Полная версия
Лечение и профилактика деменции средствами антропософской медицины. Болезнь Паркинсона и рассеянный склероз
Альбрехт Варнинг
Лечение и профилактика деменции средствами антропософской медицины
Болезнь Паркинсона и рассеянный склероз
Материалы учебного цикла «Введение в антропософскую медицину»
Москва, 14–16 февраля 2020 г.
РЕДАКЦИОННАЯ ГРУППА:
Байльман Р. А.
Генеральный директор ООО «Лекарственные средства ВАЛА-Р», к.б.н.: редакция лексики, фразеологии и терминологии антропософской медицины и фармации.
Маршалко Л. А.
Врач антропософской медицины, гомеопат, главный врач антропософского медицинского центра «ТЕРАПЕВТИКУМ»: медицинская редакция текста.
Иванов Е. Г.
Врач общей (семейной) практики: медицинская редакция текста и дизайн обложки.
Ельцова Т. Н.
Гомеопат, частнопрактикующий врач: стенография семинара.
Иткин Д. М.
Литературная редакция.
Данное издание является отредактированным переводом стенографической записи и аудиозаписи семинара Альбрехта Варнинга, состоявшегося в Москве 14–16 февраля 2020 г. в конференц-зале ООО «Лекарственные средства ВАЛА-Р». Мы постарались сохранить своеобразие речи автора и ощущение живого общения со слушателями.
© Варнинг А., текст, 2021
© «ПРОБЕЛ-2000», 2021
* * *Введение
До 1984 года в своем становлении врача я все время задавал себе вопрос: «Для чего я это все делаю?» Я лечил пациента с артериальной гипертонией препаратами из группы блокаторов кальциевых каналов. Но ситуация все повторялась и повторялась. Артериальная гипертензия уменьшалась, и пациент сразу отменял себе препарат. И артериальное давление снова поднималось, препарат назначался опять, и артериальное давление снова снижалось, и пациент опять отменял себя препарат. У меня было ощущение, что я просто замазываю краской плесень на стенах, чтобы не видеть ее, но как только краска старела и отпадала, плесень снова становилась видна. Я не хотел, чтобы моя врачебная деятельность превращалась во что-то такое же бессмысленное.
Артериальная гипертензия – это, конечно, серьезное заболевание, но не настолько, как те болезни, о которых мы будем ещё говорить. Угрожают жизни только осложнения артериальной гипертонии. Что мы пытаемся изменить? Только те цифры на тонометре, которые пациент записывает в свой дневник, или же что-то в самом пациенте?
Однажды один из пациентов задал мне такой вопрос: «Что я должен изменить в себе, чтобы артериальная гипертония перестала меня беспокоить?» И я словно пробудился в своем понимании артериальной гипертонии. Для меня и для моего пациента, для нас обоих возник вопрос – на каком уровне человеческого бытия нужно что-то изменить, чтобы победить артериальную гипертонию.
У 80 % пациентов с заболеванием артериальной гипертонией болезнь называется эссенциальной, то есть, мы подтверждаем, что не понимаем, откуда она происходит. Тогда я стал задумываться над тем, что не знаю еще до конца, как устроен человек, так как не понимаю, на каком уровне происходят все эти процессы.
Мне пришлось поинтересоваться тем, как на эти же вопросы отвечает гомеопатия. Там есть целый ряд симптомов и большой ряд уровней, которые надо учесть при выборе препарата, и все это надо заучить почти наизусть. Но, по крайней мере, я увидел, что можно назначать препараты иначе и можно усиливать действие препаратов через их потенцирование.
Мне показалось это интересным и важным. Я представил себе как мы берем какое-то вещество, например блокатор кальциевых каналов или Аконит, и производим из него потенцированную субстанцию. Тогда я попытался понять это.
Взяв 20 мг вещества, я сначала как бы «расширял» его действие. Я пытался найти аналогию для своего понимания этого процесса. Мне представилось такое – я вижу перед собой оркестр в оркестровой яме, но это как бы замкнутый организм и если он начнет игру с какого-то общего аккорда, то я не смог бы в нем вычленить игру отдельных инструментов. Если представить себе, например, какую-нибудь симфонию Бетховена, то непонятно, как же он смог свести воедино все эти инструменты, чтобы получить именно такой единый аккорд. Каждый инструмент настолько встроен в общую динамику звучания, что мы не можем выделить его отдельный звук в общем звуке оркестра. Как-то я случайно услышал мелодию в исполнении только одной виолончели, но, тем не менее, по этому отрывку мелодии я сразу узнал пятую симфонию Бетховена. Мне стало ясно, что даже если я слышу лишь одну мелодию в исполнении всего одного инструмента, то во мне сразу же начинает звучать весь оркестр. Звучание даже одного инструмента вызывает в организме все те силы, которые вызывает звучание всего оркестра.
Когда-то, в 1984 году, в саду фирмы WALA я увидел цветущую арнику. В этот момент я представил себе целый оркестр. Я попробовал эту арнику мысленно как бы распространять вширь, разделять ее на части и узнавать те силы, какие были соединены в этом оркестре, – арнике. Это был для меня ключевой момент. Именно тогда я понял, что должен стимулировать в человеке те силы, которые смогут в нем что-то изменить.
В том же году у меня появилась пациентка с метастазирующим раком молочной железы. Она рассказала мне, что прошла первый курс химиотерапии, но следующий курс оказался под угрозой срыва из-за агранулоцитоза. То есть, не было никакой возможности продолжать лечение. Я стоял перед ней совершенно беспомощным. Пациентка сказала мне, что слышала про омелу. В то время у меня не было никакого опыта работы с этим препаратом. Женщина попросила меня все же попробовать начать ее лечить.
Я позвонил коллегам – Рите Леруа и Кристине Штумф. Они мне посоветовали препарат омелы с яблони, лучше 20 мг. Мы начали лечение препаратом Iscador M, а я все звонил и звонил своим коллегам, узнавая все новое и новое для себя. Лейкоциты поднялись. И когда мой шеф по работе вернулся из отпуска, то был удивлен нашими результатами. Это сделал препарат из омелы.
После этого случая я решил посвятить свою жизнь антропософской медицине, так как в ней я видел возможность давать пациентам советы, чтобы они сами менялись, а не надеялись только лишь на лекарственный препарат.
Мне пришлось пройти обучение основам этой медицины. Для меня эта ситуация была неким Рубиконом, как говорят в Вальдорфской педагогике.
Первое, что я понял в антропософской медицине – мы не можем бороться против какой-то болезни. Не получается противопоставить пациента его болезни, так как болезнь всегда умнее пациента и, тем более, врача.
У нас есть различные учебники с описанием огромного количества различных заболеваний. А где же в этих учебниках речь о человеке?
Когда мы говорим о деменции или о болезни Паркинсона, то где же здесь пациент?
Это вызвало тогда во мне новые размышления.
У пациента есть болезнь. А можно сказать и так: у болезни есть пациент.
Пациент и его Болезнь принадлежат друг другу. Каждая Болезнь проявляется в каждом Пациенте совершенно особым образом, сообразно именно этому Пациенту.
И вот возникает состояние, когда болезнь вводит пациента в некое недомогание.
Этот термин в немецком языке, когда мы расспрашиваем пациента о проявлениях его болезни, звучит так: «Что вас тяготит?». На русском языке это соответствует понятию «недомогание».
Перед нами, например, полный сил восьмилетний мальчик, с удовольствием играющий в футбол. Но когда он заболевает, то приходит домой и жалуется, что у него нет сил и нет аппетита; он садится и уже ничего не делает. В своей духовной сфере этот мальчик подавлен. Он как бы потерял радость и свободу своих движений.
В своей работе я прежде всего выясняю у пациента, что его тяготит и что его подавляет?
Врач сначала расспрашивает больного о его самочувствии, как его дела. Сегодня же, при контакте пациента и врача, ситуация совершенно иная: «Доктор, у меня рассеянный склероз, вот эти препараты я принимаю, вот выписка после последней госпитализации».
А я говорю, что не хочу знать о тех представлениях, которые другие врачи сформировали по отношению к пациенту. Я хочу услышать – как он себя чувствует. Когда я все это расспрашиваю, когда начинаю понимать, что тяготит этого пациента, когда начинаю понимать что-же он чувствует, только тогда я начинаю видеть, как эта болезнь укоренилась именно в этом пациенте.
Таким образом я узнаю нечто и о самой болезни.
Я вижу перед собой, с одной стороны, пациента, охваченного болезнью, а с другой стороны вижу тот способ, которым болезнь проявляет себя в этом пациенте. И так я начинаю видеть некое триединство. Тогда мне становиться понятно, как сильно болезнь проявляется в этом пациенте, и как пациент может жить с этой болезнью.
И вот тут возникает главный вопрос: что же произошло, в результате чего пациент и болезнь стали сосуществовать друг с другом. Я могу оказать воздействие на степень интенсивности проявления этой болезни, и так же могу оказать воздействие на пациента для понимания им своей болезни.
Попытаюсь ли я сразу решительно вмешаться в сложившуюся ситуацию или же попытаюсь сначала прочувствовать и понять причину, по которой эти два элемента – человек и его болезнь – соединились, и что можно предполагать в дальнейшем их сосуществовании. В острой ситуации один подход, а в неострой – другой.
Деменция
Если говорить о деменции, то ситуация здесь очень своеобразная ситуация.
Когда мы говорим с пациентом, то видим, что у него есть некие дефициты, которые он не осознает. Родственники говорят о том, что все это у него развивалось очень медленно. Они замечали, что что-то происходит, но не знали к чему это все приведет. Это очень важно в отношении понимания деменции, т. к. заболевание начинается гораздо раньше того времени когда мы начинаем видеть полную картину симптомов.
Перед вами изображение Ангела Забывчивости (Рис. 1). Здесь слева мы видим способность помнить – и это жизнь, а справа видим способность забывать – и это есть благодать (Рис. 2).
Рис. 1
Рис. 2
Способность забывать означает, что то, что нам не нравится, сначала от нас немного отдаляется и больше не присутствует в нашей жизни постоянно. Мы, таким образом, можем более свободно действовать. Но очень неприятно, когда это что-то потом ночью к нам возвращается в сновидениях. Тогда человек плохо спит, а иногда и совсем не спит. Такой человек идет к врачу, и жалуется на то, что плохо спит. Врач спрашивает, не было ли в его жизни чего-то такого, что произошло много лет назад, и что он попытался засунуть под ковер своей памяти. Но пациенту не интересно все это обсуждать, он хочет просто получить снотворное. Но я считаю, что все равно в такой ситуации надо рассмотреть всю его жизнь.
Воспоминание – это жизнь. Когда мы устраиваем себе вечер воспоминаний и берем семейный фотоальбом, то просто ощущаем, как бурлит наша жизнь.
Профессор, доктор Франке работал со 148 пациентами в возрасте сто лет и старше, а его знакомый художник рисовал их портреты (Рис. 3 а, б).
Рис. 3 a
Рис. 3 б
Доктор спрашивал каждого из них, как ему удалось дожить до таких лет. Они отвечали так: я правильно питался, не курил, я изредка употреблял алкоголь, у меня была любимая супруга, с которой мы прожили 60 лет вместе, она родила мне шестерых детей и со всеми ними все хорошо.
Мы имели возможность на лекциях профессора Франке общаться с этими пациентами. Мне тогда вспомнилось древнегреческое высказывание времен Платона и Сократа: «Ничего не должно быть слишком много. Всего должно быть в меру».
Есть известный миф о Дедале и Икаре. Дедал был захвачен в плен, заключен в лабиринт и должен был служить царю как ремесленник. Он сумел создать из перьев огромные крылья для себя и своего сына Икара. Дедал велел Икару лететь не слишком низко, чтобы не запутаться в кронах деревьев, но и не слишком высоко, чтобы Солнце не растопило воск, склеивающий перья на крыльях. То есть держаться посередине между небом и землей. Но молодой Икар все же взлетел так высоко, что Солнце растопило воск на его крыльях и он упал на землю.
Мы наблюдали за этими столетними людьми и поняли главное правило – надо все время держаться середины.
В 1964 году им было по 100 лет. То есть, они родились еще в XIX веке. Мы сегодня не можем даже мысленно проникнуть во все то, что тогда происходило. Сегодня тоже много людей достигают 100-летнего возраста. В этих людях должно быть что-то, помогающее им дожить до такого возраста.
Когда пациент достигает определенного возраста, у него начинают возникать типичные состояния:
• он быстрее устает,
• у него ослабевает память, он начинает забывать то или иное (я и сам при общении со своими детьми иногда осознаю, что некоторые события уже не присутствуют в моей памяти так явно),
• он не может одновременно делать несколько дел, решать несколько вопросов (например, включить плиту на кухне и согреть молоко, и одновременно поговорить по телефону; а молоко, тем временем, убегает…); такое в сегодняшнем мире называется многозадачным режимом работы,
• уже нет такой связи со своими душевными силами, уже не так конкретно может обсуждаться какая-то проблема, не так как раньше прослеживается связь между обсуждением чего-то и его выполнением. Может случиться такое, что человек во время какого-либо торжества начинает говорить речь и так себя эмоционально подстегивает, что начинает плакать, а остальным неудобно, что такой солидный господин во время торжественной речи начинает плакать. В таком возрасте это совершенно нормальная ситуация. Внуки посещают бабушку и просят ее прогуляться, а получают агрессивный ответ: «Нет, я не хочу!». Ей просто хочется посидеть на месте, но она почему-то отвечает вот так агрессивно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.