Алексей Ваямретыл – лежащий на быстрой воде. Путь преданного своему хозяину камчатского самурая

– И как всё это?

– И почему?..

– И, как вот всю зиму здесь в этой воде, которая местами промерзает до самого песчаного дна и, знающие здешние места люди тогда ему рассказывали, что только на ямах стоит зимой харитон и взять его там можно не меньше, а даже и больше, так как на тех ямах его и в январе много, и даже в марте он есть здесь, так как из той ямы теперь ему уж никуда не уплыть и никуда ему не податься. Везде толстый лед, буквально до самого до дна реки….

А, уж когда чуть солнышко мартовское своими лучиками придавит из подо льда талой водой не ведомо, откуда тогда и берущейся, тогда живая здешняя вода так резво забурлит, и всю здешнюю камчатскую зимнюю речную рыбалку в миг, как обрезало, так как вода мутная и твоя блесна совсем рыбе не видна. Сама вешняя вода тогда еще как она бурлит, та вешняя вода становится коричневой и мутной легко, вспучивая лёд на перекатах, разливается вниз и жди скорого вешнего половодья, когда всё перед жарким летом враз от мусора очистится, когда вся коричневая горная глина будет снесена в бухту Скрытую, чтобы образовать и эту узкую, и длинную Корфскую косу, и еще, чтобы образовать за века и за тысячелетия тот бурый уголь, который сам как то масло выходит из здешней камчатской Земли и не только здесь в Тиличиках, а еще и в угольной Медвежке, где и пласты его толщиной до 6 метров и запасов его около пятидесяти миллионов тонн.

– Это сколько же лет пришлось трудиться той матушке Природе, что бы всё это и создать здесь?

– Это сколько же лет там трудилась такая река как Авьяваям или соседняя река Вывенка, чтобы те миллионы тонн угля бурого для нас накопить.

– И за какое время всё это богатство родилось?

Сегодня Солнце сквозь чистый воздух своими лучами доходило до самой земли. Но теперь, того особого летнего тепла и не было. И, связано ли это с его удалением от Земли самого Солнца или с особым наклоном самой оси Земли?… Да разве ты об этом и думаешь, когда тебя всего холод пробивает до каждой косточки, когда ты стоя на льду, ощущаешь здесь на реке тот особый космический первородный холод, который идет из самих его глубин, откуда-то из абсолютного космического нуля и пытается он тебя здесь вморозить в этот абсолютно прозрачный, завораживающий теперь твоё сознание прозрачностью и особой сказочностью лед, чтобы затем волнами моря перетереть в мельчайший песок, превратив и тебя, и превратив все твои мысли именно здесь на Камчатке в ничто…

И ты задаешь, как и великий и мудрый Мономах ранее часто себе вопрос:

– «А что будет после нас?».

Но сейчас Александр Яковлевич сосредоточился и распластался на -прозрачном чистейшем льду и долго, и, увлеченно стал наблюдать за здешней подводной жизнью и сравнил себя с чем-то особенным, и невероятно Божественным. Да и было ему ровно 33 года. Как раз в народе говорят:

– Возраст у него Иисуса Христа.

А ему казалось, что он сейчас и сию секунду, как и сам, и как Господь Бог творец всего земного со своих небес наблюдает за нами, внимательно наблюдает за нашей и его земной жизнью…

Ведь так и наш Творец, создав нас и всю нашу жизнь уже не может быть нам тем повседневным поводырем, который, как твой родитель своего ребенка ведет нас по жизни.

Его Божественный промысел, его Божественная задача, создав нас и раз, вдохнув в нас свою Божественную душу, отпустить нас всех по быстрине этой Авьяваямской реки жизни. И затем, может раз, а то и два за всю нашу у кого длинную, а у кого и короткую жизнь еще соприкоснуться с тобою, слегка подправив наш путь, и подтолкнув вновь на ту жизненную быстрину, которая у кого-то сложится успешной карьерой и семейным счастьем, а у другого….

А, может он еще когда-либо даст ему точку опоры, указав своим повелительным перстом и своим тем небесным Громом, как нам здесь на Земле жить и, куда идти в среде своей человеческой, как и этому сказочному подвижному, еще живому хариусу нужно некое это речное жизненное пространство, которого теперь вот после таких морозов снизу было ограничено дном самой реки Авьяваям, а сверху оно же ограничено этим еще, не занесенным снегом льдом и безмерно, радуясь свету дневного Солнца хариус спешил, и пищу свою калорийную в потоке воды найти, и на лучиках его погреться, так как к вечеру и лучи его спрячутся за сопкой, и корма он не увидит во тьме кромешной постоянно борясь с быстрым течением реки. А само течение реки никогда ведь здесь не станет. Сама здешняя жизнь будет постоянно двигаться, а ему еще целую зиму на этой глубокой яме стоять, раз за разом виляя своим хвостом, чтобы только ранней весной, только, когда уйдет этот толстый лед выйти на здешний быстрый перекат и показать тогда всю свою водную удаль, ловя обильного здешнего комара, овода и мошкару и, чтобы начинать новый свой жизненный цикл и, как все здешние рыбы икру свою в песчаную ямку самой самке уложить, и друзьям самцам белыми сочными молоками обильно её поливать, и затем долго рядом ждать появления из промытого песка шустрого родного своего малька, который потребует от него не малого мастерства, чтобы научить его всем премудростям здешней речной их особой пространственной речной вечной их водной жизни….

Но все это будет только следующей весной уже и будет то в будущем в новом в 1984 году….

– А ведь наше будущее – категория не определения по выверенному мнению российского физика и теоретика, и еще настоящего практика – Андрея Сахарова.

– И, как он был тогда прав!

Всё это будет уже в том будущем и в его Новом году, когда ему станет уже 34 года жизни. А сегодня, на своём 33-году своей жизни, в том особом благостном и счастливом возрасте Иисуса Христа, когда всё еще можно, когда всего еще так хочется, когда есть еще молодые силы и есть настоящая возможность, когда твоя голова кружится от радости теперешней настоящей жизни, когда она кружится у тебя здесь от счастья земного твоего обитания и, от возможности только дышать этим сказочно морозным, этим бархатистым звенящем камчатской особой чистою как сама легированная сталь морозным воздухом…

И, мы понимаем, что будет для всех нас и памятный 1984 год, когда будет от двух разных молодых матерей зачато им одним две новых земных жизни. И, будет почти день в день рождено два мальчика один 18 июня, а другой 14 декабря и, будет у них такая разная судьба. Будут и другие трудности, и может быть даже будут и новые у всех проблемы.

И есть у нас с Вами простое сегодняшнее настоящее, которое само по себе такое же динамичное, как и эта чистая вода – нилгикын мымыл на Авьяваямской или Ветвейваямской, или там далеко на Вывенской той её вьющейся быстрине…

Он смотрел под прозрачный первый осенний здешний авьяваямский лёд и удивлялся тем, и таким мудрым философам, которые говорили, что ведь в одну и ту же воду нам никогда своей ногой не стать дважды…

– И это действительно это так! – он это ясно понимал.

Он это видел здесь и осязал своей кожей это их то мудрое философское изречение! Вот и эта чистая вода – нилгикын мымыл, которую он только, что видел. Она легко и, неуклонно скатывается, не выходя из русла реки в Берингово море, затем как бы и не перемешиваясь движется уже морскими кориолисными течениями в безмерный Тихий океан, а там вновь на самом экваторе нагревается и легко испаряется, и вновь выпадет здесь же в виде промозглого дождя, и в виде белесого снега, и вновь устремляется с сопок и проталин в эту же самую реку быструю горную реку Авьяваям, не то в Ветвейваям, не то в саму такую могучую здешнюю Вывенку, но это уже другая, это уже не та наша перворожденная именно эта вода, которая нас ранее родила, которая нас ранее создала, а это вовсе другая, неведомая нам новая вода… И, так она кружится, как и мы кружимся в этой жизни и созидая, и одновременно по-философски отрицая всё и вся, и на Земле нашей, и здесь на реки Авьяваям, и в самих Тиличиках, и там на реке Ветвейваям и в поселке Ветвей, где идет для всех нас буквально параленная жизни и покуда Александр Уголев ничего и не знает о ней, как и мы сегодня не знаем о тех четырех или теперь уже семи миллиардах страждущих жизней, которые живя, как и все мы каждодневно и созидают, и кого-то отрицают они одновременно на всей планете Земля…

– А та ли это вода, которая там далеко испарилась или туда в наш Тихий океан именно отсюда пришла она. И, как на самом деле она перемешалась, как её отдельные атомы распределились и через, сколько лет эта вот конкретная молекула, которую он видит и сейчас ощущает сейчас вернется на это же самое укромное их с Вадимом Терентьевичем место?

– И вернется ли она вообще когда-либо?

– Что же нам об этом говорит статистика?

– Что об этом нам говорит теория вероятности?…

– А, может пройдет не одна тысяча или миллион лет, прежде чем она с не ведомых нам глубин, с того неведомого третичного в миллионы лет назад периода вернется к нам в виде обильного пара здешних многочисленных вулканов или вернется она с источника малкинской глубинной скважины №14 с запредельной глубины 642 метра или совсем рядом в Камчатских Озерках с глубин два и более километра?…

– Так и мы! Раз, вылетев из родного родительского гнезда, приезжаем отсюда с Камчатки теперь нашей так редко затем в отпуск раз в два года, и не часто мы бываем у своих родных, у друзей и даже у близких людей, но никогда наша история, никогда наша жизнь ведь не повторяется уже. Теперь всё и всегда всё внове. Всё на другом витке философской этой не вероятно, как и закрученной в вихре жизни той особой спирали…

– И куда, и, как быстро эта спираль всех нас и, каждого в отдельности закрутит, и как она его завихриться сегодня 4 ноября 1983 года ни Горяинов Вадим Терентьевич, ни сам Уголев Александр Яковлевич не знали, и не ведали, да и не могли ведать, не знали об этом и там на Ветвейваяме ни мать Татьяна, ни сын Денис Ваямретыл, так как это запрещено самим нашим вечным Временем, которое может быть только в новых физических невероятно сложных для нашего понимания теоретических понятиях, как некие струны и некие туго натянутые суперструны не может быть оно обращено буквально вспять, и это никак не возможно ведь в нашей земной жизни, которую каждый из нас должен прожить только сам и прожить её один, упорно идя по узкой здешней камчатской тропе нашей волнительной жизни…

___

И смотря через лед на здешнюю водную жизнь, задумался он не обращая своего внимания на радостные возгласы и Вадима Терентьевича, вытащившего очередного харитона плещущего своим хвостом по льду и на одобрение Ростислава Андреевича такой его удаче…

___

…Тогда еще у него не было в его голове и, замысла этой книги, и не родился еще и его родной второй сын Алексей Ваямретыл, он вероятно еще и не был зачат, о котором мы хотим Вам рассказать, о том смелом Алексее Ваямретыле теперь в переводе и нымыланского как бы лежащем на быстрой воде, который только родится в будущем в 1984 годкажись у 14 декабря…

И подумав, лежа на льду спросил он себя:

– А в чем же весь наш земной этот Божий промысел?

– В чем же то наше великое и земное наше предназначение?

И, скрипя своим пером, пишущи эти строки только теперь-то, только сейчас он понял, что всё самое лучшее и всё самое Божественное в самом хрупком человеке именно в том, что он сам и создает и, что он сам и делает, и в том, что и дерево посадить, конечно же ему необходимо, и еще ему дом построить потребуется или достроить естественно потребуется и, обязательно своего любимого сына вырастить нужно и вероятно лучше не одного, а еще чтобы и долгожданную дочь ему дождаться…

___

Глава 6.

Девять самых знаменитых японских самурая биографические данные,

которых были всегда в папке Алексея Ваямретыла:

КУСИНОКИ МАСАСИГЭ.

(1294-1336 годы).

Кусуноки Масасигэ был скромным землевладельцем, давшим в 1331 году клятву верности императору Го-Дайго, обязавшись оказывать ему военную помощь. Впервые ему пришлось с пятьюстами солдатами удерживать вершину безымянного холма, пока к нему на помощь не подоспел принц Моритага.

Но помощь императору оказалась бесполезной. Го-Дайго заключили в тюрьму, а Кусуноки и принцу Моринага не оказалось ничего иного, кроме как поднять восстание. В длившейся три недели битве гораздо превосходившие противника по численности войска Масасигэ взяли Акасака и гору Конго. Но хотя правительственные войска отрезали армию Кусуноки от источника воды, он был намерен продолжать сражение. Приказав зажечь факелы по всему замку, он ускользнул, заставив Ходзё поверить в то, что он покончил жизнь самоубийством.

На следующий год Кусуноки собрал новую армию, начав кампанию против правительства сёгуна в Кинаи, а принц Моринага тем временем поднимал других крупных землевладельцев и воинов на поход против Камакура.

В начале 1333 года значительные правительственные силы были посланы на покорение Чихая, еще одного форта на горе Конго, который оборонял Кусуноки, Йосино, где находился штаб Моринага, и Акасака, перешедшего под контроль сёгнуна Хирано. Акасака и Йосино стались быстро, но Кусуноки было время подготовить Чихая к длительному противостоянию. Используя всё, начиная от кипящей воды, кончая катящимися бревнами, Кусуноки выдерживал осаду до тех пор, пока Такаудзи со своей армией не подошел к Киото и не занял город именем императора.

Но перемирие продолжалось не долго. В 1336 году Такаудзи вышел из императорской коалиции и верховным главнокомандующим при дворе Го-Дайго стал Нитта Ёсида. Он послал парламентера, предлагая Кусуноки присоединиться к верноподданным войскам, но тот не захотел воевать с Такаудзи. Всегда верный императору, Масасигэ поднял войска навстречу армии, которую он считал обреченной. Но прежде, чем выйти на поле брани, Масасигэ приневолил своего одиннадцатилетнего сына Масатсура дать клятву оставаться храбрым и сохранять верность императору. Этот эпизод часто отображается в японском искусстве.

Армия Кусуноки оседлала западный берег реки Минатогава, а с юга её фланг прикрывал Нитта, расположившийся на восточном берегу. Когда началось сражение, Сони атаковал Нитта с фронта, в то время как Хосокава поднялся вверх по реке и напал на него с тыла. Нитта отошел, оставив семьсот человек, бывших в распоряжении Кусуноки, лицом к лицу с арией Асикага Тадаёси. После шестичасовой битвы Масасигэ и его брат Масасуэ покончили жизнь самоубийством, и к ним присоединились те вассалы клана Кусуноки, кто еще не был убит к тому времени.

После Реставрации Мейдзи Кусуноки Масасигэ был провозглашен национальным героем – самураем, верным своему императору до самой смерти.

Из книги: Льюис Т., Ито Т. Самураи: путь воина (Пер. с англ. –М.: Изд. «Ниола-Пресс» 2008. с.184-185.

___

И он уверен, у него за всю его шестидесятилетнюю жизнь всё это получится, а вот получиться ли у нашего героя Алексея Ваямретыла ему хотелось, ему затем захочется посмотреть, но для этого, придется прожить еще почти два с половиной десятилетия, тех два с половиной таких длинных и трудных для него десятилетия, о которых сам ты страстно переживаешь, о которых постоянно ты думаешь и о которых ты сам искренне страдаешь …

___

Их здешние имена и их все нымыланско-корякские фамилии.

Когда только начал знакомиться с Камчаткой и народами Камчатки Александр Яковлевич Уголев то он обратил внимание, что у камчадалов и имена, и, особенно фамилии как-то разнятся, и трудно в них, в их родословных ему самому здесь и разобраться. И те же фамилии Даниловы, Хупхи Тамара и Улей Абрам Абрамович, и Килпалин Кирилл Васильевич и Дечюли Розилия Григорьевна и Якименко Иван Архипович, Логиновы и многочисленные Лонгиновы, и Чирва Кирилл и его род, и другие здешние роды, и племя, и другие племена, Обертинские, Ахытка, Умьявилхин, Нинани, а еще Вьиковав, Ахытка и еще много таких же знаменитых камчатских фамилий и имен…

В свидетельствах о рождении еще и в 1984 году записывали часто фамилию со слов матери или отца, и редко с паспорта одного из родителей, да и многие официально в местных ЗАГСах не расписывались, вернее фактически браки не регистрировали, и детей могли записать и по фамилии матери, и по фамилии его отца, а иногда и по фамилии деда, и даже по фамилии прадеда, а то и прапрадеда…Записывали так, как это им было удобно, как они считали нужным секретари сорока Корякских сельских Советов, что были в Корякском автономном округе, и понятно, что особой грамотностью, многие из тех регистраторов не отличались и, это в ХХ столетии, а что же на самом деле было в ХIХ, ХVIII, ХVII столетии и ранее, мы уж естественно не говорим, так как тогда жизнь человечья была ничто, не то, что его паспорт или другой документ и зачем он кому-то из здешних жителей тогда?…

– А все их имена?

Это отдельная история для целого большущего этнографического исследования. Чего только стоит имя тиличикского старожила Абрама Абрамовича Улей. Понятно, что когда в 1741-1742 годах здесь казаками составлялись ясачные книги, такого современного понятия, как паспорта или документа, удостоверяющего личность у коренных народов камчатского полуострова в помине не было. Да, и до начала ХХ столетия тоже не было, так как и потребности в них ведь не было, и все имена на полуостров были естественно привнесены теми царскими служивыми людьми и привнесены они казаками, которые эту работу в той или иной мере выполняли по мере своего понятия, поставленной перед ними задачи и полученного где-либо ими образования, пусть хоть в церковно-приходской школе или другом тогдашнем образовательном учреждении, если таковое еще было в селении, где он сам родился. Вот, и у нашего Алексея, и его брата Дениса имена красивые, и чисто славянские, а вот фамилия Ваямретыл на удивление их искони родная, здешняя доморощенная, их та древняя, их особая нымыланская, о чем мы будем еще вероятно при случае говорить…

___

Глава 7.

Не проходящая немота Дениса .

Денис, когда после того как сам видел, что его отца быстрый водный поток уносит под лед, громко вскрикнул:

– Отец, папа! – и, только отраженное много раз эхо от сопок и от стены околоречного леса…

– Отец! О-т-е-ц! О-т-е-ц!

Затем уже он только и, слышал отраженное от сопок эхо своего же такого высокого детского голосового вскрика, своего эмоционального всплеска, в который он вложил все свои силы, чтобы враз потерять затем голос и возможность говорить.

– Отец!!, папа!– и это были последние слова, которые может еще, слышал оттуда из подо льда от него его отец и эти, последние слова самого Дениса, которые он здесь произносит, погружаясь, наверное в свою вечную немоту каждодневного страха, постоянного своего одиночества и еще его детской, тот особой их безысходности и не способности что-либо и сделать, или чем-либо ему помочь там под таким прозрачны толстым тем льдом…

Когда затем его одного нашли в здешнем лесу Денис постоянно молчал, и больше ничего в течение трех или пяти лет от испуга не говорил, и не отвечал на любые вопросы, что и как же на самом деле с его отцом там случилось …

Может так быть он и остался бы немым, если бы мать не отдала после этого случая его в круглосуточный садик в Тиличики, где его и естественно отогрели, и искренне все воспитатели приголубили, а сама она еще года три жила в опустевшем доме там на Ветвейваяме, покуда село полностью не перевезли в Хаилино, а она решила перебраться к двоюродной сестре в Тиличики, да так и прижилась уже здесь в райцентре…

___

Глава 8.

Их чистая вода – нилгикын мымыл.

Река Ветвейваям и древние их особые обычаи.

Денис Ваямретыл вырос на реке Ветвейваям, на левом притоке большой реки Вывенки в старом и древнем селе оленных нымылан-коряков и чукчей в селе Ветвей, когда ему было 7 лет родителей, вернее мать с ним перевезли в райцентр Тиличики, хотя они еще долго потом ходили пешком или добирались попутным транспортом ранней весной в родное полузаброшенное их село, где остались только три одиноких старика, а еще хоть какие-то постройки да вновь вырытые молодыми жителями землянки, чтобы вволю порыбачить и подышать здешним чистейшим воздухом, а также поохотиться на берегах притоков привольно раскинувшихся в долине реки Вывенки и её притоки Ветвейваяма. Как их отец называл Денис уже и не помнит, только осталось в его душе тепло рук родного отца, когда он его подымал, перетаскивая через высокий борт дюралюминиевой лодки, которую они три года как сменили, а ранее пользовались деревянной узкой и длинной ранее еще их дедом Ильей вытесанной лодкой из толстого тополя.

Тот день, когда его отец ушел под воду, когда Денису было всего 5 лет он помнит, как сегодня. В его детской памяти отразилось и запечатлелось на всю жизнь и, теперь постоянно перед его взором стоит та особо прозрачная гладь льда и он каждый раз смотря на воду даже летом видит, как под толстым стеклом, плывет лицо его отца и, как его всполошенный крик разносится по здешней округе:

– Отец! Отец! Отец! – о он отражается эхом от близлежащих пологих сопок, чтобы напомнить, что он еще живет, что он сам еще слышит и естественно что он что-то здесь видит.

И, бурный водный чистый поток нилгикын мымыл тогда ведь, увлек навсегда его любимого отца и в его памяти только осталось тепло его дыхания и великая сила его молодых рук, когда он перетаскивал его через борт блестящей белесоватой лодки, наполненной серебристой еще трепещущейся разной здешней рыбой вперемешку: кижуч, горбуша, нерка, кунжа, чавыча, налим, хариус и голец – все это в изобилии водилось в здешней их реке и постоянно, попадало в их слегка зеленоватую на сорок миллиметров уловистую ячею капроновой новой японской сетки.

И он вспоминал, как дед тоже Илья рассказывал ему об отношении к этой речной воде и должной смерти на воде в их роду. Хоть многие чукчи и коряки сегодня уже умеют хорошо плавать у них в кровушке сохраняется то особое, то трепетное, передаваемое вероятно с генами и хранящееся на тех же генах их божественное отношение к силе здешней быстрой и чистой воды, этой голубой такой осенью чистой – нилгикын мымыл, и одновременно к быстрой воде, которая дает здесь всему земному и саму жизнь, и еще ту особую нашу душевную жизнь, и это та же вода, которая одновременно, когда сама захочет, забирает здешнюю их жизнь, и забирает она жизни их соплеменников, не смотря на то, получил ли он в этой жизни настоящее земное удовлетворение, и ощутил ли он её все возможные радости, и даже выполнил ли ему предначертанное земное – родил ли он детей, родил ли он наследников нымыланских здешних ветвейваямских.

А сам Денис, когда начал становиться более взрослым, когда начал осознанно задумывался о жизни, о её великом смысле и о своём земном предназначении стал понимать, что в жизни одними процессами мы сами как-бы осознанно и управляем, мы можем на них влиять, а другие процессы, как то же вечное течение реки, ежегодная смена времен года, смена дня и ночи никак, не подвластны ни одному земному человеку, будь он такой же сильный шаман как его дед Илья, и они не посильны, и даже их могучему божественому ворону – Кутху и нужно каждому, так выстроить свою жизнь, своё отношение к ним к этим природным величинам и неким независимым от нас константам, чтобы ты активно и легко к ним приспосабливался, умело лавировал в потоке той же быстрой и чистой воды – нилгикыл мымыл, не погружаясь в саму ту воду, чего не умел его младший брат Алексей, которого Денис безмерно любил, но на поступки, которого уже с каждым днем его взросления не мог никак повлиять, как это было в их ветвейваямском и, еще том вывенском их особом только в памяти, оставшемся их беззаботном детстве, когда они не по своей воле разъехались по разным интернатам, и надолго два родных брата были между собой разлучены, они были лишены ежедневного и ежечасного братского особого общения, когда старший заботится о младшем, и наоборот, младший поддерживает старшего и еще его слушается, что нас делает и более родными, и настоящими братьями и даже сестрами….

Черный же ворон Кутх – их высшее, почитаемое ими божество был в их жизни у кого короткой, а у кого и такой длинной как у его бабки Лукерьи всегда неким немым свидетелем, как чистая вода нилгикын-мымыл, проявляя свою силу и своё то неземное могущество, забирала самое хрупкое в этом мире – саму их жизнь, увлекая с собой в вечность это земное тело человека, распыляя его в своей среде и неведомо как затем, его только трепетную душу, перенося в безграничные здешние такие чистые, как и здешняя вода в голубые эти небеса, где его затем ждало полное умиротворение и настоящая вечность бытия уже только в памяти его соплеменников, в памяти самых близких и самых его родных, именно тех, кто шёл по этой узкой здешней тропиночке нашей камчатской жизни.

И, не было даже такого особого жертвенного и не вероятно жаркого огня, подымающего ввысь всё, что было до этого в самом теле человека, из чего он ранее состоял, и, чем он на самом деле был, и о чём он так часто думал, так как на этом жарком костре, все наши желания, все наши земные волнения, все наши страстные переживания, все наши страдания и огорчения, да и сама наша любовь в миг из одной физической сущности выходила и понятно всем из нашего тела, потоками горячей шестисотградусной плазмы возносилась куда-то в далекую высь и легко распылялась в безмерном Космосе, превращаясь в бесконечно долго движущиеся волны не ощутимого нами космического эфира, которые может когда-либо по особым современным только что описанным нашими физиками по неким туго натянутым струнам нашего безмерного пространства возвращаются на нашу многострадальную Землю в виде наших теплых воспоминаний, наших радостных надежд, наших любимых детей да и прекрасных, и часто непослушных внуков, а для кого-то более кто счастлив чем мы сами и даже маленьких правнуков. И, тогда колебание самой этой туго натянутой струны нашей жизни, как бы в миг вибрируя замыкается, как бы в унисон нашим желаниям замыкается в неведомую нам уже эту философскую спираль и в космическую сильно натянутую струну, давая сразу же новый виток тех же самых наших земных страданий, той же беззаветной их любви и настоящей нашей страсти, уже независимо от их возраста, от их богатства или от бедности и даже от здоровья нашего…