Полная версия
Треугольник. История, семиотика, литература
Предлагая разговор о дискурсивном анализе одного послания Наполеона из IV тома романа Толстого, остановимся сначала на определении дискурса. Слово это имеет различные толкования, но в последнее время его используют для обозначения того, с чего начался разговор, – с живой, пульсирующей речи, с речи, погруженной в жизнь. В «Лингвистическом словаре» дискурс определяется как связный текст в совокупности с экстралингвистическими, психологическими и другими факторами; «текст, взятый в событийном аспекте».
Открывая IV том своей эпопеи о «Войне и мире», русский классик сразу погружает читателя в определенную языковую среду, где, как он выражается, происходит «трубение придворных трутней». Столь выразительная метафора при всем своем лаконизме имеет характерный признак стиля Л. Толстого[34]: повторение (дважды) понравившегося ему слога, слова или выражения. В данном случае мы имеем дело с повторяющимся слогом – тру-тру, а значит, своего рода звукописью, расшифровывающей смысл слова «трубение», неологизма Толстого. В словаре В. Даля есть «трубить», одно из значений которого – «трезвонить, разглашать шум: кто во что горазд, тот в то и трубит»; но есть также слово «трубенка» – пчеловодство, рой из улья, последний рой.
В пресловутом салоне Анны Павловны Шерер читается вслух письмо «преосвященного» (титул епископа), написанное при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. «Искусство чтения, – пишет Л. Толстой, – считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот»[35]. Письмо зачитывал князь Василий, и оно почиталось образцом патриотического и духовного красноречия. В связи с этим нельзя не обратить внимания на то, что эта реплика из глубокоуважаемого классика по характеру своему принадлежит области красноречия, ибо разговор о чтении заставляет нас ориентироваться в семиосфере. Иными словами, Лев Толстой, не зная о том, что текст – это продукт языковой системы, обучает нас умению разводить значение и смысл, то есть обучает нас структуре и семантике текста. Он и писатель, он же и критик нормы речи в определенной среде. Обратите внимание на последние слова преосвященного: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща Российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни…»[36] В ответ на эту псевдопатетику библейского содержания по-французски произносятся хвалы чтецу и сочинителю: «Quelle force! Quel style!» (Какая сила! Какой слог!)
Общее мнение выражено по-французски. Шла война, а горожане (и москвичи, и петербуржцы) продолжали посещать французский театр, слушали французские водевили, увлекались французскими актрисами. Лев Толстой пишет о тех временах, которые называют иногда пушкинскими, имея в виду не только начало расцвета творчества великого русского поэта, но также и то, что употребление французского языка для той эпохи было весьма органично. Как говорят лингвисты, оно не было маркировано, то есть не бросалось в глаза, было вполне естественным. Сам же Л. Н. Толстой живет и работает в другое время, поэтому и употребление французского языка героями (и русскими, и французами) в романе позиционировано сообразно этому другому времени. Однако писатель никогда не отказывается признать тот факт, что французская культура и в его время оказывала влияние на традиции его семьи, той среды, к которой она принадлежала. В Ясной Поляне французская музыка, книги и беседы на французском языке, сколько он себя помнит, всегда были частью повседневной жизни. С точки зрения Толстого, знакомство русского дворянина с лучшими образцами французской культуры было постепенным и есте ственным процессом и никоим образом не уничижало русскую сущность, но обогащало аристократические качества ума и духа.
Тема французской культуры и французского языка в «Войне и мире», по мнению Б. Эйхенбаума, имела два аспекта. С одной стороны, автор эпопеи хотел высмеивать и критиковать славянофилов, «чистых русских», людей с сильной волей и стойким сердцем, но невежественных во всем, что касалось Западной Европы и всякого образования. Одновременно ему нужно было утвердить образ образованного русского помещика в противопоставлении тенденциям, которые господствовали в изображении русских дворян в литературе того времени. Ведь либералы-западники рисовали помещиков преимущественно как жестоких невежественных деспотов[37].
Сам французский язык, как отмечает Б. Успенский, «нужен автору „Войны и мира“ не столько для соотнесения с реальной действительностью (описываемой в произведении), сколько как технический прием изображения»[38]. Писателю необходимо передать индивидуальность стиля говорящего.
Передача французской речи объясняется также и тем, что Б. Успенский называет позицией объективного наблюдателя. Следя за своими персонажами, автор протокольно, со всей возможной точностью фиксирует услышанное, обращая внимание на фонетические особенности речи действующих лиц и семантику произведения.
Рассмотрение случаев употребления французского языка в прямой речи действующих лиц «Войны и мира» показывает, что прямая речь в романе вовсе не всегда обусловлена тем, на каком языке данное лицо действительно (в представлении автора) говорит в соответствующий момент, – она может иметь и чисто функциональные задачи, непосредственно связанные с проблемой авторской точки зрения.
Что имеется в виду под проблемой авторской точки зрения? Авторская точка зрения – это один из возможных подходов к вычленению структуры произведения. Проблема точки зрения имеет отношение к тем видам искусства, произведения которых по определению двуплановы, то есть имеют выражение и содержание (изображение и изображаемое). «Точка зрения» может иметь идеологический и фразеологический уровни. Идеологический уровень плохо доступен формализованному исследованию. Фразеологический – план речевой характеристики – единственный уровень, позволяющий проследить смену авторской позиции.
Например, мы читаем о том, что Кутузов посылает государю с официальным известием полковника Мишо. Лев Толстой характеризует его следующим образом: «Мишо, не знавший по-русски, но quoique étranger, Russe de coeur et d’âme, как он сам про себя говорил» (хотя иностранец, но русский в душе).
В данном случае через фразеологическую характеристику на французском языке выражена определенная авторская позиция. Было много людей, разговаривающих по-французски, и даже французов, сочувствующих и преданных России. В этой точке зрения и в дальнейших фразеологических характеристиках этого персонажа подчеркнуто идейное мировосприятие именно Л. Толстого. С этнопсихологической точки зрения он отнюдь не торопится создать образ врага. Это его credo и идеология.
Та же фразеологическая характеристика повторяется чуть ниже: «Мишо – quoique étranger, mais Russe de coeur et d’âme – entousiasmé par tout ce qu’il venait d’entendre» (Мишо, хотя иностранец, но русский в душе, почувствовал себя воодушевленным тем, что только что услышал).
Речь идет не об обращении: maman, papa или ma tante, а именно об отдельных содержательно значимых словах: «Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquée (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным» (mosquée – мечеть); «Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный trésor». Толстой перевел слово trésor как «сокровище», но мы знаем, что он имел в виду тот знаменитый обоз, который частично утонул при переправе через Березину. Золото и серебро, бывшие в этом обозе, ищут до сих пор.
«– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А, Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки в Весеннего, а мужики в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике». Автор использует разные позиции при обозначении (наименовании) одного и того же лица. В данном случае эти позиции сходятся.
Следует также отметить эволюцию наименований Наполеона, отражающую перемены общества в отношении к самому Наполеону. Сначала его называют Buonaparte (подчеркивая его нефранцузское происхождение). Князь Андрей зовет его Bonaparte (без и), а Пьер в противоположность называет его Наполеоном. Потом его называют chef du gouvernement français – главой французского правительства, иногда le Grand Homme – великим человеком, иногда l’Impereur français – французским императором. В IV томе «Войны и мира», где речь идет о командующем французской армией, Наполеона называют Sir, Votre Majesté. В ставке Кутузова его зовут Наполеон, в обществе и великосветских салонах звучит слово узурпатор или, как было сказано выше выспренним придворным языком, дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции[39].
Толстой щедро, не задумываясь об излишках, вплетает в текст своего романа многочисленные деловые бумаги и записки, постановления и извещения. Именно они вызывают особый интерес, потому что помогают тому, что мы выше обозначали как дискурсивный анализ, – рассмотрению текста в событийном аспекте. Если письмо преосвященного, прочитанное в первой главе IV тома, акцентирует и нюансирует нам его лжепатетику (в речевом варианте, в устах посетителей салона А. П. Шерер), то записка Кутузова во второй части тома лаконично обозначает победу: «…русские не отступили ни на шаг… французы потеряли гораздо больше нашего». Таковы первые слова Кутузова, на основе которых было составлено мнение о победе русского войска.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Боже, какая жестокая выходка! (Фр.)
2
Генис А. Вавилонская башня // Иностранная литература. 1996. № 9.
3
Тураев С.В. От Просвещения к романтизму. М.: Наука, 1983. С. 153.
4
Лебедев Е.Н. 1812 год и проблема познания народа в русской лирике первой трети XIX века // Отечественная война 1812 года и русская литература XIX века. М., 1998. С. 97.
5
Стихотворение М.Ю. Лермонтова «Последнее новоселье» написано в связи с перенесением праха Наполеона с острова Св. Елены в Париж.
6
ПушкинА.С. Полное собрание сочинений: В 8 т. М., 1953. Т. 5. С. 181.
7
Пушкин А.С. О ничтожестве русской литературы // Полное собрание сочинений: В 8 т. М., 1953. Т. 5. С. 178.
8
Стендаль. Жизнь Наполеона. Воспоминания о Наполеоне / Пер. А.С. Кулишер // Собрание сочинений: В 15 т. М., 1959. Т 11. С. 199.
9
«История Наполеона» Вальтера Скотта была переведена и опубликована в России в 1832 году.
10
Стендаль. Жизнь Наполеона. Воспоминания о Наполеоне. С. 224–225.
11
Г-ном Бьоджи Стендаль называет здесь известного французского художника Дидье Боге (1755–1839), который провел большую часть своей жизни в Италии.
12
Стендаль. Воспоминания о Наполеоне. С. 381.
13
Там же. С. 196.
14
Там же. С. 381.
15
Там же. С. 135–136.
16
Там же. С. 136.
17
Там же.
18
Там же.
19
Там же. С. 381.
20
Книга де Сталь «Десять лет изгнания» цит. по: Дурылин С.Н. Г-жа де Сталь и ее русские отношения // Литературное наследство. 1939. № 33/34. C. 263.
21
Там же.
22
Там же. С. 355.
23
Там же. С. 300.
24
См.: Там же.
25
См.: Там же.
26
Там же. С. 368–370.
27
Там же.
28
Шатобриан Ф.-Р. де. Замогильные записки / Предисл. В.А. Мильчиной «Эпопея человеческого сознания». М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1995. С. 317.
29
Там же. С. 194.
30
Там же.
31
Там же.
32
Там же.
33
Цит. по: Фойер К.Б. Генезис «Войны и мира». М., 2002. С. 30.
34
Чичерин А.В. Толстой // Чичерин А.В. Очерки по истории русского литературного стиля. М.: Художественная литература, 1977. С. 227.
35
Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 14 т. М., 1951. Т 7. С. 6.
36
Там же. С. 9.
37
Эйхенбаум Б. Лев Толстой. Л., 1928. Т II. С. 11–12.
38
Успенский Б.А. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000. С. 89.
39
Там же. С. 53–55.
