Неприкасаемые. Легион. Хранители

– Ты что, тут самый зрячий? Не надо ни на кого наставлять свои руки… Ты еще тут закури, придурок… Отходим! – Китано первым направился обратно на Базу, а Закария пропустив вперед О’Брайена, замыкал их отходящий отряд. Развернувшись грудью и присев на одно колено, достав винтовку, которая висела у него за спиной, он порыскал прицелом по подозрительным объектам, но удостоверившись, что пока опасности нет, тоже начал отходить. Он подошел к воротам, а Китано, прикрывавший его все это время, тоже поднялся с колена и они, закрыв ворота, и подперев их изнутри, направились в свое фортификационное сооружение – долговременную огневую точку, с узкими амбразурами, и с толстыми железобетонными стенами. Они дали отмашку легионеру на вышке, и он ответил им, давая понять, что у него все под контролем. Таких вышек было четыре, установленных по углам территории Базы, которая представляла собой довольно правильный квадрат. И эти вышки были прилично укреплены и защищены. Там какое-то время мог находиться снайпер, защищаемый бронированной конструкцией и ее стенами от вражеского огня, благо что боеприпасы и оружие туда уже подняли. Также по периметру всей базы шел забор, с высоким фундаментом, высотой примерно в метр. А выше него уже шла крупная и прочная сетка ромбиком. Высотой метра три. Такую сетку было можно было перекусить и разрезать только самым мощным, гидравлическим кабелерезом.

Их же ДОТ должен был первым принять удар врага – он располагался на линии лобовой атаки – так, что неминуемо попадал под огонь. Перед ним располагалась широкая дорожка, ведущая к Базе, которую с двух сторон поджимали высокие, круто идущие вверх сопки. Даже вернее, скалы, и ветер обнажал горную породу, как скульптор, который дует на высеченную из камня скульптуру, сдувая с нее мраморную крошку. Они пристроили пару тяжелых пулеметов к бойницам, и моргая, вглядывались в ночь, а их красные щеки горели от мороза под их балаклавами. Патрика они поставили к ящикам с боеприпасами, хотя он и порывался занять свое место у ниши с амбразурами, которые шли по стене ДОТа почти полукругом, с тремя перемычками, предоставляя бойцам обзор примерно в 160 градусов.

По его словам, он был бывалым снайпером, но Китано пока доверил ему только снабжать их патронами, и О’Брайен, сделав вид, что он смирился, устроился на ящике и вернулся мыслями к той сцене в тюремном блоке, когда он увидел двух самых красивых женщин в своей жизни. А прожил он уже немало, ему было почти двадцать три года. Но таких красавиц не встречал… Особенно ту, в ярком пуховике… Он заулыбался, но вдруг в сумраке блиндажа, своими кошачьими глазами, заметил парочку ПНВ, лежащих в отдельной коробке, и быстро отнес их своим камрадам, которые поблагодарили его кивком головы. Они продолжали скорее прислушиваться, а не всматриваться в то, что нельзя было увидеть. Это надо было слышать…

А не святой Патрик все-таки примостился у бойницы и решил пока поболтать с Заком, который повернул свое ухо в сторону особенно громких звуков, будто где-то за скалами призрак подвернул себе ногу, и громко жаловался не на фантомную, а вполне реальную боль.

– Слушай, Зак, а тебе не показалось, что тот прибор, ну, это Око Неба… уж очень оно волшебное. Не реальное какое-то… Я точно ничего не слышал про такие технологии. Тут магия какая-то, не иначе… Черт меня дери.

– Показалось…, – ответил Закария, задумавшись на пару секунд, и понял, что реальным чудом для него была Ангелла, которая заслонила собой все – и это Небесное Око, и своего брата, который, как он догадался, олицетворял собой все признаки вырождения этой загадочной и влиятельной семьи. “Особенно морального вырождения”, подумал он с усмешкой.И она даже заставила его почти забыть историю его собственной жизни, которую, как он понимал сейчас, он прожил, в общем-то, откровенно бездарно и глупо. Так и не сумев сделать то, ради чего Создатель и направил его в этот мир. Он на всех парах, не разбирая маршрута несся к этой Северной Базе, рвал и метал, разрушал и гневался, а не пытался понять себя и свое истинное предназначение. Но уже скоро все это будет совсем не важно, главное – думать иногда о ней, и согревать себя этими мыслями. “Хотя, какой-нибудь калорифер или другой отопительный прибор нам бы не помешал, все-же”,– подумал он и обменявшись парой фраз с Китано, отправил О’Брайена поискать что-то подобное. “Тащи все, что найдешь. Только не спиртное”, – сказали они ему оба. Тот недовольно пожал плечами и ворча про явную дедовщину, отправился за чем-нибудь согревающим, с неудовольствием понимая, что сам затеял этот разговор о приборах.

– Мне приснился Толстый Джон, – выдохнул вдруг Такахаси, отходя от амбразуры, и присаживаясь на ящик, где раньше сидел отправленный ими в мини ссылку О’Брайен.

Закария с удивлением посмотрел на друга, и тот, прежде не отличавшийся сентиментальностью и впечатлительностью, рассказал свой сон. Джон обращался к нему откуда-то сверху, будто в комнате где почему-то оказался Китано, обвалился потолок, и Джон прилег на пол свой квартиры, расположенной выше, и решил поболтать с ним. При этом, из этой дыры в потолке шел хорошо различимый свет, словно над легионером включили яркую люстру.

“– Я вернулся в Легион. А того ублюдка, которого я назвал сынком, я бы разорвал собственными руками. Не зря я все-таки был бандитом…”

Да, их бывший сослуживец какое-то время был и футбольным болельщиком, и профессиональным хулиганом, и даже членом одной из уличных банд. И как рассказывал он им, как истинный кокни, выходец из самых небогатых слоев лондонцев, в драках и разборках упорно называл своих противников сынками. Не принимая всерьез их грозный внешний вид, не обращая внимание на то, сколько вокруг него врагов, и чем они вооружены. Потому что он был там единственным, настоящим мужиком. А не мелкой шпаной. Или накаченным адреналином или алкоголем трусом. С которых стоило только сбить спесь и гонор, и они сразу начинали молить о пощаде.

“– Не будьте как я, проглотите на хрен свою гордость… Уйдите с чем-то светлым и хорошим… Достойно. И боже вас упаси вестись на разводы такихдешёвок, как тот гад, который совратил меня с пути истинного. Иначе я сам вышибу из вас весь дух!”, – сказал Джон очень строго напоследок, уперев в лицо Китано свой толстый палец, и сверля его своим взглядом, и провал в потолке сам собой закрылся, и сеанс связи во сне был окончен.

Закария пожал плечами – у каждого есть право на ошибку, почти законное право. По его мнению, Джон успел сесть в правильный поезд, и теперь удалялся от них, вернее уже удалился далеко по этой ветке, которую кто-то философски настроенный, назвал бы жизнью. Или предопределением. Правильным или неверным выбором. Но Джон, несмотря на свою отрицательную харизму и богатый криминальный опыт, тщеславие и жестокость, был по сути, добрым и справедливым человеком.

– Я бы хотел, чтобы он был сейчас здесь, с нами, – отозвался наконец Закария, выныривая из омута своих размышлений.

– Не помешал бы, это точно, – Китано уже включил свой привычный режим строгого воина, вернулся к бойнице, и нахмурившись, высматривал что-то своими глазами, при этом один глаз у него слегка подергивался.

В их маленькую крепость шумно вернулся не святой Патрик и широко разведя руками, доложил, что ничего согревающего, кроме бутылки скотча, он на нашел. К его удивлению, ветераны почти не заметили провала его миссии, и выглядели задумчиво, никак не реагируя на то, что они остались без тепла.

– Ладно, черт с ним, с этим обогревателем… Тут, надеюсь, скоро станет жарко, и мы сами согреемся. И кровь уже не будет стынуть в жилах, – прокомментировал Закария заявление О’Брайена и вновь задумчиво уставился на точку между двух скал, которая, как казалось ему, начала двигаться и приближаться к ним. Он поднял с пола снайперскую винтовку и настраивал ее прицел, затем устроил оружие в нише амбразуры, и навел оптику на эту точку.

– Слушай, Китано, а у тебя есть самурайский меч? –спросил не святой Патрик легионера, который тоже навел свой бинокль в сторону той самой точки, которую углядел Закария и помогал своему сослуживцу найти ее в перекрестье своих окуляров. Их молодой товарищ был убежден, что у каждого японского воина должен быть свой меч, катана, которую можно при случае обнажить, и пустить в дело, превратив обычный бой в подобие красивого ритуала.

– Нет, и никогда не было у меня меча, – ответил Китано слегка раздраженным голосом. Всегда предпочитал огнестрельное оружие…. А в ближнем бою – ножи…

Китано отложил бинокль, убедившись, что эта точка – всего лишь очередной оптический обман и игра ветра, и развернувшись к О’Брайену, вынул из ножен свой нож. Который был под его курткой, а не в ножной кобуре. Закария оторвавшись от прицела тоже глянул на этот нож и оторопел. Он узнал в нем тот самый нож, на рукоятке которого была та самая надпись – Think twice before going any further…

– Твою мать, Китано, ты что, взял тот самый нож, которым я….

Китано подтвердил догадку, или констатацию факта со стороны Закарии, и рассказал, что он заменил этот нож своим – тот был явно похуже. Воткнув его в ту самую дверь. А этот нож – просто сказка, прекрасно сбалансирован и всегда остается острым, к его удивлению. Он его никогда не точил, а он все такой же заточенный и блестящий.

– Выкинул бы ты его подальше. Поверь мне, этот нож как стальной зуб дьявола, ни к чему хорошему это тебя не приведет. Изменишь свою судьбу навсегда. А если не выбросишь, то держи его от меня подальше, или я его сломаю, к чертям!

Китано выслушал внимательно Закарию, но продолжал улыбаться и убрал нож обратно под куртку. А тот уже брал его судьбу в свои руки. Если у ножа, конечно, могут быть руки. Или поворачивая его жизненный путь к новому, более кровавому направлению, ведя его по маршруту, извилистому, как река судьбы.

Закарию передернуло, но он решил не делиться историей Джорджа и своими собственными приключениями, в которых этот нож сыграл свою определенную роль. “Что ж, у Китано своя судьба, свой путь воина, может быть, ему повезет больше”, – подумал он и прислушался к не святому Патрику, который, как дошло до него, уже какое-то время рассказывал свою жизненную историю.

– Я вырос в уличной банде. И меня, будто он сжалился над потерявшимся псом в приюте, нашел и вытащил из тюрьмы рекрутер Легиона. Хотя я по началу, конечно, не понимал, что такое – этот Легион. Перед этим, я подрался в баре, в городке, известным хотя бы благодаря нашей Мамаше Джонс. Так вот, там, в этом баре, я отправил в нокаут целую толпу хулиганья, которая приставала к двум девушкам. Одна из них была вылитая эта принцесса. Ну та, которая заходила намедни к нам в блок… А вторая, как я помню, была жгучая мексиканка. И та самая королева, посмотрела на меня с благодарностью. А я ведь не хотел никого спасать, думал, надерусь, как всегда, а потом встретился с ней глазами… И что-то такое на меня нашло… я прямо спасителем себя почувствовал. Героем. До сих пор это чувство не отпускает. И я понял, что уж лучше я буду давать выход своему нраву и гневу в Легионе, выручая людей, чем буду и дальше махать кулаками по пабам и другим питейным заведениям…

Закария улыбнулся – ему эта история, очень незатейливая, правда, понравилась. Скорее тронула – прямо классическая история легионера. Может быть, Патрик со временем займет место Джона, хотя бы в Легионе. Не в их сердцах, конечно – там прочно, навечно угнездился и обосновался их раскаявшийся вовремя друг… А Патрик, сможет со временем найти настоящего себя. Ведь не век ему быть таким бунтарем и задирой. Хотя какой век – ему бы выжить сегодня и завтра…

А О’Брайен не унимался – он опять доставал Китано, который был к нему необычайно терпелив, что удивляло Закарию, который,по его мнению, ангельски кротко относился к их горячему и эмоциональному товарищу. “Странно, что он, хотя-бы не заставил О’Брайена отжиматься или приседать”, – подумал Закария.

– Китано, а что Легион для тебя? Почему ты еще здесь? Тебе ведь тебе уже за сорок, и ты, с твоим опытом и навыками, мог бы уже спокойно открыть свой собственный бизнес. Хотя бы частную охранную контору, и спокойно зашибал бы себе кучу денег…

Китано задумался – сложно объяснить это парню, который еще сегодня парился на нарах. И все время порывался отпить из бутылки, которую ему все-таки придется отобрать у него. Глупо, как ему думалось, рассказывать ему про путь воина, про то, что он меньше всего в жизни хотел бы умереть, как обычный человек – в своей постели. Или под колесами автомобиля, или пораженный молнией. Или от какой-нибудь болезни, более или менее экзотической. От таких перспектив его бросало в дрожь. Нет, только так, на поле боя, рядом с другом, соревнуясь с ним в доблести, а если надо, и пожертвовать своей жизнью ради него. И его не соблазнили бы никакие деньги, никакие карьерные возможности. Главное – это его душа. Такая же прямая и стальная, как катана. Поэтому он и не носил ее никогда. Он чувствовал ее своим стержнем. Которая только в момент битвы оживает, сбрасывая с себя все условности и одежды, приличия и другой тлен. Да и представить себя где-то в офисе, в цепях корпоративного рабства… Он бы скорее разнес там все в щепки, и долго гонял по коридору тех гражданских, которые пытаются что-то ему приказать. Нет, только в Легионе, только суровые и бесстрашные офицеры, в качестве его командиров. Например, как Ангелла Карра, в которой он сразу распознал представительницу настоящей военной аристократии. И только у такой личности было право отдавать ему приказы.

– Это долгая история, О’Брайен, – наконец, ответил Китано. Потом как-нибудь расскажу, ты главное не умри сегодня…

А Закария думал, что Легион для него – это Ангелла. Которая…

Вдруг дверь в их блиндаж открылась, и внутрь стремительно вошли два человека. Они сняли с себя маски, и он узнал в одном из новоприбывших Ангеллу, вторым их гостем была высокая, крепкая девушка, с решительным, но очень милым лицом. Обе они были в тактических куртках, в руках штурмовые винтовки, на ногах ботинки, которыми они топали по полу, сбивая с них снег.

– Ну, как дела на нашем главном направлении? Как наша линия Мажино, еще не обошли с флангов? – Ангелла улыбалась, даже хищно, как показалось Закарии, который во все глаза смотрел на неетак пристально, что Китано даже пришлось повернуть его голову обратно лицом к амбразуре.

– Никак нет, – ответил Китано спокойным голосом, обозреваяподходы к Базе в бинокль. – Все чисто.

– Мы пока посидим у вас, – произнесла Ангелла своим ясным и сильным голосом, и у Закарии прошла дрожь по всему телу. Он опять хотел обернуться к ней, но Китано ударил его ботинком по голени, и привел в чувства. Гостьи присели на ящики и осматривались.

– Мы проинспектировали все наши линии обороны. Понятно, что главный удар будет нанесен именно по вам. Дорожку, ведущую к южному ДОТу, к счастью, еще пару недель назад завалило камнями, и с того направления на Базу теперь не пройти. Так что держитесь, легионеры….

– Подтверждаю, – высказался Закария. – Почти по всему периметру Базы нас окружаю и защищают идущие сплошной стеной сопки. Или горная ряда. За исключением двух проходов, один из которых теперь закрыт обвалом. Так что, только здесь, на северном направлении, к нам открывается ровный и чистый проход. Слава богу, он простреливается. Так что мы сможем сдерживать нападение достаточно долго, хватило бы боеприпасов…

Закария почувствовал своей спиной ее взгляд, она явно хотела что-то сказать, но передумала. Он решил, что пока она тут, он не будет смотреть ей в глаза. Чтобы не выдать себя. Они потирали свои руки, и терли щеки, а крупная девушка удивлялись, почему у них нет обогревателя. Вдруг Ангелла неожиданно взорвалась, ее осенила какая-то мысль или догадка, от чего по всему бункеру прошла настоящая ударная волна.

– О’Брайен!!! Если ты еще раз сменяешь виски на обогреватель, я сама тебя поставлю к стенке!!! Быстро за печкой… Живо!!! – Ангелла так яростно посмотрела на не святого Патрика, что он мгновенно испарился и примчался обратно буквально через пару минут, тяжело дыша и смотря себе под ноги. Он обменял, вернее, забрал калорифер у дежурного в бункере. Оставив ему бутылку виски, которую он и получил от него в обмен на обогреватель.

Ангелла уже успокоилась и осмотрелась вокруг – с оружием и боезапасом в этом ДОТе был порядок, да и теперь станет теплее. Да и бойцы были явно духовитые… А О’Брайен еще исправится, как она надеялась. На худой конец, она сама исправит ошибку рекрутеров. Она вдруг прислушалась к чему-то снаружи, и тихим голосом, беря за куртку Патрика, который все еще стоял возле нее, вытянувшись по стойке смирно, заставила его опуститься вниз.

– Начинается… Всем на пол!

Все опустились по ее приказу на пол, и в ту же секунду Северную Базу атаковали со всех сторон и направлений, обрушив на нее такой яростный огонь, что казалось и толстые стены их защитного сооружения не продержатся долго.“Наконец-то!”, – подумали одновременно Такахаси и Закария, и смотрели друг на друга с улыбкой, лежа на полу почти довольные этим обстрелом. Им было хорошо уже по причине того, что эта канонада заглушила унылое нытье призраков.

– О боже!!!!! – завыл О’Брайен, затыкая уши ладонями, а Власта, спокойно лежа на полу, показала ему кулак, и он замолчал, уткнувшись лицом в пол.

Тем временем стрельба снаружи продолжалась, она даже нарастала, и по плотности, и по интенсивности. И увеличивалось количество свинца, который ударялся по всем стальным и бронированным поверхностям Базы. А также ложился и зарывался глубоко в снег, поднимая столбики белой крупы. Звенели пули, ударяясь в стены их ДОТа, и уходили рикошетом в сторону. Пару раз в них попали крупные осколки – громыхнуло так близко, что все затряслось, но стены и потолок выдержали эту смертоносную волну, хотя и ходили ходуном, как показалось всем. Бухали разрывы снарядов, сея по всей территории Базы центнеры осколков, и казалось, вся ярость войны на какое-то время сконцентрировалось на этом небольшом участке земли. Пули залетали и в их ДОТ, и втыкались в мягкую внутреннюю обшивку, которая спасали находившихся внутри от рикошетов.

Закария не удержался и нашел взглядом Ангеллу – та, к его удивлению смотрела внимательно на него, и вдруг, подмигнула ему. Он уже пожалел, что обстрелы бывают так редко – ему почудилось, что между ними установилась определенная близость, но она уже отвернулась от него и так же внимательно осмотрела все свое воинство – она проверяла и оценивала их стойкость. Все ответили ей твердыми взглядами, чувствуя прилив сил, и даже О’Брайен улыбнулся, вспомнив про свой загашник, где у него припрятана еще одна бутылочка. Вдруг все разом смолкло, и Ангелла, кивнула Власте, которая уже приподнялась, показывая на рацию, закрепленную на груди ее куртки.

– Власта, оставайся тут, – произнесла она твердо, и встала с пола, и все последовали ее примеру. – Это моя помощница, в Легионе не чужой человек, так что, прошу любить и жаловать, – Ангелла выразительно посмотрела на Закарию, представляя всем присутствующим Власту. Та слегка замялась и тоже как-то странно взглянула на легионера, а он нахмурился, переживая определенный момент déjà vu.

Ангелла кивнула головой, и уже не глядя ни на кого, бросила бойцам короткий приказ – Прикрывайте! – и вышла из ДОТа, направляясь в сторону главного бункера. Который располагался аккурат за ними, так что они могли только догадываться, что творится у них за спинами.

– Прикрываем! – закричали Китано и Закария, располагаясь у бойниц, и обрушили огонь своих пулеметов на подходы к Базе, на эту площадку снега, стреляя во все, что двигалось или как-то намекало на признаки живого существа. К ним присоединились Власта и О’Брайен и тоже палили в любые подозрительные объекты. Они ответили огнем и показали, что у них тоже есть зубы. Их порыв подхватил еще один бункер, расположенный с другой стороны базы, что был у них в тылу. Оттуда тоже яростно затрещал пулемет, а также со всех вышек донеслись выстрелы. Легионеры показывали, что они еще живы и с нетерпением ждут, когда их враг покажется в поле зрения.

– Все, отбой, – ветераны прекратили стрельбу, а Власта ткнула кулаком в плечо Патрика, который продолжал увлеченно стрелять в какую-то видимую только ему угрозу. Он присел на пол, переводя дыхание и утирая пот со лба, а Закария словно прислушивался, пытаясь определить, дошла ли Ангелла до главной цитадели. Стрельба смолкла, и пересчитавшие друг друга легионеры слегка успокоились. На Базе еще была жизнь – так что милости просим, дорогие гости…

– Я уже в бункере, спасибо за поддержку, – рация Власты ожила на мгновение, и все с облегчением вздохнули.

– Славное начало. Бог войны сказал свое веское слово. Но мы его не восприняли слишком серьезно. Теперь в бой вступит пехота, как я понимаю, а то мы заждались…, – Закария посмотрел еще раз в бойницу и развернулся к ней спиной, давая понять, что можно передохнуть и расслабиться. А Власта, мило улыбаясь, подошла к нему, и почти без замаха, заехала своим кулаком ему в подбородок. Да так неожиданно и тяжело, что он на секунду поплыл, и привалился к стене с нишей, и только Китано поймал его, подхватил и удержал руками в вертикальном положении.

Такахаси ухмыльнулся и поцокал языком – вот это удар! А Закария удивленно смотрел на эту девушку, смутно понимая, что он где-то уже ее видел.Как показалось ему раньше. Если только его мозг, потрясенный этим ударом, не обманывал его.

– Давно хотела это сделать. Это тебе за тот бросок гранаты…И за девичник. Теперь в расчете.

Он еще раз внимательно посмотрел на нее, вытирая кровь с губы, и с удивлением узнал в этой высокой, симпатичной, спортивной девушке с красивыми и слегка грустными глазами, ту самую женщину, которая была гораздо больше, толще и менее симпатична внешне. И он чуть не поплыл второй раз, когда понял, что он встречал и Ангеллу раньше, и что это именно он убил ее, когда бросил в их Мини ту самую гранату, которая так нещадно и разрушительно обошлась с ее прекрасным, почти кукольным телом.

Глава 26.

Шахматная партия на поцарапанной доске.

Оставив легионеров в их изрядно пострадавшем от обстрела блиндаже, Ангелла спокойным шагом, погрузившись в себя, дошла до их центрального бункера, который Закария в своих мыслях окрестил главной цитаделью. Оплот их обороны представлял собой массивную башню из толстенной брони, которая возвышалась над землей на добрых десять метров. А в диаметр она достигала не меньше пятнадцати метров. На самом верху башни был такой же ДОТ, как и на земле, с бойницами, идущими по всей его стене. С перемычками, конечно, и не широкими, сужающимися к внешней поверхности прорезями, и с этой высоты очень удобно было простреливать или просто обозревать всю местность, которая примыкала к периметру Базы, к ее высокому сетчатому забору. А бункер располагался внизу, уходя вниз несколькими уровнями, защищая всех, кто находился внутри, своими сверхпрочными железобетонными стенами и перекрытиями. В таком месте можно было бы спокойно переждать самый страшный обстрел или бомбардировку. Благо, что бункер был полностью автономным и самодостаточным – своя силовая установка, запасы воды, продовольствия, и конечно, боеприпасов. И как думала Ангелла, неторопливо приближаясь к этой башне, ее Семью с самого начала их пребывания на Земле надо было и поместить в такое изолированное помещение, чтобы они не могли дать волю своим разгулявшимся аппетитам и не очень благородным устремлениям.

Она уже опускалась вниз, терпеливо дождавшись, пока тяжеленые створы бронированных дверей впустят ее внутрь. И теперь она, спустившись по винтовой лестнице, и пройдя по коридору, освещаемому лампами, вмонтированными в потолок, нашла всех родственников уже в другой комнате – побольше, посветлее, и она напомнила ей их зал для их семейных собраний, который располагался в Большом яблоке. Тут тоже были кресла, стоящие вокруг почти круглого стола, тут даже была трибуна, чтобы оратор мог донести до своей аудитории важную, с его точки зрения, мысль. Здесь только не было окон, и их в какой-то степени заменяли полотна старинных мастеров, и она с удовольствием обнаружила на стене, обшитой деревом,несколько полотен руки Тигеля. Тут были, к примеру, портреты – ее и Асраила. Времен той самой, эпичной битвы у Черного замка. Освещали это помещение несколько ламп, которые шли вдоль стен, и одна, самая яркая, в центре потолка.

Пока она была снаружи, осматривая и инспектируя каждое оборонительное сооружение на предмет готовности к бою, а также проверяя бойцов Легиона, в бункере разгорелись нешуточные страсти. Во время ее отсутствия, с Неприкасаемыми вышел на связь Кадавр, и предложил выгодную, по его мнению, сделку. Он,явившись им в образе какого-то мерзкого офицера, с круглой и щекастой физиономией, абсолютно лысый, но почему-то с густой бородой и усами, пророкотал свое требование – выдать им Глорию, и ее Хранителя, и тогда он оставит своих родственников в покое. И не это удивило Ангеллу, ее шокировало то, что некоторые из ее родственников начали всерьез обсуждать это предложение. Или, вернее, ультиматум, как она восприняла его.