Полная версия
Баллада о Звездной Республике. Цикл «Алконост»
Капитан Сибирцев неподвижно сидел в кресле. Таймер обратного отсчета показывал три минуты. За переборкой мостика почудилась возня, кажется, прогремел выстрел, но капитан не обернулся – в прочности двери он не сомневался, а мелкие проявления амбиций ничего не значили рядом с бездной вечности. Придет час, и он разберется с проблемой, наградит героев, накажет оступившихся, прикажет помочь пострадавшим. Пока имело значение только общее выживание.
Последняя минута до конца обратного отсчета.
– Алконост, задраить все люки, отключить реактор, обесточить корабль. Остановить центрифугу. Оставить только минимальный резервный контур капитана.
На мостике разом стемнело. Теперь светился только экран, но и ему предстояло вскоре погаснуть. Физику скачка обеспечит «Эфир», обесточенный же «Алконост» менее опасен с очки зрения пожара. Хотя гравитация исчезла, ремни удерживали Сибирцева к кресле. Он улыбнулся в пустоту и прикинул – страшно или нет. Холодок все же пробежал по спине.
– Эфир, обратный отсчет три секунды.
Раз, два, три. Старт!
В этот миг большой экран погас, но в последний невероятно короткий миг, Сибирцев успел увидеть на нем белую вспышку. После этого исчезло все, даже собственное тело, и только сознание продолжало корчиться в ледяной бездонной пустоте.
А потом Сибирцева посетило видение.
Он (а, может, и и не он, а кто-нибудь другой) был уже немолод, но еще не столкнулся с немощью. Этот кто-то стоял на верхней ступени высокой и широкой лестницы возле незнакомого космодрома. Дул резкий ветер, от холода слезились глаза. Внизу колыхалась толпа, но отдельные лица Сибирцев рассмотреть не сумел. Флайборды кружились в небе, их пилоты швыряли вниз пригоршни лепестков. Эта невесомая шелуха славы падала на площадь, на лестницу, на поседевшие волосы и на длинный, сшитый из золотой парчи плащ капитана.
Толпа кричала. Или нет – она ревела так, что дрожали, казалось, камни лестницы и площадь космодрома.
– Слава, слава, слава Императору!
Сибирцев смотрелся, отыскивая таинственного императора, но никого не увидел, и только потом догадался, что крики предназначались ему самому.
О Капитан! Мой капитан! Под звук колоколовВставай! Над мачтой поднят флаг и слышен горна зов.Тебе – букеты и венки, в порту народ толпится.К тебе сейчас обращены взволнованные лица.Мой капитан и мой отец,Склонившись головой,Зачем на палубе лежишь,Холодный, неживой?2Cибирцев инстинктивно положил руку на левую сторону груди. На пальцах белой лайковой перчатки осталась алая кровь.
Глава 4. По ту сторону бесконечности
Сибирцев вздрогнул и очнулся. Он сразу забыл подробности видения, но удержал в памяти самые яркие краски – золото собственного плаща, темную массу толпы, густой «снег» розовых лепестков, алое пятно крови.
Сейчас вокруг капитала стояла первородная тьма. Он пошевелил руками, ногами, покрутил головой – никаких неприятных ощущений. Нащупал пальцем (без перчатки) кнопку пульта – тот начал светиться контурами виртуальных кнопок. Всего одно нажатие пальцем, и на мостике затеплился приглушенный свет, потом восстановилось изображение на большом экране, и это оказалось удивительное зрелище.
«Красный карлик» висел в пустоте космоса. Излучение звезды, которая и так не могла сравниться с земным Солнцем, приглушили оптические фильтры корабля, однако, они лишь подчеркнули ее странную красоту. Светило напоминало идеальный нежно-розовый шар с ореолом пурпурного оттенка. Ни яростного полыхания, ни пятен, какие бывают у близких по классу солнц, только спокойный сумеречный свет древней холодной звезды.
«Мы – первые», – подумал Сибирцев, и на короткие секунды безмерная радость охватила его. «Столько лет прошло, почти половина жизни прожита, и вот она – победа»
– Система, проверить координаты.
– Координаты соответствуют системе Росс сто двадцать восемь.
– Оцени нашу позицию.
– Орбита, внешняя по отношению ко второй планете.
– Время полета до планеты?
– Неделя, капитан.
«Значит, точно на том самом месте. Теперь уже безо всяких сомнений».
Оставалось понять, каким образом «Алконост» ориентирован относительно солитонного приемника, но хорошо знакомой по слайдам сферической конструкции Сибирцев не увидел. Радость померкла и сменилась беспокойством.
– Провести поиск приемника «Эфир».
На этот раз ответ Системы пришел не сразу.
– Приемник не найден, капитан. Обнаружены многочисленные обломки, возможно, части его конструкции, – снова жизнерадостно пропел синтетический голос.
Сибирцев сжал подлокотники кресла и посидел так, переваривая информацию…
– Возможная причина аварии? – глухо спросил он.
– Перегрузка при взаимодействии с волной перехода, капитан. Дефект гашения.
Сибирцев выругался, вздохнул, энергично вытер ладонью мокрый от пота лоб – его никто не видел, он мог позволить себе некоторое проявление эмоций.
– Похоже, нас ждет еще один ремонт. Что там с реактором, Система?
– Исправен, заглушен.
– Активируй немедленно. А что с жизнеобеспечением?
– Все установки на резервном источнике питания.
– Переведи, по мере готовности, на питание от реактора, активируй полностью. Включи центрифуги гравитации, запускай протокол «подъем» для экипажа.
Дождавшись появления силы тяжести, капитан встал. С неудовольствием заметил, что суставы захрустели, и чуть покачнулся, но равновесие удержал. Дверь с шипением ушла в стену, реагируя на сигнал с браслета…
В двух шагах прохода на мостик, уткнувшись лицом в ребристый палубный настил, лежал человек с окровавленной рукой.
– Да вашу мать…
– Команда не распознана, капитан.
– Система, бригаду реанимации ко входу на мостик, – буркнул Сибирцев, присел на корточки и перевернул несчастного на спину.
Человек оказался чуть смуглым, со слегка вьющимися волосами. Он был безнадежно мертв, гримаса отчаяния искажала испачканное лицо. Рукав униформы с нашивкой «Алконоста» пропитался кровью.
– Оставить бригаду реанимации, вызови сюда командира десантников.
Сибирцев мгновенно встал на ноги и пожалел, что пистолет остался в сейфе, но успокоился, не обнаружив рядом посторонних.
Ленц, наверное, занимал капсулу неподалеку, потому что уже спешил по коридору. Командир десантников выглядел измученным, после перехода лицо приобрело нездоровый желтоватый оттенок
– Что здесь случилось, старший лейтенант? Почему человека бросили на пороге? – внешне спокойно поинтересовался Сибирцев.
– Это тип расстрелял людей в инженерной, потом пытался взломать вашу дверь, и я его ранил в руку. Сдаваться наш злодей захотел, принял яд. Виноват, что бросил ту тело, но у меня был приказ отправляться в капсулу.
– Где он взял оружие?
– Не знаю, надо проверить арсенал.
– Займись этим немедленно, нам еще свободных стволов на борту не хватало. Как зовут парня?
– Тоже не знаю.
– Как не знаете, он что – посторонний?
– Возможно, не посторонний, просто не похож на свою фотография из личного дела. Если провести опознание…
– Нет, никаких общих опознаний. Не стоит лишний раз травмировать людей. Нам не нужны подозрения и разборки внутри команды. С этого момента инцидент временно засекречен. Информация будет доступна только старшим офицерам. Версия для всех остальных, ученых и техников – погибшие не перенесли прыжок. Пускай Корниенко проведет генетическую экспертизу у себя в лаборатории. Пришли своих ребят, Роберт, надо быстро и деликатно убрать тело.
– Сожалею, что настолько облажался.
– Защищая мостик, ты поступил верно. Благодарю за службу флоту и от меня лично – тоже спасибо.
Сибирцев пожал Ленцу руку, но тот все равно ушел в задумчивости сродни той, которая смущала и самого капитана. «Новый мир, а проблемы те же самые».
Сибирцев тем временем вернулся на мостик, дождался появления вахтенного офицера и передал ему командование. Потом отправился в свою каюту и занял там кресло возле виртуального иллюминатора с видом на Росс и на тучу мелких обломков, оставшихся от приемника. Обломки эти плыли в космосе, как и «Алконост» подчиняясь законам гравитации.
«Расследование инцидента будет, но начнем только завтра. Что нужно сделать немедленно? Внимательно протестировать все критические конструкции корабля – с этим справится Система. Поговорить с экипажем по громкой связи, поздравить их – немедленно. Дальше – проверить физическое состояние экипажа, медицинскими делами займется доктор Корниенко. Собрать старших офицеров, обсудить разрушение приемника, выслушать их мнения, составить план восстановления. Оценить, хватит ли нам материалов и деталей, проложить курс ко второй планете системы…»
Сибирцев открыл личный сейф, вынул пистолет и сунул за ремень так, чтобы пола кителя прикрывала оружие. Нашел в аптечке стимулятор и сделал себе укол. Осмотрел и снова вернул в сейф коричневый бумажный пакет.
«Ни Ленц, ни этот, второй Вечеров, ни мой собственный старпом не знают про секретный приказ штаба Флота». Капитан и сам не знал, что за содержимое кроется в запечатанном пакете. Вскрыть оболочку он имел право лишь в самых критических обстоятельствах, и эта крайность пока не наступила, а до той поры тайна хранилась за толстой дверцей личного сейфа.
«Пять минут отдыха, а потом – работа».
Сибирцев расслабился, коснулся пульта управления каютой, и включил то, что считалось программой его личного виртуального компаньона, а на самом деле являлось лингвистической копией сознания погибшего отца.
– Привет, батя.
– Привет и тебе, Сережа. Как дела? – раздался знакомый хрипловатый голос.
– В норме, работаю. Вот он, «красный карлик», триумф человечества. Висит, зараза, в космосе.
– А настроение как?
– Тоже нормально. По тебе скучал.
– Плохо, что я запомнил тебя совсем маленьким, – с сожалением заметил Сибирцев-старший. – Огромный, небось, вымахал, косая сажень в плечах.
– Это тебе судить. Ты же можешь анализировать фото…
– «Анализировать фото», тьфу. Этим пускай машины занимаются. Я тебе не машина, сорванец.
Сибирцев улыбнулся. С течением лет характер у программы имитации приятно портился и становился похожим на натуральный стариковский. Лингвистическая копия Геннадия Сибирцева, собранная из старых дневников отца, его текстов и записей голоса, получала знания, наблюдая жизнь корабля, хвалила и ругала «сынка» и порой давала ему советы. Сибирцев понимал, что все это имитация и суррогат, скрывал от коллег свою привязанность и порой даже подумывал стереть странную программу, но… не мог. Допустимую с точки логики разума очистку «компаньона», в душе он считала отцеубийством.
– Вижу, сынок, проблемы есть. Сломалось что-то?
– Солитонный приемник.
– Это я заметил. Еще, вроде, стрельба на главной палубе была. Ты цел? А ребята твои как – не ранены?
– Есть жертвы, вот что плохо.
– Да, плохо. Ладно, разберешься. Ты, Серега, не раскисай, и, главное, дров не наломай, – посоветовал отец.
– Буду держаться, батя.
– Вот увидишь, временная запинка, может, и к лучшему.
– Что-что к лучшему?
– А то, что «Алконост» тут увяз со сломанным приемником. Ты у меня парень вспыльчивый, горячий, пауза она, может, и на пользу будет.
– В чем я горяч?
Симулятор замолчал, то ли подвис, размышляя, то ли решил взять паузу.
– Отдыхай, пап, – сказал Сибирцев деликатно и выключил имитацию.
«Сделать бы, кроме голоса, изображение», – помечтал он, но тут же прогнал крамольную мысль – все сохранившиеся изображения отца слишком походили на самого капитана. Отличалась только униформа.
Вечеров шагал по коридору, стараясь держаться прямо. Самолюбие не позволяло ему хватиться за стены, хотя потолок временами плыл, а колени дрожали. Другие члены экипажа понемногу приходили в себя, кто-то до сих пор вяло стаскивал защитный костюм, кто-то устроившись у стены или в кают-компании, слушал обращение капитана. Сибирцев выглядел молодцом и говорил правильные вещи – как раз то, что нужно, если хочешь ободрить людей.
Браслет пискнул, планшет ожил, призрачное изображение Ленца возникло близ запястья.
– Саша, подойди к третьему подъемнику, у нас тут пара нарушителей.
– Что? Снова попытка диверсии?
– Нет. Преступная халатность. Подходи, сам все поймешь.
Вечеров развернулся и побрел в обратную от каюты сторону, проклиная в душе безымянных раздолбаев – прощай теперь даже короткий отдых…
– Эти, что ли? – спросил он, добравшись, наконец, до подъемника.
В окружении десантников, у стены, прямо на полу, сидели на корточках две девушки – русоволосая и брюнетка. Бесспорно, привлекательные в другой ситуации, сейчас они пребывали в самом жалком состоянии – перемазанные слезами и кровью из носа лица, спутанные волосы, круги под глазами, испачканная технической грязью униформа.
– Полюбуйтесь все, на этих двух героинь! – с бесконечным сарказмом начал Ленц. – Они, в отличие от дисциплинированных членов команды «Алконоста», плевать хотели и на приказы капитана, и на устав Флота, и на внутренний распорядок. По крайне неуважительной причине они не заняли свои места а капсулах, а вместо этого забились в самую грязную дыру на корабле, где испытали на себе всю силу вредных физических явлений и создали дополнительные проблемы своим товарищам. Главное безобразие – это не какие-нибудь барышни-пассажирки, занятые преимущественно романтикой, а младшие лейтенанты Нечаева и Оболенская, офицеры Космофлота… Позорище, а не офицеры.
– Да ладно тебе, погоди, – слегка придержал Ленца Вечеров. – И зачем вы, девушки, полезли в технические пустоты корабля? – продолжил он, обращаясь к провинившимся. – Это хоть можно узнать?
– Запаниковали, виноваты, – хмуро ответила русоволосая – та, которая была дочерью Нечаевой и носила имя Евгении.
– Запаниковала, вообще-то я, а Женя только пыталась меня остановить, – возразила брюнетка с нашивкой «Инга Оболенская» на униформе.
Вечеров кивнул и деликатно отвел Ленца в сторону.
– Слушай, Роберт, девчонки, конечно, повели себя глупо, но ведь и мы с тобой едва добежали до капсул. Я тут как бы не при делах, но ты можешь и без Сибирцева наказать их своей властью, не перегибая палку и не делая из мухи слона.
– У меня руки чешутся посадить обеих дур на на гауптвахту.
– А смысл? Чтобы они отдыхали там, пока остальные работают?
– Замечание резонное.
Ленцы подавил усмешку, но в глазах засверкало озорство.
– Итак, барышни, – начал он, вернувшись к сидящим на полу Ингусе и Жене. – Я говорю «барышни», потому что обращаться к вам, как к офицерам «Алконоста» я буду только после того, как вы искупите свою вину. Искупление будет заключаться в следующем. На складе корабля сейчас хранится пять тысяч пустых пробирок для забора планетарных образцов. К несчастью, в момент ускорения их оболочки оказались повреждены, и пробирки потеряли стерильность. Вам предстоит в часы, отведенные для вечернего отдыха, стерилизовать всю эту посуду заново. Подчеркиваю – не вместо выполнения своих прямых обязанностей, а на ряду с ними, за счет личного времени. Срок – две недели. О готовности доложите лично мне, а пока – свободны. И приведите себя в порядок.
Как только девушки ушли, Ленц откровенно расхохотался.
– А что – там точно нарушена стерильность? – поинтересовался Вечеров.
– Примерно у ста пробирок. Остальные в норме. Ничего, пускай потрудятся.
– Ты садист, Роберт. Они же навредили только себе.
– Вовсе нет. Человек на службе принадлежит Флоту. Если он вредит себе, то вредит всем – ослабляет экипаж.
Аргументов возразить не нашлось, и Вечеров промолчал.
До брифинга старших офицеров оставалось время, однако, предстоял медицинский осмотр. В отсеке перед госпиталем уже собирались те, чья очередь подошла – их сообщениями на планшет вызывала Система. Вечеров присел на скамью, немного подремал и очнулся от голоса:
– Проходите, старлей.
В диагностическом отеке госпиталя пришлось лечь на кушетку, сверху сразу же опустился колпак. Сканирование длилось всего минуту, потом колпак раскрылся, игла кольнула руку, забирая кровь.
– Присаживайтесь, – пригласил Корниенко, который принял Вечерова сам. – Как самочувствие, «видения» в момент прыжка были?
– Как догадались насчет видений?
– Они посетили не только вас. Строго говоря, в момент сверхсветового прыжка информация не существует, сны и галлюцинации невозможны, а вот в течении нескольких секунд после прыжка – да. Мозг под воздействием внешних факторов работает не так, как должен. Вам кажется, будто проходят часы, но «сон» возникает в сознании всего на пару секунд.
– Занятно. Нечто подобное было и со мной.
– Вынужден задать невежливый, но необходимый вопрос – что именно вы видели, Александр Александрович?
Вечеров помедлил и ответил довольно неохотно.
– Видел свет и цвет – разные абстракции, они немного походили на то, что получается в калейдоскопе. Потом я видел женщину, которую знал раньше. Она вела меня за руку.
– Куда?
– К открытому люку, в космос.
– Вы туда шагнули?
– Не знаю, сон прервался.
Корниенко покачал головой. Его лицо – широкое, грубоватое, серьезное лицо военного хирурга сделалось еще мрачнее.
– Что, все настолько плохо? – уныло поинтересовался Вечеров.
– Пока можете не волноваться. Этот «сон» еще сносный по сравнению с тем, что выпало другим. У вас, думаю, посттравматический синдром и застарелое ощущение опасности, связанное с работой. Женщина из сна – она реальна?
– Да. Это террористка, которая пыталась меня убить. К несчастью, когда-то в юности мы жили по соседству. Возможно, я был тогда чуть-чуть влюблен. Разочарование всегда неприятно.
– Ступайте, отдыхайте, я выпишу вам легкое успокоительное, – пообещал Корниенко, после чего Вечеров охотно побрел на выход.
В каюте он разделся, лег и попытался расслабиться. Сон, действительно, пришел быстро, а вместе с ним, в который раз, явилась и Альда.
Девушка устроилась в кресле, приняв грациозную позу, скрестив лодыжки и облокотившись о стеклянный столик. Рядом, на фальш-иллюминаторе, громадной розой цвел Росс-128.
– А ведь ты ничего не понял, Саша, – печально и сдержано сказала Альда. – Я ни чем не виновата и никогда не была Сетом. Меня подставили и убили.
– Хватит врать. Ты пыталась выкинуть меня в космос.
– Нет. Я только держалась за твою руку. Ты сам ее протянул, хотел меня спасти и все же не спас. Жаль…
– Ты разгерметизировала отсек и ругалась как бешеная – будто я, мол, пес, а все прочие – и вовсе тупые овцы.
– Твоя память тебя обманывает. Это внушенные воспоминания. Мерзавец Сэт, а не я, сделал это.
– Слушай, милая, иди ты к черту, – буркнул Вечеров-который-был-во-сне, после чего призрак Альды задрожал, пошел рябью и растворился в пурпурном ореоле «красного карлика».
Глава 5. Путь на ореол
За столом в конференц-отсеке собрался старший командный состав «Алконоста». Капитан Сибирцев – во главе, рядом – его старпом, капитан-лейтенант Тимур Альбертович Валеев, далее по-порядку: – начальник медчасти, капитан-лейтенант Корниенко; командир десантников старший лейтенант Ленц; начальник инженерной части, Борис Ганин; начальник исследовательской части, капитан-лейтенант Петровский. Вечеров, формально заместитель Петровского, устроился за самым дальним концом стола.
– Итак, приступим к делу, начал Сибирцев, окинув взглядом собравшихся, их хмурые, с налетом усталости лица и повседневную униформу – комбинезоны с нашивками вместо погон.
– Товарищи офицеры, наша первая проблема – разрушенный солитонной приемник «Эфир». Для его воссоздания придется собрать все доступные обломки в космосе, а многие элементы и заменить. Взять конструкции и микросхемы можно только из предназначенного для строительства стартового комплекса запаса. Таким образом, восстановив приемник волны, мы не сможет достроить стартовый комплекс. И наоборот – если мы решим строить в первую очередь стартовый комплекс, восстанавливать приемник будет нечем. Товарищ Петровский, объясните, чем это чревато.
– Если вкратце – без стартового комплекса «Эфир» «Алконост» не сможет улететь на Землю и не сможет передавать туда почтовые капсулы. Без приемника, дополняющего «Эфир», все, что нам отправят с Земли, не попадет в систему Росс-128, потому что солитонная волна не рассеется.
– А куда попадет? – с интересом просил Ленц.
– Этого мы не знаем, возможно, просто разрушится в неопределенной точке пространства-времени.
– Еще вопросы? Нет? Спасибо, капитан-лейтенант. А вы, Борис Аркадьевич, что скажете насчет одновременного ремонта приемника и строительства «Эфира»?
– Вопрос, конечно, сложный с технической точки зрения, – заговорил начальник инженерной части Ганин, человек уже не молодой и основательный. – Чтобы построить и то, и другое, нам понадобится в лучшем случае кузнечно-прессовое производство и мини-завод пластика, в худшем – самостоятельное создание микросхем.
– Мы это можем? Есть из чего строить? – спросил старпом Валеев, который до этого момента хранил молчание.
– В космосе – нет. На планете, где можно найти подходящие ископаемые и задействовать весь парк роботов – может быть. Ну и фактор времени, Тимур Альбертович. На воссоздание всех технологий с нуля понадобятся годы.
– У нас будут эти годы, доктор? – поинтересовался Сибирцев, обращаясь к Корниенко.
– Не уверен. Пока что серьезных отклонений в здоровье экипажа не обнаружено, однако, на новой планете они обязательно появятся. Травмы – наверняка, остальное – как повезет. Если атмосфера планеты способна защищать от космических излучений – хорошо. Не способна – придется организовывать эту защиту самим. У нас постепенно назреет проблема – естественная убыль экипажа. Если строительство затянется лет на десять-пятнадцать, появятся первые нетрудоспособные, появятся и умершие по разным естественным причинам. Пополнить экипаж мы не сможем. Даже э-э-э… естественным биологическим путем, потому что на взросление потомства и его обучение уйдет слишком много времени. «Бутылочное горлышко вида» нам не проскочить.
– А я-то так надеялся, – беззвучно пробормотал Ленц, но этой ироничной реплики никто не разобрал, кроме Вечерова, который умел читать по губам.
– У нас имеется еще один вариант, – вмешался Сибирцев. – Мы можем построить «Эфир» за три-четыре года и сразу же вернуться на Землю. Приемника в системе не останется. На новый запуск проекта у Центра уйдет еще четверть века, по крайне мере, по земному времени.
– Это провал миссии, товарищ капитан.
– Да, провал миссии, но спасение тех, кто сейчас на борту, и за кого мы отвечаем. Ни защита страны, ни существование человечества на кону не стоят. Я не имею морального права только ради научного прогресса обрекать людей на смерть.
– Логично, – отозвался Петровский, – Но я бы все же остался. Просто ради научного интереса. Наверняка найдутся еще добровольцы.
Ганин кивнул:
– Я бы, тоже остался. Возраст, знаете ли, имеет значенье. Через двадцать пять лет я буду негоден для полета. Не хочу кончать карьеру неудачей. Одобрите ли вы мое решение, капитан?
– Подумаю, – ответил Сибирцев. – Если прямо сейчас запустить строительство «Эфира», у нас будет три-четыре года, чтобы определиться. После этого добровольцы, возможно, останутся. Они смогут добывать ископаемые на планете и попытаются восстановить приемник солитонной волны, остальные вернутся на Землю на «Алконосте».
– Это полупровал вместо провала.
– Нет, это вариант победы, товарищ Ленц. В любом случае, решение за мной, как за капитаном корабля. Я принимаю вариант Ганина как рабочий на два-три года. Сначала обустроим лагерь на планете. Потом начнем строительство стартового комплекса «Эфир». После завершения, в зависимости от ситуации, мы или вернемся на Землю все вместе, или разделимся. Спасибо всем за полезные предложения и за решимость.
Офицеры, все, кроме Ленца, похоже, остались довольны – план Ганина, в принципе, всех устраивал – хотя бы тем, он не загонял людей в безнадежность.
– Наше совещание на этом не закончено. – продолжил между тем Сибирцев. – Техническая проблема, увы, не единственная, есть и кое-что иное. Мы столкнулись диверсией на борту. Вам слово, Роберт Павлович.
Взгляды офицеров разом обратились к Ленцу
– Буду краток, – начал он. Перед самым перемещением, то есть, формально еще в Солнечной системе, один из членов экипажа, вооружившись пистолетом, проник в инженерный отсек, ликвидировал двоих техников и пробрался по ремонтным проходам к самому мостику. Напасть на капитана он не сумел – сначала не справился с дверью, потом подоспела охрана и преступник погиб в перестрелке. Как он получил в руки оружие – отдельный вопрос, на который пока ответа нет. С опознанием тела возникли проблемы, но мы их решили благодаря профессиональной работе главного медика «Алконоста».