Полная версия
Первый Ученик. В двух мирах
Рослый анкиллирец никак не отреагировал на этот выпад. Бондарь тут же потянул своего дружка за рукав и усадил его обратно. Он что-то шепнул ему на ухо, а после кивком головы указал на гвардейский щит. Смутьян тут же умолк, а незнакомец хмыкнул в бороду, похлопал пьянчугу по плечу своей могучей ладонью и, как ни в чём не бывало, вернулся на своё место. Вечер вернулся в своё привычное русло, а скрипачи, сообразив, что ничего интересного уже не случится, вновь заиграли, и трактир тут же наполнили незатейливая мелодия и гул голосов.
– Право, не стоило, господин Тенкоррон! – Агата подошла к рослому анкиллирцу и наполнила его бокал. – Я на таких, как Милевир, управу знаю! Вы лучше сидите, отдыхайте, а не то они вас задирать начнут. А нам тут только драк не хватало!
– Я таких дома навидался, – не сводя глаз с пирующих, пробормотал Олаф. – Они непуганые, никто им слова поперёк вставить не может. Таким бы лучше всё сразу объяснить… Но устраивать потасовку я не стану, не волнуйтесь. Сам-то Милевир, похоже, не опасен, а вот эти четверо… Напрасно вы думаете, что они непричастны к войне. Другое дело, что ни в каких боях они не бывали, но вот этот, например, со шрамом на щеке, точно знаю: участвовал в нескольких нападениях на мастеровые гильдии в Аргосе. Его на родине разыскивают, вот они сюда и рванул… Бьюсь об заклад, что и остальные – не лучше. Нет у них никакой святой цели, и революцией они прикрываются лишь ради собственных нужд.
– Да что же это такое… – проворчала хозяйка. – Не трактир, а притон какой-то! И чего им у Форбольда не пьётся?
Олаф не ответил: он вернулся к своим размышлениям, однако по-прежнему не сводил взора с подозрительных гостей. Агата хлопотала у барной стойки, официанты сноровисто лавировали между столами, и их замысловатый танец под слаженную игру скрипачей преображал корчму, а посреди зала, вопреки предупреждениям отставного меледорского капитана, компания пьяных дебоширов неумолимо приближала трагическую развязку вечера. Поводом послужила малость: один из них, тот самый тип со шрамом, вновь затянул весьма фривольную песню, и теперь уже ни замечания Агаты, ни укоризненные взгляды гостей не могли его образумить. В пьяном угаре он не заметил, как перед ним выросла высокая фигура Олафа.
– Мы, кажется, договаривались… – спокойно, но с заметным нажимом проговорил отставной капитан, сжав кулаки.
Судьбе было угодно, чтобы эта короткая фраза запустила череду неизбежных событий, назревавших с самого начала вечера.
– А катись ты! – отмахнулся пьяница. Он хотел было положить свою изрядно опухшую рожу на ладонь, но его локоть соскочил с края, и дебошир, больно стукнувшись лбом о столешницу, пролил содержимое своей глиняной кружки прямо на сапоги Олафа.
– Слушай, ты! – рыкнул анкиллирец, потеряв терпение.
Договорить он не успел: смутьян размахнулся и ударил Олафа кулаком в щёку. Взвизгнула и умолкла скрипка. Милевир и его дружки вскочили со своих мест, и тотчас между революционерами и отставным капитаном возникла Агата, расставив руки в стороны.
– Так, спокойно, спокойно! Под моей крышей никаких разборок, ясно вам?
Тон хозяйки не допускал возражений, к тому же, подле неё обнаружился Себастьян, который многозначительно размял свою затёкшую шею и подтолкнул зачинщика к выходу своим внушительным пузом.
– Двор? – ехидно прищурился мужик со шрамом.
– Двор, – кивнул Олаф в ответ.
Кое-кто поспешил покинуть корчму: назревала драка, и уставшие окрестные жители предпочли разойтись по домам. Впрочем, были и те, у кого предстоящее зрелище вызывало нездоровый интерес. Когда шестеро мужчин под пристальными взглядами посетителей молча вышли наружу, за ними юркнула фигура в чёрном. Она растворилась в ночи прежде, чем кто-нибудь успел обратить на неё внимание.
Олаф потянулся и вдохнул полной грудью. Стылый воздух настойчиво пах хвоей. Стоял исход зимы. По ночам она всё ещё тщилась вернуть свои утраченные позиции, но то были потуги раненого зверя, стремительно терявшего силу. Последние заморозки оседали инеем на пожухлой прошлогодней траве, тонкой коркой льда застывали на кадке с водой для лошадей, но даже сейчас, посреди ночи, ощущалось возрастающее могущество весны. Жизнь возвращалась под своды Нариктирской чащи.
– Эй, хватит прохлаждаться!
Грубый голос пьяницы вернул анкиллирского капитана к реальности. Милевир и его дружки стояли поодаль. Задира со шрамом на щеке хрустнул костяшками пальцев и ринулся на Олафа.
– Да! Задай ему, Хеллас! – сипло прокричал кто-то из шумной компании.
Впрочем, потасовка оказалась недолгой. Олаф Тенкоррон, или Железный Молот, а именно под этим прозвищем его знали многие, в обычной жизни был довольно общителен и доброжелателен. Язык не поворачивался назвать его вспыльчивым, но тем опаснее был его гнев, взращиваемый до поры до времени перед тем, как выплеснуться наружу потоком брани и рукоприкладством. Он происходил из знатного рода Тенкорронов, стоявших у самых истоков Меледорского Кодекса. Матушка Олафа – Валерия Тенкоррон – до недавнего времени была Верховным Судьей Сантрума[4]. Многие его родственники и предки в своё время были выдающимися прокурорами, следователями и даже сенаторами. А вот отец капитана был послом далёкого северного народа криттов, который предпочёл остаться на юге, повинуясь зову сердца, и, в конце концов, взял в жёны анкиллирскую судью. Вскоре он обзавёлся славным крепким сыном, унаследовавшим выдающийся рост и силу своего родителя, а вместе с ними – буйный нрав и пристрастие к горячительным напиткам, от которого Олаф с переменным успехом пытался избавиться.
У Хелласа не было шансов: какое-то время мужчины обменивались осторожными выпадами, но поняв, что это предел для нетрезвого соперника, капитан решил заканчивать. Пара могучих ударов сделали своё дело, и пьянчуга повалился навзничь, не демонстрируя ни малейшего желания подняться на ноги.
– Ну, довольны? Можем расходиться? – невозмутимо осведомился Олаф, обведя бондаря и его товарищей пристальным взглядом.
Кто-то из прихвостней Милевира оттащил бессвязно бормочущего Хелласа прочь. Другой презрительно плюнул под ноги анкиллирскому капитану и воскликнул:
– Эх, братцы, чего мы этого скота боимся-то? Нас четверо, а он один. Ай да, наваляем ему, чтобы неповадно было земляков истязать! Он же из коршунов этих, из меледорской гвардии!
Этому кличу вняли все. Алкоголь ли говорил в отчаянных революционерах, или в глубине их душ и правда ютилась толика искренности, а может, и то, и другое в какой-то мере, но наблюдательный пьяница был прав: даже без Хелласа они могли легко справиться с Олафом вчетвером.
Капитан негромко выругался, стиснул зубы и приготовился к схватке. Теперь его дела обстояли худо. Анкиллирские революционеры накинулись на Олафа всем скопом. Они довольно уверенно повалили его на холодную землю и принялись одаривать немилосердными ударами тяжёлых сапог. Капитану удалось ухватить одного из нападавших за ногу и опрокинуть. Олаф зарычал, словно зверь, навалился на несчастного всем своим весом и, схватив его за волосы, больно стукнул пьяницу головой о рубочную колоду. Тот сразу притих.
– Пошли прочь! – проорал он, а после медленно, сгибаясь под непрекращающимся градом ударов, поднялся на ноги.
В этот миг чей-то кулак врезался ему в челюсть. Тут же задний дворик корчмы поплыл у него перед глазами, а к горлу подступила тошнота.
– Давай, давай! Бей гада! – услышал капитан рядом, а затем в свете двух лун, беспристрастно взиравших на потасовку сверху, блеснуло лезвие ножа.
Но прежде, чем холодная сталь нашла свою цель, он услышал сдавленный крик нападавшего, и вдруг всё закончилось. Крики охваченных нездоровым ликованием мужчин, приглушённые удары, топот сапог и пыхтение – всё разом смолкло, а анкиллирские дебоширы как один уставились на незадачливого товарища, выхватившего нож. Его взгляд был преисполнен бессильной злобы: бедняга стоял, согнувшись, с заломленной за спину рукой. Некто в капюшоне удерживал брыкающегося анкиллирца в этой неудобной позе.
– Отпустили его и отошли к сараю, – голос неожиданного участника этой стычки, казалось, был лишён всяческих эмоций. Дебоширы не торопились. – Живо!
Фигура надавила на плечо своей жертвы, нож выпал из потной ладони на землю, и анкиллирцы отступили от могучего противника. Капитан с трудом стоял на ногах. Он не узнал своего внезапного спасителя и сделал пару шагов ему навстречу, но тут же споткнулся и упал на землю.
– Олаф! – Незнакомец пнул пьяницу ногой пониже спины, подбежал к капитану, взвалил его тяжёлую руку себе на плечо и помог ему подняться.
Только теперь анкиллирцу удалось разглядеть человека, поспешившего на помощь. А вернее – не человека, а сурта.
Краснокожий представитель этого немногочисленного и оттого почти легендарного племени воплощал в себе все черты, присущие его роду. Высокий лоб, густые брови и глаза жёлтого цвета, в которых лишь угадывались зрачки… На голове помимо чёрных, как смоль, волос имелись массивные рога, смотрящие назад, а копчик продолжался длинным красным хвостом. В стародавние времена этот удивительный народ появился из-за смешения крови людей и ужасных алаканов из огненного мира. Суртам, злобным по природе и нёсшим в себе проклятие рода, за эти века пришлось проделать немалый путь, чтобы избавиться от бремени прошлого и жить в мире с прочими народами Келефанора.
Одеяние неожиданного спасителя намекало на суровую, нелёгкую жизнь, которую он вёл в глуши. Под выцветшим плащом обнаружился кожаный доспех, потёртый от времени, но всё ещё надёжный. Два кинжала покоились в ножнах по бокам пояса. На груди в специальных креплениях хранились небольшие метательные ножи.
Анкиллирскому отставному капитану хватило одного мимолётного взгляда, чтобы узнать его. Олаф изменился в лице: его глаза сверкнули искрой нежданной радости. Он обхватил сурта могучими ручищами и стиснул его в объятиях.
– Фрейн, дружище! Вот уж счастливая встреча!
Сурт усмехнулся и похлопал товарища по плечу:
– И, кажется, своевременная. Я полагаю, тебе не помешает помощь. – С этими словами сурт обернулся к пьяным дебоширам, которые с появлением незнакомца утратили львиную долю своей решительности. – Давайте катитесь отсюда! – прикрикнул тот, кого анкиллирец назвал Фрейном, и сделал шаг навстречу компании.
– Да кто ты такой? – подозрительно прищурился один из них. – У нас дело к твоему знакомому, а не к тебе. Ступай-ка отсюда по-доброму, а то ведь мы можем и тебе рёбра пересчитать…
Его дружки не разделяли такого энтузиазма. Они с опаской поглядывали на увешанного оружием сурта и оценивали риски: шансы были явно не на их стороне.
– Пойдём, Диллан! Пошли отсюда, нечего на них время тратить! – попытался выдавить из себя пренебрежение Милевир. Получилось не очень: бондаря выдал сорвавшийся голос.
Диллан хмыкнул, от досады сжал скулы и поплёлся вслед за товарищами, которые один за другим уходили прочь и растворялись во мраке ночи, на прощание одаривая сурта с анкиллирцем недружелюбными взглядами.
Олаф усмехнулся и собирался вернуться в корчму, но Фрейн застыл, как статуя, и не сводил взгляда с сарая. Оттуда за ними пристально наблюдал последний из компании зачинщиков. Уходить он не собирался. Олаф вдруг вспомнил: за всё то время, что товарищи Милевира поносили его, этот не проронил ни звука. Теперь, когда он остался один, Олаф сообразил, что незнакомец не вписывался в шумную компанию неотёсанных дурно пахнущих бунтарей. Скорее всего, он прибился к ним на тракте. Он был высок, закутан в тёмно-зелёный плащ, чисто выбрит. И хотя его кожа имела бронзовый анкиллирский оттенок, тёмные, непроницаемые глаза выдавали в нём дерхали, а может, и экрентийца.
– Хитро, – хмыкнул Фрейн, вытащив кинжал. – Ты знал, что я здесь?
– Знал, – прошипел незнакомец. Он откинул полу плаща, и в его руках блеснула длинная узкая рапира. – Но нужно было спровоцировать. – По его голосу было ясно, что за весь вечер он не выпил ни капли.
– Кто это, чёрт побери? – смутился Олаф, вмиг осознав опасность происходящего. Схватив лопату, висевшую у входа в конюшню, он встал возле Фрейна. – Твой знакомый? – делая особенный акцент на последнем слове, поинтересовался меледорский капитан.
Сурт молча кивнул. Незнакомец тем временем сделал несколько шагов вперёд, сократив дистанцию.
– Я следил за тобой с самого Валастара[5], – продолжил незнакомец. – Правда, тут тебе удалось затеряться. Если бы здесь случайно не объявился Тенкоррон, ты смог бы скрыться.
– Знаешь меня? – прищурился Олаф. – Откуда? Мне вот твоё лицо совсем не знакомо.
– Да тебя в Анкиллире все знают, Железный Молот! А про твою дружбу с этим, – кивнул мужчина в сторону Фрейна, – мне по долгу службы известно. Ты, капитан, лишь сопутствующая жертва во всём этом. Но довольно пустой болтовни! Тебе ведь тоже не терпится со всем этим покончить, верно, Фрейн?
Сурт не ответил. Он осторожно приближался к незнакомцу, то и дело останавливаясь. Расстояние между ними медленно сокращалось. И вот Фрейна отделял от цели один рывок. В этот момент к корчме вернулся Милевир…
Зачем судьбе угодно было сыграть над несчастным бондарем эту шутку? По нелепой случайности он увидел то, что ему видеть не следовало. Забыть кисет в корчме – дело нехитрое, да только обошёлся он пьяному анкиллирцу слишком дорого.
– Ох, Проквелл, что это ты тут… – бондарь заметил в руках своего приятеля рапиру и остолбенел. – Эй, ты что задумал, а? Подурачились – и будет!
По наивности пьянчужка направился в его сторону с твёрдым намерением предотвратить кровопролитие. Он и не ведал, какой опасности себя подвергает.
– Стой, болван! Уходи отсюда! – воскликнул Фрейн.
Но клинок незнакомца оказался проворнее. Он мигом взлетел в сторону несчастного анкиллирца, а затем плавно проскользнул между его рёбрами. Милевир Брокс поморщился, словно не до конца осознал, что сейчас произошло, а затем осел на землю с тяжёлым стоном.
– Как же ты мне надоел! – закатил глаза Проквелл. – Всё время под ногами снуёшь да мешаешься, тупица! И ноешь, ноешь про свои тяготы! На, подавись, Брокс! – Убийца с нескрываемым презрением оглядел тело у своих ног. – Но, справедливости ради, хоть какая-то польза от тебя была.
С этими словами мужчина напал на сурта. В темноте ночи сверкнули его глаза, а затем сталь запела о сталь. Движения убийцы были стремительны и непредсказуемы, и Фрейну стоило больших усилий не пропустить удар. Его кинжал отчаянно взлетал навстречу клинку врага. Сурт отступал шаг за шагом, и даже попытки Олафа помочь не увенчались успехом. Анкиллирцу здорово досталось от товарищей Милевира: он заметно шатался, голова кружилась, а взмахи лопаты, хотя и таили в себе огромную силу, чаще всего просто не достигали цели. Вот капитан запнулся, и тут же в висок ему врезалась рукоять рапиры. Словно подкошенный, Олаф повалился на землю со сдавленным криком, и Проквелл, мигом позабыв о нём, прижал выбившегося из сил сурта к стене сарая. Он был значительно выше своего противника и крепче сложён. Это давало убийце чувство превосходства.
– Ох, как бы я хотел проткнуть тебе глотку лично! – свирепо прорычал Проквелл, приставив клинок к шее сурта. – Но она приказала доставить тебя живым. – При этих словах сурт едва заметно вздрогнул, словно волнение охватило его только сейчас, а не тогда, когда холодная сталь до крови надавила на красную кожу. – Надевай!
Отступив на шаг, мужчина кинул на землю кандалы. Фрейн молча повиновался. Со стороны могло показаться, что бой окончен, но Олаф догадывался, что это не так. Он познакомился с Фрейном три года назад в Сантруме – в ту пору, когда уже уволился с военной службы и работал следователем в Управе Блюстителей. Ещё при первой встрече сурт показался ему подозрительным, и лишь когда они сдружились, капитан узнал о тёмном прошлом товарища. К тому времени Олаф мог с уверенностью заявить: Фрейна было не так-то просто взять живым. Мигом позже сурт оправдал ожидания товарища.
Стоило Проквеллу на долю секунды отвернуться, как ему на шею тут же была накинута цепь от кандалов, а Фрейн, свалившись на землю, увлёк своего врага за собой и не ослаблял хватки до тех пор, пока убийца не прекратил трепыхаться. Ночной дворик погрузился в тишину. Было слышно лишь сбивчивое дыхание сурта, который некоторое время не шевелился, уставившись в тёмное небо над головой.
– Ты потерял чутьё, – наконец фыркнул он, высвобождаясь из-под обмякшего тела наёмника.
Олаф кое-как поднялся на ноги и подал товарищу руку.
– Я в тебе не сомневался, – кивнул он и принялся рыться в вещах убитого. Вскоре капитан извлек из недр плаща ключ от кандалов.
Фрейн освободил руки и оглядел покойного:
– Проквелл Этерли… Я знал его когда-то. Жаль, что наши пути пересеклись. Я не хотел ему смерти.
– Сделанного не воротишь. Лучше уж ты его, чем наоборот, – отозвался капитан.
Это была правда: за годы скитаний Фрейну не раз приходилось обнажать клинок против своих бывших подельников. Воспоминания уносили сурта в недалёкое прошлое, воскрешая в памяти неприятные истории, каждая из которых заканчивалась преследованием. – Они вышли на меня в Валастаре два месяца назад. Пришлось сниматься с места и уходить на запад. Похоже, правду говорят: «Из Тенкрита можно уйти только вперёд ногами», – скорчил гримасу Фрейн.
Олаф похлопал его по плечу. Когда-то давно наёмники Тенкрита забрали жизнь близкого ему человека, и капитан по себе знал, что значит оказаться втянутым в тёмные дела.
– Сам-то ты тут какими судьбами? – обернулся сурт к товарищу.
Анкиллирец ответил не сразу. Он не был до конца уверен, что именно сподвигло его отправиться на запад. Конечно, был этот навязчивый сон, но признаваться сурту в том, что в дорогу его погнало видение, почему-то не хотелось. Ведь он и сам не понимал его полностью, не то чтобы делиться своими наблюдениями с Фрейном. Вот если бы тут был его брат…
– Олаф? – подался вперёд сурт.
Капитан вздрогнул и заговорил:
– Ну, раз ты недавно был в Акниллире, то знаешь, что там сейчас неспокойно, особенно на юге. Чего уж, в Анкиллире всегда неспокойно… Народ у нас своенравный, свободолюбивый до жути, и если ему что в голову взбредёт, то пиши пропало. После того как вы с братом уехали, я почти сразу подал в отставку. Мне было невмоготу выносить бюрократию, порождённую Кодексом. Пагубное влияние системы, давно изжившей себя, стало слишком очевидно, чтобы закрывать на него глаза, а ведь Меледорский Кодекс в своё время составляли мои предки…
Олаф с Фрейном оттащили мёртвого Проквелла к стене сарая, и сурт принялся тщательно обыскивать его. Капитан меж тем продолжил:
– Я оставил Анкиллир за спиной. Я успел поработать вышибалой в Глиммере[6], ходил на запад в дикие земли, сопровождал караваны и даже плавал с торговцами на восток. Год назад я получил весточку от Бертара – моего старого боевого товарища. Он писал о том, что в Меледоре назревало беспокойство среди простого народа: налицо были признаки грядущей беды. Я поспешил домой.
Тут рассказа Олафа грубейшим образом прервал Милевир Брокс, из уст которого с хриплым бульканьем вырвался слабый стон.
– Ух ты, живой! – Фрейн округлил глаза и мигом очутился возле бондаря, который приоткрыл глаза и закашлял.
– К-к-кто он? – Голос Милевира не внушал надежды.
– Убийца, очень опасный. Не волнуйся, твоя смерть отомщена!
Сурт положил руку на трясущуюся грудь революционера. Глаза у того расширились от ужаса: он лишь сейчас осознал свою участь.
– Спаси! Спаси меня! – едва слышно прошептал бондарь, судорожно вцепившись в рукав сурта. Его немытые щёки увлажнились от слёз, губы дрожали, но Милевир Брокс не отрывал взора от Фрейна.
Олаф тяжело вздохнул и сел на корточки возле друга.
– Где ты повстречал Проквелла? Ответь! – сурт встряхнул бондаря за грудки, слово боялся, что тот уйдёт в забытьё прежде, чем расскажет о наёмнике.
Но Милевир уже слабо понимал, что происходит вокруг. Очередной приступ кашля сотряс его, вынуждая Фрейна отстраниться, пока несчастный не забрызгал его кровью.
– Да твою ж! – выругался сурт, с сожалением оглядывая испачканный плащ.
– Анна! Скажите моей Анне, где меня отыскать! – из последних сил выдавил Милевир, и дух его отлетел прочь. Тело обмякло, а безжизненные глаза уставились в ночное небо, усеянное россыпью серебристых звёзд.
– Прекрасно… – мрачно изрёк сурт, когда Олаф молча закрыл покойному глаза.
– Надо бы убираться отсюда, особенно тебе, – Олаф тревожно посмотрел в сторону корчмы. – Если ты попадёшься властям, не миновать беды.
Сурт поднялся вслед за другом, осмотрел место схватки и кивнул:
– Ты прав. Знаешь, откуда он был? – указал сурт на распростёртое на земле тело.
– Нариктир, тут недалеко, – задумчиво ответил Олаф. – Надо бы разыскать эту Анну. Брокс хоть и был дураком, но зла никому не причинил. А песни его похабные, да нрав буйный… Что ж, за такое не убивают. Мне жаль его…
– Он связался не с тем человеком, хотя, похоже, у него не было выбора. Если Проквелл меня разыскивал, то, скорее всего, втёрся в доверие к анкиллирцам намеренно. Помоги-ка мне!
Вдвоём они перенесли убийцу поближе к жертве, окровавленный клинок положили рядом, а кандалы с цепью накинули на запястья погибшего бондаря. Оглядев инсценированное место преступления, Олаф почесал затылок:
– Нелепо, конечно, и от подозрений нас не убережёт, но голову тут они точно поломают. А теперь давай-ка дуй в корчму и забери мои пожитки!
Сурт хотел запротестовать, но капитан урезонил его:
– Стоит мне там появиться, и меня тут же завалят вопросами. Давай-ка шустро: туда и обратно!
Сурт действовал аккуратно. Его не было всего три минуты, но, когда он, наконец, вышел, все пожитки анкиллирского капитана были при нём. Вдобавок, Фрейн прихватил с собой свежий каравай и бутылку вина. На физиономии сурта застыло такое самодовольное выражение, что Олаф ни минуты не сомневался: Агата их не досчитается – сурт был первоклассным вором. Вскоре друзья оставили корчму далеко позади: они решили не рисковать и переночевать близ Нариктира, подальше от событий минувшего вечера.
– Бьюсь об заклад: Проквелл узнал, где меня искать, от того типа с ножом, – пробормотал Олаф. – Я его сразу узнал – это Хеллас Мафрейн. Я несколько раз упекал его за решётку за грабежи и разбой ещё до восстания. А когда началась война, тюрьму в Валастаре взяли штурмом, и этот гад в числе многих оказался на свободе. Основные стычки на севере происходили в Меледоре, Вейселе. Тогда нам с Бертаром было не до южных земель. В ту пору вся эта нечисть почувствовала себя просто прекрасно, – сказал Олаф, когда корчма скрылась за поворотом. – Армия разделилась. Одна её часть защищала интересы Сената, но нашлось немало тех, кто встал на сторону восставших. И вот что странно: им удалось собрать хорошо вооружённое войско, которое было готово в кратчайшие сроки начать масштабную кампанию. Север оказался не готов противостоять этой силе. А ведь восставших поддерживал народ! Мы оказались в меньшинстве. Конечно, старый порядок нужно было срочно менять, и мы с Бертаром понимали это лучше остальных. Но делать это нужно было мирно, а не путём кровопролития, всё ещё слишком памятного в нашей истории. Мы старались обуздать гнев народа, но толпа, охваченная безумием, редко внимает мудрым речам, и мне пришлось не раз поднимать оружие на своих соотечественников… – Сказав это, Олаф вздрогнул. – Люди, которых я клялся защищать, вдруг стали врагами. Во всём этом было что-то подозрительное. За чей счёт восставшие содержали армию? Кому это было выгодно? Революция слепа в своей необдуманной злобе, а горячий анкиллирский нрав остудить ох как непросто! Чей-то разум направлял людскую ненависть…
– Кажется, я догадываюсь, к чему ты ведёшь, – сурт исподлобья взглянул на друга.
– И твои догадки верны. Думаю, в Валастаре тебя нашли неслучайно, Фрейн. За восстанием стоял Тенкрит! Оставаясь в тени, они подливали масла в огонь гражданской войны, спонсировали обе стороны, подкупали членов Сената… Я догадался об этом слишком поздно, а ведь они готовились к этому долго! Начали с Севера: это они шесть лет назад подначивали племена альвов[7], суля им награду и поощряя разбой. А когда эта затея провалилась, они решили действовать иначе: развалить Анкиллир изнутри. Земля за землёй, тенкры продвигались на юг. И всюду, где они появлялись, зажигалась искра восстания. Страдали обе стороны, а наживались лишь эти душегубы.
– Вторжение… – негромко проговорил Фрейн.
– Что, прости? – Олаф вскинул бровь, уставившись на друга.
– «Вторжение», – повторил сурт, – так они это называют. Обычно тенкры действуют скрытно, но иногда – не часто, разумеется, – они организуют нечто подобное. Помнишь бунт в Мерионе[8] в пятьдесят третьем? Их рук дело, – пожал губы Фрейн. – Они спонсируют восстание, продвигают собственные интересы, а затем так же тихо уходят, оставляя своих людей, приближённых к правящей элите страны. Если бы ты знал, сколько тенкров при дворе короля Телертана[9], ты бы ужаснулся.