Цикл

Что из этого было правдой?

Люси знала, что Брюэр хорошо учился, когда хотел. Один раз она услышала его имя в списке лучших учеников во время утренних объявлений и не поверила, пока его не упомянули в следующей четверти. Ей стало интересно, какой он на самом деле. И какую ложь слышал о ней. Она сказала:

– Тогда необязательно об этом говорить.

– Да раз уж начали – что уже. Я, кстати, это от Бена узнал. Да и Тина какая-то бешеная, так что, думаю, определим этот слух в категорию «Возможно, правда».

– И?

– Ты же знаешь, что Тина верующая? В общем, устроили у них какое-то мегацерковное мероприятие, типа концерта бойз-бэнда. «Агнцы в ударе», кажется. Думаю, метал-группе больше бы подошло такое название. Но мы сейчас не об этом. Короче, пришла она на этот концерт, а в конце на сцене у них происходит что-то вроде обращения к Иисусу, где можно дать «Клятву непорочности». Дает она эту клятву, обещает свое сердце Иисусу, говорит, что сохранит девственность для придурка, который до свадьбы даже знать не будет, хороша она в постели или нет.

– О-оу.

– Вижу, понимаешь, к чему идет. Тогда она с Беном Брумке встречалась, он тоже в церковь ходит, но потому, что родители у него верующие. Как раз в церкви они и пересеклись, и Тина решила, что с ним можно встречаться.

Люси вспомнила, как Бен Брумке прошел у ее шкафчика и сказал: «Забыла дома обед? Могу поделиться кое-чем питательным». – А затем начал издавать неприятные влажные звуки, от которых ее затошнило.

– Тина ошиблась.

– Можно и так сказать. В общем, Брумке на нее все давил, и через месяц Тина сказала, что девственность свою не отдаст – это святое, но она списалась по Интернету с другими христианками и может предложить ему кое-что другое.

– Задницу! – выкрикнул Бакет. Казалось, эта часть истории ему очень нравилась, и Люси опешила: у Бакета явно были определенные предпочтения, которыми он никогда с ней не делился.

– Ага, задницу. Что лично для меня очень странно. Я всегда думал, что это бонусный уровень. Типа, сначала надо победить всех боссов и собрать все звезды, кольца или что там, потом нужна куча оральных ласк, и только потом ты, возможно, доберешься до задницы. А тут тебе слабый босс первого уровня. Понятное дело, Бен соглашается, сразу начинает ее долбить. Он рассказывал, что она все время держала сложенные руки перед лицом, будто молилась, а ближе к концу заплакала. Потом они лежали, она еще немного поплакала, а потом посмотрела на Бена со странным выражением и сказала: «Не могу поверить, что ты любишь меня так сильно, что готов ждать. Клянусь, ты получишь всю меня, как только мы поженимся».

– Не-е-е-ет! – Люси не знала, что ее больше удивляло: то, что Тина так неадекватно воспринимала реальность, или то, что кто-то вообще хотел брака с такой обезьяной, как Бен Брумке.

– Ага. Немного грустно. Только представьте: ее затуманенные глаза, пропахшая задницей и большим потным Беном комната, а она уже слышит свадебные колокольчики и думает, что произошло что-то особенное. На следующий день она пригласила его на ужин в ресторан. На ужин с родителями! Естественно, Бен ее бросил. Отправил ей вечером сообщение, сказав, что после случившегося больше не считает ее порядочной христианкой и видеть ее не может. Она ответила, что ничего не понимает, а он отправил эмодзи с молитвенным жестом и дописал: «Буду молиться за твою душу».

Бакет захохотал. Люси дала ему затрещину.

– За что?

– Ты знаешь, за что. Бен – урод.

– Да, но… Эмодзи молитвы. Забавно ведь.

Брюэр сказал:

– Бен тоже подумал, что забавно. Но, понятно, он немного в шоке был. У такой сумасшедшей свадьба и убийство мужа могут недалеко стоять.

Люси непроизвольно закатила глаза.

– Да это же полный бред, чувак. Почему каждый раз, когда девушка испытывает сильные эмоции, парни считают ее сумасшедшей?

– Нам просто так кажется. Девушка боится гнева воображаемого чувака на небе, так что ты имеешь ее в задницу, а она после этого хочет выйти за тебя замуж. Разве это не полное безумие? Она просто долбанутая.

Бакет сказал:

– Точно долбанутая. – Он снова повернулся к Люси: – Да ладно тебе, не бесись.

– Ха-ха.

– О, черт! – сказал Брюэр. – Я кое-что еще странное вспомнил. Итак, Бен рассказал про Тину, все посмеялись. А потом затихли. Ну, знаете, бывает, что все вдруг без причины одновременно замолкают. И тут Джейсон Уорд наклонился через стол, посмотрел Бену в глаза и спросил: «Она сильно плакала?» Я сначала подумал, что он шутит, но когда увидел его выражение, то понял: он спросил на полном серьезе и в ответе очень заинтересован. Типа, ему нужно было знать, как сильно плакала Тина.

Люси вздрогнула. Джейсон всегда ее напрягал. Лишь однажды она заметила хоть какие-то эмоции на его лице – когда подрались Люк Олсен и Дейл Рапп. Джейсон стоял в стороне, покачивался и улыбался.

– Нам всем жутко от вопроса Джейсона стало, и Бен как-то отшутился, чтобы можно было продолжить хвастаться своим анальным завоеванием. Но угадай, кто начал встречаться через три дня?

– Джейсон и Тина? – Люси знала, что ответы, которые отзывались в животе тупой болью, обычно оказывались правильными.

– Ага. Джейсон и Тина. Мне от этого не по себе стало. Однажды я видел, как они держались за руки, а потом он отпустил ее, и у нее на коже остались белые отпечатки. У нее все пальцы согнулись, а ладонь выглядела как сломанное крыло птенца, врезавшегося в окно. Помню, тогда я к нему почувствовал ненависть, прям чистую ненависть. Поэтому, когда узнал, что он пропал, я вспомнил о той помятой ладони, о том, как он спросил, сильно ли плакала Тина, и мне стало так хорошо. Ты понимаешь? Типа, скатертью дорога. Надеюсь, его никогда не найдут.

В кабине повисло то самое молчание. Слова Брюэра эхом отозвались в головах, заглушая любые мысли о том, что не стоит говорить подобных вещей про ребенка, который может быть в смертельной опасности. Люси размышляла, чем руководствовался Брюэр – принципами или местью, – но потом подумала о парнях вроде Джейсона, которым, скорее всего, очень любопытно, как сильно может плакать она.

– Согласна, – сказала она. – Скатертью дорога.

Она снова поймала взгляд Брюэра в зеркале заднего вида и прищурилась. Думал ли он о ней?

Тут Бакет сказал:

– Знак! Восемнадцатая миля! Нельзя пропустить съезд.

Брюэр включил дальний свет, выхватив кустарник и куски лавы по бокам дороги.

– Ага, за поворотом уже будет можжевельник, в который в прошлом году молния ударила.

А он часто сюда приезжает.

Люси увидела обугленное дерево: у основания оно было белым, без коры, середина была вся разорвана, а зазубренные почерневшие ветви тянулись к небу, и в свете фар оно казалось совсем призрачным.

– Вот и приехали, – сказал Брюэр. – Пришло время веселиться!

Он свернул на старую грунтовую дорогу, ведущую к пещерам, объезжая скалы и размытые провалы словно по памяти. В свете фар Люси увидела клубы пыли и ощутила укол беспокойства, вспомнив, что, кроме них, сюда ехали и другие люди. До этого все было так хорошо, просто и по-настоящему: только она, Бакет, Брюэр и ночной бриз. Она могла бы проболтать с ними всю ночь – эти разговоры избавляли от забот. Но теперь настало «время веселиться». Люси представила, как уже скоро станет для двух парней невидимкой, как ее затмят их желания, за которыми они сюда приехали.

Она хотела попросить Брюэра развернуться, продолжить ехать, но не хотела показаться странной.

Черт. Я снова притворяюсь.

Люси задумалась, где бы она была, если бы не старалась подстраиваться под окружающих. Но над ответом подумать не успела: грузовик Брюэра внезапно затормозил в мягкой грязи, и ее бросило вперед. Загремели пустые пивные банки, пикап обступило свежее облако, а потом Брюэр выключил фары – и все погрузилось во тьму.

– Ну что, за дело? Давай повеселимся, а гребаная школа пусть идет на хер!

Бакет забарабанил по приборной панели и вяло воскликнул: «Юху-у-у!» Последние месяцы он так иронично высказывал свою радость перед вечеринками.

Люси прошептала себе под нос «твою мать», потянула ручку двери и шагнула в холодную пустынную ночь. Вдалеке горел небольшой костер, сопротивляясь порывам ветра и темноте безлунного неба. Он освещал вход в пещеры. Люси застегнула толстовку, вздрогнула и почувствовала, как ноги проваливаются в утоптанную песчаную тропу. Приглушенные басы музыки, смех и гул двигателей заставили сердце биться чаще, но она продолжала идти вперед, боясь, что потеряет из вида Бакета и Брюэра и будет входить в пещеру в полном одиночестве.

Совсем забыв про звезды на небе, она смотрела прямо перед собой.

Глава 4

Пещеры

Они стояли у широкого входа в пещеру, в нескольких шагах от обрыва.

– Там, внизу, довольно темно. Вы с собой фонарики взяли? – спросил Брюэр.

– Нет, – ответил Бакет.

– Нужно было сказать, когда заехали за мной, – сказала Люси.

– Если честно, я все еще не верю, что ты решила поехать с нами. Плюс, я думал, вы уже тут бывали.

Люси бы одной руки хватило, чтобы посчитать вечеринки, на которые она сходила за год. Она догадывалась, что в этом Бакет ее обошел, но лишь потому, что его постоянное желание потрахаться часто перевешивало любые разумные мысли.

– У меня есть фонарик на телефоне. Лучшего варианта предложить не могу, – сказал Бакет. – Внизу он будет очень кстати, но на спуск все-таки удобнее налобный фонарь. Обычно помогает еще лунный свет, но сегодня его нет. Значит, уже в паре футов от огня будет кромешная тьма, если только они не кострище там устроили. Но, скорее всего, набросали поддонов и бревен и пошли веселиться.

Три подростка в жилетах с ярко-белыми светодиодными налобниками прошли мимо Люси, звеня пивными бутылками в рюкзаках. Они по очереди скрывались из виду, спускаясь по алюминиевым лестницам, что вели в пещеры. На одной из лестниц толстым черным маркером кто-то написал «Лестница на Небеса». На другой была надпись «Собственность Брандаж Конкрит», но часть текста закрывала наклейка «40 унций за свободу». Пока они спускались, обе лестницы раскачивались от малейшего движения, елозя по земле и камню, и Люси недоумевала, почему их не закрепили.

Брюэр похлопал себя по лицу. То ли он пытался выбить из мозга решение их проблемы, то ли наказывал себя за то, что притащил на вечеринку двух неподготовленных приятелей.

– Давайте так, – сказал Брюэр, – Бакет, ты светишь своим телефоном. Как спустишься, по крайней мере. А ты… – Брюэр порылся в переднем кармане толстовки и что-то оттуда вытащил. – Ты возьмешь это.

Он дал Люси маленький черный налобный фонарь. Тот пах потом и сальными волосами, но Люси была рада, что у нее будет хоть немного света.

– Спасибо.

– Без проблем. Через полчаса у меня все равно будет охеренное суперзрение на полный спектр. Волчье зрение. Слух летучей мыши. Буду видеть пурпурно-зеленые разводы и все такое.

Брюэр сунул руку в другой карман, вытащил вакуумный пакет с грибами и начал есть содержимое как картофельные чипсы. Он ухмыльнулся Люси и Бакету и заговорил с набитым ртом.

– Если быстро есть, не чувствуешь вкус дерьма!

Он поднес пакет ко рту и вытряхнул все оставшиеся грибковые крошки. Затем достал еще шуршащий пакет из заднего кармана брюк.

– Погоди, ты еще съешь? – спросил Бакет.

– Нет конечно, чувак. Восемь грамм для меня – предел. От большего будет мерещиться всякий треш, которого точно не существует. Однажды я увидел гигантского цыпленка. Огромного, золотого… Он был прекрасен. Но потом я испугался. А это – просто «Скиттлз», чтобы дыхание коровьим дерьмом не воняло.

Он разом съел половину пакета. Люси услышала, как друг о друга стучат конфеты, а когда он начал жевать, уловила в воздухе запах синтетических фруктов. От этого аромата она почувствовала себя совершенно беззаботной и на мгновение даже обрадовалась, что оказалась на вечеринке, и еще больше была взволнованна тем, что у нее появился новый знакомый. Она вспомнила, как в детстве, в Перу, к ней подсел незнакомый мальчик и протянул леденец из карамели и кокоса; и пусть тогда был очередной ужасный день, но, когда они сидели и ели леденец, все казалось идеальным.

О боже. Я точно сошла с ума. Чувствую запах фруктовых конфет и думаю, что все в мире хорошо.

И все же Люси решила, что ради этого иррационального чувства стоило так долго трястись в машине, поэтому она надела налобный фонарь Брюэра, щелкнула кнопкой и сказала:

– Отлично. Давайте повеселимся.

Брюэр вздрогнул, и она поняла, что лампа засветила прямо ему в глаза.

– Черт. Осторожней. Хочешь ослепить меня, когда мы стоим рядом с огромной дырой в земле?

– Извини.

Люси не понимала, злится он или нет. Она направила фонарь вниз и, подняв глаза, заметила, что Брюэр восторженно улыбается.

– Если посветишь сейчас, то мне будто радугой мозг прострелит.

– Знаешь, сейчас самое время… – Бакет протянул ладонь. Брюэр передал ему ключи от пикапа.

– Я тебе доверяю, бро. Не убей мой мотор. И не уезжай без меня, даже если я попрошу тебя уехать. Особенно если я попрошу тебя уехать. Если хоть еще один рассвет попробую посмотреть не моргая, точно ослепну. В прошлый раз меня спас Грег. Тряхнул меня и сказал: «Нельзя смотреть на солнце. Ослепнешь». Как бы верно. Я ему за это очень благодарен. Но что, если в этот раз Грег меня не спасет? Как думаешь, он здесь? Надеюсь, он приехал. Хороший чувак.

Люси и Бакет обменялись взглядами. Его уже развезло.

– В общем, почесали.

– Чего?

– Так мой двоюродный брат говорит, когда мы собираемся что-нибудь безумное сделать.

Брюэр подошел к обрыву, опустился на колени и ухватился за верхнюю часть одной из лестниц.

– Пару креплений и арматуры достать для лестниц – говно вопрос, но их каждое утро прятать надо. Раньше хорошая лестница тут была, но Лесная охрана убрала ее после того, как какие-то придурки нарисовали кучу свастик на стенах и сбросили в пещеру мертвую собаку.

– Серьезно?

– Ага. Еще много зимующих летучих мышей тут сожгли, хотя это незаконно. Тетя вроде слышала, что это сделали сатанисты, но я сказал ей, что это были просто обычные придурки. Может, братья Джессап. Может, кто-то из Бьютт. В городе полно дебилов. Лишь бы что вниз побросать. Ладно, я подержу, пока ты спускаешься.

Люси знала, что Бакету, наверное, тоже хочется лезть вниз с подстраховкой, но он уже ушел к другой лестнице и полез вниз. Они оба понимали, что Брюэр старается ради нее.

Лестница Бакета с грохотом ударилась о камень, сыпучая галька посыпалась в пещеру. Брюэр спросил:

– Ты в порядке, чувак?

– Все нормально, чувак.

Тон Бакета был ровным.

Начинает грубить. Он нервничает? Ревнует? Что сегодня меня ждет?

Она не имела ни малейшего понятия, но ее ждал классный парень с фруктовым дыханием, так что она не раздумывая отправилась вниз по «Лестнице на Небеса». Она старалась не паниковать, когда ноги повисли над обрывом, и, когда нащупала первую ступеньку, почувствовала себя в безопасности. Через три ступеньки горизонт исчез из виду. Холод и темнота пещеры обволакивали ее с каждым шагом. То же самое она ощущала, когда ныряла в речку за кемпингом Пайнвуд – теплой была лишь поверхность, ниже солнце уже не доставало.

Она и не заметила, как спустилась на тридцать футов и стояла в пещере. Судя по звукам, Бакет был где-то слева. Брюэр уже вставал на лестницу и быстро слезал вниз.

Люси направила налобный фонарь вверх, чтобы ему подсобить, и увидела, как что-то быстро мелькает в свете луча. Затем услышала пронзительные пищащие звуки и поняла, что никогда в жизни не видела столько летучих мышей. Около сотни закружились и исчезли в ночи, хотя они казались намного меньше, чем те, которых она видела в детстве в темных верхушках деревьев, да и с вылетом они точно уже припозднились. По коже побежали мурашки.

Обернись.

Но Бакет и Брюэр уже устремились к свету и звуку в сердце пещеры. Люси представила, как лестницы издают пронзительный металлический скрежет, словно зубья камертона, и посылают предупреждающий сигнал, взывают к ней, тянут ее назад. Безумная, конечно, мысль, а она очень от таких устала, поэтому проигнорировала предчувствие, догнала друзей, и они вместе пошли по древней дыре в земле.

Как говорится, если жизнь дает лимоны – делай лимонад; и если тебе во время жестокого нападения выкололи глаз, то потом ты сможешь насладиться вниманием и сочувствием целого гарема пьяных чирлидерш. Люси заметила, как на лице Бакета отразилась ревность, когда он увидел восседающего у праздничного костра на переносном холодильнике Джейка Бернхардта, похожего на одноглазого ледяного короля; Лиза Кей расположилась у него на коленях, Тиффани Педерсен потирала ему плечи, а три другие чирлидерши внимательно слушали все, что он говорил. Выражения их лиц были образцом сочувствия и нежности. Джейк был ранен, но выжил. И даже после всего, что случилось, он пришел, чтобы повеселиться со своими друзьями. Какой же он храбрый.

– Повязка на глазу – просто магнит для кисок, Лу. Он же ничего не сделал. Просто вел себя как мудак, а потом был побит. Разве это…

– Что? Справедливо? – Люси едва могла скрыть раздражение. Она чуть в обморок не упала, когда увидела Джейка, и даже сейчас, посмотрев на него, вспомнила слишком многое. Криса Кармайкла, мистера Чемберса. Поняла, что они на вечеринках в ближайшее время не развлекутся. Вспомнила фиолетовый дым, сползающие с головы лица, и, наконец, почувствовала, как ее решение прийти на вечеринку камнем легло на грудь. А вот Бакет готов был потерять глаз, лишь бы с ним пару раз из жалости перепихнулись.

А хуже всего было то, что, даже если бы на Бакета напали, для него все было бы по-другому. И это ей даже признавать не хотелось. Его бы прозвали Одноглазым Песочком. Превратили бы трагедию в шутку. Снова указали бы на то, что он – другой.

Люси положила руку на спину Бакета. Он был прав. О справедливости тут и речи не было. Бакет посмотрел на Люси, она кивнула ему. Они отлично друг друга понимали.

Тем временем Брюэр выскочил к ним, сбитый с толку грибным трипом и волнением от предстоящей вечеринки. От его внимания кружилась голова, и Люси смутилась.

Что это такое? Что, по-твоему, сейчас происходит?

Вскоре они нашли первую большую нишу с песчаным полом, окруженным камнем, с небольшим костром и группой студентов в центре. Брюэр перевел взгляд со своей руки на огонь, затем снова на руку, а потом покачал головой, будто пришел к важному решению. Он наклонился к Бакету и Люси и заговорщическим шепотом сказал:

– Сто пятьдесят тысяч лет животные падали через это отверстие сверху. – Он указал на отверстие в куполообразной пещере, которое можно было разглядеть, только если проследить за поднимающимся дымом. – Медведи, лошади, лоси разгуливают вокруг, а потом – упс! – и они уже внизу, в пещере, ищут выход на сломанных ногах. Вот почему коренные американцы раньше называли это место пещерой Скелетов. Ее должны были чистить, но я чувствую кости. Говорю вам, кости все еще здесь.

Он посмотрел на свою руку, видя в ней какую-то силу.

– Вибрации одни и те же. Это магнит.

И с этими словами он исчез.

Люси осталась у огня и некоторое время оглядывалась, пытаясь его высмотреть, но приходило все больше и больше учеников, шурша по камням холодильниками и коробками с пивом. Брюэра она так и не нашла.

– Он вернется, Люси.

– Кто?

– Брюэр.

– Да мне плевать на него.

– Как мило. Может, твой белый рыцарь снова придержит для тебя лестницу, когда будем возвращаться наверх. Но будь осторожна: и так понятно, что он хочет уткнуться лицом в твою задницу.

– Заткнись.

– Сама заткнись. Я просто прикалываюсь. – Он толкнул ее плечом. – Он точно вернется: у нас ключи от его пикапа.

– Ты правда умеешь водить механику?

– Не-а. Но Брюэр будет думать, что летит на космическом корабле за костями, так что…

– Ну да. Так будет лучше.

Люси осмотрела пещеру и попыталась не обращать внимания на удивленные и осуждающие взгляды, с которыми случайно встречалась. Это не ее друзья. Никого из оркестра. Или с уроков ораторского мастерства. Только куча детей из Бьютт. Пара парней постарше, вроде из скейт-парка. Много девушек из команды поддержки и танцевальной команды, щелкающих селфи-уточки у огня, чтобы быть готовыми, когда связь снова заработает. У стены пещеры на скалах стояла согнувшаяся темная фигура, ее рвало. Короткие волосы – значит, не Брюэр. Наверное, какой-нибудь парень из Бьютт. Проглотил пачку пива, как только пришел. Наверное, пару минут назад он напивался под улюлюканье друзей, а его живот раздувало от выпитого. Он закончил и спотыкаясь вернулся к огню. Толкнул локтем друга, тот бросил ему свежее пиво и крикнул: «Тусим, братан!» Парень пробормотал «Тусим, тусим» в ответ, затем дрожащей рукой поднял банку и запустил цикл заново.

Неудивительно, что летучие мыши свалили.

– Бакет, как думаешь, надолго тут зависнем?

Бакет смотрел куда-то за огонь. Пришла Эшли Йоргенсен, а это значит, у Бакета отказал мозг. Теперь он пребывал в мире, где Эшли правда ему симпатизировала, а не флиртовала за помощь с домашним заданием по математике. Люси знала, что Эшли встречалась только с парнями постарше, либо со сноубордистами, либо с ребятами из местного колледжа, но Бакет все никак не мог забыть ее давнишнего сообщения. Эшли написала ему: «Думаю о тебе» – и отправила нечеткую фотку в короткой серой футболке и белых пижамных шортах. Люси решила, что «думаю о том, получится ли сдать предварительный экзамен без всякой подготовки» было бы уже не так романтично. По крайней мере, теперь у Бакета есть на что передернуть. От других за помощь ему и спасибо, бывало, не доставалось.

В общем, она понимала, что при виде Эшли у него отключался мозг, поэтому она не удивилась, что он ее не услышал.

– Бакет.

– Что?

– Хочешь поискать Брюэра и свалить, или…

Она не стала заканчивать вопрос. Бакет смотрел на объект своих фантазий не отрываясь. Эшли захватила все его мысли, и толку от него теперь не было никакого.

– Забудь. И прекрати пялиться – это жутко. Научись пялиться с перерывами, что ли.

– Хорошая идея.

Ответ был странный, но надеяться услышать большее от парня, отупевшего от эрекции, не стоит.

– Я пойду спрошу, есть ли у Тима Арнольда пара лишних бутылок пива. Купить тебе?

Люси хотела сказать «да», но не желала терять контроль над ситуацией. Никогда не знаешь, как вечер повернется, да и напивается она быстро. Она представила, как стоит и блюет в углу пещеры, а люди у костра смеются над ней. Может, кто-нибудь даже сфотографирует ее и наложит на фото забавный фильтр, и у нее будут гигантские глаза или собачий нос. Или превратят ее в предупреждающий о тошноте трехсекундный замедленный клип «СопляВХлам. gif».

– Спасибо, мне и так нормально.

– Как хочешь, Лу. Но я думаю, мы это заслужили. За последние пару недель – уж точно. Мир у нас в долгу. Сегодня вечером я собираюсь хорошенько оттянуться.

С этими словами он исчез.

Один ушел охотиться за костями, другой – за развлечениями, а Люси осталась одна и вокруг не было ни одного друга. Сначала она наблюдала за огнем, сосредоточившись на крошечных колеблющихся всполохах, исходящих из пепла. А затем стала призраком и начала ходить среди живых – этому она научилась еще в детстве.

Хендерсоны говорили Люси принять свое наследие, что бы это ни значило. Они хотели, чтобы она посещала уроки испанского, чтобы не забывать язык, в то время как Люси изо всех сил старалась скрыть свой акцент и говорить на чистом, четком английском. Хендерсоны отправили ее к школьному консультанту, чтобы помочь с культурной и языковой адаптацией, но Люси перестала ходить к ней на встречи, как только поняла, что из-за этих визитов чувствует себя чужой, почти что другим видом, который нуждается в особом обращении. Хендерсоны даже предложили Люси съездить в Перу после выпускного класса, чтобы помочь ей восстановить связь с родиной и посетить сохранившиеся в памяти, несмотря на бродяжную жизнь, места, вроде Пукальпы или окраин Лимы. Она знала, они хотели как лучше, но не понимали одного: когда ее удочерили, она поместила прошлое в маленькую шкатулку в сердце, заперла ее и пообещала, что больше к ней не вернется.

Потому что культура Перу не была ее культурой и она не чувствовала к родине особой привязанности – только имела о ней несколько приятных воспоминаний. Для нее Перу ассоциировалось с ужасным и неустойчивым миром, созданным родителями. С осознанием того, что никто тебе не поможет в момент нужды. С поиском еды по утрам, потому что родителей даже ударами не добудиться, а вечером они снова уйдут, и ужин придется тоже придумывать самой. Со школьной системой, которая столько раз пыталась спасти ее из дома, но в итоге просто отвернулась от нее, дабы она не напоминала о позорной неудаче. В Перу у нее не было прочной земли под ногами, и часто единственной радостью было бродить по городу голодным призраком.