоняя других, или плыть по течению в надежде, что когда-нибудь волна прибьёт к берегу? Решение должен принять каждый.

– Ты это к чему?

Голос Екатерины Алексеевны прозвучал подобно будильнику.

– К тому, что мы на пороге дня утраченных надежд. Завтра наступит новое утро, и мы вновь начнём восхождение к вершине грёз и ожиданий.

– Ты забыл про вывод.

– Вывод? – озарившее лицо профессора улыбка заставила улыбнуться остальных. – Вывод может быть один – следует жить. Не прозябать, не существовать, не соизмерять время с потерями, а искать, бороться и побеждать. Только в случае полного неповиновения судьбе у человека появляется шанс доказать, что он и есть вершитель перемен. Остальное есть приходящее, как, впрочем, и уходящее тоже. Главное наслаждение из отведённого человеку времени- уметь постичь мгновение. Точнее будет сказать, уметь им насладиться, ибо из этих самых мгновений и состоит то, ради чего надлежит жить.

– Интересно знать, – глянув на мужа удивлённым взглядом, чуть слышно произнесла Екатерина Алексеевна, – ради чего живёшь ты?

– Ради тебя, дорогая, – подмигнув Илье, Владимир Николаевич встал и, подойдя к жене, обнял ту за плечи. – А ещё ради того, чтобы заработать денег на собачонку и новый телевизор. Всё остальное у нас есть. Кроме коньяка, конечно.

– Какой коньяк, когда за окном утро? – сделала изумлённое лицо Екатерина Алексеевна.

– В том то и дело, что утро. Самое время выпить за возрождение надежд.

Глава 7

Властелины мира

День начался с сюрприза, который поразил Богданова нисколько не меньше, чем тот, что произошёл накануне. Перед отъездом в аэропорт, француженка, улучив момент, заявила, что ей необходимо возвратиться в Париж.

Понимая, что выяснять причину быстрого расставания бессмысленно, Богданов решил поинтересоваться, какие у француженки планы на будущее.

– Для начала займусь делами личного характера. Затем начну искать ответ на вопрос, кто первый сумел разгадать код завещания, отец или дед? По большому счёту разницы никакой. Вопрос только в том, как распорядились реликвиями?

– Думаешь, продали?

– Исключено. Ни отец, тем более дед на такое не решились бы. Скорее всего, перепрятали.

– Зачем? Столько лет хранилось в неприкосновенности, и вдруг такой риск?

– Причин могло быть две. Первая – кому-то стало известно про местонахождения тайника. Вторая – угроза жизни отцу. Почувствовав приближение смерти, тот решил перепрятать тайник, доверив сохранность человеку, который должен был передать мне.

– Должен был, но не передал? Почему?

– Не знаю. Может, не был уверен в том, что я того заслуживаю. Может, смутило то, что я Лемье, а не Соколова. Отец наверняка ввёл человека в курс условий завещания.

Прибыв в аэропорт, Илья решил просмотреть поступившие на мобильник звонки, которых оказалось более двадцати. Половина была отправлена с телефона Рученкова.

Интригующая любопытство настойчивость не могла не иметь серьёзных оснований, что и навело на мысль – позвонить Виктору прямо сейчас.

Руча ответил быстрее, чем ожидал Илья.

– Ты почему отключился?

– Чего звонить, когда всё в порядке.

– Судя по интонации, не настолько, чтобы жизнь казалась праздником. Ты где?

– В Питере в аэропорту.

– Когда прилетаешь в Москву?

– Через два с половиной часа.

– Француженка рядом?

– Нет.

– Говорить можешь?

– Недолго.

– Тайник нашли?

– Нет.

– Точно?

– Точнее не бывает.

– Тогда слушай и запоминай. Ребята из Питера засекли за вами хвост. И не один. Кто такие, объясню при встрече. Я попросил нейтрализовать. На каком-то этапе удалось, но дом на Гороховой вы засветили. Что касается квартиры, ответ неоднозначный. Скорее нет, чем да.

От последних слов внутри у Ильи похолодело.

«Если тем, кто следил, удастся узнать, в какой квартире я и Элизабет провели ночь, можно представить, под какой пресс попадут Исаевы».

Витька тем временем продолжал удивлять: «Теперь о француженке. Здесь, друг мой, такие дела творятся, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Специальный отдел ФСБ на ушах стоит».

– А почему этот самый отдел не удосужился обратить внимания на француженку до того, как мы отбыли в Петербург?

– Вели с самого начала. Потом нарисовался ты, и работы стало вдвое больше.

– Откуда знаешь?

– Оттуда, откуда про следопытов.

– Не понимаю. О тайнике прадеда знали трое: я, Элизабет и ты.

– А никто про тайник и не говорит. ФСБ до сих пор думает, что француженка приехала в Россию для того, чтобы познакомиться со своей исторической Родиной.

– В таком случае я ещё больше отказываюсь понимать.

– Естественно, потому как проблема не в Элизабет, не в завещании прадеда и даже не в тайнике. Виновником переполоха является дед француженки.

– Дед?

– Да, Иван Андреевич Соколов. Сын того самого Андрея Соколова, который устроил проверку на прочность сыну, внуку и, как теперь выяснилось, правнучке тоже.

– Причём здесь дед, когда тот давно на том свете?

– Об этом расскажу при встрече. Единственное, что могу пообещать, так это впечатления. Уверяю, таковых будет столько, что волосы не только на голове, на заднице дыбом встанут.

Последней фразе суждено было стать пиком охватившей Илью интриги. Минуту назад тот представить себе не мог, что обычный телефонный звонок способен столь рьяно начать трепать нервы.

Богданов собрался было задать Руче пару наводящих вопросов, чтобы спровоцировать того на уточнение деталей, но помешало появление Элизабет.

Успел произнести: «Отбой связи. Жди возле справочной.» Богданов поспешил выключить телефон, при этом не забыв изобразить мину отсутствия интереса ко всему, что происходило вокруг.

По прибытии в Москву Элизабет попросила проводить до такси.

Илья предложил довезти, уточнив, что его приедет встречать друг.

Француженка отказалась, аргументировав, что хочет побыть одна.

На привокзальной площади прежде, чем сесть в машину чмокнула Илью в щёку и, лукаво улыбнувшись, произнесла: «Спасибо. Жди звонка».

Из выхлопной трубы такси вырвалась струйка дыма.

Француженка исчезла точно так же, как когда-то исчезала в Ялте. Разница была лишь в том, что там она не удосужилась попрощаться, здесь же поцелуй и пара ничего не значащих слов.

«Похоже у мадам в крови исчезать без обещаний дать о себе знать,» – подумал Богданов.

Глядя вслед удаляющемуся такси, Илья не сразу расслышал собственное имя.

Из приоткрытой дверцы остановившегося рядом «Volvo» вынырнула голова Виктора.

– Садись. Здесь частникам остановка запрещена.

Какое-то время ехали молча.

Илья думал о своём.

Рученков, видя, что тот не в духе, решил оставить выяснение причины на потом. Наблюдая за Элизабет и Богдановым с момента появления тех в аэропорту, Виктор всегда был рядом. И только, когда стало ясно, что дело идет к расставанию, поспешил к машине, благо та была припаркована в двух шагах от входа в здание аэропорта.

– Ну, что поговорим? – дождавшись, когда Илья начнёт обращать внимание на пробегающие мимо автомобили, произнёс Руча, перестраиваясь в крайний правый ряд.

– Поговорим, – согласился Богданов. – Только не на ходу. Информация лучше воспринимается, когда смотришь собеседнику в глаза, а не на пролетающие за окном столбы.

– Как скажешь, – цокнул языком Виктор, надавив на педаль газа.

Машина, подобно спринтеру, прижавшись к асфальту, стартанула так, что Илья вынужден был схватиться за подлокотник.

– Осторожнее! Мне с недавнего времени жизнь стала дорога вдвойне.

– С чего это вдруг?

– С того, что куда не сунься, одни сюрпризы.

– Что правда, то правда, – вынужден был признать правоту слов друга Виктор. – Сказать честно, меня так и подмывает начать удивлять.

Вдоль дороги замелькали огни придорожных ресторанов.

Выбрав, возле которого было меньше всего автомобилей, Виктор направил «Volvo» к крыльцу.

Расположившись за дальним от входа столиком, друзья заказали по чашке кофе и сэндвичу.

– С чего начнём? – произнёс Рученков, дождавшись, когда официантка, расставив на столе чашки, предоставит возможность остаться наедине.

– Сначала, – не задумываясь, ответил Илья

– Сначала чего, вашего прибытия в Петербург или всей истории в целом?

– Всей. Так будет легче войти в курс.

– Отлично, – сделав глоток, Виктор посмотрел на Илью с таким видом, будто собирался проделать фокус. – Разговор предстоит долгий, но интересный. Чтобы включиться, представь, что ты в тридцатых годах прошлого столетия. Так будет легче воспроизвести в памяти всё, что знаешь о дедушке Элизабет.

– Только то, что, будучи сыном одного из самых богатых и знаменитых промышленников того времени, не уехал вместе с родителем за границу по причине увлечения научной деятельностью. Так считает Элизабет.

– Обоснованно. И что особенно важно, не преувеличенно. Из-за того, что сын отказался от предложения переехать жить за границу, отец не рискнул доверить отпрыску фамильные ценности, боясь, что тот спустит всё на науку. Завещая реликвии правнукам, прадед Элизабет освободил наследника от груза ответственности, полагая, что этого самого груза у того будет столько, что жизни не хватит, чтобы донести до цели. К тому же, если учесть, какое тогда было время, у старика не было выбора. Его ждала чужая страна, чужие люди, мысли и те со временем могли стать чужими.

Поэтому Андрей Соколов и принял нестандартное во всех отношениях решение. Здесь надо заметить, что отец до последнего дня не прекращал помогать сыну. Делал он это через бывшего управляющего делами, Сергея Александровича Ростовцева, который остался жить в России. Именно ему Соколов – старший поручил следить за отпрыском.

Ростовцев оказался человеком порядочным. Наказ выполнял с честью, за что дети его после смерти знаменитого промышленника получили приличное по тем временам вознаграждение.

– И что в этом удивительного? – не понимая, к чему подводит его Рученков, решил поторопить друга Илья.

– Не спеши, – осадил Виктор. – Без отклонений от темы история может показаться неполной, в отдельные моменты и того хуже, неправдоподобной.

Пригубив кофе, Рученков зачем-то заглянул в чашку, после чего, подняв голову, глянул в глаза Илье.

– Ты вообще знаешь, чем занимался Иван Соколов?

– Электричеством.

– Электричеством в те годы занимались многие. Многие добивались выдающихся успехов. О ком-то нам рассказывали учителя, кое-что знаем из учебников. При этом никто и никогда не слышал об учёном по имени Иван Соколов.

Нутром почувствовав, что рассказ Витьки дошёл до главного, Богданов попытался вспомнить всё, что француженка говорила о деде. Из памяти удалось извлечь только: когда родился, чем занимался и когда умер.

«А ведь это её дед. Элизабет обязана была знать больше, чем о прадеде. Умолчала или не посчитала ненужным? Скорее не хотела заострять внимания».

Задумавшись, Илья не сразу понял смысла заданного Виктором вопроса.

– Ты когда-нибудь слышал об учёном по имени Никола Тесла? – вынужден был повторить вопрос Рученков.

– Ты что меня за идиота держишь? – взорвался Богданов, – Никола Тесла – эпоха! Явление в научном мире, сравнить которое можно только с Эйнштейном.

– А о причастности «эпохи» к тунгусской катастрофе тебе что-нибудь известно?

– Частично. Существует мнение, что не было никакого метеорита. Что якобы Тесла проводя опыты по передачи электроэнергии на расстояние, сумел создать что-то вроде гигантской молнии.

– А известно ли вам, господин бизнесмен, что существовал ещё один Тесла, в отдельных моментах превзошедший своего современника.

– Как это?

– Очень просто. Об учёном из Сербии знал весь мир. В то время, когда об Иване Андреевиче Соколове знал узкий круг людей.

Пробежавший по спине холодок заставил Богданова поддёрнуть плечами, отчего создалось впечатление, будто человека прошила нервная дрожь.

– Дед Элизабет – учёный, превзошедший Тесла? Не может быть!

– Ещё как может. Скажу больше – жизнь Соколова как учёного прошла под строгим контролем Берии. И хочешь знать почему?

– Почему?

– Потому, что Соколов сумел создать оружие, в основу которого легло учение серба насчет беспроводной передачи электроэнергии на расстояние, превышающее тысячи километров.

Виктор, взяв в руки чашку, хотел было сделать глоток. Но, найдя на дне только чернеющую разводами гущу, продолжил говорить так, будто хотел донести до сознания Ильи тайну, в которую сам верил с трудом.

– Благодаря изобретению Теслы, в мире могло наступить двоевластие. Если бы русские смогли договориться с американцами, неизвестно как сложилась бы история мира вообще.

– И что же помешало?

– Ни что, а кто? Гитлер. Развязав мировую войну, тот, сам того не подозревая, заставил Теслу заняться разработкой оружия, способного уничтожить любое государство в любой точке мира без единого выстрела. Осознав, что может произойти с миром, попади изобретённое им оружие не в те руки, Никола в один день прекратил проведение опытов. Всё, что было наработано годами, спрятал так, что по сей день неизвестно, где, куда и кому он передал архив.

– Причём здесь Соколов?

– Притом, что дед Элизабет, узнав про выходку Теслы, часть материалов сжёг, часть спрятал. Куда? Не знает никто.

– Подожди, подожди. Пять минут назад ты говорил, что работы Соколова проводились под контролем Берии.

– Говорил. И от слов своих не отказываюсь. Тем не менее Соколов сумел перехитрить всех, включая Лаврентия Павловича.

– Представляю, в каком бешенстве находился Берия.

– Приплюсуй ещё то, что за год до этого в СССР приезжал Тесла, который вместе с Соколовым и отцом атомной бомбы, господином Оппенгеймером, три недели провели на даче у Берии, сам понимаешь, что на судьбе деда Элизабет можно было ставить крест.

– Тесла и Оппенгеймер приезжали в СССР?

– По приглашению Лаврентия Павловича.

– Но каким образом Берии удалось уговорить приехать в страну советов двух самых крупных учёных, да ещё из самой Америки?

– Об этом история умалчивает. Известно лишь то, что провал операции послужил возникновению разногласий между Сталиным и Лаврентием Павловичем. Впоследствии последнему инкриминировали предательство, что в итоге привело Берию к расстрелу.

– Подожди, – Богданов подал жест, означающий, что необходимо время, чтобы всё обстоятельно осмыслить. – Соколов и Тесла, обсуждая возможности изобретённого ими оружия, договорились не доводить дело до конечного результата?!

– Мало того, была определена дата, когда и тот, и другой должны были сделать то, что они сделали.

За столом, словно по велению волшебства, возникло безмолвие.

Богданов представить не мог, что пришлось пережить Соколову с момента, когда тот решил уничтожить документы, касающиеся нового вида оружия. Пытки, издевательство, унижение и как итог – смерть.

«Во имя чего? Во имя страны советов? Нет. Во имя жизни на земле! Ещё один ловчий, сумевший поймать своего сокола! Нет, в этом, несомненно, что-то есть».

– Ну что? Переварил? – прервал размышления Ильи Виктор.

– Переварил.

– В таком случае продолжим. Сказать, что документы не искали, означает не сказать ничего. НКВД перерыло всё, что можно было перерыть. Допрошены были все, кто знал Соколова. Люди сутками просиживали в НКВД, рискуя остаться там навсегда. Бесчинствуя, Берия подписывал ордера на аресты не глядя. Через неделю счёт арестованных перевалил за два десятка. Сколько полетело голов, в том числе больших начальников, невозможно представить.

– А что стало с сыном Соколовых?

– Друзья устроили так, что мальчишка оказался в одном из таёжных посёлков в Сибири, где под чужим именем и фамилией прожил одиннадцать лет. Окончив школу, вернулся в Москву. Поступил в институт. Учёба в аспирантуре, защита кандидатской, докторской.