В поисках идеала

Пахло тиной от реки, рыбой, потом, просмолёнными досками, кожей, гарью, карболкой, которой обильно засыпают общественные уборные, чтобы отбить запах и вывести возможную заразу, иногда чувствуются тонкие ароматы дорогих духов. Умопомрачительные, заставляющие рот мгновенно наполняться слюной, ароматы доносятся из ресторанов и трактиров. Кругом всё кружится в бесконечном движении, не прекращающемся ни на минуту. Все, абсолютно все, стремятся за пару месяцев, что идёт ярмарка, вдоволь напиться из этой реки, каждый по мере своих способностей. Морозцев чувствовал себя, как рыба в воде, а Филатову в этой толчее было неуютно. Ему чудилось, будто на всех лицах за любезными улыбками, за хорошими манерами, проступает жадность. Кипящие вокруг страсти были для него чужими, поэтому сыщик вздохнул с облегчением, когда экипаж подкатил к Главному ярмарочному дому.

– Вот и всё, – подытожил путешествие Морозцев. – Заметьте, как относительно невелик по площади торг, а капиталы, которые здесь крутятся – громадны. Если назвать цифры – дух захватит.

– Благодарю вас, Савелий Трофимович. Очень познавательно, – Филатов аккуратно вылез из экипажа, – размах, действительно, впечатляет.

– Размах… Не остаётся былого размаха, – вздохнул купец. – Уйдёт капитал – зачахнет всё, исчезнет Макарьевская ярмарка.

– Для чего ему уходить? Здесь сколько уже лет всё для торговли лучшим образом устроено. Или я чего-то не понимаю? – удивился сыщик. – В прошлом году здесь была грандиозная выставка, вы её председателем были, Государь приезжал.

– Время, уважаемый Владимир Андреевич, время идёт вперёд, – Морозцев развёл руками. – Ничто не вечно. Всероссийская выставка была вершиной ярмарочной славы, а с вершины только один путь – вниз. Развиваются дороги, скоро в любой уголок Империи можно будет доехать без особых хлопот. Нужда собираться в одно время в одном месте уйдёт сама собой.

– Для чего же вы согласились стать Главным ярмарочным распорядителем в этом году, ведь дело хиреет? – спросил Филатов. – Хотя догадываюсь… Государь отблагодарит, медалью наградит или звание какое пожалует. С высочайшей благосклонностью всё ж полегче жить, особенно людям вашего сословия.

Морозцев неожиданно рассмеялся, причём так искренне, что на громогласный хохот оборачивались прохожие.

– Правду про вас говорят, Владимир Андреевич. Рубите с плеча, слов не подбираете, – сказал купец, успокоившись.

– Мне у вас, Савелий Трофимович, пожертвование на нужды московской полиции просить не нужно, этим пусть начальство занимается, поэтому можно и не лебезить. Прошу простить, если ненароком обидел, – сыщик немного сконфузился от собственной резкости, всё-таки Морозцев свои дела отложил и ярмарку ему показал.

«Всё из-за спины проклятой, если бы не болела, глядишь и не грубил бы», – подумал он.

– Никаких обид, господин Филатов, – Морозцев говорил спокойно, глядя собеседнику прямо в глаза. – Я сам предпочитаю времени не терять, а сразу переходить к сути. Так вот позвольте вас пригласить к себе: позавтракаем, а заодно я изложу вам одну свою просьбу. Заранее ни на чём не настаиваю, но если согласитесь помочь – я в долгу не останусь.

– С удовольствием приму ваше приглашение, Савелий Трофимович, – сыщик решил, что так сгладит неловкость и отблагодарит купца за хлопоты. Впрочем, и о деле послушать можно, а вдруг и правда что-то стоящее.

На первом этаже ярмарочного дома располагался торговый пассаж с многочисленными магазинчиками. Вечером здесь всё блестело от яркого света, играл оркестр и было не протолкнуться от гуляющей публики. Сейчас же, из-за раннего часа, кругом было пусто. Звук шагов и стук трости гулко раздавались среди тишины. Морозцев бодро взбежал вверх на лестничный марш, Филатов за это время еле успел подойти к ступенькам. Купец недоумённо посмотрел на гостя, потом, движимый неугомонной энергией, не позволявшей даже минуту стоять без дела, задрал голову и крикнул:

– Прохор! Прошка!

Сверху кто-то стремительно застучал каблуками и через мгновение рядом с Савелием Трофимовичем появился долговязый, нескладный парень:

– Слушаю вас, ваше степенство, – как можно более почтительно сказал он, заметив медленно поднимавшегося навстречу незнакомца.

– Беги в трактир к Егорову, скажи, что я просил завтрак собрать. Смотри, чтобы всё в лучшем виде сделали.

– Не беспокойтесь, Савелий Трофимович. Никита Михайлович всегда для вас лучшие кушанья готовит. Всё свежее, с пылу, с жару. Упаси Господь, чтобы что-то лежалое попалось – знает кого угощать честь выпала. Не абы кто трапезу заказывает! Сам Морозцев! – с достоинством, нарочито громко ответил парень.

– Ступай уже, шельмец, – купец в ответ на грубую лесть самодовольно ухмыльнулся. – И поторопись! Завтрак сразу ко мне на квартиру принесёшь, а потом нас с Владимиром Андреевичем не беспокоить! Только если что-то неотложное приключится – тихонько зайдёшь и скажешь. Понял?

Прохор кивнул и кинулся вниз с такой скоростью, что сыщик забеспокоился, как бы он не поскользнулся на чисто вымытом мраморе ступеней и не расквасил себе нос.

– Вот вы интересовались, зачем мне ярмарка? – Савелий Тимофеевич теперь вперёд не убегал, а шёл рядом с гостем, нарочито замедлив шаг. Разве только под локоток его не вёл. – Люблю её – вот и весь ответ. Я с детства здесь. Сначала с дедом приезжал, потом с отцом, а затем и мой черёд пришёл. Мрачные пророчества о будущем Нижегородского торга – это лишь мои наблюдения и умозаключения, многие их не поддержат, но я-то вижу куда дело идёт. И от этих мыслей мне горько. Здесь я, как рыба в воде. Ярмарочная суета питает мои силы – хотите верьте, хотите нет, но ощущение такое, будто десяток лет с плеч долой. Поэтому и должность Главного распорядителя мне вовсе не обременительна, а совсем наоборот. Ну и про монаршее благоволение вы совершенно правильно подметили.

За разговором наконец дошли до служебной квартиры Морозцева, располагавшейся на верхнем этаже. Недалеко, здесь же, но в другом крыле, на время ярмарки квартировал и нижегородский губернатор. Хозяин и гость расположились в гостиной на удобных диванах друг напротив друга. Филатов, ожидая начала серьёзного разговора, рассматривал знаменитого текстильного короля. Телосложением они были похожи – оба высокие, сверх двух аршинов имели ещё никак не меньше десяти вершков3, крепкие, широкоплечие. Было в чертах купца что-то азиатское. «Это из-за того, что лицо круглое, а глаза узковаты», – подумал сыщик. Было заметно, что внешности миллионер первостепенного значения не придаёт. Одет он был в добротный, хороший костюм, но тёмные волосы стриг просто, под горшок, щеки брил гладко, а усы и борода особой пышностью и ухоженностью не отличались. «Как удобнее, так и ходит, павлином не рядится», – продолжал наблюдения Филатов. Глаза и губы Савелия Трофимовича иногда самопроизвольно начинали подрагивать, словно от нервного тика, но на гостя он смотрел прямо, не бегая взглядом.

Морозцев тоже изучал гостя. Сидит спокойно, уверенно. Молчит, не пытается пустой болтовнёй составить о себе приятное впечатление. Глаза голубые, взгляд умный, цепкий. Русые волосы аккуратно расчёсаны на пробор. «Бледный что-то и весь лоб в испарине. Не иначе, как вчера на губернаторском ужине в честь поимки преступников со спиртным переусердствовал», – подумал купец.

– А не желаете ли, Владимир Андреевич, коньячку выпить за знакомство. Мы с вами до этого лишь шапочно, так сказать, знались. Теперь вот обстоятельно поговорить доведётся. И Прохор завтрак сейчас принесёт, – предложил Савелий Трофимович, желая облегчить страдания гостя.

– В столь ранний час… – удивился Филатов, но подумав, решил согласиться, вдруг спине полегче станет. – Впрочем, не откажусь.

Морозцев подошёл к обширной батарее бутылок, посмотрел на них в задумчивости и выудил из середины причудливый, пузатый графинчик. «Французский, лучший что здесь есть», – сказал он и разлил медную жидкость по бокалам. Сыщику пришлось подняться, в пояснице грозно начал пульсировать барабан. «За знакомство», – мужчины чокнулись и выпили. Владимир Андреевич тотчас сел на диван. Коньяк огненной струей провалился внутрь и медленно начал разливаться теплом по каждой клетке. В комнату влетел Прохор с полной корзиной дымящихся кастрюлек, колбас, выпечки и ещё чего-то. Купец что-то сразу достал из неё и принялся жевать, приглашающим жестом предлагая гостю присоединиться.

– Благодарю вас, аппетита нет. Давайте лучше обсудим ваш вопрос, – отказался от угощения Филатов, которому со своего дивана пришлось бы наклоняться туда-сюда, чтобы брать что-то из корзины, а об этом даже думать не хотелось.

– Что ж, к делу, – Морозцев вытер губы салфеткой и показал Прохору, чтобы тот убрал кушанья, а сам вышел вон. Вопросительно коснулся бутылки, но гость помотал головой. – Пропал Устин Ушаков, московский деловой человек, приказчик и правая рука одного… Одного купца. Хотел вас попросить посодействовать в розыске. Вознаграждение будет щедрым.

– Савелий Трофимович…, – разочарованно протянул сыщик, пожалевший, что без толку потратил время. – Вы сами мне недавно сказали, что на ярмарке с детства. Должны были привыкнуть к подобным исчезновениям. Эка загадка – купец пропал. На Макарьевской-то ярмарке! Вот так невидаль! Проспится и отыщется. Загулял, с кем не бывает. Да и где вашему брату вожжи отпустить, как не тут? Здесь всё для этого наилучшим образом приспособлено. Дом далеко, а тут после удачной торговли столько соблазнов. Года два тому назад помните, как одного зерноторговца разыскивали? Такой переполох устроили, а чем закончилось?

Морозцев кивнул – историю эту он прекрасно помнил. Богатый и известный на всю Россию купец шумно праздновал тогда какой-то коммерческий успех. Загулял он широко, с размахом, хотя нрава был строгого, обычно вольностей себе не позволял. Для начала отдохнул зерноторговец с компанией в одном ресторане, затем в другом, а уж поздней ночью оказался в каком-то кафешантане с цыганами и хором, где кутил до самого утра. В пять часов, когда только начало светать, вышел купец на свежий воздух и отправился в свою лавку и амбары, куда привык ежедневно приходить с первыми петухами, чтобы всё проверить лично до начала ярмарочного дня. Усталость и хмель сделали своё дело – купец шёл, не разбирая дороги. Ноги вынесли его на берег Волги, на пристань. Там он, незамеченный никем, взобрался на баржу со своим зерном, улёгся поудобнее и заснул богатырским сном. Тревогу забили служащие зерноторговца, когда хозяин и в полдень не появился в своём амбаре – неслыханное дело! Поиски полиция устроила серьёзные. Перерыли все трущобы, катакомбы, ночлежки, больницы, кабаки, пивные, места, где собираются и торгуют воры, прячутся убийцы. Поймали кое-кого из числящихся в розыске, но купца нигде не было. Сообщили супруге пропавшего в Москву, подняв переполох и там, а виновник всей этой кутерьмы, проспав до самого Симбирска, очень удивился своему местонахождению, сошёл на ближайшей пристани и через два дня вернулся на ярмарку.

– Н-да, – Савелий Трофимович ухмыльнулся, вспомнив историю, наделавшую в своё время много шума, – я ведь в тот год тоже Главой ярмарочного комитета был. Полиция во время своей облавы тогда многих солидных людей при довольно неприглядных обстоятельствах застала. Да и замужние дамы из известных в деловых кругах фамилий были застигнуты врасплох в пикантной обстановке. Расхлёбывать тогда пришлось, улаживать, чтобы избежать скандалов. Но то – дело прошлое. Нынче совсем другое. Дело в том, что Устин на ярмарку даже не приехал, хотя должен был уже три дня назад.

– Три дня! Это и не срок вовсе. Ну закутил в Москве или какая другая надобность отвлекла, – пожал плечами сыщик.

– Ушаков – человек молодой и в загулах никогда замечен не был. Никогда! Что до другой надобности, то у торгового человека важнее Макарьевской ярмарки никакой заботы быть не может. И три дня – это срок для такого как Устин. Он всегда пунктуален. Всегда! – безапелляционно заявил хозяин.

– Хорошо. – Филатов понял, что купца такими доводами не проймёшь. – Кто подал заявление о пропаже?

– Никто, – удивился Морозцев. – Говорю же: он должен был приехать на ярмарку неделю тому назад, но до сих пор не объявился. И нет ни письма, ни телеграммы.

– Плохо, что нет заявления. Представьте: приду я к московскому обер-полицмейстеру и заявлю: «Пропал Устин, разрешите отыскать». Дмитрий Фёдорович – человек, прошу отметить, военный – первым же делом поинтересуется, кто заявил, а как выяснится, что никто, тотчас с командирской прямотой объявит: «Пропал Устин – да и…. Да и чёрт с ним», – и отправит делом заниматься. Нельзя без бумаги. Да вы хоть бы и сами её написали.

– Не могу я… – задумчиво протянул Савелий Трофимович. – Знаете какое качество делает купца успешным? Почему одни в первом десятке числятся, а другие вечно в хвосте плетутся, хоть в трудолюбии и не уступают?

– Боюсь и предположить, – Владимир Андреевич, потирая подбородок, смотрел на собеседника, но купец, устав сидеть на одном месте, расхаживал по комнате, заложив руки за спину. – Допустим, чтобы достичь коммерческих высот необходимо быть старообрядцем.

– Это почему? – от неожиданности Морозцев остановился и развёл руки.

– По моим наблюдениям, в первом десятке богачей Империи сплошь староверы, – объяснил сыщик. – Вероятно, это как-то связано, но как именно – не знаю.

– Да я совсем о другом, – досадливо махнул рукой хозяин. – Интуиция – вот первейшее качество. У кого она не ошибается, тот и в делах удачлив.

– Ценное наблюдение. Главное – бесспорное, – ухмыльнулся Филатов.

– Сейчас мне интуиция подсказывает, что с Устином что-то случилось. – купец, казалось, не заметил иронии гостя. – Вы ни одной мелочи не упускаете, как я слышал. Если что-то подозрительное есть, то непременно до самой сути докопаетесь. А там дело нечисто, чует моё сердце.

– Розыск, основываясь лишь на ваших предчувствиях, я производить не имею права, – ответил Филатов и промокнул платком покрытый испариной лоб.

Дверь тихонько открылась, и внутрь бесшумно проскользнул Прохор. Он что-то прошептал на ухо купцу, тот кивнул и сказал: «Пусть подождёт немного, я скоро его позову». Парень молниеносно исчез.

– Владимир Андреевич, вам нехорошо? Как будто приболели, – спросил вдруг хозяин квартиры.

– Здесь вас интуиция не подвела, Савелий Трофимович. Мне, действительно, нездоровится, – нехотя признался Филатов.

– Интуиция здесь ни при чём – у вас всё на лице написано: бледны, двигаетесь, словно старик, аппетита нет. Вот гадаю, что с вами?

– Вы поэтому коньяк спозаранку предложили? Думаете вчера у губернатора с хмельным переусердствовал? – усмехнулся Филатов. – Я там даже не был. Мой недуг иного свойства – спина разболелась. Прихватило так, что еле ходить могу. Есть у меня такая слабость…

– Ах, вот в чём дело! – Савелий Трофимович оживлённо прошёлся взад-вперёд по комнате, неожиданно сел рядом с гостем и продолжил совсем другим, участливым тоном: – Как мне это знакомо, Владимир Андреевич. Сам спиной страдаю. Кость у нас с вами широкая, но капризная. Мне поутру, когда прижмёт, по часу ноги разминать приходится, чтобы хоть до уборной дойти. Когда мочи нет терпеть – качусь колбаской по полу, хотите верьте, хотите нет.

– Охотно верю, – сказал Филатов, тоже взглянувший на собеседника, как на собрата по несчастью. – Рад, что теперь болезнь вас не мучает. В ваших обстоятельствах, с нынешними хлопотами, это было бы совсем некстати.

– Ой некстати! Да она всегда некстати. – Купец поднялся, скинул пиджак и закатал по локоть рукава белоснежной сорочки. – Последний раз меня две недели назад прихватило. Уже здесь, на ярмарке.

Морозцев подошёл к двери и развернулся к ней спиной.

– Вы быстро поправились, – Филатов удивлённо приподнял бровь. – Сейчас бегаете, как мальчишка. Ни за что бы не подумал, что вас такая хворь вообще хоть когда-то беспокоила.

Савелий Трофимович, не обращая внимания на замечание гостя, несколько раз хлопнул в ладоши, упёр руки в бока и вдруг пошёл по комнате, поочередно поднимая ноги до пояса и гулко стукая каблуками по полу. Затем он начал ставить ступни то на носок, то на пятку, резко отводя бёдра в бок.

– Вы что? Танцуете? – сыщик опешил.

– Угу, – промычал хозяин и стал приседать до пола, а затем выпрыгивать вверх, умудряясь хлопать при этом ладонями по голени.

Филатов молчал, наблюдая за такой фантастической картиной, только желваки ходили.

– Довольно, – наконец сказал сыщик. – Мне и без этого было видно, что вы в добром здравии.

– Перед вами первый богач Империи только что камаринскую плясал, как простой мужик, – Морозцев прекратил свой танец и теперь тяжело дышал, упершись руками в край стола.

– И к чему это представление? – холодно поинтересовался гость.

– Показал товар лицом – я же купец! Хотите и вы завтра же будете выкидывать подобные коленца?

– Это невозможно. Будь вы хоть первым богачом в мире, а не только в России – это не в ваших силах.

– Давайте начистоту. Не в моих силах узнать, где Устин Ушаков. Узнать верно, со всеми подробностями, да ещё не привлечь при этом к себе внимания. Поэтому я и обратился к вам, только вы мою просьбу считаете пустяком и браться за её решение не хотите. Так?

– Так, – твёрдо сказал сыщик. – Но зачем обещать несбыточное?

– Морозцев попусту хвалиться не привык – раз говорю, что сможете свободно двигаться, значит так оно и есть. Я предлагаю вам то, что ценнее золота и дороже денег – здоровье. А взамен прошу выяснить то, что меня интересует. Согласны? – Савелий Трофимович протянул собеседнику руку.

– И когда вы намерены выполнить свою часть сделки?

– Да прямо сейчас! Через час трость вам не понадобится. Разве только для импозантности.

– Интересно. Очень интересно. Удивить вы можете, – уважительно сказал Филатов и пожал протянутую руку. – Договорились. Если через час я смогу ходить без боли – узнаю, где ваш Устин. Даю слово.

– Вот и хорошо. Рад, что не зря плясать пришлось – у меня и комплекция для этого неподходящая, и возраст не тот, – рассмеялся Морозцев. – Да и положение, знаете ли, ногами дрыгать не позволяет – ярмарочный распорядитель, богатейший фабрикант всё-таки.

Глава 2

Морозцев с видом крайне загадочным, но довольным подошёл к двери, распахнул её и, сделав широкий жест рукой, сказал:

– Проходи, Матвей Никанорович. Прошу меня простить за ожидание. В мои утренние планы вмешался непредвиденный случай. Не держи зла.

В гостиную вошёл молодой, лет тридцати, среднего роста, худощавый мужчина, держа в руках порядком потёртый коричневый саквояж. Он мельком взглянул на Филатова, кивнул ему и смущённо обратился к Морозцеву:

– Ничего страшного, Савелий Трофимович. Я надолго не отвлеку. Мне бы расчёт получить и более задерживать не стану.

– Помню, всё помню, уважаемый доктор, – купец достал из кармана пиджака чековую книжку, быстро заполнил первый свободный листок, оторвал и протянул посетителю: – А не желаешь ли ещё один чек получить? Причём не просто аванс, а всю сумму сразу готов заплатить.

– Я… Право не знаю… А за что? – молодой человек замялся.

– Простите великодушно за бестактность, господа. Я же не представил вас друг другу. Совсем забыл о приличиях. Владимир Андреевич, знакомьтесь – это Матвей Никанорович Захаров, врач. Причём один из первейших, прямо как вы в криминалистике. Матвей Никанорович, прошу любить и жаловать – это Владимир Андреевич Филатов, чиновник московской сыскной части. Такой же превосходный специалист в своём деле, как и ты в лекарской науке.

– Прекратите, Савелий Трофимович, к чему это…, – запротестовал врач, смущённый похвалой, сыщик тоже согласно кивнул.

– Господа, я всё сказал, как есть, оставьте свою скромность. – Уважаемый доктор, господин Филатов страдает от того же недуга, что и я. Прошу, поставь его на ноги. Не отказывай, а то на колени упаду – я теперь это могу, – весело сказал хозяин, пребывавший в прекрасном расположении духа. – За вознаграждением дело не станет – чек могу выписать прямо сейчас на всю сумму, как и говорил.

Матвей Никанорович растерянно посмотрел на сыщика сквозь маленькие, круглые стёкла очков, пригладил длинные, почти до плеч волосы и неуверенно пробормотал:

– Это займёт время, может две недели, может и больше, а я в Москву хотел вернуться…

– Савелий Трофимович уверял, что уже через час я смогу ходить без трости, – сыщик смотрел на Захарова, но обращался к Морозцеву.

– Боль, безусловно, станет меньше, много меньше даже после первого сеанса, но полный курс лечения предполагает несколько процедур…

– Вот и начни прямо сейчас. Владимир Андреевич тоже сегодня в Москву собирался – там и продолжите. Прохор, неси кушетку и ширму, – крикнул Савелий Трофимович. – Ставь всё ко мне в кабинет.

– Что ж, тогда, пожалуй, попробую, – сказал доктор и добавил, глядя на купца: – Не со всеми мой метод работает, я же вам говорил.

– Делай, Матвей Никанорович. Пусть сработает, ты уж расстарайся, – строго сказал хозяин.

Захаров скинул сюртук, закатал рукава сорочки и направился было мыть руки – квартира Морозцева была ему хорошо знакома – но остановился и вопросительно посмотрел на хозяина.

– Вот, не извольте беспокоиться, – усмехнулся купец и выписал ещё один чек. – Плачу сразу, поскольку в результате не сомневаюсь. Не первый раз, поди, человека воскрешаешь.

Филатов, следуя за приглашающим жестов врача, поднялся и прошёл в соседнюю комнату – кабинет. Неутомимый Прохор уже распоряжался двумя мужичками, ставившими кушетку и ширму. Когда они удалились, Захаров сказал:

– Раздевайтесь по пояс и ложитесь на живот. Одежду на ширму повесьте.

И куда только делись смущение и неуверенность. Доктор поставил на небольшой столик свой саквояж и начал извлекать из его недр тонкие, длинные иглы и какие-то пузырьки.

– Чистые полотенца и воду, – скомандовал он купцу.

– Несу уже, – Морозцев, не обратив внимания на бестактность, поставил рядом таз, повесил кипу белоснежной ткани на плечо врачу и протиснулся к своему столу, стоящему за ширмой. – Как лечить начинает – распоряжается похлеще иного генерала…

– А вы куда направляетесь, Савелий Трофимович? – спросил Филатов. – Неужели здесь будете? Неловко как-то…

– Бросьте, Владимир Андреевич. От вида вашей голой спины я в обморок не упаду. Вам всё одно почти час лежать, а мы пока побеседуем. Расскажу, что за Устин и почему не… Не чёрт бы с ним. Время дорого, дел ещё много. Я Прохору велел никого не пускать, жаль будет час попусту терять.

– Как хотите, – прокряхтел Филатов, осторожно опускаясь на кушетку. – Я готов, Матвей Никанорович.

Доктору хрустнул пальцами, откупорил один из пузырьков – в нём, судя по запаху, был спирт – окунул туда иглы. Морозцев с наслаждением закурил и приготовился наблюдать за процессом лечения. Ему из-за ширмы были видны только голова и плечи сыщика. Матвей Никанорович тем временем протёр спину пациента влажным полотенцем и начал водить руками вдоль позвоночника, чуть надавливая пальцами. «Для такого тщедушного субъекта, у него довольно сильные руки», – подумал Владимир Андреевич, прикладывая усилия, чтобы не дёргаться, когда прикосновения становились очень чувствительны.

– Больно, – сказал он, невольно вздрогнув, когда доктор попал куда-то, где терпеть было невмоготу.

– Это ещё не больно, – безапелляционно заявил доктор. – А вот тут, пожалуй, да!

Филатов весь сжался от пронзившего спину разряда, но врач крепко прижал его к кушетке и сразу воткнул в это место длинную иглу. В глазах у сыщика всё потемнело, а по щекам невольно потекли слёзы. Захаров невозмутимо продолжал свои исследования, втыкая иглы в самые больные места.

– А чего ты Владимира Андреевича без отварчика лечишь, Матвей Никанорович? – спросил со своего места Морозцев.

– Во-первых, я вам отварчик, как вы изволили выразиться, даю, чтобы иконы в доме от вашей брани не краснели. Господин Филатов в этом плане человек выдержанный, как видно. Во-вторых, в самый первый раз я и вас без обезболивающего изучал. Это сейчас мне ваша спина знакома – с завязанными глазами смогу иглы поставить. Нового пациента сначала требуется, по возможности, прощупать, как он есть, без помощи. Ну и в-третьих, вы же поговорить хотели, а если напою – он дремать будет. Я закончил. Теперь сорок минут просто отдыхайте, – сказал доктор.

Всполохи боли у Владимира Андреевича прошли, сейчас спина онемела, а по телу разлилась приятная истома.

– Что вы сделали? Это меня вылечит? – еле слышно спросил он.

– Китайцы научили меня этой методе. Это их народная медицина, вроде наших банных ритуалов, – ответил Матвей Захарович. – Они уверены, что в каждом человеке циркулирует жизненная энергия, которая из-за телесных болезней нарушает своё свободное течение по организму и скапливается в одном месте. Отсюда и боль. Иглы помогают восстановить этот ток, обогнуть заблокированные места. К сожалению, я не даю вам исцеления, это будет лишь облегчение. Наука еще не изобрела средств для лечения вашего недуга. Впрочем, и облегчения будет достаточно, как я полагаю.